Мужская логика. О любви, делах семейных и не очень
– Антон, главное, что ты сам в восторге.
– Спрашиваешь. Да я за красотой не гонюсь, Миша, понимаешь, главное душа и все такое, чтобы проще.
При этих словах мои брови невольно поползли вверх. Как раз простоты я тут и не увидел. Обычно первое впечатление самое правильное, ну ладно, допустим, я ошибся.
– Тогда только остается пожелать вам счастья.
– Слушай Мишка, да я к красивой не смог бы подойти наверное, ни за что. Я тут-то сам не знаю как вышло.
– Да ладно, ну кто, как не ты, заслуживает счастья, Антон, – я хлопаю его по плечу. – Ладно, пойду я.
– А ты что, в зал не идешь?
– Не сегодня.
Я поднимаюсь со скамейки.
– Миша, давай ко мне свидетелем! – предлагает Антон с радостным выражением лица.
– Ты посоветуйся сначала с Ларисой, а за мной дело не станет.
Как на улице легко, ветер такой приятный, я подставляю лицо ветру и солнцу, прикрываю глаза и набираю полные легкие воздуха. Стою и думаю – Антошка, как никто, заслуживает счастья. Простой и наивный, он и в школе такой же был. Может сложится у него все как надо. Лариса мне не понравилась, но я-то на ней не женюсь, а это главное, и мне стало весело. Я сел в машину и покатил навстречу разыгравшемуся ветру и порозовевшим солнечным лучам, которые уже скрывались за горизонтом. Погонял на большой скорости за городом и поехал домой. На обочине увидел Луизу, усиленно махавшую мне рукой, притормозил. Она запрыгнула в машину.
– Поговорим?
– Такси ловишь?
Я отъехал в сторону и заглушил мотор.
– Миша, я хочу тебе сделать подарок.
Удивленно поднимаю брови.
– Хочу подарить тебе телефон.
– Н-е-е-е-т! – засмеялся я.
– Я не могу тебя разыскать никогда, нигде, и никакой связи! Ты хочешь, чтобы я сошла с ума? Я соскучилась, сильно, очень сильно. – Она замолчала и стала разглядывать меня так, будто не видела вечность.
– Где твоя машина, Луиза?
– Дома, она сломалась, я не знаю что с ней, – отмахнулась Луиза, давая понять, что ей сейчас не до машины. – А тебя не было в «Сервисе!». Миша, поедем ко мне, я прошу тебя, ты совсем забыл меня. Я никому не говорила таких слов…
Луиза не хочет слушать возражений. Она еще никогда не говорила так отчаянно. Я уверен, она сейчас не поймет никаких слов. Молча разворачиваю машину, и мы едем к Луизе. Во дворе к ее машине ставлю свою, и мы идем в дом. Она не дает мне зайти, обнимает у входной двери и никак не может попасть ключом в замочную скважину. Пришлось взять ключ у нее из рук и открыть дверь. Луиза тут же закрывается на все замки, зашторивает окна и опускает каминную решетку, чтобы я не исчез и не вылетел в трубу. Я сажусь в кресло и смотрю на нее. Она в полном порядке, как всегда, вся с иголочки. Одевается она изысканно и со вкусом. Я не знаю, сколько ей лет, мне безразличен возраст, я вижу женщину и ее горящие глаза. Сколько страсти в одиноких женщинах! «Но страсть исчезает в рутине семейных будней», – проносится в моей голове, я стал много думать. Луиза снимает с меня рубашку и садится на подлокотник кресла.
– Миша, – она шепчет мне горячо в самое ухо, – приходи в любое время, ну хотя бы несколько раз в месяц.
Я обнимаю ее и начинаю раздевать, она любит, как я это делаю, зубами расстегиваю ее пуговицы, и за каждой снятой вещичкой следует поцелуй. Она поддается легко, и желаний в ней до краев. Она меня заводит, я уже на автомате, а руки сами все знают, и тело тоже. Я в полной боевой готовности, и теперь ничто не способно меня остановить. Время исчезает, как цель с радаров в бермудском треугольнике. У каждой женщины есть такой треугольник.
Опять меня не было дома, я вкалываю. И сегодня после работы, только поздно вечером, попаду наконец домой, надеюсь. Нет, даже твердо уверен в этом. Я иду мыться и смотрю на время: уже двадцать два часа, пора. Машина моя заводится с пол-оборота, и я еду по вечернему городу. Паркуюсь и поднимаюсь медленно по лестнице, осторожно открываю своим ключом дверь – и я дома. В квартире тихо, все спят. Прохожу в зал и ложусь на диван. Меня нет, я проваливаюсь в сон. Рано утром меня будит Ида: они опаздывают, и я везу всех по местам: детский сад, работа Иды. На автомате еду домой и снова падаю спать.
Всю неделю мы пашем до двадцати двух и даже не травим байки, у нас на это нет времени. Наступила осень, и весь город вернулся после отпусков.
Мне Степаныч дает задание, и я с утра еду в богатый особняк посмотреть машину.
Подгоняю к воротам особняка с автоматическим подъемником, охранником и видеонаблюдением. Охранник говорит с хозяином и поднимает ворота, заезжаю во двор. Парковая зона, осенние цветы, фонтанчики, ухоженные аллеи – симпатично.
Меня приглашают в дом. Сижу на мягком диване, жду хозяина. Со второго этажа по витой вычурной лестнице спускается дама в шикарном халатике: белоснежный мех, золото, какие-то невесомые перышки – ножка при каждом шаге оголяется выше колена.
Даму напрягает, что я сижу, развалившись на диване.
– Вы кто? – спрашивает, я так понимаю, хозяйка особняка, дернув бровью и презрительно надув губки. Встаю и представляюсь:
– «Сервис для вашего авто».
Дама кривит губки и подходит ко мне ближе. Она смотрит уже не так сурово и даже с интересом.
– А вы давно там работаете?
– Сколько себя помню, – улыбаюсь я, и дама слегка тоже.
– А сколько вам лет?
– Двадцать пять.
– Хм-м, – дама что-то прикидывает в голове. – Будешь приезжать лично ко мне, мою машину посмотреть можно в нашем гараже.
Дама садится в кресло, и халат распахивается полностью. Я вижу прозрачные тонкие трусики и даже золотистый шарик на пупке. Она не очень то спешит запахнуть халатик.
– А ты не из робких, ты все увидел? – спрашивает она с улыбкой и блеском в глазах, какой бывает у женщин за пять минут до измены.
– Почти! – я сажусь на диван, расставив колени и скрестив руки на груди.
– Такого ты не видел даже во сне.
Она смотрит на меня свысока, покачивая ножкой. «Во сне точно», – думаю я. Ей, видимо, очень скучно.
В холл входит пожилой мужчина, дама успевает запахнуть халатик и прячет ручки в рукава. Он подходит ко мне, и мы договариваемся об условиях починки машины, оплате и о времени работы. Мы идем к выходу.
– Вы приезжайте к нам, моя жена всегда дома, а я с утра всегда занят. Возникнут вопросы – вот мой телефон, или говорите прямо с женой. Ее кабинет на втором этаже.
– Простите, я не привык договариваться с замужними женщинами.
– Ну хорошо, – мужчина улыбается. – Вечерами я иногда дома, звоните.
Он подал мне визитку.
Гараж добротный, я осмотрел машину – работы на пару дней. Пусть Степаныч сам едет. Вышел и махнул охраннику, чтобы открывал ворота.
На работе посвободней, сегодня разгребли основные заказы. Сидим пьем кофе да чай, Степаныч травит байки, они с Ильей домино раскладывают на столе. Я лежу на диванчике, закрыв глаза и закинув руки за голову, кемарю.
Слышим, как подъехала машина
– Мишка, к тебе дама на белой «Ауди».
Герман открыл окно:
– Вы подождите! – крикнул он.
Вставать мне совсем не хочется, я сел, потянулся и вышел на улицу.
Луиза приехала поменять масло. Она не отходит от меня ни на шаг и, «нечаянно» прижимается ко мне то бедром, то грудью, натыкаясь на мое тело, как на невидимые препятствия.
– Луиза, ну в чем дело? – я мазнул ей по носу пальцем. – Я поменял масло, можешь ехать.
Она смотрит на меня молча, умоляющим взглядом.
– Лу-и-за, – говорю по слогам, полушепотом, – я так понял, ты не хочешь больше меня увидеть никогда.
– Я поняла! – поспешно отвечает она, садится в машину и уезжает.
– Красивая дамочка, – Герман свистит. – Везет Мишке, все клиентки липнут именно к нему, а, Михаил?
– Да брось ты.
Мой сон пропал, налью лучше горячего чаю.
– Ну чем ты их берешь, Мишка? – допытывает Герман.
– Тем же, чем и ты! Чем мужики берут женщин! – откровенно смеюсь я.
Мужики тоже от души хохочут.
– Вон у Степаныча какая краля, а, Степаныч? Расскажи Герману, пусть обзавидуется, – вспоминаю я.
– Что, почему не знаю? – Герман садится за стол, он весь внимание.
– Какая такая краля? – Степаныч продумывает ход в домино и опускает костяшку на стол.
– А особняк! – напоминаю я.
– А, эта? Да-а-а-а! – смеется Степаныч.
– Да не томите вы, ну! – Герман нависает над столом.
– Ага, это знаешь, как в сказке про двенадцать месяцев. Хочу, говорит, подснежники зимой.
Степаныч покрутил растопыренными пальцами веером, и все дружно грохнули от смеха, даже Илья и Саня смеялись до слез.
– А эт она на тебя Миха глаз положила, где говорит тут мастер приходил, а подать грит мне мастера, растуды его в качель. А я стою, глазами хлопаю, тебя, слышь Мишка, выручаю. Не могу знать ваше высокоблагородие, глазами вертеля нарезаю, – заливает Степаныч, а нас всех смех пробирает, сил нет.
– Ноги, слышь, подкашиваются, в зобу дыханье сперло, чуть не рухнул навзничь, где стоял. Это он! – Степаныч тычет в меня пальцем, – удружил.
– Хорош Степаныч травить, лицо клинит смеяться, – пытаюсь говорить сквозь смех.
– Ага, хорош, сам сбрендил, подкинул мне сюрпрайз!
– А не ты меня в особняк послал?
– Слышь Мишка, давай с утреца в особняк по заказу!
– Ну, ты у нас парень представительный – и рост, и улыбка, и юмор. Лицо фирмы! Мишка, тебя куда ни пошлешь – гарантирован успех!
Под самый мощный хохот появилась в проеме двери Жанна.
– Ничего вы ржете, как жеребцы, аж на всю округу слышно! К вам что тут, Задорнов приезжал с Петросяном?
Саня поднялся и пошел мыться. А я на улицу покурить, Жанна следом.
– Как живешь, Миша? Наверное отлично?
Я кивнул и стряхнул пепел в урну.
– Скучно мне, Миша! Слышишь, скучно мне с Сашкой, устала от его пресмыкательства. Не мужик, тряпка. Скажи что-нибудь, ну что ты молчишь? Хоть бы ты обратил на меня внимание, я бы за тобой бегом побежала.
Я докуриваю. Бежит Саня.
– Ну где ты там, Саша, а то Миша мне тут такое предлагает! – Жанна картинно закатывает глаза и поправляет прическу.
Я усмехаюсь, Саня жмет мне руку и догоняет Жанну.
Потягиваюсь, сильно зажмуриваю несколько раз глаза и иду мыться, пора домой. Завтра в качалку! Организм требует разминки.
– Видал? – кричит Герман в душе. – Как она Сашку вымуштровала, бегом на полусогнутых.
Герман смачно сплевывает и смывает пену с головы.
– Тебя это задевает? В том и прикол, Герман – каждому свое!
– Чтоб я вот так, да не в жизнь!
– Не зарекайся, Герман – шучу я.
– Ты что! Я-то себя знаю! Ты посоветуй Сане, как надо с женщинами, Мишка, ну как себя держать, что ли.
– У-у-у последнее дело это, советы. Ты свою жизнь устраивай и разберись в ней, советы оставь при себе.
– А может ты и прав.
По домам.
С утра еду в качалку, выходные. Осень вступила в свои права, дождь моросит. Он, видимо, зарядил надолго, небо серое до самого горизонта.
Включаю музыку, веселее. Закуриваю – вообще хорошо.
В тренажерном зале полно народу.
– Антон, привет! Держи пять. Ты что такой пасмурный, как на улице небо?
– Да! – Антон машет рукой.
Идем с ним на снаряды. Два часа тренируюсь, душ, бассейн. Сидим на низенькой длинной лавке, их здесь много вдоль стен. Антон молчит и трясет ногой.
– Ты что! – я хлопаю его по плечу. – Когда свадьба, проблемы с подготовкой? Может, помочь чем?
– Да свадьба уже была Миша.
– Уже? Ну тогда поздравляю, – улыбаюсь от всей души.
– Лариса сама решила, кого пригласить, и со свидетелями тоже, да, – он глубоко вздохнул и махнул рукой снова.
– Загс это место, где последний раз спрашивают согласие мужчины! – шучу я. Что ты, ну! Ну решила и решила.
– Да перед ребятами, перед вами неудобно, я не так все это себе представлял, думал вас всех позову, а ты свидетелем чтоб.
– Да брось ты, какая разница, главное – все, семья теперь, как ты и хотел, и мама радовалась, ты же сам говорил.
– Ну да.
– Ну я покатил, Антон!
– Ты приезжай, слышь, Михаил.
– Само собой.
И я иду на парковку. Припустил ливень, бежать к машине неохота, и я успеваю изрядно промокнуть.
Добираюсь домой, открываю дверь, с меня бежит вода: с одежды, с волос, по лицу.
– Миша!
Ида с полотенцем спешит ко мне и сушит мои волосы, начинает целовать, собирая губами капли с моего лица.
– Я наберу ванну, – говорит она. Слышу плеск льющейся воды, снимаю в прихожей мокрую одежду.
– Ну вот, – говорит Ида, – иди.
Я подхватываю ее на руки, несу и опускаю прямо в одежде в ванну, она смеется и пищит, теперь я снимаю мокрую одежду с нее.
– Миша, Миш, подожди.
Она отталкивает мои руки и пытается дотянуться до полотенца. Я сбрасываю с себя оставшуюся одежду и делаю вид, что ныряю с разбега в ванну.
– Мишка, ты что, – Ида хохочет.
Я «ныряю» к ней. Вода в джакузи забурлила ключом, я включил массажные фонтанчики, глажу ее ноги и всячески ее достаю. Ида улыбается и качает головой. Лью разную пену для ванн и развожу мыльные пузыри. Я моюсь сегодня уже третий раз.
Мы выкручиваем одежду и полотенца, и я несу Иду в постель. У меня после качалки ноют плечи, но я выдержу, я себя знаю. Сейчас войду в крутой вираж и… Я целую ей руки и плечи, ласкаю ее так нежно и долго, что она начинает дышать с тихим стоном, закрывает глаза и становится горячей, как песок в раскаленной пустыне.
Глава 3
Воскресенье. С утра мы пьем чай и едем за детьми к маме. Мама счастлива, что мы приехали вместе, она радуется и шутит. Они даже переглядываются с Идой, странно. Я все вижу, они что-то замышляют.
– А мы делали уроки с бабой, – хвастается Сара и несет мне тетрадки. – Вот!
Я ложусь на пол, на мягкий белый палас, и дети наваливаются, наседают на меня.
– Во-о-от, палочки, – Сара тычет пальчиком в кривулины.
– У тебя палочки кривые, они танцуют у тебя, а? – смеюсь я. – Смотри, ну смотри.
– Да-а-а! – Сара откидывает волосы со лба и тоже хохочет вместе со мной. Патрик играет, гудит и водит по мне машину.
– Миша, пора научить Павлика выговаривать свое имя, ну что вы его превратили в Патрика.
– Мама, ну он сам назвался и ревел, если мы убеждали его что он Павлик. А кто его учил упорно букве «Р», не ты?
– Ну я, – мама пожимает плечами.
– Ну вот, попалась с поличным, да научится, мам, всему свое время.
Раздается звонок в дверь, и я слышу голос Дины.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – здоровается она с мамой и с Идой. – Ой, у вас гости, я зайду в другой раз.
– Да что ты Дина, говори, что хотела, – настаивает мама.
– Вы знаете, извините, мне нужна мужская сила, буквально на пять минут!
Мама появляется в зале,
– Миша, помоги Дине, ей там что-то надо, ну, иди быстро, да поезжайте домой.
– Ну-ну, – я встаю со вздохом с паласа и выхожу вслед за Диной. Поднимаюсь за ней по лестнице, Дина больше, чем нужно, виляет задом и поправляет волосы. Мне смешно, но я сдерживаю улыбку.
Она молча несет мне молоток и гвозди, вешалка лежит на полу в прихожей, тут выдраны куски цементной кладки.
– Ну как ты так, Дина, у тебя кто-то хотел повеситься на этой вешалке? – смотрю на нее вопросительно. – Тут одним гвоздем не отделаешься, здесь надо капитально заделывать.
– А я не спешу. Можешь приехать сегодня и сделать? Ну некому мне помочь, Миша-а-а-а, – говорит Дина плаксивым голосом.
– Позвони в контору, закажи мастера, – медленно говорю я.
Дина стоит, опершись о косяк двери, и смотрит на меня преданными глазами.
– Ну почему я? – довожу девушку, глядя в упор в ее глаза, из которых вот-вот брызнут слезы. – Почему я?
Повторяю вопрос и подхожу к ней вплотную. Она поднимает глаза и на ресницах у нее дрожат слезы. Она не лезет ко мне, и мне это нравится, но мне не нравится, когда женщины плачут.
– Ну хорошо, я приеду сегодня, если ты так хочешь, и сделаю тебе эту чертову вешалку раз и навсегда.
Она радостно кивает головой, а по ее щекам часто-часто бегут слезы. «И откуда у них только берутся слезы», – думаю я, спускаясь по лестнице.
– Быстро ты! – восклицает мама. Наши все в сборе, и мы едем домой.
Дети спят. А я одеваюсь и еду к Дине, темнеет рано, оставляю машину на другой парковке, которую мама не видит из окна, и поднимаюсь по лестнице.
Она ждет и открывает дверь, едва заслышав мои шаги.
Я принес инструменты и всякую мелочь.
– Переоденься, вот – она протягивает мне трико и майку, – испачкаешься.
– Пожалуй, ты права.
Впервые прохожу дальше прихожей. Уютно. Раздеваюсь до плавок и пытаюсь напялить трико, которое мне не лезет.
– Подожди, я сейчас поищу что-нибудь другое, побольше.
Усаживаюсь на диван и представляю ситуацию со стороны: сижу в чужой квартире в одних плавках, причем разделся не для секса. Раздается звонок в дверь. Встаю и иду открывать.
– Дина! – у мамы округляются глаза и лезут почти на лоб, а на меня нападает смех. – Мишка, ты что тут делаешь?
Я ловлю маму за плечи.
– Кто отправил меня помочь соседке с ремонтом, не вы с Идой?
– А, а почему ты в таком виде? – заикается мама.
– А что мне делать ремонт в чистых брюках и рубашке?
Тут появляется из спальни Дина с ворохом каких-то спортивных штанов.
– Вот! – она бросает их на диван и сдувает волосы с глаз, – Вот, не подходят ему.
Она смотрит и говорит извиняющимся тоном.
– Так что же ты, Миша! У меня есть и спортивки твои, и майка, я сейчас и мама идет к двери, но притормаживает на выходе.
– Да, я что пришла, Дина, включай скорее телевизор! Там по нашему коллективному заявлению коммунальщики отвечают! Я сейчас, – и мама исчезает в проеме двери.
Мы сидим и смотрим телевизор, обернулась мама быстро с моими спортивными брюками и майкой. Я одеваюсь, а они с Диной обсуждают выступление руководителя их коммунальной службы: и не смотрит он на людей, и запинается, и уходит от ответа.
Ну ладно, я беру инструменты и приступаю к ремонту. Дрель, чопики, вкручиваю шурупы, затираю, замазываю – вешалка на месте.
– Все, готово.
Дина хватается за метелку и прибирает в прихожей, я снимаю трико и майку и отдаю маме в стирку.
– Миша, а ты давай быстро домой! – мама хлопает входной дверью.
А я иду в ванну стряхивать пыль. Дина стоит за моей спиной и держит полотенце, она предлагает мне принять душ, я смотрю в зеркало и, смахнув осевшую пыль с головы, лезу под горячий поток воды и задергиваю шторку.
Растираюсь полотенцем и, намотав его на пояс, иду искать свою одежду.
– Я здесь! – Дина кричит из спальни. – Посмотри, как я кровать оформила балдахином, оцени!
– Нормально – соглашаюсь я.
– Ну иди, полежи, смотри как все изнутри выглядит.
«Можно дома так же сделать», – думаю я, укладываясь на кровать. Дина задергивает кружевную ткань и становится уютно и сумеречно, только поблескивает мерцающий свет светильника.
– Ну как? -заглядывает она ко мне.
– Угу.
Я устал, мои плечи слегка ломит. В тот же миг я почувствовал сухие и теплые ладони Дины на моем теле, она гладила и растирала мне грудь, словно угадала, я повернулся на живот. Дина массировала мне плечи, шею, я зажмурился, как кот, которого чешут за ухом, горячая волна пробежала по телу и мышцам.
– Твои плавки стираются в машинке на кухне, – говорит между делом Дина.
– Что-о-о? – поворачиваюсь к ней вполоборота.
– Да это быстро, я их сейчас закину в сушку.
И она уходит проверить машинку-автомат, а я лежу тут в одном полотенце, подложив руки под голову и начинаю засыпать.
– Ну все, они уже сушатся.
Дина прилегла рядом, и ее грудь «случайно» оголилась и высвободилась из-под халата. Грудь у нее крепкая, не большая и не маленькая, с легким загаром. «Должна помещаться в мужской ладони», – отмечаю про себя.
– Ну где там моя одежда? – я растираю лицо руками. – А то сейчас усну.
Поднимаюсь и достаю плавки из сушки – они высохли. Одеваюсь, она ходит около.
– Миш, останься, пожалуйста, я тебя очень прошу!
– Извини, не могу. Мне надо идти.
Дина загораживает входную дверь.
– Все ясно, не могу – это значит не хочу. Спасибо тебе большое за вешалку Миша, ты ее крепко сделал, она не оторвется и значит ты больше не придешь, – делает логическое заключение Дина.
– А что поделаешь, – развожу я руками. Спасибо за массаж, – улыбаюсь, наклонившись к лицу Дины и легонько отстраняю ее за плечи от двери.
– Миша, не спеши, еще только пять минут подожди, уже поздно, и жена тебя так и так будет допрашивать, где ты был, так что…
– Не будет.
– Она у тебя не ревнивая?
– Нет.
– А она.
– Дина, я ни с кем не говорю о жене, никогда, извини.
Решительно и осторожно отодвигаю грустную Дину, открываю дверь и быстро спускаюсь вниз по лестнице. И вообще где все мужики в нашем городе когда тут столько одиноких женщин! —
***
Ранее утро, серо, пасмурно, я приехал в автосервис.
Герман ввалился в контору и стащил с себя куртку.
– Привет! Ах, сегодня мне такой сон приснился и, как назло уже под утро. Такой расклад крутой: она, я и все на мази, и только я с ней уединился – ни раньше ни позже будильник затрещал. Во сне такая же история как и в жизни, ну что такое, а?
– Карма Герман, это карма как пить дать! – говорит Степаныч и разводит руками.
– Да брось ты, какая карма? Вон Михаил небось свое не упустил бы, – Герман смотрит в мою сторону.
– Упускаю Герман. Бывает, – говорю я с самым серьезным видом.
– Да брось ты Михаил заливать, так я тебе и поверил. Пошли, еще успеем чаю хлебнуть перед запаркой.
– Ну как с ними, как подъехать к женщинам? – рассуждает Герман с унылой физиономией.
– Да все гениальное просто, – говорю я с видом знатока, отхлебывая горячего чая. – Ты же водила, Герман!
– Ну? – Герман подсаживается поближе.
Саня, Илья и Петр тоже принесли по кружке чая, навострив уши, они зашли в контору друг за другом.
– Ну, раз водила, с машиной-то знаешь как обращаться?
– Знаю. Эк куда хватил, а причем здесь женщины? Хм.
– Ну и с женщиной Герман так же надо: поймать искру. Если между вами пробежала искра – все, лови момент, а без нее никак. Ее надо предварительно хорошенько разогреть. Потом вставляешь ключ зажигания, сцепка, а потом плавно, не дергай, начинай с первой скорости. Потом вторую и переключай по возрастающей.
– Ну да, что-то в этом есть, – задумался Герман. – Давай мастер класс проведем! Мужики подхватили тему, и Герман уже развеселился вместе со всеми.
– Тренируйся, Герман, что тренируешь, то и развиваешь.
– Ага, Герман, слышь, – Степаныч хлопает его по плечу, – разогревай хорошо, но смотри не перегрей, а то закипит.
– Закипит – зальем! – заржал Герман.
– Ну Мишка, – Степаныч вытирает платком глаза, от смеха слезой прошибло, – ну выдал. Ну все, пошли работать.
Обед. Мужики опять в теме.
– Слышь, ну влюбился мужик и все, на жену смотреть не может, каждый вечер наряжается – и из дому, только его и видели, – Петр редкий рассказчик. – Причина? Появилась другая, вот и все, что тут гадать, думать. Скандалы начались, ну и пошло. Жена к нему на работу, там его пропесочили, а он домой и жену отлупил. Детей забыл начисто. Моя говорит: «Ну какого мужика когда дети удержали?» Жена тоже не отступает, караулит его везде, а он совсем жену возненавидел. Ну кто в таком деле разберется? Моя с ней в подругах, соседи наши, ну а теперь день через день разборки слышим.
– Что ж, столько с женой жил и возненавидел? – удивляется Герман.
– Чужая душа – потемки, – Степаныч вздыхает. – Ну он тоже хорош, мужик, а развел цирк. Мог бы как-то разобраться между женщинами, дети ведь тоже страдают. Тут или разводиться и уходить насовсем, или там оборвать, а что туда-сюда вихляться. Вот тебе и треугольник. Хотя бывает и тупик.
«Из тех, что женщин никогда не видел, а тут женщина в руки попала и все, снесло башню», – думаю я и молча слушаю рассуждения мужиков.
Ну мало ли, сведет случай с женщиной, бывает и заносит, пожар пробежит снизу, и все, мозги отключаются на время. Жену бить – последнее дело, но каждый сам выбирает себе дорогу по которой идти по жизни.
Стало мне грустно на душе. Люблю я женщин, но не специально же выбираю и не всех подряд. Бывает момент, когда между нами та самая пресловутая искра проскакивает, сам не знаю как получается, на автомате что ли? Я об этом не задумывался еще. С глаз долой – из сердца вон, живу настоящим моментом, упрощаю, а не заморачиваюсь. А бить-то зачем? Как там? Ласковый теленок. В общем, везде успевает, ему везде хорошо. «По-моему правильно делает», – пришел я к окончательному выводу.
– А вы тут Петр ничем не поможете им, посочувствовать можете, только и всего, – говорит Илья.
– Да в том-то и дело, – соглашается Петр. – Только от их скандалов устали, живем через стенку.