Округ Форд (сборник)

– Я должен найти его, – сказал он.

– Уверен? – спросил Кальвин.

– Да там у меня деньги, права, кредитные карточки – все!

– Но у старика ружье.

– Когда взойдет солнце, старик найдет мой бумажник, позвонит шерифу, тот свяжется с шерифом округа Форд, и тогда нам крышка! Дураки! Неужели не врубаетесь?

– Ну, знаешь, я свой бумажник не терял.

– Роджер прав, – сказал Эгги. – Он должен его найти. – От внимания его спутников не укрылось, что он особо подчеркнул слово «он». Не сказал «мы».

– Ты что, струхнул, что ли, толстяк? – спросил Роджер Кальвина.

– Ничего не струхнул. Потому как возвращаться туда не собираюсь.

– А мне показалось, струсил.

– Ладно, будет вам, – остановил спор Эгги. – Вот как мы поступим. Дождемся, пока старик снова уляжется в постель, потом потихонечку подъедем к дому, только не слишком близко, остановимся. Ты выйдешь, найдешь бумажник, ну и смотаемся оттуда по-быстрому.

– Да ничего у него в этом бумажнике нет! – сказал Кальвин.

– Могу побиться об заклад: денег там больше, чем во всех твоих бумажниках, вместе взятых. – Роджер наклонился, выудил из машины банку пива.

– Открывай, – сказал Эгги.

Они стояли возле пикапа, потягивали пиво, оглядывали пустую автостраду, а через пятнадцать минут, которые показались вечностью, сели в пикап. Роджер ехал в кузове.

Примерно в четверти мили от дома Эгги остановил машину на обочине и выключил мотор, чтобы слышать, будет ли кто-нибудь проезжать мимо.

– А поближе подогнать не мог? – осведомился Роджер, подойдя к водительской дверце.

– Да тут рукой подать, – ответил Эгги. – Если подъеду ближе, хозяева могут услышать.

Все трое уставились на темную автостраду. Из-за облаков вынырнула половинка луны, затем снова скрылась.

– Пушка у тебя есть? – спросил Роджер.

– Пушка есть, – ответил Эгги. – Но ты ее не получишь. Быстренько до дома – и тут же обратно. Только тихо. Тоже мне, делов! Да старикан уже давно спит!

– Ты ведь не боишься, нет? – с надеждой спросил Кальвин.

– Нет, черт возьми! – И с этими словами Роджер скрылся в темноте.

Эгги снова завел машину, потом выключил фары и развернулся, встал по направлению к Мемфису. Снова выключил мотор, они опустили стекла и стали ждать.

– Он выпил целых восемь банок пива, – тихо сказал Кальвин. – Пьян в стельку.

– Но на ногах-то держится.

– Натренировался. А что, если старик все-таки поймает его?

– На Роджера мне плевать. Плохо, если из-за него мы с тобой попадемся.

– А кто его вообще позвал в Мемфис?

– Помолчи, а? Мы должны слушать дорогу.

Как только показался почтовый ящик, Роджер свернул с дороги. Перепрыгнул через канаву и, пригибаясь, начал пробираться к дому через поле с бобами. Если старик все еще наблюдает, то наверняка глаз не спускает с дороги, правильно? А потому хитрюга Роджер решил подойти с тыла. Свет выключен. Маленький домик вновь погружен во тьму и тишину. Ни одна травинка не шелохнется, ни один комарик не пролетит. Оказавшись в тени дубов, Роджер лег на живот и пополз по мокрой траве. Вот он увидел «форд». Роджер замер за сараем, затаил дыхание и тут вдруг почувствовал – ему снова надо отлить. Нет, сказал он себе, с этим можно и подождать. Он гордился собой: удалось подобраться к цели незамеченным. А потом вдруг опять испугался – какого черта он сюда полез? Роджер глубоко вздохнул, низко пригнулся и продолжил путь к цели. Когда «форд» оказался между ним и домом, встал на четвереньки и двинулся вперед по мелкому гравию, устилавшему дорожку.

Двигался Роджер медленно, гравий похрустывал под ногами и руками. Он тихо чертыхнулся, ладони ныли и стали мокрыми. Вот и правое переднее колесо. Нащупав бумажник, он улыбнулся во весь рот, затем быстро сунул его в задний карман джинсов. Остановился, глубоко дыша, и начал отступление по тому же маршруту.

В тишине мистер Бьюфорд Гейтс слышал звуки: одни – вполне обычные, другие – вызванные необычными обстоятельствами и потому не совсем привычные. Олени вышли из леса, показалось ему. И наверное, подумал он, бродят по участку в поисках ягод и травы. Потом он услышал нечто совсем другое. Медленно приподнялся из-за своего укрытия на крыльце, вскинул дробовик и два раза выстрелил в луну. Просто на всякий случай.

В полной тишине ночи звуки от выстрелов были подобны грому, эхо от них раскатилось на мили.

И тут со стороны автострады донесся визг шин. Бьюфорд был уверен: точно такой же звук он слышал двадцать минут назад, прямо перед своим домом.

Стало быть, они еще здесь, подумал он.

Миссис Гейтс открыла боковую дверь и окликнула мужа:

– Бьюфорд?..

– Вроде бы они тут, – сказал он, перезаряжая дробовик марки «Браунинг» шестнадцатого калибра.

– Ты их видел?

– Вроде бы.

– Что значит «вроде бы»? В кого стрелял?

– Слушай, шла бы ты домой, а?

Дверь захлопнулась.

Роджер залег под «форд» и не дышал, прижимая обе руки к паху. Он весь вспотел, пытаясь сообразить, стоит ли и дальше прятаться за коробкой передач, нависавшей над ним в нескольких дюймах, или же рискнуть – попробовать выползти из-под машины задом наперед и отступить по мелкому гравию. Он не двигался с места. От грохота выстрелов до сих пор звенело в ушах. Услышав визг шин, Роджер осыпал проклятиями своих трусливых дружков. Впрочем, сам он даже дышать боялся.

Потом Роджер услышал, как отворилась дверь. Прозвучал женский голос:

– Вот фонарик. Может, тогда увидишь, во что стреляешь.

– Иди домой, я сказал! И позвони шерифу.

Дверь снова захлопнулась, женщина ушла, но через пару минут вернулась:

– Я позвонила в офис шерифа. Мне сказали, Дадли выехал на патрульной машине. Гоняется за каким-то нарушителем.

– Неси сюда ключи от машины, – велел мужчина. – Выеду на автостраду, сам посмотрю.

– К чему это – разъезжать по ночам?

– Неси сюда чертовы ключи, кому говорят!

Дверь опять захлопнулась. Роджер попятился, и проклятый гравий ужасно заскрипел. Тогда он попытался продвинуться вперед, навстречу голосам, но шум выдавал его. И он решил повременить. Если пикап начнет отъезжать задом, он выждет до последней секунды, ухватится за передний бампер, как только он окажется у него над головой, и машина протащит его несколько футов. А потом надо вскочить на ноги и шмыгнуть во тьму. Если даже старикан что-то заметит, ему придется остановиться и потратить несколько секунд на то, чтобы достать свою пушку, выйти из машины и начать преследование. Но к тому времени он, Роджер, уже скроется в лесу. Итак, план есть, и он должен сработать. Но старик может запросто переехать его, раздавить тяжелыми колесами, протащить за собой до автострады или просто пристрелить.

Бьюфорд сошел с крыльца и посветил вокруг фонариком. Миссис Гейтс приотворила дверь и крикнула:

– Я спрятала ключи! Никуда ты ночью не поедешь!

Умница девочка, подумал Роджер.

– Советую принести эти чертовы ключи! Быстро!

– Говорю, спрятала.

Бьюфорд что-то продолжал бормотать в темноте.

«Додж» с бешеной скоростью промчался по дороге несколько миль, прежде чем Эгги замедлил наконец ход и сказал Кальвину:

– Сам понимаешь, мы должны вернуться.

– Это почему?

– Если его застрелили, нам придется объяснять, что произошло, во всех подробностях.

– Надеюсь, застрелили. Ведь если так, говорить он не сможет. Выходит, и про нас ни слова не скажет. Поехали в Мемфис.

– Нет. – Эгги развернулся, и теперь они ехали в полном молчании до узкой дороги, где останавливались чуть раньше. Заглушили мотор у изгороди, вышли, уселись на капот и стали соображать, что делать дальше. А потом вдруг услышали вой сирены, и по автостраде на большой скорости промчалась машина с синими мигалками.

– Если следом за ней едет «скорая», у нас большие проблемы, – заметил Эгги.

– И у Роджера тоже.

Услышав вой сирены, Роджер запаниковал, но по мере приближения звука понял: именно сирена поможет ему скрыться. Он нашел камешек, подполз к краю пикапа, размахнулся, как мог сильно, и запустил его в сторону дома. Раздался стук, а затем прозвучал голос мистера Гейтса:

– Что это было? – Старик бросился к боковому крыльцу.

Извиваясь как змея, Роджер выполз из-под машины, прополз мимо того места, где мочился на колесо, затем – по мокрой траве. Он как раз успел добраться до дубов, когда на сцену действия с ревом вкатила машина шерифа Дадли. Она резко затормозила и поехала по дорожке к дому, широкие шины с хрустом давили гравий. Этот шум и спас Роджера. Мистер и миссис Гейтс выбежали навстречу Дадли, а Роджер тем временем все дальше ускользал во тьму.

Через секунду оказался за живой оградой из кустарника, пробежал мимо старого амбара и затерялся в бобовом поле.

Прошло около получаса.

– Думаю, мы должны вернуться к дому и рассказать все как было, – заметил Эгги. – Заодно узнаем, что с ним.

– Но тогда нас могут обвинить в сопротивлении полиции и еще… в вождении в нетрезвом виде, – возразил Кальвин.

– Так что ты предлагаешь?

– Патрульный уже, наверное, уехал. «Скорой» не было, а это означает, что с Роджером все в порядке, где бы он сейчас ни находился. Наверное, спрятался, затаился. Думаю, можно разок проехать мимо дома, посмотреть, что и как, ну а потом уже – в Мемфис.

– Что ж, попробуем.

Они увидели Роджера на дороге – прихрамывая, тот брел в сторону Мемфиса. Обменявшись резкими словами, друзья решили продолжить путь. Роджер снова уселся посередине, Кальвин – у дверцы. Минут десять ехали в полном молчании. Все трое смотрели вперед. Все трое кипели от возмущения.

Лицо у Роджера было исцарапано до крови. Пахло от него потом и мочой, одежда пропиталась липкой грязью. Проехав несколько миль, Кальвин опустил боковое стекло. Еще через несколько миль Роджер спросил:

– Почему бы тебе не закрыть окно?

– Проветриваю машину, – ответил Кальвин.

Чтобы хоть как-то успокоить нервы, они остановились у придорожного магазина купить еще одну упаковку пива. Сделав несколько глотков, Кальвин спросил:

– Он стрелял в тебя?

– Не знаю, – ответил Роджер. – Я его не видел.

– Точно из пушки палили.

– Были бы вы там, со мной… вообще опупели бы! – сказал Роджер.

И тут Эгги и Кальвин повеселели, начали смеяться. Роджер немного успокоился, а смех парней оказался настолько заразительным, что он тоже захохотал. Вскоре вся троица потешалась над старым идиотом с ружьем и над его женой, которая спрятала ключи от машины и тем самым спасла жизнь Роджеру. А при мысли о Дадли, местном шерифе, который наверняка до сих пор колесит по трассе со своей дурацкой мигалкой, они чуть со смеху не лопнули.

Эгги ехал по второстепенным дорогам, и когда одна из них пересекла автостраду под номером 78 неподалеку от Мемфиса, они свернули на нее и влились в поток движения на четырех полосах.

– Там, впереди, заправка, – сказал Роджер. – Мне надо умыться.

Заскочив в магазин, он купил себе футболку с надписью «NASCAR» и кепку-бейсболку, затем пошел в мужской туалет и долго отмывал лицо и руки. Когда он вернулся к машине, изменения в его внешности произвели глубокое впечатление на Эгги и Кальвина. И они снова тронулись в путь, навстречу огням большого города. Было почти десять вечера.

Рекламные щиты становились все больше, ярче и попадались все чаще, и хотя путешественники за последний час ни разу не упомянули «Десперадо», название это снова пришло на ум, когда впереди вдруг возник завораживающий образ молодой женщины с соблазнительными формами, практически выпадающей из скудного одеяния. Звали ее Тиффани, и она подмигивала и улыбалась потоку машин с огромного щита, рекламирующего «Десперадо», клуб для настоящих джентльменов, где работают самые лучшие, самые горячие стриптизерши на всем Юге. Замирая от восхищения, «додж» замедлил скорость.

Ноги с милю длиной, и совершенно голые, а прозрачный коротенький наряд, видно, пошит с тем расчетом, чтобы сбросить его можно было одним движением. Роскошные белокурые локоны, полные красные губы и затуманенный взор из-под длинных ресниц. Мысль о том, что такая красотка работает всего в нескольких милях отсюда и что они могут остановиться, совсем ненадолго, и увидеть ее во плоти, просто сводила с ума.

Несколько минут «додж» набирал скорость, они молчали. Затем Эгги сказал:

– Думаю, нам лучше поехать прямо в больницу. Может, Бейли уже умер.

Это было первое упоминание о Бейли за несколько часов.

– Больница работает круглосуточно, – заметил Роджер. – Никогда не закрывается. А вы что думали? Что они закроются на ночь и попросят всех разойтись по домам – так, что ли?

В знак поддержки Кальвин решил, что это страшно смешно, и заржал.

– Так вы хотите заскочить в «Десперадо», я правильно понял? – спросил Эгги, включаясь в игру.

– Почему нет? – откликнулся Роджер.

– А что, можно, – заметил Кальвин, потягивая пиво и представляя, как выглядит Тиффани в деле.

– Хорошо. Заедем, но только на час. А потом сразу в больницу, – сказал Роджер. После десяти банок пива говорил и мыслил он на удивление здраво.

Вышибала, дежуривший у дверей, окинул их подозрительным взглядом.

– Документы покажи, – грубо сказал он Кальвину, выглядевшему гораздо моложе двадцати одного года. Эгги выглядел на свой возраст, а Роджер, которому исполнилось двадцать семь, на все сорок. – Из Миссисипи, значит? – буркнул вышибала, точно с предубеждением относился ко всех жителям этого штата.

– Ага, – ответил Роджер.

– Так, десяточка сверху.

– Это потому что мы из Миссисипи? – спросил Роджер.

– Нет, умник. У нас все так платят. Не нравится – прыгайте в свой трактор и валите домой.

– Вы так любезны со всеми посетителями? – спросил Эгги.

– Угу.

Они отошли обсудить надбавку, потом решили остаться. Роджер объяснил, что неподалеку есть еще один клуб, но нет никакой гарантии, что там их ждет более радушный прием без надбавки. Пока они шептались и обсуждали, как поступить, Кальвин украдкой косился на дверь в надежде увидеть Тиффани, хотя бы на секунду. Он проголосовал за то, чтобы остаться. Остальные присоединились.

И вот они вошли, и их обыскали двое еще более суровых и неулыбчивых охранников, а затем провели в основное помещение с круглой сценой в центре. На этой сцене находились две юные леди, одна белая, другая черная. Обе совершенно голые, они извивались в танце.

Увидев их, Кальвин так и застыл. Он тут же забыл о доплате в десять долларов.

Их столик находился в каких-то двадцати футах от сцены. Народу в клубе было не так уж и много, зал заполнен наполовину, все посетители молодые, типичные «голубые воротнички». Так что они оказались не единственными провинциалами, приехавшими в большой город. На официантке не было ровным счетом ничего, кроме стрингов. И когда она вдруг возникла перед столиком с коротким: «Что? Три напитка минимум», – Кальвин едва не потерял сознание. Никогда прежде ему не доводилось видеть столько запретной плоти сразу.

– Три напитка? – уточнил Роджер, заглядывая девице в глаза.

– Да! – буркнула она.

– Сколько у вас пиво?

– Пять баксов бокал.

– И мы обязательно должны заказать три?

– По три на одного зараз. Таковы правила. Не нравится – перетрите вопрос с одним из наших ребят. – И она кивком указала на дверь, но все трое клиентов не сводили глаз с ее груди.

Итак, они заказали девять пива, по три на каждого, и принялись изучать обстановку. Теперь на сцене были уже четыре танцовщицы, все дружно извивались, громкая музыка сотрясала стены. Официантки торопливо проскальзывали между столиками, точно боялись, что их начнут лапать, задержись они хотя бы на секунду. Посетители по большей части были уже тепленькие, а некоторые – так просто пьяные в хлам, и страшно шумели. Вскоре начался танец на столе. Одна из официанток вскарабкалась на столик неподалеку от нашей троицы, и занялась привычным своим делом. Водители грузовиков совали ей за резинку стрингов наличные. Довольно быстро вокруг ее талии образовался целый венок из «зелени».

И вот перед ними возник поднос с девятью высокими и страшно узенькими бокалами. Пиво оказалось слабее самого слабого и больше походило на разбавленный лимонад.

– Итого сорок пять баксов, – сказала официантка, что вызвало среди друзей панику. Все трое долго шарили по карманам и бумажникам. И вот наконец удалось наскрести требуемую сумму.

– А как насчет приватного танца? – спросил официантку Роджер.

– Все зависит от…

– Он ни разу не видел ни одного. – И Роджер ткнул пальцем в Кальвина. Сердце у того екнуло.

– Двадцать баксов, – сказала она и назвала свое имя – Эмбер.

Роджер нашел двадцатидолларовую банкноту, протянул ей. И через секунду Эмбер взгромоздилась на Кальвина. Он весил 270 фунтов, и места на его коленях хватило бы небольшой труппе танцовщиц. Грянула музыка, Эмбер запрыгала и завертелась, а Кальвин просто закрыл глаза и стал думать, на что она похожа, настоящая любовь.

– Погладь ей ножку, – тоном знатока посоветовал Роджер.

– Прикасаться нельзя, – строго заметила Эмбер. Ее задница аккуратно примостилась между широких бедер Кальвина. Какие-то типы за соседним столиком наблюдали за сценой во все глаза, хихикали, а затем стали подстрекать Эмбер, советовали ей сделать что-то непристойное, и она старалась вовсю, играла на публику.

«Сколько это может продолжаться?» – спрашивал себя Кальвин. Широкий низкий лоб усеивали мелкие капельки пота.

И тут вдруг она резко развернулась и оказалась лицом к нему, продолжая дергаться и извиваться, и еще по крайней мере с минуту Кальвин держал эту миловидную голую дамочку на коленях. То был бесценный жизненный опыт. Кальвин уже никогда не станет прежним.

Но тут, к сожалению, песенка кончилась. Эмбер вскочила на ноги и понеслась обслуживать другие столики.

– Ты можешь увидеть ее позже, – сказал Роджер. – Тет-а-тет.

– Это как? – спросил Эгги.

– Тут у них есть маленькие комнатки. И там клиент может встретиться с девушкой, когда она закончит работу.

– Врешь.

Кальвин еще не обрел дара речи – казалось, был глух и нем – и не спускал глаз с мелькающей по залу Эмбер – она принимала заказы. Тем не менее он все слышал, и, когда музыка стихла, попросил Роджера поподробнее рассказать о комнатках. Там, только там, Эмбер будет принадлежать одному ему.

Они потягивали разбавленное пиво, разглядывали все прибывающих посетителей. К одиннадцати вечера в зале было не протолкнуться. А на сцену вышли еще несколько стриптизерш и танцевали на радость толпе. Кальвин ревниво и злобно наблюдал, как Эмбер прыгала на коленях у другого клиента, всего в каких-то десяти футах от него. А потом с удовлетворением отметил, что лицом к этому типу она развернулась всего на несколько секунд. Будь у Кальвина много денег, он бы засунул ей за резинку стрингов целую пачку баксов и протанцевал с ней всю ночь.

Проблемы с наличностью не замедлили сказаться. Во время очередного перерыва в музыке Кальвин, человек безработный, сообщил друзьям:

– Не знаю, сколько еще могу просидеть здесь. Пиво жутко дорогое.

Их пиво в бокалах, вмещающих не более восьми унций, почти кончилось, и они уже достаточно хорошо изучили повадки здешних официанток, чтобы понять: тому, кто ничего не заказывает, за столиком долго не просидеть. От клиентов требовалось много пить, давать щедрые чаевые и буквально осыпать деньгами девушек за исполнение танцев. Весьма доходное заведение этот стрип-клуб в Мемфисе.

– У меня есть немного, – сказал Эгги. – Наличными.

– У меня кредитные карты, – сказал Роджер. – Вы закажите еще разок, а я пойду отолью.

Он поднялся, какое-то время стоял, пошатываясь, затем исчез в дыму и толпе. Кальвин махнул рукой Эмбер и заказал еще пива. Та улыбнулась и одобрительно подмигнула ему. На самом деле Кальвину хотелось вовсе не разбавленной речной водой дряни. Нет, он жаждал физического контакта с этой замечательной девушкой, но, увы, не мог этого себе позволить. Тут впервые за долгое время он поклялся себе, что станет с удвоенной энергией искать работу и копить деньги, чтобы стать постоянным клиентом «Десперадо». Впервые в жизни у молодого Кальвина появилась цель.

Эгги посматривал на пол, под сиденье опустевшего стула Роджера.

– Этот придурок опять обронил бумажник, – сказал он и поднял порядком потрепанное полотняное портмоне.

– Думаешь, у него есть кредитные карты? – спросил Эгги.

– Нет.

– Давай посмотрим. – Он осмотрелся, не идет ли Роджер, затем открыл бумажник. Просроченная карта скидок продуктового магазина, целая коллекция визиток – две от адвокатов, две от поручителей при выпуске из-под стражи под залог, одна из реабилитационной клиники, еще одна от полицейского патрульного. Между ними, сложенная аккуратно и плотно, пряталась банкнота в двадцать долларов. – Вот так сюрприз… – протянул Эгги. – Ни тебе кредиток, ни водительских прав.

– А ведь его из-за этого едва не пристрелили, – сказал Кальвин.

– Он идиот, ясно тебе? – Эгги закрыл бумажник и положил на сиденье стула.

Подали пиво. Тут как раз вернулся Роджер и увидел свой бумажник. Вместе они наскребли сорок пять долларов и даже умудрились выделить трешку на чаевые.

– А нельзя ли заказать приватный танец в кредит? – крикнул Роджер Эмбер.

– Нет! Только нал! – крикнула та в ответ и отошла от их столика.

– А какие у тебя кредитные карты? – спросил Эгги.

– Да их там целая куча, – заносчиво ответил Роджер, точно был богачом.

Кальвин, колени и ляжки которого до сих пор жгло как огнем, продолжал наблюдать, как его возлюбленная Эмбер скользит между столиками. Эгги тоже поглядывал на девушку, но и о времени не забывал. Интересно, сколько это займет – выкачать из человека пинту крови? Он понятия не имел. Близилась полночь. И хотя он всячески пытался отогнать эту мысль, перед глазами то и дело вставала его девушка. Она наверняка устроит жуткий скандал и будет швыряться вещами, стоит ей узнать об их небольшом отклонении от курса.

Роджер вырубился первым. Глаза закрылись, голова моталась из стороны в сторону.

– Ваше здоровье, – произнес он заплетающимся языком. Роджер пытался собраться с силами, но в глазах потемнело, и он ткнулся лицом в стол. В перерывах между песнями Кальвин успел перемолвиться словечком с двумя парнями за соседним столиком. Выяснилось, что легендарная Тиффани по четвергам не работает.

Пиво было допито, и Эгги заявил:

– Все, я уезжаю! Вы со мной, ребята?

Роджер никак не мог встать, и пришлось вдвоем поднимать его из-за стола. Они поволокли его к выходу, но тут подскочила Эмбер и спросила Кальвина:

– Малыш, ты что, меня покидаешь?

Тот кивнул, не в силах вымолвить и слова.

– Приходи еще, обязательно, – проворковала она вслед. – Я сразу поняла: ты крутой парень!

Один из вышибал ухватил Роджера за воротник и помог выбраться на улицу.

– Вы когда закрываетесь? – спросил его Кальвин.

– В три ночи, – ответил вышибала и указал на Роджера: – Но только его с собой больше не приводите.

– Кстати, а где здесь больница? – осведомился Эгги.

– Какая именно?

Эгги взглянул на Кальвина, Кальвин – на него; очевидно, что на этот вопрос ответа у них не было. Вышибала нетерпеливо ждал, затем сказал:

– В городе десять больниц. Вам в какую?

– Э-э… думаю, в ближайшую.

– Тогда это Лютеранская. Город знаешь?

– Конечно.

– Сразу видно. Проедете по Ламар до Парквей. От Парквей – до Поплар. А там и она, прямо за Восточной средней школой.

– Спасибо.

Вышибала махнул рукой и скрылся за дверью. Они потащили Роджера к пикапу, запихнули его на сиденье, затем примерно полчаса колесили по окраинам Мемфиса в безнадежных поисках Лютеранской больницы.

– Ты уверен, что нам нужна именно эта больница? – несколько раз спрашивал Кальвин.

И всякий раз Эгги отвечал по-разному: «Да», «Конечно», «Возможно» и «Разумеется».

Оказавшись в центре города, Эгги затормозил у обочины и подошел к таксисту, дремавшему за рулем.

– Никакой Лютеранской больницы у нас нет, – сказал таксист. – Есть Баптистская, Методистская, Католическая, Центральная, Милосердия и еще какие-то. Но только не Лютеранская.

– Тут их вроде бы десять.

– Если точно, то семь. А вы откуда будете?

– Из Миссисипи. Послушайте, где тут ближайшая больница?

– Больница Милосердия в четырех кварталах отсюда, по Юнион-авеню.

– Спасибо.

Они нашли больницу Милосердия и выбрались из машины, оставив Роджера в салоне в коматозном состоянии. В этой городской больнице принимали в основном жертв ночных уличных преступлений, жестоких домашних и гангстерских разборок, перестрелок с полицией, а также пострадавших от передозировки наркотиков, в результате вождения в пьяном виде. Почти все вышеупомянутые жертвы были чернокожими. К входу в отделение «Скорой помощи» то и дело подъезжали полицейские машины и реанимационные автомобили. Группы перепуганных людей, родственники пострадавших, толпились в коридорах, напоминавших тюремные, в отчаянной надежде отыскать своих близких. Под сводами гулким эхом отдавались плач и громкие возгласы. Эгги с Кальвином показалось, что прошагать пришлось целую милю, прежде чем они нашли регистратуру. Словно по чьему-то злому умыслу она была запрятана в самом дальнем конце бесконечных лабиринтов. За стойкой сидела молоденькая мексиканка. Она жевала жвачку и листала какой-то журнал.