– Ольва, когда Вас представляют кому-нибудь, нужно, по крайней мере, поклониться, – удостоила замечанием царица свою новую фрейлину.
***
Карета подкатила к подъезду большого дома, из окон которого струился яркий свет. Герцог, обогнавший экипаж, скача верхом на лошади, встретил дам на пороге. Поднявшись по широкой лестнице, все разбрелись по отведённым им богатым покоям. Только сейчас, когда одна из служанок провела Ольву в предназначенную ей спальню и, осведомившись, ничего ли госпоже графине больше не нужно, оставила её одну, девушка начала приходить в себя. Уставшая, она плохо соображала, но, оглядываясь вокруг, видела белые стены с карнизами, отделанными позолотой, высокие потолки, украшенные лепниной, тлеющие угли в огромном камине, широкую кровать с богатым бельём… Предметы кричали о роскоши и довольстве. Она будто пребывала во сне, и боялась, что, проснувшись, всё опять окажется плохо. Ольва разулась, и чтобы хоть как-то ощутить реальность кажущегося таким обманчивым нового мира, прошлась по пушистому ковру, расстеленному на полу, утопив голые ступни в его мягком ворсе, потом прикоснулась руками к гладкому шёлку постели, и, внезапно решившись, перестала мучить себя вопросами и, раздевшись, окунулась в пушистую перину и забылась долгим сном.
***
Девушка спала так, как, бывало, спала дома после продолжительной болезни, и поэтому, когда проснулась, некоторое время не могла сообразить, где она. Наконец, вспомнив, что она теперь – графиня, слегка занервничала. Однако теперь её волнение было, скорее, приятным – она предвкушала новую жизнь, хотя побаивалась, что не сумеет вписаться в неё. Ольва дала себе установку, что сделает всё, чтобы этот мир её принял.
Ещё лёжа в постели, она рассмотрела комнату. Через большие окна в спальню струился яркий свет солнца, и прекрасно освещал обстановку. Всё находилось на прежних местах, как и вечером. Изменилась лишь пара деталей: на резном деревянном стуле с бархатной мягкой обивкой, куда вчера девушка бросила свою одежду, ни плаща, ни спортивного костюма уже не было, а висело серое платье. А на туалетном столике, изысканно отделанном самоцветами, в фарфоровой вазе стоял свежий букет роз. Ольва встала, кружилась голова. Сделав несколько шагов, девушка потихоньку восстановила равновесие. В комнате было прохладно, камин, по всей видимости, уже давно потух. Юная фрейлина подумала примерить платье, но заметила в углу комнаты нишу с умывальником и сооружением, напоминавшем унитаз. Девушка по достоинству оценила данные удобства, так как на корабле приходилось пользоваться примитивным набором из кувшина, тазика и простого ночного горшка. Закончив туалетные процедуры, Ольва надела платье. Оно было длиной до пола и немного широковато в талии, а спереди – от шеи до пояса – застёгивалось на десяток мелких пуговиц: девушка несколько раз смачно выругалась, прежде чем продела их в соответствующие петельки. Поглядев в зеркало, висевшее над туалетным столиком, ей стало грустно: в таком унылом простом наряде хозяин дома вряд ли сможет оценить её красоту, да и кто-либо другой тоже. Она прошлась по комнате в поисках туфель, но вот незадача: кроссовок уже не было, но и взамен ничего не появилось. Не босиком же ходить? Сев на край кровати, новоиспечённая графиня собралась обдумать создавшееся положение, но в дверь тихонько постучали, и пока кто-то медленно и тихо открывал её с той стороны, сердце Ольвы успело ойкнуть в груди и убежать в пятки.
В комнату, тихо ступая, вошла та же женщина средних лет, которая вечером проводила девушку в эти покои. Из-за тёмно-коричневого длинного платья и белого передника она напомнила девушке великовозрастную школьницу. Служанка боязливо взглянула на Ольву, быстро опустила глаза и, сделав реверанс, спросила: не угодно ли её сиятельству сделать причёску? Графине было угодно, и она ограничилась простым словом «да», памятуя о наставлениях Аники поменьше разговаривать с неизвестными. Горничная придвинула кресло к зеркалу и, девушка быстро села в него.
Когда через два часа, после тщательного мытья, просушки несколькими полотенцами, расчесывания, завивки, выравнивания концов и прочих подобных процедур, причёска, наконец, была готова, графиня ахнула: её голова никогда прежде не выглядела столь изящно, несмотря на осунувшееся и похудевшее лицо. Впрочем, его тоже попробовали привести в порядок, смазав каким-то кремом и попудрив, но усталость не так-то легко скрыть.
– Ваше сиятельство довольны? – поинтересовалась служанка.
– Да, спасибо, – поблагодарила Ольва, а потом спохватилась – уместно ли говорить прислуге «спасибо» – и покосилась на женщину. Удивления со стороны той она не почувствовала. Тогда новоявленная графиня успокоилась и продемонстрировала служанке свои обнажённые ступни, слегка приподняв подол платья.
– О, ваше сиятельство, – взволновано произнесла горничная. – Ваши туфли вот-вот будут готовы. Я принесу их буквально через минуту. А пока не желает ли госпожа графиня позавтракать?
«Ещё как желает!!! Ещё со вчерашнего обеда на корабле», – подумала Ольва и утвердительно кивнула. Женщина, поклонившись, быстренько выскользнула за дверь, и графиня вновь осталась наедине со своими мыслями. Она подошла к окну и отодвинула полупрозрачную занавеску. Вздох восторга вырвался у неё из груди: она увидела подёрнутый лёгкой зелёной дымкой весенний сад с заботливо подстриженными деревьями и кустарником, множеством свежих разбитых клумб, заманчивыми дорожками, вымощенными камнем; вдали, на горизонте, красовались густо покрытые хвойным лесом склоны гор – и надо всем этим великолепием простиралось удивительной голубизны необъятное небо. Ольве очень захотелось попасть на улицу, она решила выйти сразу, как только позавтракает, и будет, во что обуться. Радость, наконец, разлилась по её телу, заставив сердце трепетать, а кровь бежать быстрее.
Глава 3. Кэн
Герцог не стал сразу ложиться. Он решил подождать, не захочет ли Аника выплеснуть свои впечатления прямо с порога, но прошёл уже почти час, а она не появилась. «Значит, сильно устала, – решил он. – Похоже, разговоры будут утром». Он даже не предполагал избежать сцен, понимая её отчаяние от впустую прошедшего путешествия, и их оттягивание слегка раздражало его. «Как это всё нудно… – поморщившись, размышлял он, укладываясь-таки в постель. – Жалко её. И на что она надеялась? Завтра, наверняка, будут слёзы. Он, безусловно, – бог, но и в его руках, по-моему, чудеса существенно ограничены… Что это за девчушка, которую он ей навязал?» Кэн усмехнулся, вспомнив взволнованный нелепый вид Ольвы и растерянный и наивный взгляд её серых глаз. «Впрочем, мы, наверное, выглядели не лучше, – решил он, засыпая. – Неоперившийся птенец. Интересно, какая из неё получится птичка?»
***
«Спит без задних ног», – улыбнулся его светлость получившемуся каламбуру, когда утром ему доложили, что сумели, не разбудив, снять мерку с ножки графини.
– Как дела с портнихой? – осведомился он, и узнал, что, как и было велено, за ней в посёлок отправились ещё ночью, и при хорошем раскладе, к обеду она будет уже в поместье.
– Её величество проснулись, – доложили ему.
Мужчина вздохнул.
– Передайте, что я приглашаю её спуститься в малую гостиную, и подайте туда кофе, – распорядился он. Герцог осмотрел себя в зеркало – как всякий красавец, он имел привычку тщательно следить за своей внешностью – и остался доволен. Ярко коричневый, под цвет его блестящих тёмно-каштановых волос, длинный бархатный жилет, богато расшитый золотом, того же оттенка штаны, более светлые высокие сапоги из мягкой кожи, под жилетом – тонкая белоснежная рубашка с широким отложным воротником: всё было модно и отлично сидело на подтянутой фигуре, не склонного к полноте, молодого ещё человека. Внутренне собравшись всеми силами противостоять унынию Аники, он решительным лёгким шагом вошёл в назначенную им для встречи комнату.
Через некоторое время, мягко ступая по коврам, заглушавшим стук каблучков, там появилась царица – бледная, с измождённым лицом, она кивнула герцогу и опустилась в кресло рядом с уставленным предметами кофейного сервиза столиком.
– Ваше величество, кофе? – предложил Кэн, поздоровавшись.
– Да, будет очень кстати, – отозвалась Аника.
Пока слуги разливали горячий напиток, сохранялось молчание, и как только всё было готово, герцог отпустил их, оставшись с царицей наедине.
– Кэн, что мне делать? – взмолилась женщина. Её лицо скривилось гримасой боли, а руки задрожали, и, не в силах держать, она поставила звенящую о блюдечко чашку на стол.
Это был риторический вопрос, и мужчина тепло спросил:
– Вы плохо спали, ваше величество?
– Я совсем не спала. Что мне делать, Кэн?!
Герцог думал не долго:
– Готовиться к войне.
– Что? – Аника подняла на него глаза, не понимая.
– Ты слышала, что Айма казнила последнего смутьяна? Очередь за тобой.
– Да при чём тут Айма?! – раздосадовано вскрикнула женщина и ткнула кулачком себя в грудь. – Мне, мне что делать?!
Наконец, слёзы потекли из её глаз, и Кэн, ожидавший этого момента ещё с вечера, возвёл очи горе, и несколько раз глубоко вздохнул. Потом встал и подошёл к согнувшейся под гнётом плача царице, присел перед ней на корточки, взяв её ладошки в свои, и, сочувственно заглядывая ей в глаза, стал тихонько приговаривать:
– Ну, что ты, что ты… Перестань… Перестань…
И тут, словно спиной, почувствовал, что они в комнате не одни. Повернув лицо в сторону дверей, он увидел на пороге разинувшую от удивления рот Ольву, и не успел сделать знак, чтобы та тихонько вышла, как девушку заметила и Аника.
– Ольва, Вы всегда шляетесь, где попало, и входите без стука?! Выйдите вон!!! – взвизгнула царица, поспешно отвернув заплаканное лицо и протирая салфеткой глаза.
Ошеломлённая девушка замешкалась, и царица возопила:
– Кэн, убери её!!! Убери её отсюда немедленно!!!
Но герцогу не пришлось ничего делать, так как до фрейлины, наконец, дошло, что от неё требовалось, и, испуганная и оскорблённая, она выскочила из гостиной, прикрыв за собой дверь.
– Ну, успокойся, успокойся… – терпеливо обратился Кэн к вздрагивающей женщине. – Прости, я ненадолго.
И, оставив Анику, вышел вслед за графиней. Он смиренно принял на сегодня роль утешителя и миротворца.
***
Далеко ему ходить не пришлось. Ольва сидела на диванчике буквально за углом, в холле, куда выходил коридор, идущий из малой и большой гостиных и кабинета герцога. Увидев хлюпающее от обиды носом создание в сером платье не по размеру, с зарёванными глазами и надутыми губками, Кэн невольно улыбнулся. Девушка заметила это, и надулась ещё больше, хотя ей и польстило, что герцог разыскал её.
– Доброе утро, графиня! – примирительным тоном обратился к ней тот. – Её величество несколько не в духе сегодня, но прошу Вас, не обращайте внимания, это пройдёт. Вот увидите, она успокоится, и всё это забудется.
– Я же не знала, – начала тут же оправдываться Ольва. – Я заблудилась. Я не знала, куда идти. Тут же много коридоров и кругом: двери, двери, двери… А спросить не у кого, я бы спросила…
– Я отпустил большую часть слуг на сегодня. Её величество решила, что так будет лучше, и она права: Вы ещё не привыкли… – герцог не сразу сумел подобрать слова и сделал паузу, – к нашим условиям, к здешнему стилю жизни.
– Да, я понимаю. И, всё-таки… Вот Вы же понимаете, что я не хотела, я случайно…
Герцог участливо покивал головой.
– Я хотела попасть в сад. Он у Вас такой красивый!
Кэн снова улыбнулся – так искренне прозвучало восхищение. Улыбка у него была особенная – лучезарная, от неё будто становилось светлее и исходило тепло, девушка помимо воли на мгновение залюбовалась, но, поняв, что герцог наблюдает за ней, смутилась и опустила взгляд в пол.
– Я бы с удовольствием проводил Вас туда и погулял бы вместе с Вами, но мне следует вернуться к её величеству. Вы – добрая девушка, и, конечно же, не станете досадовать на меня за это. Не стоит оставлять надолго человека наедине со своими мыслями, когда у него столь взвинчены нервы.
– Разумеется, – согласилась Ольва.– У неё неприятности?
– Да, неприятности… – усмехнулся герцог.
Девушке не понравилась эта ухмылка. «У них что, так принято: смеяться, когда человеку плохо?» – подумала она.
– А что случилось? – тем не менее, не замедлила поинтересоваться она.
– Ей лучше самой об этом не вспоминать, – ушёл от ответа мужчина и продолжил: – Если Вы пойдёте в дверь налево и пройдете по коридору до конца, никуда не сворачивая, Вы выйдете прямо в сад.
– Хорошо, спасибо, – поблагодарила Ольва и встала.
– Только за ограду— ни ногой! – добавил герцог с улыбкой, и глаза его лукаво блеснули. – Места здесь дикие…
– По-моему, дикая здесь только я, – вздохнула его собеседница, на что тот лишь вновь ободряюще улыбнулся.
***
Вернувшись в малую гостиную, Кэн с удовлетворением отметил, что её величество нашла в себе силы остановить бивший её озноб, и слёзы высохли. Она грустно посмотрела на вошедшего и, отведя взгляд в сторону, спросила:
– Ты нашел её?
– Всё хорошо, не беспокойся.
Аника благодарно кивнула головой.
– Спасибо!
– Не стоит. Тебе лучше?
– Да, спасибо. Ты извини меня, я сорвалась. Знаешь, ты мне очень помог: я ведь давно мечтала поплакать, а у меня всё не получалось…
– Желание покричать, похоже, ты тоже давно не реализовывала, – пошутил герцог.
– Да, – улыбнулась царица, но улыбка была печальна – не улыбка, а лишь её тень.
Они помолчали.
– Ты, на самом деле, так рассчитывала на эту поездку? – спросил герцог, но тут же оборвал себя: – Прости, это глупый вопрос.
– Ничего. Не будем об этом. Но ответь мне: я, действительно, не знаю, что мне теперь делать. Я просила вернуть меня обратно…
Вальяжно раскинувшийся, было, в широком кресле, Кэн привстал, услышав последние слова.
– Зачем?!
– Я не знаю. Я не знаю, что мне тут делать.
– А что тебе делать там?! – красавец в волнении тряхнул аккуратно зачёсанными назад каштановыми кудрями, и они рассыпались, свесившись на лоб. – О, боги мои! Ты с ума сошла!
– У меня нет сил. Пойми!
– Но откуда вдруг такое желание? Это глупо, в конце концов! Что же Он ответил?
– Ты видишь – я здесь, – сникшим голосом отозвалась Аника.
Герцог встал и, пройдясь по комнате, перевёл дух.
– Мне придется пройти свой путь до конца, – продолжила царица.
– И это правильно, – словно убеждая себя самого, подтвердил Кэн и, нахмурившись, потёр лоб пальцами. – Каждому нужно пройти свой путь, иначе какой в этом смысл: сойти с дистанции, сдаться. Всё потерять, ничего не приобретя?.. Это самоубийство! Слышишь?!
Его передёрнуло, он посмотрел на собеседницу. Та сидела на своём кресле с гордой монаршей осанкой, но остановившийся на кофейнике её взгляд был полон такой тоски, что герцог, испугавшись, быстро заговорил снова, стараясь расшевелить её мысли, отвлечь:
– Ты спрашиваешь, что тебе делать? Так я тебе уже ответил: править! Как только ты умеешь – мудро, артистично, играючи! Аника, над твоей страной угроза войны! А ты сидишь и смотришь в этот дурацкий чайник!!!
Мужчина внезапно схватил кофейник и со всей силы грохнул его об угол мраморного камина. Фарфор разбился вдребезги, коричневая жидкость разбрызгалась и потекла по белому камню тонкими кривыми ручейками. Женщина вздрогнула.
– Зачем ты…? Что ты говоришь? Какая война?
– Айма подавила восстание и казнила Брига. Это последний её серьёзный внутренний враг. Подумай, против кого она повернёт свои войска теперь?!
– Почему я об этом не знаю? Мне не сообщили.
– Уволь свой кабинет министров.
– Когда это случилось?
– Неделю назад.
– А… – механически протянула Аника, словно находясь в забытьи. – Они не знают, где я.
– Тем не менее, Свэг нашелся, куда доставить твои платья.
– Я велела держать связь через тебя.
– И мои люди сообщили мне о событиях в Ламаске быстрее, хотя твоих это должно было бы волновать больше.
– Не думаю, – отмахнулась царица. – Найдётся другой Бриг…
– Не найдётся. Казни идут по всей стране. Она уничтожила всех, кто мог ещё поднять против неё голос. Народ трепещет при её имени, её боятся больше, чем огня. Аника, проснись! Ты же знаешь, как она ненавидит тебя! Это твоя голова – следующая на очереди!
Но женщину пылкая речь собеседника как будто не впечатлила. Она сидела всё в той же позе с потухшим взглядом и ничего не ответила.
– Она камня на камне в твоей стране не оставит!!! Раёк вновь превратится в кровавую пустыню! – закричал Кэн, но, вдруг успокоившись, резко сменил тон и, пожав плечами, невозмутимым голосом сказал: – Конечно, какая разница? Раз царевич пропал, пусть и другие дети пропадают. Пусть их убивают, продают в рабство, убивают их родителей…
– Герцог! – внезапно закричала царица, вскинув голову. – Вы забываетесь!!!
Её губы задрожали от гнева, дыхание стало тяжёлым, она встала с кресла и, сверкнув глазами в сторону мужчины, отвернулась от него и величественной поступью вышла из гостиной.
Кэн проводил её взглядом. Теперь его душа была спокойна: он нашёл нужные слова.
***
Анику била изнутри крупная дрожь. Она прошла в свои покои и рухнула на стул, не имея сил стоять. «Как он посмел? Как смел? – мысленно возмущалась она, и очередная судорога перехватила её дыхание. – Сказать…» Но разум был упрям, он твердил ей, что герцог прав. Она запустила дела, лишь создавая видимость своей заинтересованности. Никто не решался нарушить её покой, потревожить её горе. Аника погрузилась в свою печаль полностью, закуталась в неё, словно в кокон, которому никогда не суждено произвести на свет бабочку. Как в капсуле, она жила в своей тоске, не видя впереди ничего, кроме естественного конца. Всё, что существовало вокруг, давно жило, развивалось, строилось помимо её воли, вне пределов её разума, и она охотно позволяла не занимать этим своё сознание. Слова Кэна, как раскалённая игла, пронзили грубую закосневшую оболочку. Она вновь почувствовала невыносимую боль, от которой и случился припадок гнева, но смысл сказанного достаточно впился в ум, чтобы агрессия на обидчика постепенно уступила место осознанному страху. Царица понимала всю степень своей ответственности: она сама возложила её на себя вместе с короной. Не принять всерьёз мнение Кэна она не могла – совесть и природная доброта заговорили в ней. Затихнув, женщина задумалась, анализируя все известные ей обстоятельства, и вздрогнула от воспоминания – менестрель! Он обвинял её в предательстве. Она чуть не крикнула, сердце сжалось в груди, Аника бросилась к окну, распахнула створки и опустилась на колени, прислонив тяжёлый, словно наполненный горячим металлом, лоб к холодному мрамору подоконника. «Властитель! – взмолилась она.– Я виновата, не погуби безвинных! Не дай Айме разрушить всё, что построено! Помоги защитить мой народ! Будь со мной! Не оставь своим расположением! Пусть удача пребудет со мной: от этого так много зависит! Я приложу все силы, всё умение, не допусти той бездны ужаса, которую ещё можно предотвратить… Властитель, я была горда без меры. Но я очнулась. Помоги!» Вложив в мольбу все свои чувства, всё свое существо, царица воспрянула, неожиданно почувствовав прилив сил. Страх колотился в её сознании, пробуждая жажду действий. Она встала с колен, лихорадочно обдумывая, что можно предпринять, и возможные цепочки развития событий, как сквозь распахнутое окно взгляд её зацепился за серую фигурку, мелькнувшую вдали среди садовых насаждений. Дом стоял на возвышении, со второго этажа видно было далеко. «Ольва!» – вспомнила царица о юной навязанной ей фрейлине и выбежала в коридор, чтобы найти Кэна.
***
– Кэн, прикажи разыскать её немедленно, пусть возвращается в дом! – с порога крикнула Аника, застав того в его кабинете, раскинувшимся в огромном мягком кресле с курительной трубкой во рту и разглядывающим образцы ткани, ворохом лежащие перед ним на столе. – Она может потеряться!
Мужчина, взглянув на взволнованную гостью, спокойно пыхнул трубкой и беспечно ответил:
– Пусть гуляет, куда она денется? Я ей сказал, чтобы не выходила за ограждения.
– Она ушла очень далеко, я видела из окна. Уйдёт в парк, а оттуда в лес, как её потом искать? Верни её!
Аника прошла в кабинет и уселась на свободное кресло напротив герцога, требовательно посмотрев ему прямо в глаза.
– Ой, ну хорошо… – согласился тот, бросив очередной рассматриваемый клочок материи на стол, и протянул руку, дабы позвонить в тяжёлый серебряный колокольчик: – С чего ты вдруг так забеспокоилась об этой крохе?
– Властитель поручил мне заботиться о ней, и на моём месте было бы крайне глупо не делать этого.
– Как ты думаешь, зачем?
– Откуда ж мне знать? Кто скажет? Богам не свойственно отвечать на вопросы, они лишь их задают, – ответила царица.
Постучавшись, вошёл лакей.
– Потрудитесь найти графиню, она прогуливается по саду, и передайте ей, что мы просим её вернуться в дом: её величество желает её видеть, – распорядился хозяин усадьбы.
– О, нет, – перебила Аника. – Не видеть. Пусть возвращается, и будет в своей комнате. Мы сами зайдём к ней, позже.
Слуга поклонился, но не вышел сразу, а спросил:
– Могу ли я доложить его светлости…
Кэн вздёрнул красивую бровь:
– Да?
– Портниха приехала.
– Вот и прекрасно, – заметила её величество. – Пусть занимаются.
– Выполняйте, – отпустил герцог слугу.
Когда тот вышел, Аника произнесла:
– Кэн, прости меня!
– Ты всё ещё не отучилась просить прощения? – весело поинтересовался герцог, вновь принимаясь за прерванное занятие.
– Я была резка, – продолжила женщина. – И признаю свою неправоту. Скажи, давно ли ты получил сведения о Бриге?
Из-за куска ткани мужчина бросил на Анику быстрый довольный взгляд и помял лоскуток в пальцах, проверяя на мягкость.
– За день до вашего прибытия.
– Стало быть, его ещё не казнили?
– Нет, казнь, наверняка, уже состоялась: гонцы больше двух недель были в пути.
– Тем не менее, время ещё есть, – задумавшись, произнесла царица. – Страна обескровлена, войскам нужен отдых, она не двинется сразу. К тому же она не вступит в бой, пока не заручится поддержкой хотя бы одного из соседних королей. Впрочем, моя позиция в настоящий момент в этом плане чрезвычайно слаба…
– Именно, – поддакнул Кэн, внезапно посерьёзнев, и, отложив трубку и лоскуты, наклонился к ней через стол: – Ты совсем забросила внешнюю политику. Кто, кто тебе сейчас поможет? У тебя уже нет былого влияния. И кто будет противиться действиям Аймы? Да никто! Зачем королеве Ламаски чья-то поддержка? Чуть подкормит войска, и – вперёд!
И герцог махнул рукой, словно отдал приказ войскам наступать. Анику передёрнуло от этого жеста.
– Она не осмелится пойти против Лучии.
– Где – ты, а где – Лучия? – спросил мужчина, как будто его собеседница сморозила несусветную глупость. – Да и какое дело до тебя Лучии? Она знать ничего не знает! А Блэст, этот продавец титулов, будет только рад тебя потопить.
– Ну, уж нет! – воскликнула царица, и, всё же, в голосе её зазвучало сомнение. – А память об отце? А договор? А мнение приближённых, в конце концов?!
– Роска давно нет, Аника. А что такое память? Лишь призрак… Договор можно заключить и с Аймой, а из преданных тебе людей при дворе никого не осталось.
– Как? – побледнела та. – А граф Лесов? А барон Ранса?
– Ранса умер! Ещё в прошлом году! Как ты могла не знать?! – возмущённо вскричал герцог.
– Властитель мой! Свэг скрыл от меня… – простонала Аника. – Побоялся меня огорчить.
Кэн осуждающе покачал головой, и встал с кресла.
– Граф Лесов отстранён от двора.
Царица поняла, что сегодня обречена принимать удары один за другим, но это уже не могло сломить её духа.
– Не Лучия! – взбудоражено произнесла она, рассуждая. – Блэст! Это он. Но за что?
– Провинился в чём-то, я не знаю… – пройдясь по кабинету и, уже успокоившись, ответил Кэн. Он снова сел за стол, плеснув в стеклянные золочёные кубки пахучей и крепкой настойки из красующегося на отполированной дубовой столешнице графина, и протянул один из бокалов Анике.
– Дело не в этом, ты же понимаешь. Граф – типичная продажная шкура. Ты сама предложила мне воспользоваться его услугами, чтобы купить титул. Кстати, до сих пор не понимаю, зачем я тебя послушал. Такие деньги – на ветер!
– Нет, вот увидишь, титул тебе ещё очень пригодится! – сказала царица, но по её лицу было видно, что мысль её напряжённо работает, и думает она совсем о другом.
– И зачем? Чтобы в случае чего, меня казнили не через повешенье, как простолюдина, а осчастливили отрублением головы? Заметь, веревка может оборваться, а вот топор не промахнётся!
– Не ехидничай, – перебила его собеседница.– Титул в этом мире необходим, он даёт массу возможностей.