Ещё моего доброго дядю соседа беспокоило, хожу ли я в школу. Но так как он уходил на работу раньше, чем я должна была вставать, а приходил позже, то проследить не мог. А просто спрашивал, хожу ли я и что нам задают. И я рассказывала про параграфы и правила, просто брала их по порядку из учебников, которые лежали у меня стопкой нетронутые на столе. Я успела походить в пятый класс в сентябре и октябре и получить учебники в школьной библиотеке. Но открывать я их не стремилась. Это был первый и последний раз в моей жизни, когда я врала кому-то. Я говорила дяде Толе, что хожу каждый день в школу, и он верил мне. А скорее хотел верить, чтобы не разбираться с этим.
Я пропустила четыре месяца с ноября по март. До самой весны сидя в своей комнате, не выходя из дома. Тогда я поняла, что мне очень нравится быть одной.
Мы жилив деревянном доме, а точнее бараке. На втором этаже, достаточно на тот момент для меня высоко от земли. Я сутками сидела у промёрзшего окна в тёплом шерстяном костюме и смотрела, как вечно завывающий на свободном пространстве ветер заносит снегом обочины дороги. Тогда я впервые в жизни почувствовала себя одинокой принцессой в башне, которой и являюсь до сих пор. Наш дом на самом деле был старым полуразвалившимся временным жильем для рабочих, которые строили когда-то давно окраину города и дорожную развязку. Мой папа был в молодости одним из них. Строителям давали здесь жильё, но потом все, конечно, переехали в более хорошие дома и квартиры. А вот мой отец так и не смог «разбогатеть», как он говорил. Конечно, если все средства спускать только на водку, то для накоплений не останется. Но он считал, что дело не в этом, а в том, что все остальные воруют, а он честный – а "честным работягам в этом мире тяжело".
Двухэтажные деревянные постройки из чёрных рассохшихся брёвен совсем не украшали выезд из города. И их потихоньку сносили, была бы эта земля более ценной и в более удобном месте, скорее всего, её давно бы выкупили и расселили всех оставшихся жильцов, куда придётся. Но она была прямо под эстакадой одного из съездов с федеральной трассы в наш городок. И ни для кого лакомым кусочком не являлась. Из всех таких домов, которых раньше было весьма много, остался только наш один. И мы в нём и жили, оставленные и забытые. На счастье нам. Я, мама, папа наверху, соседская бабушка и дядя Толя внизу. А потом со временем остались только мы вдвоём.
И вот весной в моей жизни случилось ещё одно настоящее чудо. Исполнение ещё одного желания. Но об этом чуть позже.
Как так получилось, что меня не хватились в школе столько времени?
Моя учительница, под классное руководство которой мы перешли в сентябре после младшей школы, не очень-то поначалу успевала справляться со всеми обязанностями. Это был её первый год в школе и сразу собственный класс. Учителей, как всегда, не хватало, на кого-то надо было свалить новые никому не нужные заботы в виде подросшего пятого «А». Когда только мама умерла, она приходила ко мне домой, посмотрела, как я живу, ужаснулась. Но разрешила мне некоторое время в школу не ходить, оправиться. Сказала, что оценки перед Новым годом за полугодие поставит по первой четверти. Полугодие было закрыто, все разошлись отдыхать на Новый год. Наверное, она должна бы была обратиться в соцзащиту. Но дядя Толя ей пообещал, что найдёт моего отца и он обязательно меня заберёт к себе. Чтобы меня не отдали в детский дом.
– Она слишком мягкая и тихая по характеру, её в приюте задавят,– просил он.
– Ладно, посмотрим,– ответила моя учительница.
До середины января, до конца праздничных каникул, меня в школе никто не ждал. А в начале третьей четверти случилась новая неприятность: мальчики из нашего класса сильно подрались и у одного из них оказалась сломана рука.
Парня положили в больницу. Родители его были в городе уважаемыми и известными, начались разбирательства. Классную руководительницу обвиняли в недосмотре. Даже обращались в суд. Ей было не до проблем с посещаемостью других учеников. Почти весь февраль бедняжка пролежала в больнице с острым приступом гастрита – от нервов. В школе её замещали другие без системы, кто придётся. И за отсутствующими никто не следил.
Надеюсь только, что всё это с одноклассниками случилось тоже не из-за меня. Потому что я хотела, чтобы учительница про меня забыла и не заставляла вернуться обратно.
В итоге меня не хватились почти аж до самой весны. А когда классная руководительница вернулась и ситуация разрешилась, она стала проверять журнал. И поняла, что меня не было совсем ни одного дня с самого ноября. Она решила серьёзно взяться за это дело. И я, чувствуя, что скоро моей счастливой жизни в затворничестве придёт конец, стала мечтать о спасении.
И оно пришло.
4
Я всё ждала, что за мной кто-то приедет. Не знаю, почему у меня в голове родилась такая мысль. Что точно, как в сказке, прилетит вдруг добрый волшебник и заберёт. Все девочки мечтают о принце, что он прискачет на своём белоснежном коне и увезёт тебя вдаль в счастливую жизнь.
И вот что, дорогие, знаете, все нас, мечтательниц, за эти мысли осуждают. Старшие женщины пытаются спустить с небес на землю, мужчины смеются над глупыми, неспособными к самостоятельной жизни девушками. Но смеются скорее от страха и боли, что сами-то не в состоянии быть этим «принцем». Это ж надо быть героем и подвиги совершать. Да и с потерявшими мечты женщинами тоже всё понятно, в вечном обязательстве «всё сама» и не сбывшихся надеждах нетрудно потерять детскую непосредственность. Но на самом деле истинная суть женщины именно в том и есть, чтобы вот так мечтать и ждать.
Наверное, это может вызвать море негодования в разбитых сердцах тех из нас, кто разучился мечтать о принце. Но посмотрите на мифологию мира. Где вы видели истории о пути героини? Чтобы она куда-то шла.
У мужчины задачи понятны: встать, пойти, спасти, найти, добыть, принести, не умереть, вернуться назад к социуму, стать знаменитым. Путь героя полон перемещений, свершений и приключений. А женщины? Они сидят. Сидят на месте, как точки мировых осей, как столпы мира. У неё нет задачи куда-то идти и даже что-то делать самой, ну кроме как, может быть, каждую ночь ткать полотно, а утром его распускать, чтобы всё начать сначала, или рассказывать сказки, продлевая свою жизнь. Но это только чтобы ждать ещё основательнее и крепче держаться за собственную задачу. Женщина не достигает, не идёт свершать. Женщина верит. И ждёт.
В основе женской энергии нет векторного творческого потенциала, можно даже сказать кощунственное – женщина не творит. Энергия Инь как сама ткань полотна Вселенной. Пространство безграничных возможностей, сцена, на которой актёр может исполнить всё, что угодно. И актёр – это мужской потенциал. Конечно, люди не принадлежат к одной из энергий. В нас есть и то, и то. Мы и творец своей жизни, и среда для творения. Но иногда, а точнее очень часто, женские энергии внутри нас подвергаются гонению. Как это ничего не делать, создавать место для появления чего угодно? Как это просто ждать?
А ждать не просто. Мало кто по-настоящему это умеет. Обычно это перерастает в ожидания с ощущением, раз ты ждёшь, значит, тебе кто-то должен. И это обязательно сбудется, а не сбудется – так весь мир виноват. Вселенная будто обязана дать тебе желанное, раз ты так ожидаешь, а это не так. Никто никому ничего не обязан. Но настоящая вера совсем другая. Ты живёшь свою собственную жизнь, живёшь с интересом и удовольствием. И при этом ждёшь, что в ней может случиться всё что угодно. И самим этим даёшь возможность этому всему произойти.
Мужчина, к слову, в жизнь женщины проходит именно за этим – за пространством. Чтобы быть героем на великой сцене. И широта этой сцены зависит от широты принятия женского внутри нас. Он может только потому, что на него смотрят глаза, лучащиеся верой в то, что он может. И великие гениальные монологи без зрительного зала ничего не стоят. Может, нам, женщинам, порой обидно быть зрительным залом. Но это совсем не так. В паре мы всегда зеркала друг друга, и когда мы видим величие в проявлении нашего партнёра, мы видим наше собственное величие, отражённое в мир через него.
В детстве у меня были самые разные мечты, даже противоречащие друг другу. Моей реальности и моим чувствам. Но это были лишь пространства для игры, сценарии, только и всего. Я знаю, что я в этом совсем не уникальна. Удивитесь, насколько часто у детей бывают мечты, что их семья – не их семья. Мне, например, представлялось, что у меня есть где-то таинственная бабушка аристократка, живущая совсем одна в богатом старинном доме с камином. И что, конечно, она узнаёт обо мне и забирает к себе на воспитание. А ещё я мечтала даже, что я не родная дочь своих родителей, хотя и любила их беззаветно и чётко знала, что это не так. Но мечтать же не запретишь, я играла, что за мной приезжает невероятно обеспеченная семья, мои настоящие папа и мама, и увозят в иную жизнь. Конечно, эти мечты скорее исходили из того ощущения, что я не такая, как все, и здесь я просто чужая. Мне не было страшно, что меня не примут, но всё равно хотелось иметь своих. Таких же, как и я, тех, кто тоже видит души.
Я всегда знала, что я не отсюда. Что это даже не мой родной дом. У детей такое тоже бывает очень часто, ощущение невидимого друга. Или что есть кто-то очень близкий, но он очень далеко. И он заберёт. И вы не представляете, насколько на самом деле в этих мыслях дети правы. Когда-нибудь мы все покидаем эту планету, которая нам не дом. Наш дом там, где живёт душа. И там есть те самые старшие и добрые души. Наши наставники, которые всегда нас ждут.
Не уверена, что могу точно объяснить, как работал тогда в детстве мой механизм исполнения желаний. Возможно, если бы я мечтала о чём-то одном и конкретном, то именно так бы и произошло. Но я в силу детской фантазии в своём промерзающем от ветра зимой маленьком деревянном мире проигрывала в голове очень большое количество самых необыкновенных сценариев. Самым частым, конечно, был принц на летающем коне, спускающийся прямо с небес, чтобы спасти меня из моего первого, но далеко не последнего в жизни заточения в башне.
И практически так оно и произошло.
Прямо с моста эстакады, пробив ограждение, в стену моего дома в окно моей кухни влетела машина на полном ходу, застряв в стене наполовину. Как в кино – в самом настоящем боевике, не иначе. Мне даже до сих пор не верится в реальность той давней картины, если её вспоминать, как будто это был сон. Правда, тогда это совершенно не показалось сказкой. Сама я была в момент аварии в другой комнате и чуть не умерла от страха. Думала, у нас землетрясение и дом вот-вот рухнет. Водитель чудом остался жив. Сработали все системы безопасности, и он беспорядочными движениями пытался освободиться из ремней и отодвинуть в сторону мешающую выбраться надутую подушку. Я вбежала в кухню и помогала ему открыть заклинившую дверь и выйти в мою квартиру прямо с водительского сидения автомобиля.
И тут машина рухнула вниз на наш бывший с мамой огород, совершенно занесённый снегом без её участливых рук, и сразу же загорелась. Пока сосед, который в это время был дома, потому что было воскресенье, оправился от шока, вызванного грохотом событий, выбежал с округлёнными напуганными глазами и огнетушителем в руках и всё потушил, сгорела она почти вся. До чёрного остова за пару минут.
А мы так и стояли и смотрели с удивлением в образовавшуюся в стене дыру. Дядя Толя побежал в дом – вызывать пожарных и скорую помощь. И тут водитель, который оказался приятной наружности молодым человеком с очаровательными тёмно-зелёными глазами, повернулся ко мне, присел, взял за плечи и сказал, что я очень отважная девочка и спасла ему жизнь. Он спросил, мой ли это папа там был у машины. Я сказала, что нет, и вообще рассказала вкратце, что тут живу совсем одна, уместив за пару секунд рассказ всей истории моей жизни.
И мой неожиданный принц предложил мне вдруг убежать, прямо сейчас вместе с ним, пока сосед в своей комнате там внизу и не опомнился, что я в доме и нужно бежать наверх и узнать, как у меня здесь дела. Я моментально согласилась. Мы тихонько спустились по лестнице вниз и выбежали в переднюю дверь с другой стороны дома. Я потащила его за руку через шоссе, чтобы скрыться в деревьях, где так часто играла в детстве.
Когда мимо нас промчались с мигалками пожарные машины, мы были уже достаточно далеко. В город идти мой спаситель запретил, и мы повернули в сторону деревни. Откуда он из автомата на улице, опустив в него пару монет из кармана, кому-то позвонил. Помните, такие грибочки на ножке из бетонного столба, с двух сторон которого крепились красные телефонные аппараты. В деревне тогда ещё не у каждого был телефон в доме и этими пользовались очень активно, поэтому вандализму столь ценные предметы, как например в городах, не подвергались. Примерно через два часа за нами приехала чёрная машина с тонированными стёклами и без номеров и увезла в Москву.
Вот так без вещей, документов и вообще без ничего я переехала в столицу из грязного домика у эстакады на окраине Подмосковья.
Как потом выяснилось, он забрал меня в порыве жалости. Не хотел убивать. А вообще должен был. Я была свидетелем, видела его лицо и могла опознать. Машина, влетевшая в мой дом, была в угоне. По факту мы просто скрылись с места преступления. Больше я никогда не бывала в своём городке. Не знаю, что случилось с домом, подлежал ли он ремонту, переехал ли из него дядя Толя куда-то ещё. Я только уверена, что дело давно закрыли, не найдя ни тело водителя в сгоревшей машине, ни меня на втором этаже, всё как-то само собой затянулось забвением и паутиной.
А тогда мой новоявленный принц, мой "новый роман", так его, кстати и звали, Роман, поселил меня в одной из своих квартир в старинном доме с украшениями из лепнины на фасаде в Леонтьевском переулке. На пятом этаже без лифта. Башня моя подросла, а положение дел не изменилось. Почти всё время я проводила одна. Хотя он иногда меня навещал, оставлял еду и деньги. Приходила также женщина средних лет, молодящаяся, с ярким макияжем на лице, в не по возрасту коротких юбках, следила за тем, чтобы я купалась, меняла бельё. Приносила новую одежду и всё, что нужно для дома, убиралась, стирала, готовила немного. Я называла её Нэни, не зная её имени, сама не помню почему, может, взяла это имя из книги «Унесённые ветром».
Иногда в квартире на несколько дней останавливались неизвестные мне мужчины, бывало даже посреди ночи с аккуратным скрипом открывали входную дверь, неизвестно откуда у них взявшимися ключами. Я их не боялась. На двери в мою комнату был врезан отдельный замок, и на ночь я всегда запиралась на ключ изнутри. Да меня никто и не трогал. Днём мы вместе жарили нам яичницу на скворчащем масле с докторской колбасой, смотрели какие-нибудь смешные передачи по телевизору, развалившись на диване. Больше всего я любила наблюдать, как на сковородке разбухает и готовится в фольге попкорн к очередному выпуску КВНа. Нужно же было чем-то занять дни их пребывания. На улицу они не выходили и всё время занавешивали окна. А через пару дней также неожиданно съезжали.
К некоторым таким незваным гостям, которые мне особенно не нравились, я даже не выходила, проведя пару дней взаперти в своей комнате. Благо у меня в платяном шкафу всегда были запасы разных чипсов и ночной горшок под кроватью на всякий случай.
О своём спасителе, увезшем меня в новую жизнь, я ничего не знала до моих пятнадцати лет.
Почти пять лет я провела на полной воле. Ни обязательств, ни домашних заданий, никого, кто следит за тобой, во сколько ты приходишь и уходишь из дома. Еда, одежда в достатке, денег всегда хватает.
Спросите, что я делала. Что может делать подросток, юная девушка в пубертатном периоде, не обремененная никакими печалями? Я мечтала. Гуляла по маленьким, кривым улочкам Москвы иногда между Тверской и Большой Никитской, сидела в парках на Сретенском бульваре и Чистых прудах, изучала дома в переулках, расходящихся от Мясницкой и Сретенки. И представляла себе, что я где-то в одной из этих квартир живу, у меня семья, муж и дети. Мы открываем свой бизнес, тогда уже это было доступно, например, магазин модной европейской одежды по франшизе, ездим отдыхать в Геленджик. Или представляла, что я пока одна, девушка из богатой семьи, встречаю прекрасного юношу, и мы влюбляемся. И целуемся в первый раз прямо на улице у железной чёрной ограды, за которой цветет сирень.
А ещё я мечтала о том, что, увы, так и не сбылось в итоге, я мечтала стать студенткой. Одной из этих бойких, смелых девушек в шумных компаниях на лавочках в сквере на Моховой, отдыхающих между парами счастливых обладателей студенческого билета МГУ. Мне казалось это так ценно, так успешно и значимо быть студенткой. Но учиться, если честно, мне не хотелось. Только быть в этой среде. Наверное, поэтому и не сбылось. А чуть позже я и гуляла, в больших молодёжных компаниях студентов, где никто не спрашивает, откуда ты, и все друг друга считают своими. Знаете, это очень просто стать своей там, где не ждут чужих. Ты заходишь в порой открытые ворота из толстых железных чёрных прутьев, занимаешь место под сенью какого-нибудь уже распустившего листья дерева и смотришь, как они выходят. С последних экзаменов и зачётов перед летними каникулами, молодые парни и девушки, имеющие большие планы на жизнь. Слетаются со старинных ступеней здания с колоннами на скамейки, как собирающиеся к перелёту птицы, решают, куда пойти отмечать свои успехи или неудачи. Тебе даже не нужно ничего говорить, кто-то сам обязательно подойдёт и спросит:
– Ну что? Сдала?
– Нет,– отвечала я всегда, без зазрения совести, говоря правду. Я ведь и не сдавала.
И все начинают вдруг тебя подбадривать, спрашивать, какой предмет, предлагать помощь в подготовке. Совершенно искренне и откровенно. А сейчас, конечно, нужно выпить. И вот ты уже в шумной компании совершенно не знакомых тебе людей в каком-то затерянном в переулках центра столицы баре. Веселишься и общаешься, заводишь связи. И хотя бы на этот вечер ты – студент.
Отсутствие образования совершенно не мешало мне жить. Да и сейчас, если честно, никак не мешает. Новые тенденции я узнавала быстро из журналов и новостных программ, гаджеты и устройства легко входили в нашу жизнь и расширяли доступ к информации со скоростью света.
У меня практически аристократическое образование, а точнее самообразование. Я предпочитаю классическую музыку и литературу. В моей первой московской квартире был замечательно сохранившийся советский проигрыватель. С многочисленными случайными знакомыми мы часто проводили время на барахолках, где подыскивали мне виниловые пластинки. Классические симфонии Бетховена и Моцарта, вальсы Шуберта и Шопена, ритмы Рея Чарльза, истошные крики Бесси Смит, и конечно же,«Скорпионс», «Квин» и «Битлз», и Владимир Семёнович Высоцкий, без него никак. Сколько у меня их ещё было! Голосов выдуманных звёздных друзей, тех, которые могут поднять настроение и наполнить душу. Я не видела, к сожалению, как она танцует вместе со мной, моя душа, но знала, что в моих подростковых безудержных па она тоже танцует.
Как уже говорила, я люблю читать. В той квартире было очень много книг в большом стеллаже во всю стену, поставленных, положенных и затолканных назад в пыльном беспорядке. Там было всё: от фантастики, напоминающей больше женские бульварные романы, до незыблемой классики школьной программы. Хоть я и не закончила школу, но прочитала весь её нескончаемый список книг на лето и даже больше, не все школьники читают так, как я. А если не было нужной мне книги, я обменивала те, что уже прочла, на другие у уличных стихийных торговцев на книжных развалах. Я любила Булгакова и Достоевского, Хемингуэя и Фицджеральда, новомодный тогда«Гарри Поттер» мне не откликнулся по душе, я читала «Ветер в ивах» и «Алису в Стране чудес» со взрослыми сносками, объясняющими устройство английского парламента в то время.
Многие из тех, кто останавливался в моём доме на недолгий постой, оставляли за моё гостеприимство деньги. А так как в них я не нуждалась, то тратила всё на билеты. В Большой театр. В один сезон, мне кажется, я посмотрела даже все постановки. Я знала наизусть тексты спектаклей Вахтангова, изображала на Арбате у входа в здание театра импровизированные постановки Шекспира с уличными артистами. Мне пророчили большое будущее, советовали поступать в театральный. В дождливые дни пропадала часами в Третьяковке. Если не знала, куда идти, и соскучилась по природе, мои ноги сами меня несли в зал Шишкина. В будние дни, когда все на работе и в школе, в залах совсем никого нет. Сядешь на скамейке у лестницы на первый этаж, прислонишься к перилам и смотришь, смотришь, смотришь. Лес в вечности, тихая умиротворённость. А потом перейдёшь к Верещагину, и белая пыль сама прыгнет в глаза от его песков и заставит смахивать слёзы от лоснящейся красоты отполированных солнцем черепов и знаний тех душ, которые хранились в них, как в сундуках с сокровищами когда-то.
Вы думаете, вам нужна школа, чтобы понимать эту жизнь? Физику, химию, алгебру – законы вселенной. Я за свои годы самообразования научилась её воспринимать совершенно по-другому, искренне, душой. Плакать, когда много эмоций, от счастья, наполняться радостью и красотой. Питаться, как ложкой загребая из металлической банки сгущёнку, сиюминутным восторгом. Порыв – вот что имеет значение, захотела – встала и иди. Увидь, почувствуй, познай то, что хочешь, а не то, что тебя заставляют сегодня по расписанию в 10:00.
Я знаю, вы скажете, не у всех есть возможность управлять своим временем и делам так, как бы хотелось. Но искренне желать —есть возможность у всех. А от неё все остальные возможности и происходят.
Но чаще всего я, конечно, мечтала, что выйду замуж за моего прекрасного принца. Моего спасителя, подарившего мне новую жизнь. Он меня тоже по-своему любил. Когда мог, навещал, кормил, одевал, дарил подарки. Водил в ГУМ есть мороженое и зимой на каток. Не скажу, что тогда в тот период я чётко отслеживала исполнение моих желаний. Но всё, о чём я могла мечтать, у меня было. А чего не было – приходило достаточно скоро и самыми неожиданным и лёгким путём. Я подросла, и во мне играли гормоны, пробуждалась сексуальность. Я мечтала, что у нас с ним будет прекрасный секс и, конечно, после он позовёт меня за него замуж и у нас будут дети.
И как вы уже понимаете, и эта моя мечта сбылась.
5
Не совсем, правда, так, как мне тогда хотелось. Ну тут, как говорится, опять-таки – мечтай конкретнее. И учитывай, чего хотят и другие.
Он благопристойно не трогал меня, пока я не оформилась во взрослую девушку. Общался скорее как старший брат или любящий больше меры дядя с маленьким ребёнком.
А к моему пятнадцатилетию оценил по достоинству мою девичью красоту. И, видимо, решил, что пора. Лишил меня девственности в прекрасном номере отеля «Националь»и оправил работать. Надо же как-то отдавать долг за питание и жильё. В один из его притонов, проституткой.
Мой Роман был бандитом. Краденые машины, наркотики, сутенёрство – чем он только не промышлял. Все его друзья тоже. Временные жильцы моей первой квартиры были такими же, как и он, а у меня скрывались от милиции, когда было нужно.
Надо сказать, моё первое место работы было насколько это возможно приятным заведением. С очень приличной репутацией и обходительными и весьма состоятельными клиентами. Такой сокрытый за задёрнутыми шторами и закрытыми дверьми дом радости и удовольствий.
И не поверите, мне там очень нравилось и несколько лет казалось, что я даже именно этого и хотела. Мой первый сексуальный опыт был невероятно приятным, будоражащим, откровенным и оргазмичным. Почти так я себе это и представляла, реальность даже смогла превзойти мои ожидания. И, конечно, разжигаемая порывами юной страсти и гормонов, бушующих в крови, я хотела теперь только секса. Всё больше и больше.
И он у меня был, в достатке.
Волшебные увеселительные комнаты располагались в одной из частей длинного старинного дома по Тверской улице, окна во двор, напоминающий больше грязные колодцы Петербурга. Я переехала всего на несколько сотен метров из своего предыдущего жилища, но больше там не бывала никогда. Хотя часто проходила мимо, гуляя по изогнутому Большому Гнездниковскому переулку, где, по исследованиям литераторов, предположительно встретились в первый раз Мастер и Маргарита. В тот момент жизни я любила этот роман больше всего. Я представляла себя ею, женщиной удивительной судьбы и необузданной надежды и страсти. В своём, как у неё, весеннем тёмном драповом пальто я шла сначала по Тверской и иногда даже с жёлтыми цветами в руках. Мне кажется, до сих пор все гадают, что это были за цветы, но в моей голове это мимозы. И я считала их, кстати, всегда отвратительными, как и Мастер. Нужно было пройти немного, потом повернуть в арку, обязательно обернуться назад, встретиться с каким-нибудь незнакомым мужчиной глазами и пойти по узенькой, изгибающейся дугой улочке, представляя, как он идёт по другой стороне. Переулок упирается в Леонтьевский, тот, на котором я жила в прошлой квартире. Иногда я шла в сторону моего бывшего дома, иногда поворачивала налево на Тверскую и возвращалась обратно, совершая круг. Когда ни о чём не хотелось думать, я могла ходить так часами, пока людей на улице не становилось больше, завершивших свой рабочий день и спешащих домой. Моя же работа с клиентами к этому времени только начиналась. И я возвращалась назад.