На пороге империи
Тихон удумал готовые пуговицы натирать войлоком до блеска. Вот с партией такой красоты Тихон с отцом поехали на смотрины к Вильгельму Ахену. Немец не ожидал появления целой делегации и поначалу насторожился. Когда ощутил дружелюбный настрой посетителей, повел их из передней в свой кабинет. Дверь в мастерскую оказалась закрытой, и Тихон даже краем глаза не сумел подглядеть за тем, что там происходит, чем заняты его недавние соработники.
Расположились за приставным столом, и Пахом выложил все десять пуговиц. Ахен взял в руки одну и начал разглядывать. Взвесил ее на ладони, потом попробовал на зуб.
– Могу я вашу пуговицу распилить? Без этого собственное заключение сделать будет сложно.
Отец и сын переглянулись и не сговариваясь пожали плечами. Дескать, какой тут может быть разговор. Делайте все, что считаете нужным. Вслух Тихон сказал:
– Хоть в кипяток опустите. Эта штука все выдержит.
– А это мысль! – молвил немец и вышел для опытов.
Ждать пришлось долго. По возвращении немец держал в руках две половинки от пуговицы и листочек бумаги с записями. Сел и, заглядывая в свою шпаргалку, выдал свой вердикт:
– Изделие весьма достойное. Вместе с тем понимаю, что в секрете останется порода дерева, приемы сушки, способы окраски и раствор для пропитки. Короче все, что нужно для изготовления этого чудесного предмета.
– Вы правильно понимаете нас.
– Тогда начнем с цены. Сколько хотите за одну штуку?
Посетители снова переглянулись. Теперь заговорил отец:
– Купцу Еремееву мы сдавали по шесть копеек, он продавал по десять. Но это было раньше, с того времени мы кое-что изменили и получилось удорожание.
– Так какая ваша окончательная цена? – спокойно спросил Ахен.
– Ну, положим, семь копеек.
– Тогда послушайте меня и прошу не перебивайте. Становиться перевалочным местом я не смогу. Вы хотите привозить мне готовые изделия, чтобы я их просто продавал соотечественникам, как свои, кривил душой и присваивал себе титул изобретателя. Уверяю вас, что этот обман очень быстро откроется. В моей мастерской нет ничего такого, что указывало бы на изготовление пуговиц. Играть со своими земляками я не хочу.
– Каково ваше предложение?
– Открыть мне часть секретов, например, породу древесины, способы ее сушки и может быть рецепт красителя. Остальное можете оставить в тайне.
Тихон был готов к маневрам немца и заявил:
– Ты, герр Ахен, ушел специально от вопроса цены! Продемонстрировал нам желание разделить изготовление и заговорить об удешевлении. Не так ли?
– У вас очень умный сын, герр Коробков! Смею заметить, что умный не по годам.
– Знаете, господин немец, я всю свою голову сломал, думая в кого он уродился. Вся родня с моей стороны, да со стороны жены тоже, одни уроды и пьяницы, лентяи и дураки, как и весь наш народ. Вы о нас именно так и думаете? Так что вернемся к началу. Называйте вашу цену.
– Пять копеек, и часть производства придется перенести ко мне в мастерскую. Купцы, с которыми мне придется иметь дело, любят совершать осмотр моих владений.
– Сложно, зато откровенно, – заявил Пахом.
Тихон немного подумав, сообразил, что его задумка близка к успеху, заявил:
– При цене пять копеек за штуку предлагаю все производство перенести к вам в мастерскую. В этом случае буду проживать в вашем доме на правах компаньона, основную часть операций будем делать вместе с вами, можете привлекать и учеников.
– Но в этом случае отгадаю все ваши тайны. А мы немцы народ умный и хитрый. В конце концов вышвырну вас на улицу за ненадобностью.
Тихон сбавил свой напор:
– Коли говорите об этом, то не выпроводите. Хотя может быть руки по цене выкручивать начнете. Только главное при обработке деревяшек – это пропитка, без нее изделие либо станет нещадно впитывать в себя влагу и разваливаться, либо сохнуть и крошиться. Так вот, мой батюшка будет привозить пропитку с собой и после использования увозить остатки. Такая позиция остановит ваше желание менять цену.
– В таком случае мне придется назначить цену пансиона для твоего проживания. В стоимость войдет место для ночлега и еда два раза в день. Или еду сам себе будешь привозить и готовить.
– С такой цены за пуговицу пансион будет бесплатный. Да и ваша кухня меня устраивает. А вот ночлег на матрасе в мастерской на полу мне не надобен. Другое место имеется. У вас обустроено чердачное помещение, там даже окно открывается.
– Мне нужно с сестрой посоветоваться. Посидите, я скоро приду.
Когда немец ушел, Тихон сказал отцу, что свою сестру хозяин за человека не считает. Она у него заместо прислуги, имеет касательство к расчетам, но делает это под неусыпным контролем Вильгельма.
Вернувшись, Ахен сообщил, что дождется приезда в слободу подходящих для пуговичной торговли купцов и сделает им предложение. В случае интереса пришлет в село Преображенское курьера с письмом.
Глава четвертая
Долгих три седмицы томился Тихон в ожидании весточки из Немецкой слободы. Послание привез молодой парень, прискакавший рано утром верхом на лошади. Он никак не хотел отдавать пакет Марфе, требовал или Тихона, или Пахома. Пришлось мужа поднять с постели и вести на улицу. Но этого курьеру оказалось мало. Он стал требовать подтверждающий документ. Терпение Пахома доказывать, что он есть он, лопнуло. Пришлось останавливать проходящего мимо соседа и просить его подтвердить свою личность.
– Скажи, Митрич, кто я таков?
– Чего-чего?
– Скажи, кто я таков?
– Запамятствовал что ли?
– Мне это важно!
– Ты, Пахоша, уже с утра чеклажку опрокинул? Али старые раны опять заговорили?
В их разговор встряла Марфа и объяснила соседу суть дела. Митрич вылупил свои глаза на курьера и начал орать на того во всю свою мощь.
– Ты откуда такой взялся? Честным людям на слово не веришь! Молодой, а уже пугливый! Перед тобой самый, что ни на есть, Пахом, Па-хом, Ко-роб-ков! Еще раз тебе говорю, это Пахом Коробков!
На крик Митрича прибежали двое его сыновей, один из них прихватил с собой лопату, а другой вилы. Курьер заморгал своими глазками. Вспомнил, что у него больная матушка и дом требует ремонта, и вообще других дел в этой жизни навалом. Вынул из своего кафтана пакет, сунул в руки Марфы и начал хлестать коня, что было силы.
В послании немец начертал две фразы: «Наши договоренности в силе. Жду у себя. Вильгельм».
Тихон с собой взял партию готовых пуговиц, часть сухих не распиленных заготовок и записку Марфы с рецептом состава. Пахом подогнал повозку и повез сына в новую жизнь.
Прошло время и прибыли немецкие купцы, приняли товар, внимательно осмотрев каждое изделие, расплатились с Ахеном. Тихон получил первую плату за пуговицы в сумме пятнадцати рублей.
– Теперь, когда вы, герр Ахен, убедились в состоятельности моей затеи, проверили мою надежность в делах денежных, я готов перед вами раскрыть состав пропитки пуговиц.
– Просто так? Не верю! Что хочешь взамен?
– Взамен хочу состав пропитки древесины против огня и соли.
– Просишь на благое дело?
– По цареву велению. Токмо при дворе не состою, исполню задание и забуду. Хочу пуговицы делать и продавать их. Никаких задних мыслей не имею, герр Ахен.
– Ладно! Тебе верю, а тут приходили двое, угрозами секрет выманывали. Имя царя тоже употребляли.
Немец велел Тихону оставаться в мастерской, через половину часа принес десять листов с немецкими словам и какими-то знаками.
– Отдай в таком виде, разберутся. Там все просто.
Тихон отдал записи отцу и велел идти во дворец, передать царю Петру тайну обработки дерева от Вильгельма Ахена.
– Да предупреди царя, что те двое, которых он посылал ранее, хотели угрозами тайну выведать, а деньги себе присвоить.
Верно говорят, что в раннем возрасте человек полностью открыт для знаний. К лету Тихон бегло говорил на немецком языке. Особо длинные беседы случались у него с сестрой хозяина. Получалось так, что Тихон оказался единственным человеком в окружении Фриды, который общался с ней с удовольствием.
Роман ушел к родителям, хвалился, что отец откроет ему собственную мастерскую по изготовлению мебели. На его место взяли паренька из села Братеево, которое раскинулось за городом на берегу реки Москвы. Отец нового ученика служил ярыжкой в каком-то Приказе. Паренька звали Семен, он оказался застенчивым и нетребовательным.
Алекс к этому времени постиг многие премудрости работы с древесиной, но все одно не хотел уходить от мастера. Было понятно, что причиной тому – Фрида. Что к ней испытывал Сашка, не знал никто. Но между ними существовала обоюдная духовная привязанность. Ей немного за тридцать, ему только-только стукнула пятнадцать годков.
После очередной ссоры с братом Фрида сидела в гостиной и тихо плакала. Тихон не смог оставить ее без внимания и подсел на лавку.
– Можешь мне не говорить о причине своих слез, все и без того понятно. Конечно, обидно, когда от брата слышишь только грубости. Служить бы ему командиром и орать на своих солдат. Причем, солдат должно быть много, а тут одна женщина принимает на себя грубость, рассчитанную на целый полк.
Фрида закивала головой, вытерла слезы и начала рассказывать:
– Всего-то неправильно сложила три цифры, и ошибка случилась на четыре единицы. За это он меня назвал одним русским словом таким, что повторять не хочу. К этому слову добавил еще кое-что, но уже по-немецки.
На следующий день приехал Сашкин отец, чтобы передать ему очередную партию сладостей и денег. Обнаружив свое чадо в приподнятом расположении духа, в состоянии трепетного волнения, купец начал допытываться о причинах. Видимо, Сашок, как воспитанный сын, откровенно поделился с отцом своими чувствами к Фриде. Если силу грома и молнии принять за единицу, то купец умножил все это раз на восемь. Учение моментально было закончено, мальца под белы рученьки вывели из дома и усадили в ландо. На выходе купец высказал учителю все, что родилось у него в голове после сообщения сына.
Фрида снова залилась горючими слезами, Вильгельм закрылся у себя в кабинете. Тихон решил, что должно пройти какое-то время, чтобы забылся случившийся конфуз.
По-прежнему в общении между Тихоном и хозяином оставалось доверие и наличествовало дело. Все имевшие место разговоры не выходили за рамки одной темы. По мере освоения европейского рынка среди немецких купцов, привлеченных Ахеном к сотрудничеству, активнее всех продвигался герр Клюге. Он чаще других приезжал в Москву и делал заказы на хороший объем. Не допускал посторонних к своему общению с Вильгельмом, и, когда в их окружении появлялся Коробков, Клюге либо прекращал разговор, либо переводил его на сторонние темы. Было очевидным, что купец принимал парня за помощника на побегушках, не имеющего отношения к технологии производства. Но это Тихона не раздражало, главное, что купец стремился к постоянному активному сотрудничеству.
Незаметно ремесленная мастерская превратилась в целое предприятие. Вместо учеников пришлось нанять трех работников. Условия проживания остались те же, но теперь хозяин не получал деньги, а выплачивал их в виде вознаграждения за сделанную работу, приносящую хороший доход.
С началом новой весны Клюге заговорил о расширении рынка сбыта. Теперь его заинтересовал английский покупатель. Тихон видел, как Ахен и Клюге ругаются злобно и грубо, но не обращал на это внимания, был уверен, что немчура меж собой всегда договорится.
То, что царь Петр регулярно приезжает в Немецкую слободу, на Москве знали почти все. Тихон интереса к этому не проявлял. Его не интересовали слухи о похождениях государя, не испытывал он желания о новой встрече с царем. Но за него это сделал случай. Тихон шел в лавку по своей надобности и не обратил внимание на группу беседующих в сторонке парней и девок. Сзади услышал шаги и оглянулся, его догонял Петр Алексеевич.
– Али не узнал меня, Тихон Коробков? А я тебя помню. Хорошую ты мне службу сослужил. Еще на воров указал. Все подтвердилось. Хотели немца запугать, а деньги между собой поделить.
– Рад угодить вашему Величеству!
– Тут в Слободе по какой надобности?
– И живу, и работаю. Долго обо всем рассказывать. Но кабы не задание, не знаю, где бы находился.
– По-прежнему готов служить мне?
– Я решений своих не меняю.
– Когда потребуешься, позову! Пойдешь?
– Зови, Петр Алексеевич.
От своего отца Тихон уже знал, что царевна Софья все настойчивее добивается отстранения Петра от притязаний на трон. Ведь, согласно закону, близился срок сдачи царевной своих регентских полномочий. Рассказывал отец о потугах Софьи не допустить дружбы Петра со стрельцами. Именно в стрельцах видела царевна вооруженную опору своей власти.
Когда дела складываются и тебя сопровождает успех, время бежит очень быстро. Выручка от производства и продажи пуговиц позволяла решить все бытовые проблемы в семье Ахена и Коробкова. Но в последнее время обозначился конфликт с главным компаньоном Клюге. После его очередного посещения Слободы, Ахен заперся в своем кабинете и не выходил до самого вечера. Тихон ждал прояснения ситуации. Только на следующий день хозяин пригласил его на разговор, в котором без лишних эмоций сообщил о прекращении деловых отношений с Клюге. Получалось так, что компаньон уже длительное время требовал пересмотра прежних договоренностей. Он требовал от Ахена передачи ему секретов изготовления пуговиц и еще чего-то, более важного. Ахен не смог переубедить его в обратном и придумал хитрый ход. Пришлось подсунуть придуманные на ходу данные о породе древесины, рецепты сушки и окончательной обработки продукции. Ахен предполагал, что Клюге проведет опыты, набьет себе шишек и успокоится. Но тот быстро разобрался и вернулся. Снова произошел скандал.
– Пусть катится! Мало ли что завтра взбредет в его буйную голову. При очередном появлении отсылайте его ко мне, а я что-нибудь придумаю, – продолжил Тихон.
– Но я не хочу выглядеть, как баба на пожаре.
– Это как? – удивился партнер.
– Стоит, орет и не знает, что делать.
– Это так у вас, у немцев, а у нас баба и звать на помощь не станет, сама с пожаром справится.
– Спасибо тебе, Тихон, но я разберусь с ним сам. Нам теперь надо искать новые рынки сбыта продукции. Теперь в Европу Клюге не пустит. Может здесь, в других городах или на Востоке. Прошу об одном, если со мной что-нибудь случится, позаботься о Фридерике. Поверь, с этим я могу обратиться только к тебе, – в голосе немца присутствовали страх и мольба.
– Что за паника, герр Ахен? Вашего Клюге соплей можно перебить. Кто он такой, чтобы его бояться? А вот с торговлей хуже. В Москве мы купца Побединского не обойдем. Ему свои медные пуговицы продавать надо. Могу поехать в Коломну, к отцу Алекса. Он торгует на средней и нижней Волге. Про восточные страны нам придется забыть, мне сказывали, что там любят пуговицы из золота, серебра и обязательно с жемчугами. А насчет Клюге, мне кажется, вы преувеличиваете. Не похож он на страшилу.
Ахен с надеждой сказал:
– Пожалуй разговор с отцом Алекса можно провести, но без меня. А насчет Клюге … Вы этого человека знаете плохо! Он способен на все.
Закрома с зерном, бочки с соленой рыбой, кирпичные заводы, баржи на Оке и Волге – все это купец Полосухин. Его дом в Коломне знал каждый и на спрашивающего посетителя смотрели с подобострастием. Сторож Тихона проводил от ворот к беседке и велел ждать барина. Но первым подскочил Алекс. Он вырвался из дверей особняка и бегом устремился к посетителю. Сначала спросил про Фриду и про ее настроение. Тихон догадался о не пропавшем интересе и авторитетно заявил, что женщина, если и подарит свою честь, то только самому Алексу. Подошел хозяин и общение начал необычно, велел поблагодарить своего сына за настойчивость. В противном случае посланца немца Ахена ожидало бы битие палками.
– Я поспешил к вам, господин Полосухин, по очень мирному вопросу, – начал свой монолог Тихон и пригласил купца поучаствовать в выгодном пуговичном деле.
– А что иноземцы уже наелись вашими деревяшками? Знаю, что торговля шла у вас бойко, что до самого Амстердама добрались.
– Успех нас и погубил. Другой немец, торговый компаньон, хотел перепрыгнуть через одно свое место, да упал.
– А на Москве чего? Деньги считать перестали?
– На Москве погоду делает Побединский. Такому дорогу не перейдешь.
– Леха, малый свирепый. Говорят, будто с ворами знается, целые ватаги под ним ходят. Без него даже атаманов не назначают. Ну, показывай свои пуговки.
Тихон выложил на стол коробочку с малой партией. Купец повертел, потрогал, приложил к своему кафтану и хмыкнул:
– Попробую в Нижнем, туда народу много съезжается. Коли интерес обнаружу, буду компаньоном. Про деньги решим потом, не боись, не обману. А как там кобылица необъезженная поживает? Не забрюхатила еще?
– Она несчастная женщина. Только я ей помочь ничем не могу.
– Мой Сашка тоже.
Из Коломны Тихон поехал в Преображенское. Он решил дома переночевать и утром появиться в слободе. Домашние безусловно радовались ему, их редкие встречи заканчивались длительными посиделками, обсуждением насущных дел. Васятка старался брать пример со старшего брата, даже в интонациях пытался подражать. Настена одаривала старшего своими поделками, то цветок засушит и сделает из него бабочку, то камушек раскрасит, изобразив на нем какого-нибудь зверька.
Тихон из-за вечной занятости подарков младшим не привозил, одаривал их деньгами с пожеланиями не копить, а истратить для своей радости все. В этот раз, когда младшие ушли спать, мать рассказала о своей встрече с тем самым седым дедком.
– Сидит на соседской скамеечке и будто ждет меня. Сколько времени прошло, а дед все такой же, совсем не изменился, разве что борода стала поболе. Тут без всякого здорованья говорит мне: «Ждут твоего старшего сына испытания великие, чащобы лесные и болота смрадные. Но это путь к его очищению и полному счастью». У меня к нему сразу вопросы пошли, а он встал и двинулся прочь будто незнакома я ему вовсе.
– Ты, Тихон, не скалься. Этот дед мне тогда все верно нагадал, – сказал отец.
– А я в ближайшее время в лес не собираюсь, разве что в Коломну опять придется ехать.
На том разговор завершился.
Когда Ахен и Коробков обсудили суть переговоров с купцом Полосухиным, то решили сделать в производстве перерыв. Будет ответ от купца, тогда и производство возобновится. А пока отдать работникам причитающиеся деньги и отправить на десять дней по домам.
По случаю свободных дней Коробков купил в пекарне горячих пирогов и булок. В лавке приобрел сладости. Пришел к Ахену и предложил организовать чаепитие. Вильгельм быстро и коротко что-то сказал сестре, да так, что Тихон ничего не разобрал. Та повозилась у шкафа и поставила на стол громадное блюдо с ломтями сыра и всякими копченостями. Тихон распознал сало и курятину, остальные кусочки по виду ему ничего не напоминали. Вильгельм принес кувшин тонкой работы с резной деревянной пробкой.
– Это вино сделано на самом юге Европы из винограда особого сорта. Только пейте аккуратно. Голова останется светлой, а вот ноги могут подвести.
Потом Ахен сказал здравицу в честь русских людей. Тихон тоже не остался в долгу и поблагодарил судьбу за дружбу с хорошими и честными немцами. Разговор становился все откровеннее, и Коробков несколько раз подчеркивал, что честность Ахена и его обязательность дали ему пример по жизни. Разошлись они за полночь. Тихон действительно, едва доплелся до своей кровати и повалился спать не раздеваясь. Всю ночь ему снились геометрические фигуры и резные наличники с яркой раскраской.
Глава пятая
Тихона разбудил истошный женский крик. Он открыл глаза, прислушался и подумал, что ему приснилось. Но тут все повторилось, и он узнал голос Фриды. Вылетел из своей коморки и кубарем спустился вниз. Снова послышался крик и теперь стало понятно, что он раздается со стороны кабинета хозяина. Подбежав, увидел сидевшую на полу сестру хозяина, а за столом самого Ахена. Только его голова лежала на поверхности стола в луже крови, а руки безжизненно свисали. Парень перенес обезумевшую Фриду на диван, потом подскочил к Вильгельму. То, что он мертв сомнений не вызывало. Ухватив тело за плечи, хотел прислонить его спиной к стулу, но увидел открытую здоровенную рану на горле. В глаза бросился открытый металлический шкаф, выдвинутые ящики стола и разбросанные чернильные принадлежности. Не было ни одного листка с записями.
Тихон подошел к Фриде и присел рядом. Женщина находилась в полуобморочном состоянии. Тогда Коробков вывел ее на улицу, усадил на лавку и велел глубоко дышать. Окликнул проходящую мимо женщину и попросил ее о помощи. Та уставилась на него и долго не могла понять, что произошло в доме спокойного и тихого господина Ахена.
Уже через час возле дома собралась толпа. Ждали приезда людей из Разбойного приказа. Те приехали в послеполуденное время. В пролетке сидело четверо. Главный – в должности подьячего. По лицу он казался мужчиной без возраста, что-то среднее между глубоким стариком и молодым парнем. Гладкое лицо без признаков растительности, бесцветные злые глаза и тонкие синие губы. Одет он был в черную вотолу, на голове то ли картуз, то ли шляпа. Дай этому человеку в руки косу и будет точь-в-точь символ смерти.
На козлах сидел молодой парень, как потом выяснилось, он еще исполнял обязанности писаря. С ними приехали два молодых красивых стрельца. У них был жизнерадостный вид, который никак не соответствовал причине их появления. Главный в черной вотоле по-хозяйски раздвинул толпу и взялся за дверную ручку, но дверь была закрыта на замок.
– У кого ключи! – громко выкрикнул главный.
От толпы отделилась Фрида в сопровождении Тихона и открыла замок. Что там происходило внутри дома, осталось в неизвестности. Потом вышел молодой служка и не до конца устоявшимся голосом внятно и громко объявил:
– Произошло убийство с целью ограбления, убийца оставил следы и скоро будет пойман.
Толпе велел расходиться. Двое мужиков со свернутым тюком подмышкой вошли в дом. Вскоре они вынесли завернутое в серо-зеленую материю тело хозяина, положили его в повозку и увезли.
Фрида выскочила на улицу и ее снова пришлось приводить в чувства. Потом начался допрос свидетелей. Главный спрашивал, молодой писал. Сперва Фрида, потом Тихон рассказали о вечеринке накануне. У главного вопросов было много и в конце концов он встал, потянулся вверх, потом подержался пальцами за переносицу, встал перед Тихоном и спросил:
– За что вы убили господина Ахена?
Коробков чуть не рухнул с табурета, попытался встать, но услышал раздирающий окрик:
– Сидеть, тать поганая!
– Я его не убивал, не было у меня причин для убийства.
– Значит не хочешь признаваться. Заставим! Вы двое, – он обратился к стрельцам, – останетесь с этим до утра. Заприте его, ну, вон в чулан и не спускайте глаз. Утром пришлю арестантскую карету и убийцу повезем в тюрьму. А ты, женщина, переночуешь у соседей. Утром тебя тоже будем допрашивать.
Фрида хотела подойти к Тихону и что-то ему сказать, но стрелец преградил ей путь и велел скорее уходить из дома.
– Но я близко никого из соседей не знаю, меня могут не пустить на ночлег.
– Не наше дело. Был приказ, вот и уходи.
Фрида заплакала, но стрелец вывел ее в коридор и было слышно, как хлопнула входная дверь. Тихон молча вошел в чулан, сел на матрац. Один из стрельцов встал напротив него и спросил:
– Ты Пахому Коробкову не сродственник?
– Я его сын.
– Мы с твоим батюшкой службу несли в нашей первой засаде. Было это в усадьбе купца Мартынова. Твой батюшка был у нас за старшего, очень по-человечески к нам относился.
Заговорил другой стрелец:
– Не повезло тебе, Тихон Коробков, у давешнего дознавателя промахов не случается. Коли назначил тебя убийцей, так им и останешься до самой казни. Он всех своих подопечных под топор подводит. У него других наказаний не бывает.
– Что же мне делать? Я не убивал Ахена! Нам с ним делить-то было нечего. Скажу даже, что у меня есть подсказки насчет убийцы.
– Это уже никого не интересует. Слушать тебя никто не станет.
– Разве что дойти до самой царевны Софьи, – неожиданно высказался стрелец, но тут же ему возразил другой.
– Сделаешь еще хуже. Жил Коробков в селе Преображенском, а работал в Немецкой слободе. Соображаешь? Так я тебе подскажу. В одном месте царь Петр живет, в другом отдыхает. Так что узнай царевна о Тихоне, она вместе с ним еще людишек под топор добавит.
– Братцы стрельцы, на вас всю надежду возлагаю, сам на судьбу не ропщу, но страшно от мысли, что настоящий убийца на свободе останется.
– Получается, Тихон, ты весь из заговоров соткан. И в самом деле, не шпион ли ты царя Петра?
– Шпионы прячутся, а я весь на виду. Но и вашей судьбе тоже не завидую. Когда Софьюшка троном завладеет всех стрельцов с собой в благодать не возьмет, слишком вас много вокруг нее. Большинству случится отворот-поворот.