– Я вот думаю: может, его кости отравлены? Не знаю, может, испарения какие-то ядовитые, а? Мышьяк, я слыхал от криминалистов, очень долго в тканях сохраняется. Как думаешь?
– Не знаю, – сознался озадаченный Гриша. Химию он никогда не изучал и про мышьяк не знал ровно ничего. Он вообще думал, что мышьяк имеет какое-то отношение к мышам. Или в крайнем случае – к их экскрементам. – Не знаю!
– М-да… Ну, ладно. Посмотрим, понаблюдаем, – сказал шеф и, накрыв кости Брюса куском дерматина, отошел к другому столу, подальше, и занялся следующим объектом. – Так что там были за доказательства?..
– Ах да! А доказательства чародейства у них вот какие были… – Гриша заскользил взглядом по документу, отыскивая нужный текст. – Ага! Читаю. Это уже третий источник: «Москвичи, батюшка, запуганы. Всякую ночь на вершине Чертовой башни горит свет. И в какую ночь видится тот свет – в тую ночь слышат в башне крики живых мертвецов, коих чародей своими заклятиями заставляет служить себе… Видели также, что проклятый Брюс сей летал на железной трубе вокруг своей башни, и оттого не дерзают православные появляться рядом с нею в темное время. А полеты колдуна сулят недороды и ненастья в наших краях, как много раз в том убеждалися… А еще страшнее того, отчего у любого кровь в жилах стынет, если в подвале той башни заворочается вдруг железный дракон, сотворенный самим колдуном на потребу богомерзким затеям. От ворочания сего железного дракона происходит в нашей земле дрожь, зело опасная для городских построек…»
– Вот ведь бред, а, Михал Михалыч?! – фыркнул Гриша. – Мертвецы! Труба какая-то!
– Не знаю, не знаю, Григорий, – то ли насмешливо, то ли всерьез сказал Герасимов, – в Сухаревой башне – а это ее москвичи и прозвали Чертовой – находилась довольно долгое время Артиллерийская и инженерная школа, которой сам Брюс заведовал по поручению Петра. На вершине башни он устроил обсерваторию для изучения звезд – отсюда, вероятно, труба… А свет по ночам и живые мертвецы… Не знаю! Вообще-то там собиралось по ночам некое общество – они называли себя «Обществом Нептунов». Любители науки – из числа иноземцев в основном. А может, и заговорщики… Но дело в том, что вроде бы и сам царь Петр был одним из них – тогда какие же тут заговоры? Непонятно.
– А почему – Нептунов? – озадачился Гриша.
– Нептун в алхимической традиции – первооснова, первый шаг на пути Великого Деяния: превращения свинца в золото. Я так понимаю, они считали себя учениками Природы и подчеркивали собственное невежество: мол, постигаем азы в преддверии Храма Познания.
– Ишь ты! Красиво, – сказал Гриша и с интересом бросил взгляд на скрытые под дерматином кости странного человека. Чародей? Хм!
– Ну, на сегодня будет, – вздохнул шеф и, позвякивая ключом в кармане пиджака, сказал: – Одни мы тут с тобой застряли. А что, Леночка тебя сегодня разве не ждет?
– Точно! – спохватился Гриша. – Мы же с ней на фильму новую собирались!
– Тогда беги, уже почти восемь.
Гриша дико глянул на часы, бросил папку с вырезками и копиями документов, из которой он зачитывал шефу добытые сведения из жизни объекта № 315, схватил в руки пальто и стартовал с места со скоростью, живо напомнивший Герасимову о непревзойденном чемпионе, чернокожем олимпийце Джесси Оуэнсе; заведующий мастерской рассмеялся.
Он подошел к брошенной Григорием папке и заглянул в нее. Наткнувшись на какую-то интересную строчку, присел к столу и внимательнее вчитался в текст…
– Ну-ка, ну-ка? – потирая подбородок, приговаривал Михаил Михайлович и, болезненно морщась, тер рукой лоб. Но не уходил. Чтение оказалось весьма любопытным.
* * *
Пару дней спустя между Михаилом Михайловичем и Гришей состоялся еще один разговор по поводу Брюса. Приютившись на истертом мраморном подоконнике, они сидели в курилке и, отрешенно исследуя трещины в штукатурке на стене, дымили папиросами. А потом шеф с какой-то странной, испытывающей интонацией спросил:
– Скажи-ка, Гриша, по чести: ты веришь в тайное знание?
Гриша удивился вопросу:
– Это в каком смысле, Михал Михалыч?
– Ну вот, дорогой мой, представь: наука, – охотно принялся пояснять шеф. – Путем, значит, опыта, рассуждений, исканий… наука открывает истины. Вот, скажем, кто-то высказал теорию – скажем, я. А другой может ее проверить, оспорить – скажем, ты. Из нашего с тобой спора вытаскивается на свет божий истина, то есть научное достижение. Достижение фиксируется в публикациях, становится известно всему научному сообществу. Входит в учебники…
– А теория Дарвина? Она не была доказана, а в учебники вошла? – сощурившись, перебил Гриша. Глаза его горели. Рассуждения шефа чем-то ему польстили. Он с азартом ожидал продолжения и уже готов был спорить. Ради науки.
– Дарвин?.. Да, не доказал. Гипотезу Дарвина не доказали, но и не опровергли. В науке возобладало материалистическое направление, и потому ее приняли за основу. Просто на тот момент времени она пришлась очень кстати, многое разъяснив. Не завела в тупик, а напротив – дала толчок к дальнейшему развитию…
Все больше увлекаясь разговором, шеф принялся размашисто жестикулировать:
– Тут не важно: Дарвин, не Дарвин!.. Не было бы Дарвина – был бы кто-то еще. Главное – среда! Поступательное развитие науки закономерно и обусловлено скорее общим ее уровнем, нежели единичными гениальными прорывами. Не случайно многие открытия как бы дублировались людьми из разных стран, совершаясь одновременно в разных уголках Земли…
Вот отсюда и вопрос: могут ли вообще существовать в науке какие-либо скрытые тропы? Пути, которые не всем ведомы? Могло ли так случиться, что некие истины открылись только кому-то одному или, допустим, очень узкому кругу ученых? Оставшись при этом совершенно неизвестными никому, кроме этих избранных?
Возможно ли сакральное знание? Знание, у которого есть только хранители, но не было и не будет последователей?
– Ну и вопрос, Михал Михалыч! Может ли истина быть скрытой?! Ясное дело! Наука для того и существует, чтобы открывать скрытые до поры истины. Оно ж потому и называется открытием! – горячился Гриша. – В том и смысл! Открывать. Нести, так сказать, свет познания…
Какое-то время коренастый Михаил Михайлович стоял перед Гришей, приложив указательные пальцы себе к сомкнутым губам, и молча испытующе глядел на собеседника. Потом, будто очнувшись, отнял ото рта пальцы и сказал:
– А предположим, ты, Гриша, сделал открытие… И тут же немедленно убедился, что оно опасно. Ну, знание – великая сила, как мы знаем. А та истина, которую ты открыл, дает, допустим, ее обладателю силу столь могучую и непреодолимую, что это сразу ставит человека чуть ли не на уровень божества. Представляешь себе? Готов ли ты таким отчаянным секретом с кем-то поделиться? Что называется, на шарашку? А?
– Не знаю даже, что и сказать. Под контролем партии и правительства…
– А ведь ты понимаешь, Гриша, есть ведь еще вещи, которые необъяснимы и недоказуемы! – Шеф, захваченный водоворотом собственных мыслей, энергично отмахнулся от Гришиных аргументов. – Понимаешь?! Хотя бы в силу разницы человеческого восприятия. У одного глаза зоркие, и он все звезды в Стожарах сосчитать может. А у бабки, скажем, глаза подслеповаты; она не то что Стожары, она корову свою уже не видит. Все у нее расплывается перед глазами. Вот я ей о Стожарах расскажу, но она все равно их не увидит никогда! Понравится ей мой рассказ – ну она в него, допустим, поверит, если ей захочется. А не захочется – не поверит, сколько б я ни бился, доказывая свою правоту. Потому что не видит старушка! Глаза слабые.
Так и с другими явлениями природы: кто-то воспринимает их как данность, потому что они даны ему в непосредственных ощущениях, а кто-то мимо проходит, в упор не замечая очевидного. Потому что нет у него соответствующего органа для восприятия! Нету, и все!
– То есть?.. Вы верите, что тайное сакральное знание существовать может? – спросил слегка сбитый с толку Гриша. И похлопал себя по карманам в поисках новой папиросы.
– Не знаю, – пожал плечами Герасимов. – Честное слово – не знаю, Гриша! Я только пытаюсь рассуждать… Пойдем-ка!
Папиросы так и не отыскались; пустая пачка была выброшена в ведро минут пятнадцать назад, о чем Гриша напрочь забыл. Оставив в покое карман, он послушно зашагал за своим старшим коллегой.
Покинув курилку, они миновали лестничный пролет, вышли на улицу, проскочили через тесный дворик с парящимися на солнце лужами и, открыв тяжелую железную дверь, нырнули в длинную кишку коридора того корпуса, где располагалась их реставрационная мастерская.
– Помнишь, о Брюсе говорили? – спросил Михал Михалыч. – Я тут кое-какие справки навел. Интересная картина вырисовывается. Конечно, большая часть всех эти слухов и басен о нем – ерунда, суеверия… Но при всем при том – дыма без огня обычно не бывает. Ведь надо понимать, что все эти побасенки рассказывали люди самые простые, не только ограниченные в плане образования, но и зачастую лишенные фантазии. Выдумать какую-то небывальщину – дело не такое простое. Отнюдь не все Брюсовы чудеса поддаются нынче объяснению. Очень много загадок и совершенно непонятных вещей… Ну вот, скажем, созданная им «цветочная женщина». Вот, вот тут… – Михаил Михайлович полистал свою записную книжку и, найдя нужную страницу, зачитал: – «Известное лицо прельщает он диавольскими прелестями и различными нечестивыми приманками, как-то: для какого-то особого празднества в Ассамблее вывел он цветочную женщину, плясавшую со всеми, будто живая, а по истечении срока сгинула, увяла, будто не было никогда». Вот что бы это такое? Галатея?
– А что такое Галатея? – спросил Гриша.
Михаил Михайлович, усмехнувшись, пожал плечами.
– А вот еще: «В усадьбе своей, в Глинках, разбил сады в замысловатом ученом стиле и как-то, собрав гостей, увеселил публику особым катанием сперва на лодках по пруду, а через час – на том же пруде – катанием на коньках среди лета». Я, Гриша, обсуждал это с физиками. Кое-кто из них говорит, что в принципе такой фокус-покус возможен, суть будто бы в особом способе сохранения придонного льда… Но это чисто теоретически. А практически – никто не берется повторить! Но Брюс как-то это сделал?
– М-да… Замысловато!
– И Брюс весь из таких замысловатостей. Он еще примечателен тем, что на него доносы, как ни странно, и после его смерти писали! Уж очень боялись колдуна. Когда он скончался у себя в Глинках в 1735 году – а удалился он в свое имение еще в 1726-м, через год после смерти царя Петра и задолго до падения своих покровителей и друзей, и все свое время в течение девяти лет целиком посвящал науке, – так вот, смерть его вызвала слишком много вопросов у московских властей… В народе даже легенда распространилась о смерти Брюса. Говорили, что он перед смертью отыскал-таки эликсир Вечной жизни. Причем проверил действие эликсира на своем слуге, Сидоре Ивашове: сперва изрубил его в куски, затем сбрызнул эти куски мертвой водой, отчего они срослись, сделавшись снова единым целым, а после побрызгал живой водой. И Сидор ожил, сделавшись моложе и здоровее. После опыта Брюс велел и над ним подобную же операцию произвести. Но слуга то ли оробел, то ли нарочно слукавил: на куски тело Брюса разрубил, а банку с эликсиром разбил. Поэтому хоронили Брюса не в гробу, а будто бы в бочке…
– Ну уж это точно – сказки! Живая и мертвая вода… Конек-Горбунок! – сказал Гриша.
Михаил Михайлович хмыкнул.
– Да оно конечно. Но для современников это были мелочи. Самое страшное обвинение, которое выдвигали они против Брюса, – другое. Почему они все его боялись?.. А ему принадлежала Черная Книга! Которую, по слухам, он замуровал в стенах своей Чертовой башни. Одно время в народе ходили по рукам списки Брюсовых сокровищ – после его смерти все эти предметы должны были перейти в ведение Российской академии наук, но странным образом большинство их затерялось… Будто бы. Вот тут кое-что названо: «Вещи, оставшиеся после него, много людей стремились приобрести, а по моему разумению, такого добра желали они себе на горе. Ни на что, кроме как на чернокнижие, оное не годится. Упомянуты в списках: книжица, таблицами, тайными буквами выписанная… зерцало, показывающее покойника за 100 лет вживе, одежду его и походку, образ говорящий и на все вопросы отвечающий день, после пропадает… книга, писанная волшебными знаками, которой бесы служат… Сочинения «Шестокрыл», «Воронограй», «Остромий», «Зодий», «Алманах», «Звездочет», «Аристотелевы врата»… «Заговоры и приговоры, прорицания и предсказания»… А особо Черная Книга, писанная письменами волшебными, существующая от начала мира, а написал ее сам Змий, от коего перешла она к Каину, от него к Хаму, на время потопа прятали ее в камень Алатырь, и была она после и в проклятом Содоме, и у царя Навуходоносора, и всюду сеяла погибель людям, ибо тот, кто ее получает, исполнит все свои желания и весь мир обретет во власть, и судьбу, и все, что было и будет, узнает.
А Черную Книгу эту колдун Брюс выкупил у арабов и спрятал до поры в стенах своей башни, заклята она колдовскими заклятиями на девять тысяч лет…»
– Весь мир во власть?! Все, что было и будет, узнает?! Ну, Михал Михалыч, это слишком!
– Да, что слишком, так это точно! Замашечки у него те еще были… Достоверно известно, что Брюс изобрел какой-то вечный календарь, регулярно издавал его и печатал в нем довольно точные астрологические прогнозы… Современники со страхом отнеслись к подобному новшеству. А что касается предсказаний…
– Вы что, Михал Михалыч, в бесов поверили?! – с упреком произнес Гриша. Он заподозрил, что руководитель разыгрывает его. Но Михаил Михайлович говорил с абсолютно серьезным видом:
