Детектив дальних странствий
– Тебя же посадят, – рассудительно молвила Таня. – Зачем они тебе будут, в чешской тюрьме, деньги?
– Не посадят. Не найдут. Не докажут. А ты обо всем молчать будешь. Правда ведь будешь?! – повторил он угрожающе, выдвигая в сторону Садовниковой электрические контакты.
– Конечно, буду молчать, – как можно более убедительно соврала Татьяна.
– А мамаша тем более промолчит. Правда, маманя?
В этот момент он полуобернулся к своей лежавшей на полу матери – и очень вовремя (для себя): она как раз вскочила с пола, подобрала валявшуюся бутылку и совершила новую попытку ударить ею сына. Но Павел почти машинально развернулся, выставил вперед оба контакта своего страшного агрегата – и ткнул ими мать. Раздался страшный электрический треск, мелькнула белесая в свете дня вспышка, донесся запах горелого мяса, тело Натальи страшно дернулось – а потом осело на пол. Пальцы правой руки под действием тока судорожно свело – они не выпускали пустую бутылку из-под чешской водки.
Но сразу за тем, как она упала, молодой человек, осознав, что натворил, отшвырнул в сторону свой прибор и кинулся к пострадавшей:
– Мама! Мамочка! Что с тобой?! Прости! Я не хотел!
Таня поняла, что наконец для нее выпал шанс, и, зажмурившись, стала бить в оконное стекло плечом и рукой. Раздался звон разлетающихся осколков, они полетели, посыпались вниз. А Таня все била и била. Откуда-то потекла кровь, плечо окрасилось красным.
И тут наконец издалека послышался перепев полицейских сирен. Они приближались.
Таня взяла в руки подходящий осколок и стала резать пластик, стягивающий ее запястья. Получалось неважно, она задевала острием и те пальцы, что держали кусок стекла, и кожу на ладонях. Но и скотч поддавался.
А убийца не обращал на нее внимания, все канючил на полу, за тахтой:
– Мама! Ну, мамочка! – а потом стал делать безжизненной матери искусственное дыхание.
А сирены слышались все ближе и ближе, и вот машины остановились перед подъездом, и оттуда – Таня видела это в окно первого этажа краем глаза – выскочили полицейские.
* * *Вечером Таня по вотсаппу прямо из номера – нечего теперь скрываться! – рассказала отчиму обо всем, что случилось с ней сегодня, в столь длинный, бесконечный день.
– Как ты? – прежде всего обеспокоенно вопросил Валерий Петрович.
– Все хорошо, – беспечно откликнулась она. – Ссадины – это не в счет.
На самом деле обошлось даже без перевязки, не говоря о швах. Прибывшие на место преступления медики лишь смазали порезы дезинфицирующим раствором. Ничего глубокого, может, даже шрамиков не останется – всего-то пара порезов на плечах, пара на пальцах, один на запястье.
Наталье повезло гораздо меньше. Никто из полицейских ничего Татьяне не докладывал, но она сама видела, как тело женщины задвигают на носилках в кузов санитарной машины.
Укрытое с головой.
Павла увезли с места преступления в другой машине – полицейской. В наручниках. Он ничего никому не говорил, на вопросы не отвечал, был бледный и поникший.
Татьяна в участке дала показания – даже переводчик с русского нашелся. Рассказала, ничего не скрывая, все, чему была свидетельницей. Ее отпустили, но попросили пока городок не покидать, могут возникнуть уточняющие вопросы.
По возвращении в отель, прямо в лобби, к Тане кинулись все трое: и начальник службы безопасности «Атланта» Михаил Рожков, и друг Николая Евгений, и жена погибшего Елизавета Львовна. Они откуда-то о чем-то прознали и поджидали ее. Девушка отстранила их: подробности потом, завтра.
И вот теперь она рассказывала о случившемся отчиму.
Он выслушал, не прерывая, а потом воскликнул с досадой. Да что там с досадой! С настоящей злостью и глубоким огорчением!
– Что же ты творишь, Татьяна?! – В хорошие моменты он обычно называл ее Танюшкой и Танечкой. Когда злился – только полным именем – Татьяна. – Что же ты всюду суешь свой нос?! Зачем тебе это надо?! Даже на чинном западном курорте – и все равно нашла себе на «же» приключений! Когда же ты, наконец, угомонишься?!
– Никогда, – так же беззаботно, как раньше, ответствовала Садовникова.
– Никогда?!
– Да ладно, Валерочка! Что ты на меня тянешь? – Она нарочно употребила жаргонное слово из далекого детства: «тянешь». – Ты ведь и сам такой же, как я! И меня так воспитал! Мы ведь с тобой оба, и по духу, и по стилю жизни, настоящие, прожженные авантюристы. Ведь как только где-то появляется запах приключения, мы с тобой, оба-два, как цирковая лошадь при звуках оркестра, сразу напружиниваемся, подбираемся, и – давай в пляс! Ну? Неправда, что ли?! И как мы с тобой можем, спрашивается, изменить сами себе, изменить своим натурам? Разве ты не знаешь присказки: горбатого могила исправит? Это ведь про нас!
Повисла долгая пауза. Старый толстяк переваривал все то, что она ему высказала.
Впервые в жизни, между прочим. Но – то, что действительно думала. И – чистую правду.
И наконец Валерочка произнес – уже совсем другим, примирительным, слегка ворчливым и усмешливым тоном:
– Горбатого, говоришь, могила исправит, да? Боюсь, что в моем случае это будет уже довольно скоро.
– О нет, Валерочка! Перестань! Не спеши ты нас хоронить! Мы с тобой, как самый дух приключения, будем жить долго-долго! Вечно!
– Ну, если ты мне это обещаешь… – усмехнулся полковник в отставке.
Куда-то вдруг испарились его ворчливость и даже грубость – воистину, не мог он злиться на падчерицу долго. А она и рада стараться.
В итоге они ласково друг с другом попрощались.
Тут в дверь номера очень нежно, очень верноподданнически постучали. Таня открыла.
Двое портье в фирменных сюртуках торжественно внесли в номер корзину цветов, корзину фруктов и бутылку чешского муската в ведре со льдом.
– Пани Горакова просила вам передать, – почтительнейшим тоном проговорил один из вошедших, расставляя дары.
«Главврач молодец, что подобным образом благодарит и извиняется за поведение своих сотрудников, Натальи и Павла, – усмешливо подумала Таня. – Но я не я буду, если не раскручу владельцев отеля, в знак компенсации, на большее. К примеру, на бесплатную путевку – скажем, на две недели. На две персоны. И тогда Валерочку с собой возьму».
* * *Авторы благодарят инженера-энергетика Валентина Сорина, который не только давал нам ценные советы в ходе работы над повестью, но и взял на себя труд во избежание ошибок и неточностей прочитать работу в рукописи и сделать важные замечания и дополнения.
Татьяна Устинова
Моя драгоценная макака
На каникулах мы полетели в Стамбул. Полетели потому, что дети своими глазами должны увидеть бухту Золотой Рог, мосты над Босфором, тающие в солнечном мареве, как нити сахарной ваты, корабли, серый камень мечети Султан-Ахмед, Святую Софию, ворота Константинополя, розы под снегом – чтобы понимать хоть немного, откуда взялась цивилизация.
Женя должен был выступать на конференции и лететь в Стамбул не мог. Я долго ныла, что дети растут без отца, что каникулы нужно проводить с пользой и т. д. Мой муж слушал, морщился, вздыхал – я мешала ему писать доклад, – соглашался и кивал. Потом дописал и улетел в свою командировку.
В Стамбуле у нас вышла история. Перед отъездом сыну Мишке подарили фотоаппарат, шикарный, сложный, почти профессиональный. Мишка так его хотел, облизывался, предвкушая, как будет снимать, закатывал глаза и скакал, как макака. От восторга и разгильдяйства инструкцию к нему он, разумеется, позабыл в Москве. А снимать просто так, нажимая на кнопочку, не получалось – фотоаппарат был слишком сложен, самовлюблен и горд тем, что столь сложен.
Мишка совсем упал духом. Он бодрился, но по его расстроенной мордахе все было видно. Вот Стамбул. Вот розы под снегом. Вот серые камни великих мечетей. Вот даже и фотоаппарат, будь он неладен!.. А снимать не получается.
С нами был сопровождающий – взрослый, упитанный, сурьезный дяденька, как раз умеющий фотографировать. И Мишка, совершенно изнемогший от сознания собственной ужасной ошибки, попросил егопоказать, как пользоваться этой прекрасной и сложной техникой. Сурьезный дяденька подошел к вопросу воспитания моего сына со всей ответственностью. Он бубнил, что нужно было изучить инструкцию. Да, но она в Москве! Нужно было заранее. Да, но фотоаппарат подарили за день до поездки! Нужно было подготовиться и взять ее с собой. Да, но он забыл, забыл!.. В следующий раз он постарается, а сейчас, пожалуйста, ну пожалуйста, покажите как!..
Не тут-то было. Дяденька решил не отступать и не сдаваться. Воспитание продолжалось до самого вечера. Воспитуемый каялся и осознавал, но так и не фотографировал. Непонятно, почему я терпела так долго. Я не мешала воспитательному процессу и искренне стыдилась, что мой сын такой болван. Только в отеле я вдруг очухалась, и возле ресепшена мы с Мишкой обнаружили каких-то голландцев с точно таким же аппаратом, которые за минутупоказали нам, как снимать, чтоб получалось хоть что-то.
А подробную инструкцию мы подробно изучили в Москве.
Как вы думаете, почему нам кажется, что наши дети хуже всех остальных детей?! Почему мы готовы верить тому, что говорят о них вовсе чужие люди – подруга жены, друг мужа, бабушка подруги жены, дядя друга мужа или учительница химии?! Почему мы готовы со скорбным видом кивать, когда некто убеждает нас в том, что ребенок – разгильдяй, тунеядец, ни черта не смыслит в крекинг-процессе, завтра продаст родину и станет позором семьи?! Почему мнение этих людей для нас так важно, ведь мы-то знаем собственного ребенка гораздо лучше всех посторонних воспитателей, вместе взятых!..
Я знаю, что мой сын растрепа, что может забыть телефон у друга Димки, а кроссовки в спортзале. Я знаю, что по-английски он пишет грамотней, чем по-русски, а от его интернет-стрелялок у меня волосы на голове встают дыбом.
Я знаю, что, огорчив нас, он расстраивается куда больше, чем мы, потому что он благородный, умный, добрый и очень молодой мужчина, который просто еще не умеет быть всегда собранным, всегда ответственным, всегда положительным и осознающим последствия своих поступков!
Бог даст, он станет таким к своим сорока годам, но сейчас-то он еще может побыть… маленьким. Не всегда и во всем совершенным, но очень любимым и защищенным родителями со всех сторон!
Не верьте, когда вам говорят, что ваш ребенок плох. В крайнем случае влепите ему по заднице, скажите, чтоб в следующий раз был умнее, заварите чаю и садитесь рассматривать фотографии.
Вот Стамбул. Вот розы под снегом. А вот сияющая кривоватыми передними зубами физиономия вашей драгоценной макаки!
Так чего вам еще нужно?!
Евгения Михайлова
Подруги, или Вредная привычка жить
Марина
Она шагнула из ванны к зеркалу, окутанному паром. Задумчиво посмотрела даже не на свое отражение, а в этот туман. В нем лучше было видно то, чего нет, но что обязательно должно быть. Она видела в тусклом свете, в оседающих на зеркальную поверхность капельках уставшего парить мокрого воздуха женщину-мечту, женщину-соблазн, искушение. Марина видела пленительное лицо, томные глаза, зовущие губы. Ощущала полную, налитую женственностью грудь, атласные бедра, стройные ноги с маленькими ступнями, готовыми скользнуть в туфельки Золушки.
Но сейчас туман умрет. Зеркало прозреет, и Марина увидит себя. Такой, какой ее видят другие люди. Обычная женщина за тридцать, с обычным набором недостатков внешности и приобретенными следами тяжелой работы, безрадостной и тусклой жизни. А лицо… Нет в нем ни пленительных черт, ни соблазна, ни томной притягательности. Оно обычное, «как у всех». И это с детства убивало Марину, которая никогда не сомневалась в своей исключительности, но которой досталась банальная внешность.
Марина посмотрела в собственные глаза пристально и недобро. Сейчас, когда она не улыбается и нет причины скрывать от кого-то подавленное мрачное настроение, ее глаза не лучатся, не смеются, не вспыхивают зеленым и синим, как бывает в хорошие минуты. Они серые, цвета поблекшего гранита, они без возраста, без любви, без надежды.
Марина вышла из ванной, прикрыла плотнее дверь комнаты сына, прошла на кухню, налила себе рюмку коньяка и запила таблетку снотворного. Иначе не стряхнуть с себя такой сложный день, не предупредить появление ночных, терзающих ее демонов.
Душа согрелась. Глаза потеплели и даже подмигнули Марине из маленького зеркала на кухонном шкафчике. Можно без страха отправляться в свою одинокую постель, можно начинать перебирать, как обычно, события дня, отыскивая приятные моменты.
Боже! Она чуть не забыла! Что значит, приятные моменты? Произошло ведь настоящее событие! Эта встреча в парикмахерской, куда она привела сына. Марина обратилась со случайным вопросом к незнакомому мужчине, который тоже привел в парикмахерскую мальчика, и, когда он обернулся, внутренне ахнула. Этот человек не был похож ни на кого из тех, кого она знала. Густая волна темно-русых волос открывала ясный лоб, а светло-карие глаза смотрели внимательно, серьезно, как будто человек постоянно делает важную исследовательскую работу. Изучает жизнь и людей в ней. Они легко разговорились. И мужчина, представившись Михаилом, в нескольких словах сумел рассказать о себе все, что Марину интересовало. У Михаила здесь серьезный и перспективный бизнес. Он разведен, сын приехал к нему из другого города. И Михаил принял ее приглашение. Он с сыном придет к ней в гости в воскресенье.
Марина задержала его лицо в памяти, как стоп-кадр в кино. Он смотрел на нее прямо, с интересом, как ребенок, узнавший что-то новое. Кажется, она ему понравилась… Нет, она почти уверена. Она ему понравилась! Он похож на человека, который сумеет оценить ее исключительность. И тогда… Все может быть тогда.
В сон Марина уплывала легко, с удовольствием. Утро будет не таким тяжелым и безрадостным, как обычно. В нем останется родившаяся сегодня надежда.
А сон был, как всегда, трудным, больным. Сначала придавил голову намертво к подушке холодный, тяжелый, враждебный ветер. Потом надвинулась такая знакомая, ненавистная тень, тело и руки сразу скрутило знакомое бессилие сна, замер крик, не добравшись до губ. Марина падала, летела в боль, кровь, страх и обиду. А над ней гремел его пьяный хохот, ранили, как пули, его оскорбления.
Марина понимала, что это сон, она рвалась из него на свободу. Она не хотела продолжения, потому что знала, что случится. И это, конечно, ее настигло. Она больше не видела избившего ее человека, бывшего мужа Александра. Она закрывала свое окровавленное лицо от ЕЕ глаз. От прекрасных и томных глаз школьной подруги Вероники. Первой красавицы школы. Это ее пленительное лицо Марина пытается присвоить себе в тумане темной ванной комнаты. Это ею она должна была родиться, чтобы стать хозяйкой жизни. И это страшная пытка, то, что Ника смотрит по ночам на ее унижения.
Марина разлепила мокрые ресницы, посмотрела в темноту, перевела дыхание. Она одна. Каждый раз это спасительное открытие: то был всего лишь сон. А лицо Вероники не растаяло, Марина его задержала. Ника ты, Ника. Знаешь ли ты, как ты не достойна своей красоты? Что-то перепутали феи при их рождении. И тот день… Тот страшный день, то, что тогда произошло… Марина ни минуты не жалела об этом. Лишь одно мешает: Ника тоже что-то помнит. С этим осознанием смириться иногда тяжело, но смысл был именно в этом. Чтобы Вероника помнила это всю жизнь.
Утро наконец наступило. И луч солнца пробежал от речки, осушил и согрел глаза, зажег настоящую надежду.
В воскресенье Марина ждала гостей, впервые за последние годы. Готовилась и волновалась. Непростые это были для нее гости. Он, мужчина, точно. Он похож на ее удачу.
Марина с утра вылизала до блеска квартиру, приготовила отличный обед, испекла домашний хлеб, нарезала помидоры и огурцы. Разложила в вазы крупный черный виноград, поставила красное любимое вино. Хозяйкой она была прекрасной. Скатерть белоснежная с кружевами, хрусталь сверкающий, занавески на открытых окнах нежные, гипюровые, пахнущие свежестью.
Гости – Михаил с сыном-подростком Артуром – пришли точно в назначенный час. Марина встретила их подкрашенная, красиво причесанная, в голубом нарядном платье с глубоким декольте и рюшами по подолу.
– Ох, – засмущалась она, – вы пришли! Я так рада. А я закрутилась, даже не переоделась, не привела себя в порядок.
Глаза Михаила на секунду стали удивленными, потом в них Марина прочитала что-то похожее на нежность. Она мысленно сказала себе: «Да!» Эффект достигнут. Он понял, что она из тех женщин, которых муж никогда не застанет растрепанной и неумытой, в грязном халате. Мужчины, особенно после неудачного брака, такое очень ценят.
Они вошли в столовую. Судя по взгляду гостей на красиво накрытый стол с обильными закусками, мужчины – маленький и большой – здорово истосковались по домашней, приготовленной умелой хозяйкой еде.
– Это мой сын – Костик. В парикмахерской я вас даже не познакомила. Костик, развлеки пока гостей, а я быстро приведу себя в порядок.
– Трудно себе представить, что это за сложный процесс, – улыбнулся Михаил. – На какую еще ступень совершенства вы собираетесь подняться.
– Вы меня смущаете, – кокетливо улыбнулась Марина.
Она вышла из комнаты, размышляя над тем, была в голосе Михаила ирония или показалось. Вернулась она в синем облегающем платье, с волосами, уложенными немного по-другому. Мальчики не подняли голов, они уже занимались своими играми в телефоне Артура. А Михаил посмотрел на нее одобрительно.
– Мы заждались, – сказал он. – И запахи приятно тревожат.
– Да, – гордо ответила Марина. – Сегодня настоящий украинский борщ с галушками, вареники с вишнями и компот из слив.
Обед прошел без запинки. Все было, как задумала хозяйка.
– За продолжение знакомства, – произнес первый тост Михаил.
Они выпили и решили перейти на «ты». Марина хлопотала, смотрела, чтобы не было пустых и грязных тарелок. И никто, наверное, не заметил, как внимательно она следит за мужчиной, который в первый раз пришел в ее дом. Как ест, сколько пьет, как меняется после выпивки, как часто смотрит в ее сторону. Как развивается его отношение, выраженное во взгляде. К концу обеда она ответила себе на необходимые вопросы. Аппетит здорового человека. Пьет умеренно, практически не меняется после выпитого. Во взгляде есть интерес, и очень похоже, что рождаются симпатия и доверие. Не самый сложный человек и не самый простой, сделала она вывод. И нет сомнений, что он сюда вернется. Тяжело мужчине жить одному, если он знает, что такое семья.
Они простились тепло. Конечно, договорились созвониться по поводу следующего обеда или ужина. Теперь уже без Артура, который уезжал на следующий день. Марина точно знала, что в этот следующий раз у ее сына Костика будут свои дела. В маленькой прихожей она стояла очень близко к Михаилу, чувствовала не только запах его хороших мужских духов, она чувствовала и его запах. Это так важно, это наука – находить своих людей по запаху. Читать их волнение, сбой привычных для человека эмоций.
И она прочитала. Волнения нет. У него была возможность дотронуться или легко обнять ее, когда он шагнул к двери, но он этой возможностью не воспользовался. Более того, он сказал:
– Извини, чуть не задел тебя. Тут не слишком разойдешься.
Марина проводила их до лестницы и какое-то время смотрела вслед. Смотрела вслед только ему. Этому мужчине, которого она сейчас оценивала по всем возможным параметрам. Это то, что нужно. На тысячу процентов. Это шанс. Значит, далеко от нее он не уйдет. Существуют ли «но»?.. Об этом она подумает ночью, одна.
Ночью, после ритуальной рюмки конька с таблеткой снотворного, Марина сразу наткнулась на это «но». На возможную проблему, преграду, сложность. Это как раз то самое, из-за чего она сразу обратила внимание на Михаила. Внимательный, изучающий взгляд. Такой странный взгляд, в нем сочетаются опыт испытателя, экспериментатора и детское наивное любопытство. Невозможно выделить, чего в нем больше, а ведь именно это и важно. Это новый опыт для Марины – отношения с мужчиной, чье слишком пристальное внимание не вырубишь рюмкой водки, как ей приходилось делать в жизни с бывшим мужем.
Она вспомнила прихожую, мужской запах, мужскую руку на ручке двери и застонала, прижав ладонь к низу живота. Она истосковалась по мужчине, как голодная волчица во время гона. Не так чтобы приходилось совсем воздерживаться. Просто все это были разовые варианты. К ним возвращаться не нужно, даже если очень хотелось. Такой была сильная сторона Марины. Она мгновенно могла определить стоимость любой вещи. Даже если это совсем не вещь. Особенно когда это не вещь. Потому что жизнь – это всегда ярмарка. И не она одна так думает.
В эту ночь постоянный кошмар долго не приходил. Марина понимала, что она уже спит, что ей снится сон, но он крался на таких мягких лапах, она никак не могла его рассмотреть, понять, что происходит. А происходило с ней почти чудо: она во сне увидела свое желание. Желание близости с конкретным мужчиной. С малознакомым чужим мужчиной. Вот что она не может рассмотреть сейчас. Она видела его только одетым…
Она встречает его в прихожей. Она в ночной сорочке, держит его за руку, ведет сюда, к кровати, расстегивает верхние пуговицы рубашки… Чувствует чужое, мужское тепло, оно обволакивает ее тело, оно зажигает лоно… Марина сначала видит себя лежащей на кровати, Михаил склоняется над ней, но… Ей холодно! Она оказалась не на кровати, по-прежнему стоит рядом. А из-за плеча Михаила смотрит на нее обворожительное, зовущее и ненавистное лицо Вероники. Она соблазнила, она украла его! Как тогда Александра… Украла, даже не догадываясь об этом.
Утром свежая и деловая Марина в дорогом и элегантном сером костюме шла на работу. Выглядела она так, как будто работала в Министерстве иностранных дел, а не в конторе упаковочных материалов. Начался небольшой дождь, а Марина не взяла зонтик. На узкой дорожке она нетерпеливо обогнала какую-то нелепую женскую фигуру: из-под бесформенного дождевика торчала цветастая сатиновая юбка, на ногах – резиновые сапоги. Марина задела ее и оглянулась, чтобы извиниться.
– Ника? Я тебя не узнала в этом балахоне. Мы не виделись сто лет.
– Немного меньше, – улыбнулась Вероника. – Но очень давно.
– Как твои дела?
– Ничего, – устало ответила Вероника. – Только мама болеет. Муж умер от рака. Школу мою закрыли. А так, ничего. Видишь, иду в этом балахоне на рынок. Я там торгую носками, которые мама успела навязать, и вареньем. Ее последним, наверное, в жизни вареньем. Давай я подарю твоему Костику баночку. Особенно хорошо получилось вот это: кизил с грецкими орехами.
– Что за чушь ты несешь, Ника? Ты сама здорова? У тебя умер муж, больна мама, а ты…
– А что я должна говорить по-твоему?
– Ты должна кричать о том, чтобы тебе помогли! Какой рынок? Какие носки? Давай я возьму тебя на работу.
– Я не могу работать. Ты же слышала – мама умирает. И потом, что я умею? Что я знаю, кроме русского языка и литературы для старших классов?
– Ника, нет неразрешимых ситуаций! Я недавно встретила одного нашего клиента. Он открыл бар на пляже, ты, может, видела. Не пивнушка, а для приличных людей. Там у него артисты выступают, а вечером девушки крутятся у шеста. Ему нужна типа хозяйка. Ведущая званых вечеров. На несколько часов в ночь. Он мне предложил, но не мое это. Да и зарплату предлагал небольшую. Но у меня не безвыходное положение, как у тебя.
– И у меня не безвыходное, – спокойно сказала Вероника. – Вот носки и варенье. Есть много хороших книг. Их тоже покупают. Я не оставлю маму ночью, во-первых. И не хочу быть ведущей в окружении девушек у шеста, во-вторых. Не люблю пьяную публику к тому же. Но спасибо тебе большое. Ты поддержала меня уже тем, что предложила помощь. Знаешь, я буду иметь в виду.
– Эта твоя чертова гордость! – вдруг с болью и горечью произнесла Марина, чувствуя, как закипели, не вылившись, слезы в загоревшихся глазах. – Эта твоя чертова гордость, которая уничтожила твою чертову красоту. Нормальная баба с твоей внешностью пришла бы к этим прошмандо с шестами на полчаса и ушла бы оттуда богатой содержанкой. И не работала бы уже никогда. Скажу тебе, Ника. Как ты меня мучаешь иногда! Вот не видимся, а ты меня мучаешь. Думаю о тебе. О твоей ужасной жизни. Ты мне даже снишься. Вот не поверишь…
– Поверю, – вдруг очень серьезно проговорила Вероника. – Я тоже о тебе часто думаю. И тоже давно хочу сказать. Марина, тебя мучает вот что. Ты не знаешь: помню ли я все, что было, знаю ли, что ты там была? Я все помню. Я все видела.
– И ты столько лет…
– Да. И я столько лет твоя подруга. И мне ничего не мешает. Не хочу никому быть судьей.
– Не верю я таким юродивым, – сказала Марина со злостью.