Кружево дорог

Она сидела рядом на шуршащей подстилке из опавших, пахнувших прелостью листьев – дриада Навьего леса, Третсшель, довольно юная по меркам этого народа. Однако тело её, лишенное живительной влаги, было иссушено, при движении скрипело, как трущиеся друг о друга ветки, кожа скукожилась узловатым покровом. Всё, что происходило с деревом, отражалось и на ней. Укрепляющие гармонию её сущности ритмы и вибрации искажались огрубевшим панцирем. Разрушающие же напротив стали еще более болезненны в следствии потери части ствола какой-либо защиты.

Внутри неё, как в предельной точке изгиба звенело напряжение: словно безмолвный крик, словно застывшая в вечности боль. Ожидание, зависание между мирами – миром жизни и не жизни: выдержит, сбросив тяжесть гибкой мощью, или треснет, взорвавшись губительным разломом? Она чувствовала себя пустой оболочкой себя же прежней, полной жизненных соков. Не такой, каким может быть, например, порожний глиняный кувшин – бери и наливай в него, что хочешь, – а как оставленный на палящем солнце кожаный бурдюк. Сморщенный и смятый, от зноя он становится жестким в своей исковерканной сплющенной ипостаси: лей в него воду – сколько войдет в оставшееся пространство отвердевших складок?

А наполнится было чем – сила Третсшель была рядом. Она витала в Тонком мире, окружала со всех сторон, но дриада чувствовала её едва-едва. Так ощущаешь легкое дуновение ветра, улавливаешь чуть слышный шепот. Засохнув, дерево закрыло дверь из одного мира в другой. Сила всё же проникала тонкой струйкой через теплящуюся в глубине мощного ствола искру жизни, слегка поддерживая Третсшель, но остальная огромная часть оставалась недоступной.

Почему исчезла влага? Как так случилось, что некогда мощные корни перестали находить её? Жизнь вокруг не остановилась, радовалась буйством сочных красок и перекликиванием ярких голосов. Да, были и такие деревья, как дерево Третсшель: увядающие и сохнущие. Какая в том причина, дриада не знала.

***

Одним солнечным днем к ней наведалась незнакомка: покрытая серой пушистой шерстью, с длинным хвостом и зелёной глубиной завораживающих глаз – лесная кошка. Дриада моргнуть не успела, как ловкое гибкое существо с помощью цепких когтей вскарабкалась до середины ствола, деликатно избегая не покрытых корой участков. Мягкие лапы ступали по ветвям, пока не нашлось местечко на одной толстой развилке, показавшейся кошке подходящим, чтобы с удовольствием разлечься. Кошка потянулась и беззаботна улеглась, довольно жмурясь. Третсшель, не двигаясь, наблюдала за незваной гостьей.

– Раньше, когда листья от солнца укрывали, поприятней местечко было, – произнесла как бы между прочим кошка. – Почему твое дерево сбросило их?

– Разве не ясно? Ему не хватает воды, оно практически засохло. И я с ним, – ответила Третсшель.

– Странно, вокруг столько влаги, а вы засохли, – сказала кошка задумчиво. – Но тебе, конечно же, виднее. У вас корни и все такое, а я всего лишь кошка.

– Вот именно, у нас корни и мы берем ту воду, которая рядом с нами. Не можем пойти в другое место, как ты за мышами, – с горечью произнесла Третсшель.

– Дерево, конечно, не может. А вот у тебя вроде есть ноги, – многозначительно глянула кошка.

– Я не могу бросить своё дерево, – запальчиво ответила дриада. – Я должна быть рядом, чтобы с ним ничего не случилось.

– А что с ним может случиться? Засохнет? – тут же последовал сквозящий ехидством вопрос.

Третсшель гневно глянула, но кошка спокойно смотрела в ответ прищуренными глазами. Дриада не нашлась, что на это ответит.

– Ну, ты как знаешь, а я, пожалуй, пойду поймаю кого ни будь, перекушу, – и кошка в несколько ловких прыжков спустившись на землю, серой тенью растворилась в лесу.

Третсшель, смотря ей вслед, глубоко задумалась: «И впрямь, чем я сейчас его защитить смогу? Сил самая капелька. А с водой и вправду, что-то не то. Вон как вокруг все растет, а мы сохнем. Что у нас, корни что ли самые слабые? Дак на слабых корнях столько ветров бы не выдержали. Пройдусь, может разберусь в чём дело. И как сама сразу не подумала?»

Рассудив таким образом, дриада со скрипом встала и, погладив свое дерево по мощному боку, тяжело двинулась в сторону леса.

Войдя во влажный сумрак под сплетенными кронами, почувствовала некоторое облегчение: тело стало чуть лучше двигаться. Деревья еле слышно приветственно шелестели. Далеко не у каждого из них была дриада, только у особенных, выросших из семени, упавшего в почву при стечении определенных сил. Когда росток, пробившийся из такого, достигал высоты человеческого роста, в мир приходила дриада. Они принадлежали друг другу. Но и прочие деревья и обитатели окрестностей получали дополнительную защиту при необходимости – лес ценил это.

– Дождя и солнца вам, братья и сестры! – пожелала Третсшель. – Вижу, стволы ваши крепки и листья полны сочности, это радует меня!

– Дождя и солнца, дождя и солнца, старшая сестра, – зашелестело со всех сторон. – Дождь обошел тебя. Нам жаль, жаль.

– Да, я сохну. И не знаю, что с этим делать. Влаги, судя по вам, вокруг много, но к моему дереву она не идет. Кто даст совет? – спросила она, особо не надеясь.

– Мы не знаем, не знаем, – прозвучало ожидаемо.

Третсшель вздохнула. Понурив голову, собралась уже обратно, но вдруг послышался знакомый голос:

– Зачем ты у них спрашиваешь? Что они могут знать, простые деревья не прожившие и века? Если кто и скажет, в чем дело, дак это дриада Старшего дерева. Могу тебя к ней отвести, – гордо подняв хвост, вышла из-за ближайшего куста серая кошка. Судя по тому, как она довольно облизывалась, перекусить ей уже удалось.

– А сразу сказать нельзя было? – несколько сердито спросила Третсшель.

– Надо было проверить, способна ли ты в принципе слушать советы. Да и как видишь, у меня было некоторое дельце с мышами. Я, знаешь ли, тоже не хочу «засохнуть», – парировала кошка. – Ну дак что, вести тебя?

– Да, веди. Надеюсь, не очень далеко. Не хотелось сильно отдаляться, да и двигаюсь я еле-еле, – нахмурившись ответила дриада.

Никак не прокомментировав, кошка смерила Третсшель проницательностью своих зеленых глаз, развернулась и пошла. Дриада двинулась за ней, следя за мелькающим впереди хвостом. Она в своем состоянии не могла сказать точно, но казалось, что кошка ведет её не совсем простым путем. Вот сквозь древесную развилку проскочили, и показалось, что лес вокруг чуть изменился. А когда в небольшой овражек нырнули, по другую сторону вообще совсем в новом месте выскочили: деревья другие, мхом белым всё выстлано. Такое ощущение, словно и там и там перемещались на большие пространства, чем казалось.

Наконец они вышли на обширную поляну, по краю которой росли огромные, стремящиеся прямо в небо, деревья. Огромные, если не смотреть на дуб в центре поляны: в сравнении с этим гигантом они были подобны юной поросли. Серая кошка направилась прямиком к нему и, поднявшись повыше, с видом выполненного долга разлеглась на массивной ветке. Третсшель увидела сидящую подле древнего колосса. Та поднялась на ноги и, улыбнувшись, кивком поприветствовала гостью. Это была статная высокая дриада с наполненными вечностью глазами. Чуть запоздало Третсшель глубоко склонилась, выражая вспыхнувшее внутри почтение.

– Встань, дитя. Называй меня Элдретре. Твое имя я знаю, – произнесла дриада Старшего дерева. – Подойди ближе.

Третсшель встала и, трепеща от волнения, подошла близко к Элдретре. Та, ничего больше не говоря, положила одну ладонь на середину её груди, вторую ей на лоб и закрыла глаза. Словно смесь солнечного тепла и влажность летнего дождя окутала измученную молодую дриаду, любовь принявшей семя земли, давшей опору корням и питание, а с ним и силу для роста. Почувствовав это, Третсшель вдруг поверила, что ещё не всё потеряно.

– Я знаю с чем ты пришла и попробую показать путь. Но идти придётся самой, – сказала, спустя время Элдретре. – Пойдем, присядем. Нам надо поговорить.

Они прошли к дубу и сели в его корнях. Элдретре немного помолчала и начала рассказ:

– Помнишь? Ты была совсем юная, но вполне сложившаяся. Дерево твоё уже набрало рост. Стояло гордо на возвышенности, раскинув крону выше других. Это давало тебе больше силы, больше открытости всему. Первые лучи солнца и первые капли дождя – твои. Все свежие, гонящие лишнюю прелость ветра – твои. Во все стороны свобода роста новым побегам.

Элдретре прервалась, внимательно глядя на Третсшель, а та с легкой улыбкой на лице вспоминала. Вспоминала, как наслаждалась всем этим, любила всё вокруг, со смехом танцевала рядом со своим деревом и в этой части леса всё пело звоном её чистой, радостной, доверчивой Силы.

– А потом пришел он: дичайшей силы ураган, что случается нечасто, и дал пример жестокости, – продолжила дриада Старшего дерева. – Тут уж обнаружились сильные стороны тех, кто стоял группой. Ну а на твоё дерево он обрушился всей своей черной яростью. Ломал бешенными порывами, хлестал шквальными струями дождя, рвал в клочья листву.

…Пробужденная словами память острой болью сломанной ветки отозвалась в груди Третсшель. Она словно наяву увидела, как что-то бессвязно кричала, обезумев от горя, обхватив родной ствол руками. Все имеющиеся силы бросила на спасение и защиту. С одной горящей в отчаявшемся сознании мыслью: «Не допустить, спрятать!»…

– Да, вижу, помнишь. И твое дерево выдержало. Будь оно, как многие, выстояв, продолжило бы жить дальше свой срок. Но вы вместе и у вас неразрывная связь, дающая вам силы. Но в тоже время это может обернуться и слабостью. Ты выстроила барьер, обожженная внезапной жестокостью, закрылась от мира. А сделав это, перестала брать то, что твоё. Это повлияло на дерево, поменяло его. Корни стали тоже закрываться, переставая тянуть из почвы так необходимую влагу: не все сразу, дерево продолжало какое-то время расти. Процесс затянулся, но всё же шел неотвратимо. Влиял сам на себя. Ты закрывалась – дерево страдало, получало меньше питания. Это влияло на твою силу. Ты чувствовала необъяснимую тревогу, казалось, что мир ополчился против тебя, стал более жестоким. И ты закрывалась ещё больше. Сейчас вы на грани, почти все корни не берут воду.

Третсшель сидела ошеломленная сказанным. «Вот значит как. Иссушила сама себя… Мое дерево… Мое бедное дерево… Как же я так? Столько времени…»

– Что же мне делать? – спросила она вслух.

– Тебе надо встретиться с ним еще раз, – просто сказала Элдретре.

– Ни за что! Лучше умереть! – вскинувшись, воскликнула Третсшель. Она не осознавала своей реакции, охваченная внезапным ужасом без всякого уточнения, с кем надо встретится.

– Умереть? Твоя реакция меня не удивляет. Она как раз подтверждает мои выводы. Но всё же послушай, – между тем спокойно продолжила Элдретре. – Однажды, ты его уже победила. Да, тебе было страшно и больно, но ты выстояла и выжила. Дак чем же умереть лучше того, чтобы встретится с однажды поверженным? Теперь ты знаешь, как это бывает. Ты и так засыхаешь, без всяких встреч. В тебе поселился страх, окунувшись в который ты и выстроила барьер, не впустив внутрь осознание победы. Но это всего лишь страх, твой, уже знакомый. Ты можешь всмотреться в него, увидеть и понять. В прошлый раз ты победила, увидев этот страх впервые. Подумай об этом.

Третсшель погрузилась в размышления. Слова дриады Старшего дерева упали в её душу, как волшебные семена в благодатную почву: сразу пустили корни и начали пробиваться пока слабыми, но уверенно крепнущими ростками.

– Но во мне тогда была сила! Сейчас я жалкое подобие себя самой! – чувствуя отголоски внутреннего согласия, ухватилась она за последнюю причину отступить назад.

– Верно. Но в этом я помогу тебе. Поднимись и встань передо мной, – ответила Элдретре.

Когда Третсшель сделала, как ей было сказано, Элдретре свела вместе свои ладони и легонько на них подула. При этом её дыхание вырвалось невесомым облачком золотистой пыльцы, окутало сложенные чашечкой кисти и втянулось между ними. Спустя мгновение между пальцев Элдретре появилось золотистое сияние, которое становилось всё сильнее. Она раскрыла их, выпустив на свет вьющийся росток, и, протянув руки вперед, позволила его усикам коснуться груди Третсшель – вьюнок незамедлительно принялся обвивать её тело стремительно растущими побегами.

– Это один из секретов нашего племени, который я храню. Он способен на короткий срок вернуть силу дриаде, потерявшей её по каким-то причинам: ничего не добавляет, только возвращает. Помогает вспомнить себя. Бывает, что этого достаточно, – пояснила Элдретре.

Третсшель и впрямь почувствовала уже, казалось бы, забытое течение силы внутри. С блаженством расправила скрюченное тело, видя, как оно наливается плотью, принимает облик молодой гибкой дриады с упругой гладкой кожей – свой прежний облик.

– Теперь иди. Время действия этого чудесного растения ограничено. Витевур укажет дорогу, – поторопила Элдретре.

– Витевур? – недоуменно спросила Третсшель.

– Витевур, хватит разлеживаться! – окликнула Элдретре.

– Иду-иду. Уже и поспать не дадут, – спрыгивая с ветки, проворчала серая кошка, которая и оказалась той самой Витевур. – Не отставай.

Произнеся это, кошка длинными прыжками понеслась через поляну в сторону леса. Третсшель последовала за ней, переходя на бег. Уже на ходу, крикнула слова благодарности и махнула на прощанье рукой.

***

Она бежала вслед за Витевур, наслаждаясь вернувшейся пластикой, с отчетливой остротой ощущая, как это прекрасно быть свободной в своем движении. Витевур вела так же замысловатым путем, только с большей скоростью. Ныряла в овраги, прыгала через поваленные стволы или подныривала под них, просачивалась через развилки деревьев. Третсшель следовала строго за ней. Теперь она с помощью вернувшейся силы различала, что Витевур вела её не просто лесными тропами: это была цепочка естественных проколов пространства, которые серая кошка умела видеть, пройти сама и провести другого. Вторая часть помощи Элдретре в виде чудесного вьюнка обвила гибкими усиками тело Третсшель и мягко сияло в сумраке леса золотистым светом.

Заданный темп движения в своей гармонии с ритмами тела не мешал попутным размышлениям. Третсшель еще раз вернулась воспоминаниями в тот день. Вспомнила боль древесных волокон, как они стонали и рвались под напором дикого шквала. Вспомнила отчаяние бесконечности происходящего ужаса. Реальность была так прекрасна и сладка и вдруг всё как в страшном сне, без возможности проснуться. «Да, как же мне было страшно. Очень страшно. Но я же и вправду не сдалась, выстояла. Многих с корнем вырвало, поломало совсем. Я, выходит, и впрямь победила. А вспоминаю – до сих пор страшно. Так. В конце концов! Ну, страшно… Куда хуже просто сохнуть, не понимая, что происходит. И чтобы я, победив такую силищу от своего же страха перед ней загнулась совсем?! Ну нет! Дриада я, наследница рода древнего или так, цветок-однолетка?!»

Уйдя в мысли, Третсшель не сразу обратила внимание, что лес сменился предгорьем с редкими низкими деревьями. А вот они уже бегут по каменистой тропе не свойственными племени дриад местами. Витевур нырнула между двух тесно стоящих скалистых отрогов. Третсшель поспешила за ней. Выскочив с другой стороны короткой расщелины, она резко остановилась, настороженно пригнувшись: в лицо ударил шквалистый порыв ветра. Впереди открылась каменистая возвышенность, с трех сторон обрывающаяся, казалось, в никуда.

– Мы на месте. Дальше тебе туда, – показала движением головы Витевур. – А я тебя здесь подожду.

– Т-туда? Одной? – вдруг разволновалась Третсшель.

– Давай-давай. Делай свои дела, да обратно двинемся. Мышей здесь нет, а я уже есть хочу. Имей совесть в конце концов, – разворчалась серая кошка и, запрыгнув на небольшой валун, непринужденно улеглась.

Третсшель глубоко вздохнула и, подумав, что уже и так непозволительно долго боялась, совсем, как оказалось, засушив свое дерево, решительно двинулась по возвышенности.

С каждым шагом она чувствовала, как ветер усиливается, как беспорядочно трепет её волосы, старается сорвать чудесный вьюнок с её тела. Наступил момент, когда он принялся хлестать её уже со всех сторон тугими незримыми плетями, выбивая дух своими жестким напором, тщась сбить с ног, протащить острой теркой камней. Вместе с этим накатил непроизвольно сжимающий, сковывающий тело страх, вопящий о вспышках боли от торчащих щепой сломанных веток, безжалостно содранной коры. Она словно наяву увидела, как сила её сжалась тогда в непробиваемый извне кокон, как корни дерева шевелились в тщетной попытке пробиться к вожделенной влаге. Но крепок оказался барьер, выстроенный умением древнего народа.

Острота этого осознания охватила её, прокатилась жаркой волной по мятущейся сути дриады, закипела поднимающимися бурунами гнева. Третсшель расставила шире ноги, чувствуя, словно сама стала деревом: мощным, много веков врастающим крепкими объятиями корней в земную твердью. Широко раскинув руки, она закричала, обратив гневное лицо навстречу бушующей стихии ветра, гоня страх вспыхнувшей ярость:

– Нет! Так не будет! Ты не сломал его! Не смог! Я не боюсь тебя! У меня есть корни!

Ветер трепал и рвал Третсшель, словно проверяя истину её заявления. Казалось, это никогда не кончится. В один миг она поняла, что время чудесного вьюнка иссякло: он буквально на глазах завял и обсыпался клочьями под ударами ветра. К ней стремительно вернулся её привычный в последнее время облик и приток нахлынувшей силы иссяк. Но ярость, заместившая страх в душе, осталась. Она дала опору или что-то другое… В общем, Третсшель продолжала стоять. Внутри окрепло: нет, не в этот раз, и не в ближайшее время. Только когда она сама решит, что всё, хватит, можно и упасть, но не сейчас.

Третсшель не заметила того момента, когда ветер утих, а с ним ушла и ярость. Снаружи и внутри была тишина, и в этой тишине проклюнулся ещё один робкий росточек. Как много она в себе познала: страх, чувство победы, свои корни… Поняла, что на месте сломанных веток выросло ещё больше побегов. И есть ведь что-то ещё, что позволила расти её дереву дальше, даже не смотря на возникший барьер. Это есть в ней при любых обстоятельствах, это её основа, это то, что не отнять. Всё сложно и в тоже время так просто.

– Спасибо, – сказала она чуть слышно.

Волосы её слегка шевельнуло легким дуновением.

Обратный путь занял много больше времени. Вернувшаяся после увядания чудесного вьюнка скованность уже не позволяла бежать: тело скрипело и ныло, но Третсшель это не волновало. Внутри было спокойно и звучала песня уверенности: я выстояла, я могу! Витевур привела дриаду прямо к месту её обитания и тут же исчезла в лесу. Третсшель не возражала: ей нужно было побыть наедине с собой. Точнее – со своим деревом.

Она подошла к нему и прижалась, обхватив, на сколько хватило, руками.

– Здравствуй, мое хорошее. Ты прости меня. Я тебя так люблю.

Ей стало тепло в груди – дерево ответило.

– Живое… – прошептала она.

По её щекам скатились капли влаги и упали на землю меж корней. Внутри окончательно растворились остатки напряжения, рассыпались трухой так долго держащие оковы. Она села в корнях и просто смотрела на садящееся солнце. Думала. С последними лучами глаза её сомкнулись, Третсшель крепко уснула.

***

Свет мягко проникал через её веки. Звуки природы говорили о приближающемся полдне. Воздух был полон мягким теплом. Третсшель сладко потянулась, не открывая глаз, чувствуя в своём тело лёгкую скованность, но одновременно с этим приятные, смутно знакомые ощущения. Она открыла глаза. Смотрела, но в какой-то прострации не понимала.

– Вот, так-то уже лучше, – прозвучало над её головой.

Взгляд притянул довольный прищур, сверкающий с ветки среди молодой, едва пробившейся нежной листвы. Среди листвы.

Третсшель как завороженная вперила взгляд в этот калейдоскоп зеленых резных пятнышек, подсвечиваемых ярким солнцем. Вдруг поняла, что за знакомые ощущения бродят в ней: она вновь чувствовала себя живой. Судорожно села, начала осматривать себя: руки, тело, ноги – гладкая кожа, упругая гибкость. Третсшель неуверенно улыбнулась.

Не скрывая солнца набежало тяжелое от дождика облако. Первые редкие капли выбили пробный рваный ритм по свежей листве. Чуть стихли… И припустились в веселый пляс сверкающих на солнце брызг!

Третсшель, счастливо смеясь и запрокинув лицо в небо, кружилась под этой небесной благодатью. Она чувствовала, как насыщается влагой плоть её дерева. Смотрела, как прямо на глазах крона его набирает сочность и пышнеет. Как смягчается панцирь коры, становясь подвижным, оставаясь, вместе с тем крепким. Как начинает отблескивать глянец свежего покрова на оголенных прежде участках.

В то же время она ощутила, как сама словно наливается животворящим соком. Сосуд её естества расправлялся, освобождая место для силы, и та не заставила себя долго ждать. Она ворвалась искрящейся волной, заполняя каждый уголок сущности Третсшель, принесла спокойную уверенность и бурлящую радость жизни, пронзительное ощущение гармонии и тончайшее восприятие всего вокруг. Третсшель сладко всхлипнула, задержав дыхание, глубоко вдохнула и выдохнула.

– Элдретре, кстати, передавала привет. Так и сказала: «Передай привет моей… младшей сестре», – мастерски выдержав паузу, сказала спрыгнувшая тем временем на землю Витевур.

– Спасибо! Передавай ей тоже. И благодарность. Я и сама как-нибудь зайду, если проводишь, – тепло ответила Третсшель. – И тебе спасибо.

Витевур довольно прищурилась и, больше не произнеся ни слова, исчезла в кустах.

Третсшель же обратилась взором на свое дерево: такое красивое, крепкое, пережившее сложное время и ставшее лишь краше и мощней. Всё случившееся стоило этого. Она счастливо рассмеялась, и лес вокруг снова увидел её радостный танец и услышал светлую песню её силы.