Обе синхронно замотали головами.
– О чём вы говорите? – решилась спросить Анна Петровна.
Тут где-то внутри квартиры раздалось цоканье когтей по элитному паркету. Цоканье приближалось, и в прихожей наконец появилась… не собака, но собачища. Её голова достигала плеча хозяйки. Голубовато-серая шерсть будто светилась. Светились и умные тёмные глаза, воззрившиеся на пришелиц сурово и недоверчиво. Складки бархатной шкуры стекали до самого пола.
– Ой… – пролепетала Анна Петровна, нервно сглатывая и поддержала под руку обомлевшую Веру Филипповну. – Кто это?
– Эмери Этуаль Нуар, – выдержав эффектную паузу, кратко обронила хозяйка. И снисходительно пояснила: – Мастино неаполитано. Не буду говорить, сколько стоит щенок Эмери Этуаль. Но в её последнем помёте, к сожалению, – она глубоко и сокрушённо вздохнула, – оказался бракованный отпрыск.
Собака посмотрела на неё со странным выражением – Анна Петровна готова была поклясться, что это была одновременно и вина, и гордость, и вызов.
– Если бы конкуренты узнали, наступил бы конец, – продолжала хозяйка, всё более горячась. – Моему бизнесу. Больше бы никто не купил у меня щенят.
– Минуточку, – Анна Петровна наморщила лоб. – Что значит – «бракованный»?
– То и значит, – раздражённо отрезала хозяйка и будто выплюнула: – Белой масти, представляете?! Белая сучка!
Пока Анна Петровна и Вера Филипповна хлопали глазами, пытаясь осмыслить эту информацию, в коридоре снова послышался цокот когтей, но какой-то более… лёгкий, что ли. И в холл выбежал совершенно белый, прямо-таки белоснежный щенок.
У него были короткие толстые, но уже мощные лапы. Умная курносая и забавная морда в складочку. Тёплые весёлые глаза. Он – она? – посмотрел на мать, будто спрашивая разрешения, и бодро затрусил к гостям.
Стоит ли говорить, что Вера Филипповна пала на колени и, нисколько не боясь грозной матери, тиснула щенка в объятиях и запричитала навзрыд:
– Эвелина! Эвочка! Моё солнышко! Маленькая моя!
Анна Петровна утирала глаза, а хозяйка, глядя на всё это: на гостью, лобзающую белого щенка, на торжественно-одобрительное выражение лица своей Эмери Этуаль Нуар, вдруг сказала:
– Я вызову такси. Завернёте свою Эвочку в покрывало и вынесете отсюда так, чтобы никто не видел. И чтобы я вас тоже больше никогда не видела, понятно?
Она свирепо сощурилась.
Обе гостьи отчаянно закивали.
– Но… как же деньги, ведь вы сказали, что это очень дорогая порода, – решилась пробормотать Анна Петровна.
Хозяйка снова взглянула на свою собаку – та ответила ей серьёзным взглядом.
– Честно сказать, я хотела вызвать вета и потихоньку её усыпить от позора, – скороговоркой выпалила женщина. – Рука не поднялась. Всё, хватит болтать, я вызываю такси. Сейчас найду покрывало.
Она скрылась в глубине квартиры, а Анна Петровна пообещала, глядя в умные глаза собачищи:
– Мы будем очень твою девочку любить и хорошо о ней заботиться. Честное слово.
– Да-да, – вскинула заплаканное лицо Вера Филипповна.
Уже стоя в дверях, она вдруг спросила, старательно кутая щенка в покрывало, как ребёнка:
– А она большая вырастет? Эвочка?
Хозяйка саркастически улыбнулась:
– В точности как мама.
– Ой, – только и сказала Вера Филипповна, а Анна Петровна пробормотала, заикаясь:
– Белая собачка!
И засмеялась. И тогда Эмери Этуаль Нуар улыбнулась тоже.
Юлия Журавлёва и Даниил Журавлёв История для эльфов
Шестилетний сын моих живущих то в Абхазии, то в Ростове-на-Дону друзей Алёшки и Олеси – Елисей Алексеевич Азовский – осмысленный, прозрачный и умненький. Абхазская бабушка Соня, в доме которой все живут, категорически не отдает его родителям в Ростов, где родная бабка его не любит, поэтому он спокойный и доброжелательный, естественно говорит на двух языках и многочисленных сониных правнуков и правнучек с их бриллиантами в ушах и кудрявыми ресницами считает немножко забавными, но абсолютно понятными и родными по его ощущениям братьями и сестрами.
Вскормлен он молоком Дианы и Анжеллы, которые кормили своих двух дочек по имени Зара и одного сына Эдика до двух лет, а Елисей был старше всех, поэтому пил грудное жирное молоко до четырёх лет. Девчонки сцеживали его в поллитровые банки в домах, где они и сейчас живут со своими семьями, и ставили в холодильник, чтоб не прокисло, а Соня бегала в гости, воровала из холодильника молоко и тайно поила Елисея, справедливо полагая, что если его русские родители узнают, что их сын несколько раз в день выпивает по поллитровой банке жирного молока толстых дочек Ширвани, то они увезут его к бабке, которая его не любит и будет кормить детскими смесями из баночек, которые по телевизору рекламируют со словами «как ты это ешь?».
К тому же он привык есть взрослую еду, сидя на коленях у Ширвани, из его тарелки и с его ложки или вилки. Удивительно, что при таком мощном рационе он не толстый, а худенький, как эльф, с эльфийскими прозрачными ушками и пальчиками, которые просвечивают розовым, и которых вечно кажется больше десяти, поэтому их все время пересчитываешь, сбиваешься, пересчитываешь опять – и опять сбиваешься: до тех пор, пока рассудком не осознаешь, что пальцев у него десять, их пересчитали еще при родах, и чем их считать, займись лучше чем-нибудь толковым.
А почему он умный, я поняла, когда мы ехали в Ростов-на-Дону. Его родители праздно растянулись на нижних полках – каждый в своём айфоне. Елисей лежал с моим сыном наверху, оба тонкие, светлые и длинные; я прислушалась, о чем они говорят, и открыла для себя удивительную вещь: Елисей и мой сын – оба эльфы, потому что сын говорил, как эльф, а Елисей – как эльф – молча и чутко его слушал.
Алешка догадался включить диктофон и записал, а я позже переписала запись. Вот она.
Шотландцы изобрели килт и скотч, чтобы держать хозяйство в холоде, а душу в тепле.
Англичане придумали чаепития, колонии, плюшевых медведей и джентльменство. Последнее предполагало, что если ты подыхаешь, то делай это с благородным выражением.
Рыцарство в 14 веке убил английский длинный тисовый лук.
Потому что если вкратце, то рыцарь – это благородный дебил в доспехах на бронированном коне. Мало того, что тяжелый дебил на коне стоил кучу денег, он ещё и был малоэффективен.
Для содержания рыцаря нужны были церковь, замок, куча ферм, кузница, конюшня, до фига еды, вина, пажей и регалий.
Для содержания лучника хватало похлёбки и веры в Англию.
Римляне очень любили греков, потому что украли у них культуру, которую те украли у островных племён.
Римские императоры предельно ясно осознавали, что народу нужно либо заниматься любовью, либо убивать друг друга, а в перерывах кушать. Это знание они передали средневековым королям, но из-за Библии любовь стала считаться грешной. Люди ею занимались, но грустненько и с виноватыми лицами.
Когда хлеба было много, крестьяне не жаловались. Когда хлеба становилось мало, Папа Римский объявлял, что пора в крестовый поход.
Крестоносцы были на 5 процентов идейными придурками, а на 95 процентов – просто придурками. По пути в Святую землю они чисто по приколу захватывали Италию, Польшу или другой аналог средневековой Белоруссии. Тогда возвращаться домой после того, как получили по морде от сарацин, было не так обидно.
В пустыне рыцари с удивлением осознали, что месяцами бродить в доспехах под палящим солнцем неприятно.
У короля Ричарда Львиное сердце были трогательные отношения с Салах-Ад-Дином. Они обменивались письмами, где признавались друг другу в братской любви. Салах-Ад-Дин присылал бурдюки с ледяными фруктами и обещал, что если Ричарда ранят, то он отдаст ему своих лекарей и лёд.
Достать лёд посреди пустыни мог только истинный товарищ.
Ричард был очень самоуверенный и в целом здравый мужик до тех пор, пока случайный француз не попал стрелой ему в плечо. Ричард рану не лечил. Понимаешь, какое дело: как истинный англичанин, Ричард был убежден, что стрелы французов такие же тупые, как они сами.
