Опасения Николаича, что после полученной в Мали контузии могут быть проблемы с памятью, не оправдались. Раз в неделю из Москвы приезжал добрый доктор, судя по повадкам, отставной военный медик, проводил осмотр, брал анализы и, убедившись, что пациент в целом здоров, снова исчезал. Виктор и сам ни на что не жаловался. Спокойная, размеренная жизнь после постоянного стресса на передке26 успокоила нервы. Даже постоянная ноющая боль в боку от перелома ребер стала утихать. Он перестал внутренне сжиматься от каждого громкого звука и искать глазами ближайшее укрытие. По ночам спал не просыпаясь. Ушла привычка рефлекторно тянуться к плечу, чтобы проверить, почему так долго молчит радейка27. В общем, мирная жизнь есть мирная жизнь.
Если не считать уроков украинского, в которые входило изучение бандеровских песен и речевок, сам курс напрягал несильно. Порой было даже интересно. Особенно когда проходили сегмент об окопной жизни вэсэушников на линии боевого соприкосновения: быт, жаргон, приколы, байки всякие. Все это должно было придать образу теробороновца аутентичности.
О враге Виктор знал немного. Да и нужды в таких познаниях особой не было. Враг есть враг. Он должен быть или мертвый, или пленный. Других вариантов не было. Так учили командиры в ЧВК. Так наемники и действовали. Хотя, если разобраться, то какие они наемники. Они теперь частная армия, выполняющая приказ Родины. Но в отношении к врагу это абсолютно ничего не меняло.
Познавательными были украинские методички и наставления по слаживанию боевых подразделений, разработанные по американскому образцу. Российские уставы он смутно помнил еще с военной кафедры института, но после вводного курса создалось устойчивое впечатление, что у пиндосов на уровне рядового-сержанта все проще, прагматичнее, без нудной мудистики, длинных формулировок и с фокусом на результат.
На последней неделе курса Виктор спросил инструктора, когда будет огневая подготовка. Тот посмотрел на него удивленно и, со знанием дела похлопав по плечу, заявил:
– Старик. Если тебе придется стрелять, то только себе в голову из-за того, что операция провалена. Не будет никакой огневой подготовки. У тебя даже наличие оружия не предполагается.
– Как это? Я же вроде как диверсант. Что же тогда? Взрывчатка? Яд?
– Потерпи пару дней. Скоро все узнаешь.
– Значит, я прошел? – с надеждой в голосе спросил Виктор.
– Прошел, – улыбнувшись в ответ, кивнул инструктор.
– А остальных двоих отсеяли? Николаич говорил, что есть еще два кандидата.
– Те тоже ребята норм. Все прошли. Будете работать в одной теме, но по разным направлениям.
– Круто.
– Ну раз ты меня так ловко раскрутил на инфу, предлагаю сегодня пройти последнюю стадию курса, а заодно и отметить его завершение.
– Что за стадия? – насторожился Виктор.
– За ужином увидишь, – хитро подмигнул Серый. – Надо только проинструктировать хозяйку, чтобы подготовила мой реквизит.
На ужин хозяйка приготовила отварную картошку и сковороду яичницы, пожаренной с толстыми пластами свиных ребрышек. Несмотря на то, что процесс подготовки к финальному аккорду курса проходил на летней кухне, аппетитный запах гулял по всей усадьбе. Даже охотничьи собаки в дальнем вольере перестали перегавкиваться, понимая, что вечером их ждет добрая порция косточек.
Когда солнце скрылось за вершинами деревьев, в увитой виноградом беседке у пруда накрыли стол. Прогретая за день лужайка медленно отдавала тепло, так что даже в тени у воды еще чувствовалось дыхание дневного зноя. Для того чтобы освежиться, а может и в качестве обещанного реквизита на столе стояла целая батарея напитков. Все украинского производства.
– Вот и завершающий курс, – инструктор сделал широкий барский жест, показывая на стол.
– Это ж бухло, – удивился Виктор. – Тут на роту хватит.
– Это, старичок, не бухло. Это – часть твоей легенды. Ты хохол? Хохол. Крутой херой-теробороновец. Был на передке. Получил москальскую пулю в броник, медаль, уважуху от неньки28. Так? Так. Если ты при этом не пьешь украинской горилки, то ни одна собака тебе не поверит. В теробороне, знаешь ли, трезвенников и веганов нет. Ясно?
– Ясно, – наемник подошел к столу и взял одну из запотевших бутылок. – Хортица.
– Не Хортица, а Хортыця, – поправил его Серый. – Тренируй акцент. Настоящий хохол никогда свою горилку по-русски не назовет. Это ты должен уяснить четко. Как и основные виды украинского бухла, которые здесь представлены. Ну что, приступим. Я, правда, не спец по водкам. Предпочитаю виски. Но ради, так сказать, погружения в среду можно сделать над собой усилие, – он снял с пояса миниатюрную рацию и попросил: – Петровна! Тащи закуску, а то мой курсант рвется в бой. А мы пока давай все это стекло сдвинем в сторону, чтобы место для ужина освободить.
Через пару минут на столе оказалась огромная чугунная сковорода с яичницей, еще одна с поросячьими ребрами, тарелка с соленьями и блюдо с горой свеженарезанных овощей и зелени.
– Ой, мальчики, боюсь я за вас, – Петровна выразительно посмотрела на выстроенные в ряд вдоль края стола бутылки с водкой и пивом. – Николаич приедет, сердиться будет.
– Я и сам боюсь, – улыбнулся Серый. – Ты это… Скажи хозяину, пусть подстрахует, если что. А то вдруг набухаемся и в пруд попадаем, – и, увидев, как напряглась женщина, в голос рассмеялся. – Шучу. Шучу. Все будет нормально. Мы ведь не ради пьянки, а в целях ознакомления. За Николаича не переживай. Он в курсе.
Когда хозяйка, недовольно покачав головой, удалилась, Виктор спросил:
– Водки-то столько зачем?
– Не водки, а горилки. Видно, рано я тебе сказал про то, что курс успешно закончен. Смотри. Это пять основных марок горилки. Их там, конечно, гораздо больше. В каждой области и даже в некоторых городах есть свои марки, но эти, типа, основные национальные. Из них Хортыця, Хлибний дар и Казацька Рада по цене доступные, а Немирофф и Гетьман дорогие, – он взял одну из бутылок, ловко скрутил пробку и налил по полрюмки. – Приступаем к дегустации. А то ближе к вечеру Николаич подтянется, может нарушить весь процесс.
Попробовав напитки из каждой бутылки, решили остановиться на простеньком, но обладающим выраженным водочным вкусом Хлибном даре.
За водкой настала очередь пива.
– Водка без пива – деньги на ветер, – со знанием дела провозгласил Серый, разделавшись с очередным ребром, вытер руки влажной салфеткой и подвинул к центру стола несколько бутылок пива. – Итак. Основные популярные марки пенного: Бочковое, Львовское, Черниговское, Оболонь. Не скажу по доле рынка. В каждом регионе по-разному, но, по последним данным, до СВО Бочковое и Оболонь вроде были в лидерах. По мне так они все херня. Я темное люблю. Хотя под водочку, пардон, горилку, должно зайти норм, – он налил себе стакан из одной бутылки и сделал несколько глотков. – С ребрышками вообще будет на ура.
– Оболонь я пробовал на передке. Еще украинские Staropramen и Bud, – Виктор взял одну из бутылок, ловко сковырнул пробку ножом, приложился прямо к горлышку и, с удовлетворенным видом отвалившись на скамейку, обвел довольным взглядом ухоженную усадьбу. – Холодненькое. Хорошо.
– Да уж, – инструктор налил еще по полрюмки. – Давай, чтобы в это «хорошо» не прилетели Томагавки.
– А что, могут?
– Еще пару месяцев назад я был уверен, что не могут. Теперь, как в том фильме, меня терзают смутные сомнения.
– В победе сомневаешься? – насторожился Виктор.
– А какая она для тебя, победа?
– В смысле какая. Нам хохлов победить надо.
– С хохлами все ясно. Но что, по-твоему, должно произойти, чтобы ты сказал: «Ура! Мы победили».
– Когда до польской границы дойдем, тогда и ура, – наемник отпил еще пива из бутылки и взялся за жареное ребро.
– До границы значит, – внимательно посмотрел на него Серый. – Ты на передке с середины мая. Ты видел, как хохлы воюют?
– Видел. Есть, конечно, никчемное мясо вроде мобилизованных или свежих теробороновцев. Но нацбаты и регулярные ВСУ – конкретные черти. Дерутся хорошо. Так только русские могут воевать. Возьми хотя бы Азовсталь. Если б там были поляки или какие-нибудь немцы-румыны, сдались бы под таким давлением через неделю. А тут два месяца выкурить из-под земли не могли. Нацистские фанатики с засранными мозгами, ни дать ни взять.
– Ты это верно про Мариуполь, – согласился инструктор. – И про засранные мозги верно, и про то, что так могут воевать только русские. Самое хреновое, что за восемь лет хохлам мозги промыли до такой степени, что, будучи русскими, они ненавидят нас лютой ненавистью. И это стержень их идеологии. За свою ненависть к нам они готовы терпеть лишения, воевать и умирать. Я вот видел ролик с передка. Там под Херсоном наши морпехи окружили в посадке взвод ВСУ, связались по рации с их командиром. Говорят, сдавайтесь, а то, нахрен, накроем всех артой. А те им – русские не сдаются. Понимаешь. Русские не сдаются. Ну всех там в посадке «градами» в фарш и перемололи. А теперь подумай. Население Мариуполя меньше полумиллиона. Мы возились с ним три месяца. В Днепре почти миллион. В Харькове полтора. В Киеве за три. Как брать эти города при таком уровне ненависти населения к русским. И это мы говорим о левобережье, которое настоящие хохлы с правого берега и западенцы с Галитчины и Украиной-то не считают.
– Наши деды в Отечественную как-то ведь брали.
– Брали. Потому что на это была политическая воля – раз. Потому что уровень мотивации у солдат был другой – два. И потому что оккупированное население было за нас – три. Потому что вся страна от мала до велика, от глухого села до столицы работала на победу – четыре. Как ты сам видишь, сейчас все, мягко говоря, немного не так. Политическая воля просматривается слабо. Уход от Киева и постоянные намеки на переговоры и договорняки мотивации в окопах не добавляют. А про мобилизацию общества и экономики я вообще говорить не хочу. Когда одна половина страны воюет, а вторая кайфует; когда на передке порой не хватает самого необходимого, а по ТВ все про скидки на всякое ненужное дерьмо и про «руки-загребуки»; когда вместо того, чтобы поставить в войска тепловизоры и коптеры, некоторые наши богачи за четыре месяца с начала СВО купили почти четыреста Бентли по полтора ляма29 баксов за штуку, то, поверь мне, страна еще живет в счастливом и беззаботном прошлом, не понимая, какая над ней нависла угроза. Одно скажу, старик, все это легкомыслие нам еще обернется большой болью.
– Ну у нас в ЧВК на передке мотивации достаточно. А насчет другого не знаю. Я последние пару лет мотаюсь по командировкам – Мали, Ливия, ЦАР. Ну ты читал мое резюме. Да и за новостями я не особо слежу. Нормально все дома – и ладно. Приехал в Москву в отпуск – жизнь бьет ключом. Девчонки, кабаки, старые и новые друзья. Народ, в общем, доволен. Кто задницу от дивана соизволил поднять, тот живет неплохо, кто поленился, значит судьба у него такая. Может так и надо. Жизнь-то, несмотря на СВО, продолжается. А хохлы когда поймут, что им пипец, капитулируют на наших условиях.
– Все верно. Но здесь есть тонкие и очень важные нюансы, – Серый неспешно, словно обдумывая свои слова, отпил пива из стакана и снова наполнил его из бутылки. – Из того, что я вижу, СВО с самого начала развивалась не так, как планировалось. Что бы там в Генштабе ни говорили, первоначальный план пошел прахом в первые же дни. Все потому, что Кремль, принимая решение о входе на Украину, действовал из ложных предпосылок. Основная из них был построена на том, что русские и украинцы – один народ, что меньших наших братьев поработили управляемые из Штатов нацики и эти самые братья только и ждут, когда Россия придет и освободит их. Вторая, что ВСУ не будет воевать за кровавого клоуна, «антинародный» бандеровской режим и с их генералами можно будет договориться. Третья предполагала, что уровень подготовки, оснащенности и мотивации хохлов остался на уровне 14-15-го годов, когда они попали в котлы под Дебальцево и Иловайском. Оказалось, что все это не совсем так. Вернее, совсем не так. За исключением востока и юга Украины, мы натолкнулись на стену животной ненависти, а ВСУ оказались реально самой сильной армией в Европе.
– И как такое могло случиться? У Кремля что, не было доступа к разведке?
– Может не было, может был. Что там было и как, нам остается только догадываться. Так или иначе, субъективные факторы взяли верх над объективными. У нас ходит версия, что в Кремле давно разрабатывался проект по смене власти в Киеве. Тайный такой, хитрый план. Основой для него должна была послужить оппозиционная партия, имевшая в Раде процентов тринадцать. Чтобы поддержать эту партию финансово, Россия после Майдана, несмотря на санкции, перекачивала через ее коммерческие структуры товара на миллиарды долларов год. В том числе и горючку, которой заправлялись танки ВСУ, обстреливающие Донбасс. Сколько пошло на благое дело, а сколько осело у ушлых хохлов по карманам, сейчас уже никто не скажет. Но лидеру этой оппозиционной партии удалось убедить Кремль, что если Россия введет войска на Украину, то ее поддержат губернаторы, мэры и население как минимум восточных и южных областей. То есть мы выходили на СВО в полной уверенности, что нам не окажут сопротивления, мы спокойно дойдем до Днепра, а, когда левобережные города и юг будут наши, Киев капитулирует или клоун просто сбежит на запад, и к власти придет кто-то, с кем можно будет вести разговор о дальнейшем статусе Украины. Отсюда и разговоры о том, что мы не хотим потери государственности или расчленения Украины. Дальше без водки продолжать нельзя, – инструктор наполнил рюмки, поднял свою, приглашая Виктора, и без тоста залпом выпил. – В результате мы легкими колоннами, практически без прикрытия, брони и с минимальной поддержкой с воздуха пошли с флагами по основным дорогам в сторону украинских городов. Естественно, хохлы вначале офигели от такой наглости, но очень быстро отошли от шока и принялись наши колонны жечь. Дальше ты знаешь. Относительно спокойно удалось взять только города Запорожья и Херсонщины. На всей остальной линии встретили ожесточенное, хорошо организованное сопротивление. Города и населенные пункты востока и севера мы вынуждены были обходить, оставляя в тылу полноценные боеспособные гарнизоны ВСУ, которые вели постоянные обстрелы и резали наши коммуникации. В марте стало понятно, что быстрой победы не будет, и пошла речь о переговорах. Потом в Генштабе поняли, что группировкой в 230 тысяч линию фронта длиной полторы тысячи кэмэ от белорусской границы до Николаева не закрыть. Тогда мы ушли от Киева. Чуть позже – от Харькова. Казалось бы, в этот момент должно было наступить понимание того, что надо менять отношение к нашим действиям на Украине, но, ко всеобщему удивлению, ничего не произошло. Хотя нет, произошло. В этот момент в Кремле перестали говорить о денацификации и демилитаризации Украины, а объявили основной целью защиту республик Донбасса, что бы это ни значило.
– Как-то мрачновато все у тебя получается, – наемник покрутил на столе пустую рюмку.
– Это я все к тому, что такое победа. Четыре месяца назад мы вошли на Украину с одними целями, предполагая легкую прогулку. Цели, как ты видишь, поменялись. Значит, наверное, поменялся и рисунок победы. Я говорю «наверное», потому что не представляю, что сейчас видит Кремль в качестве конкретной победы на Украине, и никто, с кем я общался на эту тему, мне не может на это дать вразумительный ответ. Странно, согласись. Демилитаризация и денацификация настолько широкие и размытые понятия, что и целями их назвать нельзя. Ну как ты денацифицируешь нацию нациков. Уничтожишь? Вытеснишь в Европу? Их можно только перевоспитать. Для этого надо брать полный контроль над страной, к чему в Кремле, судя по всему, никак не готовы. А что такое защита Донбасса? Это признание их Киевом? Освобождение до административных границ? Это прекращение обстрелов? Мирные договоренности вроде Минских? Ты в это веришь? Я нет. Донбасс не признает ни Киев, ни Запад. Даже если мы выйдем на административные границы, конфликт будет заморожен, а это постоянные обстрелы, снайперы, ДРГ. Тогда нужно зачищать буферную зону километров в сто. А что делать с Запорожьем и Херсоном? Там люди сдали нам города без боя. Бросить их в пасть бандеровцам, как в Киевской, Сумской и Харьковской областях, где нам поверили? Для меня даже в том, что происходит, ясности мало, а ты говоришь – дойти до польской границы.
– И что теперь. Переговоры и замирение?
– Тоже не выход. Будет, как с Минскими соглашениями. Мы, как лохи, в 15-м году не добили ВСУ, когда после котлов была такая возможность. А добили бы, поставили бы своего президента в стране, где на тот момент почти семьдесят процентов выступали за укрепление отношений с Россией и против бандеровской власти. Мы, как лохи, последние восемь лет надеялись на мир, наблюдая, как Штаты все это время готовили Украину к войне с нами. Хочется верить, что сейчас так не произойдет, а то мне, блин, стыдно моим иностранным друзьям в глаза смотреть. По мне так вопрос надо было решать еще до Майдана. Я не понимаю, как мы могли упустить Украину из зоны нашего влияния. Ни Кавказ, ни Казахстан, ни Средняя Азия не имеют для нас такого значения, как Украина и Беларусь. Если бы нам удалось объединиться, хрен бы кто смог противостоять этому союзу. С Киевом таких возможностей было выше крыши. Даже в 14-м году, после того как Запад в очередной раз кинул Кремль с договоренностями, можно было тупо высадить в Жулянах30 бригаду спецназа и навести в Киеве порядок, если тогдашний украинский президент оказался тряпкой и сбежал от Майдана. И хрен бы кто нам что сделал. Народ Украины тогда был за нас. Большая часть военных была за нас, как СБУ и менты. В Вашингтоне и Брюсселе поскулили бы и забыли. Ну наложили бы те же крымские санкции – и что? Выжили? Выжили. И самое обидное, что все для этого было: и ресурсы, и поддержка россиян, а главное, украинцев. Тогда победа была бы легкой. Для нее нужно было перешагнуть через иллюзии о дружбе с Западом и проявить политическую волю. А сейчас… – Серый разочарованно махнул рукой и потянулся за стаканом пива. – Сейчас сам видишь что.
– Но с Крымом-то мы волю проявили.
– Когда поняли, что нас Запад в очередной раз кинул. Вскочили в последний вагон уходящего поезда. Который к тому же отцепили от состава. А потом снова увязли в переговорах. Переговоры с Западом – это для России смерть. Как только мы в них втягиваемся, пиндосы нас либо бессовестно кидают, либо, использовав время в своих целях, выходят из соглашений, оказавшись в результате в более выигрышной, чем мы, позиции.
– Переговоры нельзя. До польской границы нельзя. Что тогда делать? – Виктор бросил на инструктора вопросительный взгляд.
– Воевать, раз ввязались. Но не вполсилы, как мы сейчас четыре месяца корчим из себя благородных рыцарей в сияющих доспехах. А по-настоящему. Чтоб от хохлов пух и перья летели во все стороны. Мы воюем не с кучкой бандеровцев, а со страной, которая является первым эшелоном НАТО, где в обществе преобладает нацистская идеология, где звериная ненависть к русским – стержень сознания не только у силовиков, но и у большинства населения, за редким исключением восточных и южных областей. Украина полностью мобилизована для войны с нами, а мы все проводим спецоперацию. Промышленность хохлов работает на ВСУ, оружие с Запада идет валом по железным дорогам. Да что по железным дорогам. Натовские самолеты садятся в киевском аэропорту и разгружают «Стингеры» и «Джавелины». Иногда по десять рейсов в день. Да мы их с Беларуси могли бы нашими ПВО на раз пощелкать. Сбили бы один, хоть немного нарушили бы цепочки поставок. Бандеровские, нацистские СМИ, Интернет, ТВ накачивают население ненавистью к нам и верой в то, что НАТО поможет, а значит, победа Украины неизбежна. Это, блин, что – война? Это хрен знает что, только не война. В апреле, как только поняли, что уперлись в стену, надо было разбомбить там все нахрен, чтоб ни одна лампочка не горела, чтоб ни одного моста или целой развязки не осталось, чтоб горючки в стране – ноль, чтобы бандеровская пропаганда заткнулась, а на месте бункера, где прячется клоун, была груда щебня. Это называется принуждение к капитуляции, – Серый плеснул в рюмки немного водки и чокнулся с наемником. – А чтоб у ВСУ на передке не было иллюзий, увеличить нашу группировку хотя бы до полумиллиона. Клич по стране бросить, добровольцев поднять тыщ двести, казачков всяких подтянуть, ментов, что без дела шатаются. Деньги им платить хорошие, льготы всякие дать. И делать это надо было еще весной, а мы все булки мнем. Хохлы, вон, на Львовщине и в Европе сейчас тренируют тысяч триста свежих бойцов. Про их наступление в августе не говорил только ленивый. А если они соберут все это в кулак и ударят где-нибудь под Харьковом, на Мелитополь или на Херсон, где у нас дыры в обороне между укрепрайонами километров по пять. Что тогда? Отходить? Опять сдавать занятые с боем и потерями города и территории? Полгода геройски бились, парней своих положили и сдать из-за того, что кто-то до сих пор не избавился от иллюзий и не понял, что это настоящая война. Не спецоперация, не партизанщина вроде вьетнамской или Афгана, а самая страшная война в мире после Отечественной, в которой столкнулись две полноценные регулярные армии.
– Насчет дыр ты прав. По Балаклее знаю. Если хохол попрет, туго там всем придется. Геройская смерть или отступление.
– То-то и оно, старик. Нам не смерть нужна, а победа. Даже если нам сейчас и не говорят, какая она будет.
– О! Слышу знакомые слова. Смерть. Победа. Хотелось бы узнать контекст, – раздался знакомый голос со стороны дома. Виктор раздвинул листву винограда и увидел шагающего к ним по дорожке Николаича.
– Контекст сейчас один, – Серый привстал и за руку поздоровался с шефом. – Я тут рассуждаю про СВО.
– Ну твои рассуждения мы знаем. Всех мочить в сортирах.
– А в чем я не прав? – развел руки инструктор. – Мы сейчас с хохлами в гуманизм играем, а потом сопли кровавые будем вытирать. Когда чубатые31 к осени свои триста тысяч подготовят да еще оружие натовское получат, нам этот гуманизм и историческая общность боком вылезут. Вдарили бы раз со всей силы всем, что есть, по инфраструктуре, по центрам принятия решений и закончили все. И жертв было бы меньше, и города были бы целые, и переговариваться, когда противник на коленях стоит, легче.
– От у тебя все просто. Вдарили – и все само собой решилось. Где же вы раньше были? Вы же главное разведуправление. Почему Генштабу не рассказали о том, что ВСУ будут драться до последнего, а хохлы нас с цветами встречать не станут.
– Э-э, дорогой друг. Ты на ГРУ не гони. Знаешь ведь, как все было, – Серый поставил перед шефом рюмку и налил водки. – И инфа была передана, и план по началу операции у нас был. Предлагалось прямо перед вводом войск ликвидировать командиров ВСУ, СБУ, местных мэров, губеров32 и членов правительства и офиса клоуна. Убрали бы в ночь перед первым ракетным ударом человек триста ключевых нациков, и страна бы оказалась без власти. Решения принимать некому, а один клоун ничего бы не сделал, даже если бы успел спрятаться в бункер. Заходи и рви хохляндию, как перезрелую грушу. Хороший план был, дерзкий. Сколько б он жизней спас. Но! Не вписывался в кремлевскую концепцию СВО. Там ведь думали, что с генералами и губернаторами можно будет договориться. Вот и договорились.
– Ну. За победу! – Николаич одним глотком опрокинул рюмку и бросил в рот кусок огурца.
– А какая она для тебя, победа, – навалился локтями на стол инструктор.
– Да ну тебя к черту, – отмахнулся шеф. – Все ты про победу знаешь. Это вы там заморачиваетесь высокими политиками, а мы солдаты. Надо взять укреп33 – возьмем. Надо зачистить нп34 – зачистим. Что Родина прикажет, то и сделаем. Только пусть генералы-адмиралы всякие не лезут на наш участок с тупыми приказами типа переправить полноценную БТГ35 через Северский Донец по одному наведенному мосту средь бела дня под носом у противника, да еще без прикрытия артой.
– Слышал про этот случай, – покачал головой Виктор. – Я только прибыл в Балаклею в начале мая. Там, на Северском Донце, наши по дурному приказу с марша форсировали реку у Белогоровки. Столпились у переправы. Хохлы всех артой и накрыли. По людям не скажу, но, судя по тому, что потеряли почти восемьдесят единиц техники, парней там полегло немало.
– Да, блин, – горестно вздохнул Серый. – Генералы наши, похоже, к войне оказались совсем не готовы.
– К ней никто не был готов, – согласился Николаич. – Ни Кремль, ни Генштаб, ни войска, ни страна. И Европа к ней оказалась не готова, и даже Штаты. Только хохлы готовились все эти восемь лет. Укрепы обустраивали, людей тренировали, убежища в городах готовили, волонтеров тренировали, нацию настраивали на войну. Самое главное, что клоуну похрен потери. Жгут людей тысячами. Ни жалости, ни сострадания. Ладно мы по тупости и просчетам людей теряем. На войне такое бывает. А хохлы просто бросают своих в мясорубку, иногда даже цели никакой за этим не просматривается. Чисто зомби.