Очищение. Рикошет

Россия. Подмосковье

После того как летним вечером на даче СВР в подмосковном лесу было принято решение развернуть «Очищение»11 на территории США и Европы, глава ФСБ несколько дней думал, кому поручить исполнение первой фазы. Научно-техническая служба занималась в основном цифровыми технологиями. Спецов по биохимии в Конторе не было. Самым логичным было бы пригласить ученых из 33-го ЦНИИ Минобороны12, которые проводили первичную экспертизу слитых французом материалов по «Очищению». Но привлекать кого-то со стороны было нельзя из-за высочайшей секретности проекта даже внутри кремлевских13 и силовиков. О том, что планируется продолжение проекта и ему присвоено кодовое название «Рикошет», никто, кроме директоров ФСБ и СВР, не знал. Принимая во внимание постоянные утечки из Кремля и Минобороны, такое положение нужно было держать как можно дольше.

Перебрав в голове кандидатуры, директор решил поручить этот проект полковнику Ковалеву, начальнику отдела ДВКР14 по военным академиям и научно-исследовательским институтам. Этот эрудированный, грамотный, опытный офицер сам имел научную степень по психологии и вырос внутри отдела от опера до начальника. Он хорошо ориентировался в современных областях знаний и умел найти подход к ученым, которые, даже работая в закрытых НИИ Минобороны, нередко позволяли себе непростительные вольности в отношении государственной тайны.

Убеждать полковника, что проект «Очищение» стоит того, чтобы оставить руководство отделом в Центральном аппарате ДВКР, не пришлось. Узнав детали, он тут же согласился и с энтузиазмом принял небольшую группу ученых, которая под строгим присмотром уже несколько недель работала над материалами, доставленными с Украины.

Возглавлял команду лучший специалист страны по прионам профессор Подольский из Российского государственного университета имени Тимирязева. Кроме основной работы ученый вел научно-исследовательскую группу моделирования белковых структур в Институте белка Российской академии наук, которая как раз работала по теме атипичных структур. Несмотря на возраст под семьдесят, ученый был энергичным, неугомонным исследователем, открытым для свежих идей и проектов. Он с энтузиазмом брался за новые разработки и часто с легкостью их бросал, когда в его поле зрения появлялось что-то более интересное. С его талантом и энергией он уже лет двадцать назад мог бы стать академиком, но непостоянство и авантюристичность не позволяли ему сфокусироваться на одной теме достаточно долго, чтобы довести ее до уровня прорывного открытия, позволяющего претендовать на высокое звание.

Впрочем, Подольского вполне устраивал его нынешний статус. У коллег он пользовался заслуженным уважением. Студенты его считали «продвинутым дедком», который понимает молодежь и спускает с рук мелкие шалости. Жизнь профессора была достаточно комфортной. Дети устроены. Пенсии и двух солидных зарплат хватало на то, чтобы побаловать и себя, и внуков. В общем, можно было сказать, что жизнь удалась, а десяток важных научных разработок и полсотни подготовленных им кандидатов и докторов наук подтверждали то, что прожил он ее не зря.

И вот под закат карьеры профессору выпал джек-пот, о котором он и мечтать не мог. Выстрелила одна из его любимых тем – атипичные белки. Да еще как. В самом что ни на есть практическом приложении. Поначалу, когда полковник ФСБ рассказал ему об «Очищении», он даже немного испугался. Но узнав, что речь идет о безопасности страны и жизнях десятков миллионов россиян, дал кучу подписок о неразглашении и согласился взяться за тему. Затем несколько молодых ученых, уже работавших над проектом, посвятили его в детали. После этого профессор несколько дней не мог найти себе места. В голове билась одна мысль – американцы под шумок ковида устроили глобальный геноцид. Подольский был настолько подавлен, что не мог общаться с коллегами, студентами и даже детьми. Он связался с курирующим проект полковником и, попросив пару дней на то, чтобы обдумать тему, уединился в Подмосковье на даче.

От размышлений в одиночестве стало еще хуже. Первоначальный приступ паники начал перерастать в депрессию. Используя вакцинацию от ковида, американцы заразили смертельными прионами полмира. В том числе его и его детей, студентов и коллег, всех, кто сделал прививку. И Африку заразили, и Азию, и Латинскую Америку. Это геноцид. Это преступление. Похоже, судьба предоставила ему возможность выступить в роли того, кто накажет преступника.

Хотя полковник сказал, что группа будет работать над ингибитором и лекарством от прионной болезни, внутри он понимал, что ФСБ прорабатывает возможность возмездия, которое, скорее всего, будет таким же жестоким, как и преступление. Готов ли он к тому, что жертвами его труда станут десятки, если не сотни миллионов американцев и европейцев. Ответ на этот вопрос он дать себе не мог. Но вот то, что в результате его исследований будут спасены миллиарды, он осознавал со всей ясностью. Значит, нужно было приступать к работе. Он сделает все, что от него зависит, чтобы спасти людей. Если результаты его труда будут использованы для возмездия, так тому и быть. В конце концов, он тридцать пять лет назад был коммунистом и до сих пор вместе с остальными документами хранил партбилет. А цель любого коммуниста – защищать страну, народ и бороться с капиталистами. Что изменилось сейчас? Ничего. Коварный враг из-за океана хочет уничтожить Россию и полмира. Он может это предотвратить и, возможно, даже наказать преступников. Значит, иного выбора у него нет.

Как только Подольский вернулся в группу, с ним тут же встретился Ковалев. С первых же минут беседы профессор сообщил, что готов работать в полную силу. С этого момента операция «Рикошет» вступила в практическую фазу.

Учитывая низкую способность прионов инфицировать человека обычными способами и повышенное внимание к новым научным локациям со стороны США, было решено не прятать удаленную лабораторию где-нибудь на севере или в Сибири, а организовать ее в Подмосковье на одном из режимных объектов ФСБ. Необходимости в габаритных приборах и инструментах для исследований не было, а для десятка ученых хватило бы компактного офиса и небольшой гостиницы.

Оценив варианты, Ковалев остановился на санатории ФСБ, расположенном в лесном массиве в подмосковном домодедовском районе. Место было тихое, хорошо охраняемое и выгодно отличалось от других тем, что отдыхающие размещались в отдельных двухэтажных коттеджах, разбитых на номера гостиничного типа. Полковник согласовал выделение двух таких зданий, стоящих в стороне от остальных у опушки леса. В одном разместятся офисы и лаборатория, в другом – гостиница для ученых. Неделя ушла на ремонт, завоз оборудования и принятие мер по маскировке, еще пара дней – на освоение учеными нового места. Через десять дней Ковалев доложил директору ФСБ, которому отчитывался лично о ходе операции, что лаборатория готова и уже приступила к исследованиям.

Хотя все ученые проекта считались специалистами по аномальным белкам, прионные болезни ни у кого не были приоритетным направлением. Поэтому первый месяц потратили на детальное теоретическое изучение темы. Прежде чем разбираться в материалах из секретной украинской лаборатории, Подольский с командой изучили всю имеющуюся в открытом доступе информацию по проявлениям этой опасной инфекции и работы, проводимые по ее сдерживанию.

После вспышки коровьего бешенства в 80-х годах тема оставалась в приоритете у ветеринарных служб Европы и США. Там специфические для домашних животных варианты прионных болезней изучались в нескольких лабораториях, где разрабатывались тест-системы и процедуры контроля. При этом в отношении человека активности не было почти никакой. Редкие публикации в научной литературе касались лишь эпизодических вспышек губчатой энцефалопатии у домашних животных по всему миру в местах, где ветеринарам удавалось выявить источник этого заболевания.

Последняя значимая вспышка произошла в Бразилии в 21-м году. Тогда в двух штатах был объявлен карантин и произошел забой всего поголовья коров. Набежала куча инспекторов из Всемирной организации охраны здоровья животных, провели сотни тестов, проверили санитарные протоколы. Ничего за пределами зоны карантина они не нашли и, выписав стандартные рекомендации по усилению контроля, спокойно разъехались. При этом тесты у людей ни Минсельхоз, ни Минздрав Бразилии не проводили.

Кроме этого несколько значимых случаев произошло в Канаде. Там в Британской Колумбии и смежных провинциях были зарегистрированы случаи губчатой энцефалопатии у оленей. Через мясо животных болезнь передалась людям. Статистики по заболеваниям не велось, но, базируясь на симптомах, врачи предполагали заражение от ста до ста пятидесяти человек в год. И опять тестов никто не проводил, как и профилактических мероприятий среди населения. Охота в районах предполагаемого обитания зараженных оленей была закрыта. Больше никакие меры контроля не принимались.

Казалось странным, что медицинская наука практически игнорирует такое чрезвычайно опасное заболевание. Исследования тест-систем для человека велись вяло. Методики тестирования не учитывали достижений биохимии последнего десятилетия, не говоря уже о прорывных технологиях, разработанных во время пандемии ковида. О лечении вообще речь не шла. Возможно, в основе такого безразличия лежал факт чрезвычайно низкой естественной контагиозности15 прионов. Ведь заболеть можно было только через потребление зараженного мяса, при половом контакте или же во время переливания крови. В этом инфекция очень напоминала ВИЧ. Но человечество уже сорок лет живет с этой инфекцией и ничего. Да, есть группы риска; да, люди заболевают и умирают. Но пандемии нет. Значит, вирус не является социально опасным и уж тем более не несет глобальной угрозы человечеству. По-видимому, в ученой среде такое же отношение было и к прионам. Редкие публикации о том, что массовое заражение может произойти через аэрозоли, содержащие PrPS16, или каким-то другим способом, попросту игнорировались медицинским сообществом. А ведь прионная болезнь была, пожалуй, самым страшным убийцей, с которым когда-либо встречался человек. Длительный (в несколько лет) инкубационный период, отсутствие даже теоретической возможности произвести вакцину или лекарство и стопроцентная летальность не оставляли инфицированному ни единого шанса выжить.

Описанные случаи заражения человека коровьим или оленьим бешенством демонстрировали удручающую картину. Для заражения достаточно одной молекулы аномального приона. Внутри организма начинается долгий, растянутый на несколько лет процесс репликации, когда молекула аномального белка PrPS присоединяется к молекуле здорового белка и переформатирует ее по своей матрице, превращая в собственную копию. Этот процесс повторяется по нарастающей и идет медленно, но неумолимо. Затем появляются первые признаки нейродегенеративного состояния: превышенная раздражительность, потеря памяти, быстрая утомляемость, замедление реакции. Дальше, по мере того как болезнь разрушает нервную систему головного и спинного мозга, у зараженного появляются деменция и нарушения координации движения. В последней фазе он перестает осознавать окружающий мир, контролировать свое тело, агрессивно реагирует на раздражители и, по сути, превращается в зомби.

Иногда, в одиночестве размышляя об «Очищении», Подольский представлял, что будет, если не остановить болезнь. Перед его внутренним взором всплывали города, заполненные бесцельно ковыляющими на подгибающихся ногах, безумными, агрессивными, мычащими людьми. Представил Москву, Питер, свой дачный поселок. Кругом хаос, разрушение и смерть. А за океаном сытый и довольный американец, сидя в мягком кресле у телевизора с попкорном и колой в руках, наблюдает за агонией мира. Представил и ужаснулся. Нет, этот апокалипсис надо любыми силами остановить и наказать преступников.

Разобравшись с текущей ситуацией и теоретической частью, профессор принялся за изучение материалов, доставленных из секретных украинских биолабораторий. История, в результате которой они попали в Россию, оказалась похлеще самого навороченного голливудского триллера.

Пару лет назад доктор Шерно, по отцу Чернов, француз с русскими корнями, один из лучших специалистов в мире по атипичным белкам, вышел на методику, позволявшую управлять механизмом видовой избирательности аномальных прионов. Он смог модифицировать PrPS таким образом, что они инфицировали только определенные виды животных. Следующим шагом стала разработка внутривидовой избирательности воздействия с тем, чтобы выяснить, как зараза влияет на отдельные подвиды. Ученый даже смог опуститься на уровень ниже, до географической популяции.

В то время Шерно работал под Парижем в лаборатории Национального института исследований в области сельского хозяйства, питания и окружающей среды. В какой-то момент его исследования заинтересовали французских военных. Получив интересующие их материалы, те в рамках обмена внутри НАТО поделились информацией с американцами. Почуяв реальный прорыв, Пентагон тут же перехватил тему и передал ее частной компании, занимающейся биохимией по контракту Минобороны под крышей каких-то серьезных силовиков с неограниченными ресурсами и возможностями. Компания, естественно, сразу засекретила все разработки. Позже выяснилось, что американцев интересовало усиление селективного воздействия прионов на определенные расы внутри вида Homo sapiens.

Лаборатория доктора Шерно перешла под полный контроль США. Финансирование шло без ограничений. Через некоторое время ученым удалось выработать методику модификации аномальных белков, способную сфокусировать свое поражающее действие на определенную расу или даже конкретную этническую группу людей, обладающих одним превалирующим генотипом.

Группа Шерно работала, предполагая, что исследования ведутся для выработки лекарства против смертельно опасной прионной болезни. Но когда оказалось, что их биоматериал тестируется на живых людях в нескольких странах мира, ученые стали задавать руководству фирмы неудобные вопросы. На этом этапе, скорее всего, вмешались те самые американские всемогущие силовики, проекту присвоили кодовое название «Очищение», исследования засекретили еще больше, а персонал лаборатории купили огромными деньгами и запугали до состояния полного подчинения. Вскоре методика внутривидового селективного воздействия прионов была уже готова и передана заказчику, а команда ученых занялась разработкой противодействия заразе.

Через некоторое время доктор Шерно с подачи одного независимого журналиста обнаружил частицы прионов в вакцине от ковида, которую ведущие фармкомпании поставляли в страны третьего мира. В этот момент он понял, что США использовали его открытие, чтобы запустить глобальный геноцид. Через вакцинацию от ковида они заразили прионами население Африки, Азии и Латинской Америки. В течение нескольких лет, когда инфекция пройдет инкубационный период, под угрозой гибели от прионной болезни окажутся несколько миллиардов человек. В их смерти будет виноват Шерно, ведь это его открытие было превращено в смертельное оружие.

С такой мыслью ученый смириться не мог и начал искать пути исправления ситуации. Перебрав немногочисленные варианты, он решил передать материалы русским, предполагая, что только они смогут спасти мир от заразы. К тому времени Россия уже начала операцию на Украине. Там, на востоке страны, под Харьковом, где велись боевые действия, находилась секретная американская биолаборатория, тестировавшая воздействие прионов на восточно-славянском генотипе. Шерно смог договориться с одним из лояльных сотрудников, чтобы тот передал группе российского спецназа специальный кейс с образцами патогена и ингибитора и детальное описание методик их синтеза и механизма воздействия на организм. На маршруте к точке передачи курьер был обстрелян украинскими нацистами, его машина вместе с ценным грузом затонула в реке, а сам он скрылся и с момента происшествия никак себя не проявлял.

В то время доктор Шерно находился во Франции. Он почувствовал, что после окончания работ американцы устранят всех, кто был вовлечен в исследования. Ученый оставил для своего сына описание проекта, в котором указал точное место на Украине, где на дне реки покоится зачищенный кейс с секретными материалами, и попросил передать его русским. Вскоре доктора Шерно ликвидировали, но он успел спрятать информацию так, чтобы сын мог ее найти.

Младший Шерно служил по контракту полевым медиком во французском спецназе. Получив информацию о смерти отца, он вернулся в Париж из военной миссии в Мали. Прочитав оставленное ему сообщение, офицер после долгих раздумий решил выполнить последнюю волю родителя и попал на Украину в качестве наемника. Добраться до кейса ему не удалось. Капитан Шерно оказался в плену у русских. Там он рассказал все про «Очищение». Через несколько дней группа русского спецназа проникла на территорию, контролируемую СВУ, достала кейс со дна реки и благополучно доставила его к своим.

Вот такая получилась долгая и полная приключений история.

Среди материалов, переданных доктором Шерно, было детальное описание методики молекулярной модификации PrPS под конкретную расу или даже этнос в случае, если тот обладает выраженными генетическими особенностями. Также в них была объяснена лабораторная технология репликации нужной версии патогена, которую можно было масштабировать. Но самым главным было описание механизма, позволявшего получить ингибитор – вещество, блокирующее развитие прионной болезни в организме зараженного человека. Кроме этой бесценной научной документации в кейсе лежали несколько контейнеров с биоматериалом, в том числе с клеточной культурой, на которой был применен действующий прототип ингибитора.

С таким серьезным стартовым капиталом профессор Подольский и начал исследования. Большей части своей группы он поручил отработать воспроизводство и масштабирование методики получения ингибитора. Сам же со своим наиболее талантливым учеником по личному указанию куратора взялся за моделирование прионной структуры, нацеленной на англосаксонский генотип.

База в дальнем Подмосковье, на которую перевели Виктора, оказалась хорошо обустроенной усадьбой, затерянной в лесной глуши нацпарка Завидово. Добротный двухэтажный дом на четыре спальни, пара гектаров земли, сад, обсаженный раскидистыми ивами, пруд с карасями и утками и конюшня на несколько породистых лошадей для прогулок по тенистым лесным тропам. Ну и банька с хозпостройками, куда же без них.

Все это хозяйство поддерживала семья из местных: муж с женой, которые жили в небольшом домике на краю участка. Раньше им помогал сын, но как только началась операция на Украине, он записался в ЧВК. Боевая работа у парнишки не задалась. В апреле он попал под артобстрел ВСУ, получил ранение, провалялся пару недель в госпитале и теперь проходил реабилитацию на базе отдыха в Крыму.

Почти весь первый день Виктор оставался на базе единственным гостем. Хозяин рассказал ему, что где расположено, поводил по участку. Показал, где стоят удочки, если тот захочет порыбачить. Сказал, что если есть желание проехаться по окрестностям, то может взять кобылку поспокойнее или квадроцикл. Наемник поблагодарил, плотно пообедал, поднялся в номер и завалился спать. Проснулся ближе к шести вечера. Долго лежал в кровати, слушая непривычную деревенскую тишину. Звуки, конечно, были: ленивое перегавкивание собак, редкий крик петуха и недовольное кудахтанье кур в стоящем на краю участка курятнике, суетливое чириканье воробьев, прячущихся под крышей террасы от летнего зноя. Но это были естественные, а главное, мирные звуки.

За месяц с небольшим, проведенный на передке в Балаклее, он уже привык к постоянному грохоту обстрелов, трескотне мелкой и крупной стрелковки17. Даже в Луганске слышалась приглушенная канонада, доносящаяся с далекого фронта. В Ростове было, конечно, тише, но там большой город и свои звуки: транспорт, железка, люди. А тут тишина, мир.