Женские лица русской разведки

Итак, при установлении её первых контактов с Александром I речь идёт о событиях, относящихся к лету 1806 года. Анна рассказывает о том, что происходило в её жизни в период пребывания в Петербурге. Во время верховой прогулки около Каменного острова её заметил император Александр I. Царь был большим любителем прекрасного пола, поэтому проявил неподдельный интерес к ранее ему неизвестной барышне. Он поручил обер-гофмаршалу графу Толстому узнать всё о ней и где она живёт. А жила Анна в то время «на даче Графа Головина, и купленная Государем Александром, которая находится по ту сторону Черной речки, за Строгановским садом»[47].

Узнав её адрес, император Александр Павлович стал ежедневно в 11 часов утра верхом проезжать мимо её дома, глядя в лорнет на её окна и кланяясь ей. И так прошла целая неделя. Зная об особом благоволении государя к женскому полу, она удивилась его вниманию, поскольку ей было уже 34 года, царь был на 5 лет моложе. Вся эта ситуация, как она позже вспоминала, показалась ей странной. Она решила выждать время, чтобы понять дальнейшие действия со стороны императора.

Однако частые поездки под окнами Анны заметили и другие обитатели дачи. В своих мемуарах она писала: «все соседи начали удивляться частой езде Государя по той даче, где пред сим его не видали и что он только с лорнеткой своей устремлял взоры свои на мои окошки»[48].

Однако царь не знал о том, что она была из числа особенных женщин, которые любовным утехам с мужчинами предпочитали другие отношения. Судя по её взглядам и пристрастиям, изложенным в мемуарах, она была сторонницей лесбийской любви. Надо заметить, что царь, судя по всему, об этом не знал.

Он продолжал свои предобеденные поездки под окнами Анны. Но она приняла решение не искушать его и себя. На время верховой прогулки императора она опускала шторы на своих окнах. Так прошла ещё одна неделя, затем Александр Павлович перестал ездить под её окнами.

Заметим, что М. Данилов в своих примечаниях к публикации мемуаров А. де Пальмье под номером 10 привёл мнение неизвестного современника о полной недостоверности описанных в мемуарах событий касательно проявленного внимания к Анне со стороны императора. «На полях рукописи против рассказа о «частой езде» императора Александра I запись рукою неустановленного лица: «Вранье – девушкам часто грезится, что за ними гоняются мущины. Ничаво не бывало»[49].

Как складывались на самом деле отношения тайного агента Анны с императором Александром Павловичем, мы расскажем несколько позже.

В этой части своих мемуаров, так или иначе связанных с императором Александром I, Анна несколько раз упоминает об особо доверенном царедворце графе Толстом, выполнявшем тайные и сугубо личные, часто интимного характера, поручения императора. Речь идёт о графе Николае Александровиче Толстом. Выходец из семьи с корнями столбового дворянства и знатного графского рода, прославившегося в петровские времена, он сделал блестящую карьеру. По обычаям прошлых лет, он со дня своего рождения был приписан к гвардии и состоял в Семёновском полку. К двадцати годам молодой граф уже имел чин капитана гвардии.

Преуспел он и в придворной службе. Вначале он состоял при великом князе Александре Павловиче и сумел заслужить расположение не только великого князя, но и Екатерины Алексеевны. Даже недоверчивый Павел Петрович отмечал его служебное рвение и выделял среди других. Графу Толстому удавалось избегать участия в придворных интригах и обходить стороной всё, что было связано с политикой. Он слыл образцовым служакой, круг интересов которого ограничивался его служебными обязанностями. Благодаря этим качествам граф вскоре добился высот в придворной службе. В 28 лет он стал камергером, а спустя короткое время был назначен гофмаршалом малого двора великого князя Александра Павловича. Кстати, по Табели о рангах это был придворный чин 3-го класса.

Император Павел I сохранил своё благоволение к графу Толстому. В день коронации графу в знак особого расположения было подарено 600 крепостных крестьян.

Положение графа Н.А. Толстова ещё более упрочилось после вступления на российский престол императора Александра I. Для графа наступил «звёздный час» в придворной службе. «В течение 13 лет, – читаем в его биографии, – он пользовался правом беспрепятственного входа к императору, а также повсюду сопровождал его»[50]. В описанный в мемуарах Анны де Пальмье период граф Толстой, ставший обер-гофмаршалом и действительным тайным советником, был на пике своей придворной карьеры и состоял особо доверенным приближённым императора Александра Павловича. При этом при царском дворе он выделялся своей грубостью, излишней прямолинейностью и дерзостью. Проявлял он свои не лучшие качества даже в общении с императором. При этом снисходительность царя к проступкам приближённого оставалась загадкой для придворных. «Со вступлением на престол Александра I, – читаем в издании великого князя Николая Михайловича, – начинается придворная деятельность гр.[афа] Н.[иколая] А.[лександровича], который почти безотлучно состоял при Государе в течение 15-ти первых лет его царствования, занимая пост обер-гофмаршала до самой своей кончины»[51].

По воспоминаниям Анны, её как бы случайные встречи с графом Толстым происходили в летние месяцы 1806 года. Тогда же у неё возникла надобность по какому-то не названному ею делу обратиться с прошением о правосудии императора. Она письменно изложила суть проблемы и свою просьбу, а также сообщила о своей службе при Екатерине Великой «и чем я при ней в тайне занималась»[52].

На 3-й день после этого к ней пожаловал всё тот же граф Толстой. Он сообщил, что её прошение будет удовлетворено. Но главной целью его визита было другое. Граф сообщил, что императора заинтересовала её прежняя секретная работа при Екатерине II и царь предлагает ей «ту же самую должность и на том же самом положении…»[53].

Анна поблагодарила за монаршее благоволение и оказанную ей честь, однако сообщила графу Толстому, что, к её великому сожалению, не может принять столь лестное предложение от самого императора. При этом она честно объяснила причину своего отказа. «Десять лет сряду ничем не занимаясь, как одними своими частными делами, и отставши всесовершенно от политических занятий, – сообщила Анна посланнику императора, – то смею ли я теперь приняться за них, когда мне должно будет долго ходить во мраке лабиринта их?»[54]

Посетовала она и на то, что ей теперь не найти такого же наставника и куратора, каким был князь Безбородко, советами которого она руководствовалась в своей тайной службе. К тому же она тогда была молода и не опасалась никаких препятствий. А теперь в свои 34 года она стала мудрее и научилась предвидеть возможные опасности и неудобства на своём жизненном пути.

По просьбе графа Толстого она свой ответ императору изложила в письменном виде. Царю ответ строптивой бывшей придворной шпионки не понравился. Он вновь прислал обер-гофмаршала Толстого с тем же предложением. Анне пришлось покориться воле императора и согласиться передавать графу все её донесения, адресованные Александру II. При этом она пресекла фривольное обращение к ней со стороны Толстого и его попытку придать их разговору романтические нотки. Заметим, что графу тогда был 41 год и при дворе он слыл ловеласом. Своим замечанием по поводу его романтического тона она, видимо, расстроила какие-то его фривольные планы, поэтому он сухо попрощался и быстро удалился.

Целый месяц от графа Толстого не было никаких вестей, что, как вспоминала позже наша мемуаристка, её даже порадовало. Она подумала, что все прежние пустые хлопоты остались позади. Тем более обещанного положительного решения по её прошению так и не поступило. К тому же ей очень не хотелось вновь заниматься «государственными делами».

Жизнь шла своим чередом. Летний сезон завершился, и в сентябре она съехала с дачи и вернулась в столицу. Октябрь тоже прошёл в житейских хлопотах. Лишь в ноябре она решила написать графу, чтобы узнать о причинах задержки обещанного ей решения по её прошению к императору.

Граф Толстой, сославшись на болезнь, сообщил, что сам к ней приехать не может, поэтому пригласил Анну к себе. Царедворец начал их встречу с претензий, что за всё прошедшее время от неё он не получил ни одной депеши для государя. Но бывалая и решительная тайная агентка царской семьи напомнила графу о том, что, с его же слов, государем было поручено ему лично раз в неделю приезжать к ней и получать из рук в руки бумаги, адресованные царю. Заявив, что она больше никаких дел с Толстым иметь не желает, возмущённая Анна покинула графский дом.

Обиженная столь пренебрежительным отношением со стороны графа Н.А. Толстого, Анна в тот же день написала письмо императору Александру Павловичу, в котором она изложила всё происшедшее с момента её первой встречи с графом и в последующий период, включая день прошедший. При этом в своём письме она ещё раз поблагодарила императора за оказанную «честь и доверие, поручая мне столь значительную должность, от которой я решительно отказываюсь, естьли Вашему И.В. не заблагоразсудится поручить другой особе, кроме Вашего обер-гофмаршала, получать из рук моих известныя Вашему И.В. бумаги…»[55].

Император принял её пожелание, и вскоре к ней явился другой приближённый Александра I – князь Александр Николаевич Голицын. Была ли эта замена наставника лучшим вариантом, сказать сложно. Познакомимся с князем поближе.

Александр Николаевич был единственным княжеским сыном гвардейского капитана Н.С. Голицына. В 10 лет он по распоряжению императрицы Екатерины II был привезён из Москвы в столицу и зачислен в Пажеский корпус. Обучение там было рассчитано на подготовку будущих царедворцев, поэтому основное внимание уделялось французскому языку, танцам, светским манерам, а также фехтованию и верховой езде. Мальчик быстро прижился при царском дворе и вскоре стал постоянным участником детских забав великих князей Александра и Константина.

По окончании Пажеского корпуса он всего год прослужил поручиком Преображенского полка, а затем вернулся к придворной службе в качестве камер-юнкера малого двора великого князя Александра Павловича. Екатерина II, зная, что князь стеснён в личных средствах, тогда как придворная жизнь требует значительных издержек, распорядилась выдать ему 23 тысячи рублей в качестве ежегодного пособия. А на 23-м году жизни князь Голицын из рук самой императрицы получил ключ камергера[56].

В 1799 году пережил взлёт и падение в своей службе при царском дворе: стал камергером, получил орден Святого Иоанна Иерусалимского и по неизвестной причине был отправлен в отставку и выслан из столицы императором Павлом I.

Проживал в Москве, где увлёкся чтением исторических книг и художественной литературы. Был возвращён к службе императором Александром I и занял должность статс-секретаря императора, а с 1805 года стал обер-прокурором Святейшего синода. С секретным агентом Анной де Пальмье он встречался, когда состоял именно в этой должности.

По воспоминаниям современников, князь А.Н. Голицын внешне производил приятное впечатление. Был он небольшого роста. Лицо его выражало приветливость и никогда не демонстрировало дурного расположения духа. От него нельзя было услышать какого-либо неприятного слова. В жизни он не гонялся за внешними отличиями и почестями. Лето он обычно проводил на Каменном острове в одном из дворцовых павильонов.

В его доме никогда не проводились балы и приёмы, поскольку до старости он оставался убеждённым холостяком. При этом, как отмечали современники, он был известен своими интимными связями с мужчинами[57]. Видимо, таким образом император учёл возмущение Анны от фривольного разговора графа Толстого с романтическими намёками. У нового посланника царя интимные предпочтения были иного характера.

Они условились, что князь будет в среду и субботу забирать у агента де Пальмье конверты с донесениями для передачи их Александру I. Даже когда царь был в отъезде, конверты с её донесениями переправлялись ему эстафетой для ознакомления. Со слов нашей мемуаристки, император высоко ценил её труды и наблюдения, находя их полезными. Как ей передавал князь Голицын, государь в разговоре с ним сожалел о том, что она не родилась мужчиной.

Во французской версии своих мемуаров Анна описывает свою личную встречу с императором Александром I, состоявшуюся спустя год, предположительно, в августе 1807 года. И это её воспоминание разительным образом отличается от того, что она же написала в прежде приведённой нами краткой версии воспоминаний на русском языке. Если тогда она написала, что царь специально ездил верхом под её окнами, чтобы обратить на себя внимание, то спустя год, как следует из текста мемуаров, она уже сама искала личной встречи с императором. Для этого она специально сняла на лето на берегу Малой Невки загородный дом Ланского на Каменном острове. Свои действия она объясняла желанием быть подле царя. Судя по всему, к тому времени она уже состояла у царя на секретной службе и через князя Голицына отправляла ему свои донесения.

Однажды, гуляя по лесу на острове, она встретила императора, который совершал верховую прогулку. Дальше всё было, как в плохом романе. Известный своей любвеобильностью государь, не мудрствуя лукаво, подъехал к молодой женщине и по-солдатски прямо, не покидая седла, предложил: «если возможно, то он вечером того же дня посетит меня инкогнито». На что Анна отвечала императору: «Почему же нет… мною будут приняты все необходимые меры»[58]. При этом царь запретил ей сообщать об этом князю и сказал, чтобы она ждала его в 8 часов вечера. Визит Александра I состоялся в назначенный час.

«Хотя все это и напоминало пикантное приключение, – написала она позже в своих мемуарах, – но на деле о том не могло быть и речи, ибо еще не существовало на свете женщины, менее способной любить и внушать ответные чувства, нежели я, рожденная лишь для дел серьезных и полезных»[59].

Однако у Анны был свой взгляд на свою судьбу и своя оценка её жизненного пути. В конце своих кратких воспоминаний она писала: «Я женщина в полном смысле этого слова. Представляю судить другим, хорошо или плохо поступила природа, разбив форму, по коей я была вылита; что же касается меня, то я понимаю свое сердце, знаю свет, и если я не лучше обитающих в нем, то во всяком случае не похожа на них»[60].

И на той встрече с императором в августе 1807 года, как указала Анна в своих мемуарах, они провели время не в романтических утехах, а в беседе на политические темы. Секретная сотрудница вновь, в дополнение к своим донесениям, попыталась убедить Александра I в опасности курса на сближение России с наполеоновской Францией.

Как предполагают историки, свои краткие выписки она выполнила на русском языке в 1830 году, о чём свидетельствует одна из пометок на рукописи. Анне де Пальмье в то время было уже 58 лет и, судя по тексту воспоминаний, она уже готовилась к подведению итогов своего непростого жизненного пути. Она размышляет о счастье, о событиях, оказавшихся на весах судьбы, вспоминает о своем детстве, проведённом в деревне. Позже деревенская жизнь стала вызывать у неё по каким-то причинам неприятные впечатления, в связи с чем она убедила мать продать деревню. Анна давно покинула деревню, и у неё долгое время были лишь одни неприятные воспоминания об этом периоде жизни. Однако спустя 36 лет с той деревенской поры и почувствовав старость на пороге жизни, она всё чаще стала с улыбкой припоминать события из милого прошлого.

Она прожила свою жизнь вне брака и не познав радости материнства. Среди современников распространялись слухи о её лесбийских увлечениях, чем объясняли полное отсутствие внимания к романтическим отношениям с представителями мужского пола. Видимо, в этой связи она особо подчеркнула в мемуарах, что она считает себя женщиной «в полном смысле этого слова». Что Анна конкретно имела в виду, она не пояснила.

Она заявила о своей готовности предстать на Страшном суде со своей рукописью в руках. Интересно, какую именно из двух рукописей она имела в виду – написанную в полном объёме на французском языке или краткую выписку из неё, выполненную на русском языке?

Краткую рукопись на русском языке она завершила фразой, свидетельствующей о её бедственном материальном положении. «Ныне я питаю надежду, – писала Анна де Пальмье, – лишь на счастье возыметь доход верный и достаточный для существования»[61].

«В одном из архивов, – пишет историк-архивист М. Данилов, – обнаружены ее секретные донесения»[62]. Но в каком именно из российских архивов хранятся найденные документы, о чём и кому доносила секретный агент, к сожалению, не указано. Не упоминается и о том, были ли эти документы введены в научный оборот и доступны ли они историкам, исследователям и краеведам. Заметим, что ещё в начале 1990-х годов М. Данилов писал: «Придет время, и будут опубликованы секретные донесения тайной агентки. Будет опубликован и французский вариант ее записок – гораздо более обширный, содержащий множество новых подробностей о ее судьбе»[63].

О том, когда же наступит благоприятное время для публикации секретных донесений агента Анны, не даётся даже намёка. Видимо, прошедших двух с лишним столетий ещё недостаточно, чтобы снять гриф секретности с этих архивных документов и сделать их доступными широкому кругу историков и исследователей.

В своих мемуарах на французском языке Анна де Пальмье довольно подробно рассказывает об обстоятельствах своей опалы и последовавшей долгой жизни в ссылке. Повеление императора Александра I покинуть ей С.-Петербург и выбрать себе место жительства в одном из провинциальных городов на территории империи. «Сию ужасную весть, – писала она в своих мемуарах, – сообщил мне коварный куртизан г-н Балашов, на диво ловко игравший роль сочувствующего человека, который негодует на несправедливость, творящуюся пред его взором…»[64]

Упомянутый в мемуарах Александр Дмитриевич Балашов во времена императора Александра I был достаточно известным политиком, военным и дипломатом. Свою службу он начал в армии, где достиг генеральских эполет. Пользовался доверием царя. В марте 1808 года был назначен столичным обер-полицмейстером. На этой должности был лично представлен царю и с той поры пользовался его покровительством и расположением. В 1809 году был пожалован чином генерал-адъютанта императора. Затем был военным губернатором С.-Петербурга, а в июле 1810 года, сохранив прежний пост, стал ещё и министром полиции[65].

Анна де Пальмье была глубоко огорчена и возмущена тем, что её отправляют в ссылку, даже не объяснив, в чём она обвиняется. Она не была привлечена к ответственности, никем не допрошена и не осуждена. Ей не были предъявлены какие-либо обвинения и доказательства её вины. Ответы на эти вопросы тайная агентка пыталась получить у обер-полицмейстера С.-Петербурга А.Д. Балашова, однако тот сообщил, что в силу сложившихся особых обстоятельств император не может объяснить ей причину высылки из столицы и отменить своё распоряжение. При этом император просил ей передать, что он помнит о ней и удаление Анны из Петербурга будет недолгим.

Ввиду того, что Анна на момент отъезда в ссылку была, с её слов, лишена каких-либо средств, то она обратилась с просьбой о выдаче обещанных ей денег за прежнюю службу. На другой день ей передали от императора 2 тысячи рублей под расписку в знак доброго отношения к ней Александра I. Перед отъездом из столицы она получила от Балашова ещё 200 рублей на дорогу.

Одновременно ей был предписан обет молчания. В своих мемуарах об этом она позже писала: «мне было запрещено говорить в будущем с кем бы то ни было о сведениях, сообщенных Е.[го] И.[мператорскому] В.[еличеству], или о тех знаках милости, которые я буду от него получать; в противном случае я буду сослана еще дальше и лишена монарших милостей»[66]. При этом было определено, что при необходимости обратиться к императору ей следует писать прошение на имя министра внутренних дел.

Местом проживания Анне определили небольшой городок Великие Луки в Псковской губернии, расположенный от столицы на расстоянии 400 с лишним вёрст. На момент её приезда в декабре 1798 года в городе проживало около 3 тысяч человек и лишь к 1825 году численность горожан составила 3700 человек[67]. Прожила Анна де Пальмье на этом месте ссылки долгих 11 лет. За это время она неоднократно обращалась к царю с прошением о переезде на жительство в город Коломну Московской губернии, однако этого ей не позволяли. Лишь в 1819 году ей «была дарована милость стать свободной, сиречь изменить место жительства и жить в обширной империи там, где я пожелаю, исключая колыбель моей юности…»[68]. Так она называла город С.-Петербург, в котором родилась. Путь в столицу для секретного агента императоров по-прежнему был закрыт. В том же году она перебралась в уездный город Коломна, расположенный примерно в 100 верстах от Москвы.

«Стараниями калужских краеведов установлено, – отмечает историк-архивист М. Данилов, – что тайная агентка после многих мытарств проживала в данной губернии и даже открыла там собственный пансион. К сожалению, ее дальнейшие следы теряются…»[69] При этом никаких конкретных указаний на источник или публикацию автор не привёл. Первой нашей реакцией на эту информацию стала попытка найти источник публикации. Однако поиск сведений в открытой печати и среди калужских краеведов результатов не дал. Тогда направлением поисковой работы стало уточнение момента появления «калужского следа» в биографии Анны де Пальмье.

Действительно, в тексте её краткой выписки из мемуаров такое упоминание есть. Анна, вспоминая о своих конных и пеших прогулках, писала: «… глупая Калужская публика удивлялась моему костюму»[70]. Казалось бы, вот оно прямое указание на её пребывание в Калуге. Однако, на наш взгляд, даже беглый анализ содержания абзаца из её мемуаров, где приведена эта фраза с упоминанием о Калуге, если рассматривать его в целом, свидетельствует об описании петербургских достопримечательностей. Остаётся загадкой, каким образом такое могло произойти. Либо это оплошность автора воспоминаний, либо результат каких-то сокращений текста о пребывании в Калуге в кратком тексте мемуаров. Давайте ещё раз внимательно перечитаем этот абзац из мемуаров героини нашего очерка.

Как видно из приведённых выше фрагментов абзаца, взятого из сокращённой выписки из мемуаров Анны де Пальмье, описываемые события имели место в Санкт-Петербурге. Перечислим упомянутые Анной столичные памятные места. Начнём с дачи графа Головина. Речь идёт об усадьбе, расположенной у слияния Большой Невки с Чёрной речкой. Усадьба с прилегающими деревнями была дарована Петром I генерал-фельдмаршалу графу Ф.А. Головину. В 1780-х годах его внук Н.Н. Головин значительно преобразил родовое имение. Был построен роскошный особняк в классическом стиле, разбит большой сад, построены оранжереи и теплицы. В последующие годы поместье потомков графа Головина расширялось и перестраивалось вплоть до 1802 года. В этом же году имение по распоряжению императора было выкуплено казной и преобразовано в царскую ферму. Спустя 7 лет дом Головина причислили к Каменноостровскому дворцу. С той поры дача Головина, как по привычке именовали графское поместье, стала летней резиденцией членов императорской фамилии и их высокопоставленных гостей[71]. Каким образом и в качестве кого героиня нашего очерка поселилась на территории, находящейся в ведении МВД и придворного ведомства, неизвестно.

Каменный остров был подарен Екатериной Великой своему сыну Павлу Петровичу в 1765 году. Остров имел площадь чуть более одного квадратного километра и располагался между 3-х рек Невки – Малой, Средней и Большой Невками. От Крестовского острова остров отделён рекой Крестовкой. К тому же практически пополам Каменный остров разделён Большим каналом. Дворец, получивший название Каменноостровский, начал возводиться уже на следующий год. Было выбрано классическое архитектурное решение – дворец был возведён в форме буквы «П». В центральной части здания дворца располагались: аванзал, или, по-современному, фойе, Большой зал, Морской салон, Картинный зал и Кабинет императора. В боковых частях здания слева и справа располагались Дворцовый театр и жилые помещения. В январе 1780 года все основные этапы строительства были завершены и в честь императрицы Екатерины II был устроен блестящий приём в оранжерее дворца. Два года спустя во дворце были завершены все отделочные и декоративные работы. С 1801 года вступивший на престол император Александр I превратил дворец в свою любимую резиденцию. Поэтому конные прогулки Александра Павловича по принадлежавшему ему Каменноостровскому комплексу и прилегавшим территориям выглядят вполне естественно. Судя по содержанию мемуаров, описанные события имели место летом 1806 года.