Из него двое солдат выводят третьего – калмыка. Он контужен.
– И борода сгорела, – калмык трет левую щеку, на которой бакенбард повис рыжими клочьями.
Товарищи уводят раненого в приемный покой.
Возвращается «Купол» и включает на смартфоне песни своего сына, чтобы «Проза» послушал и высказался.
Вскоре на территорию больницы въезжает колонна из двух «рено-дастеров» и КамАЗа. Это опекающая Берислав администрация Пскова привезла коллектив балалаечников выступить перед ранеными.
Пока артисты поют и играют, «Проза» стоит спиной к импровизированной сцене на борту КамАЗа и лицом к зрителям. Ему интересно, как люди отреагируют на живую музыку? Три десятка человек сидят на стульях в тени каштанов.
Сейчас на лицах раненых зажатость, каждый поглощен страданием. Но где-то к четвертой песне музыка делает свое дело. Лица смягчаются, люди начинают получать удовольствие. К седьмой композиции вся аудитория увлечена представлением. Но есть исключения.
Лица пары врачей, нашедших время для концерта, по-прежнему хмурые. Не оттаяли. Не отпустило.
И есть еще один раненый, встретивший «Прозу» враждебно, когда тот вошел в его палату: «Все равно правды не напишите!» Сейчас парень сидит в стороне, не отрываясь от телефона, всем своим видом демонстрирует протест и неприятие концерта.
Зачем пришел тогда?
Артисты раскланиваются под аплодисменты публики и уезжают.
Калмык зажимает нос рукой нос и делает выдох:
– О! Воздух из уха выходит!
– Алексей, – говорит ему медик в зеленом халате, – это значит – барабанная перепонка повреждена.
Раненые уходят в здание госпиталя.
Все ожидали, что на звуки балалаек подтянутся гражданские больные, но никто не пришел.
«Проза» возвращается на прежнюю скамейку.
Солдат в бандане и маскхалате по-прежнему тут. Просит закурить.
– Не курю.
Знакомятся, бойца зовут Иван. «Проза» ведет его в магазин. Покупает еды и просит рассказать пару историй.
«Проза» заметил, что солдатам требуется время привыкнуть к его расспросам. В отличие от офицеров, рядовые зажаты.
Иван, будучи контуженным, две недели назад сбежал в самоволку, по возвращении в госпиталь его выписали. Прибывший за ним из полка КамАЗ пробил колесо, Ивану велели ждать, и вот он с утра послушно сидит на скамейке. Каждое слово из него приходится вытягивать.
– А ты раньше был ранен?
– Да. Весной попал под фосфор.
– Долго лечили?
– Четыре месяца в госпитале, пересаживали кожу с бедра на бок, – он задирает куртку, демонстрирует малозаметный шрам и собирается снять штаны.
«Проза» жестом останавливает его и поясняет, какие истории ему нужны.
– На моих глазах комполка убило. Мина! Без каски был…
«Проза» ждет продолжения.
– А еще мы однажды снайпершу поймали. Ну не совсем мы. Мы карточки местным раздавали – куда звонить, если встретят незнакомого. И вот прибегает женщина, говорит, видели чужачку. Мы бегом! Нашли только лежку, винтовку и вещи. Решили село прочесать, а ее уже местные жительницы поймали и прилично так космы ей надергали. Еле отбили.
– А что потом?
– Сдали фейсам… биатлонистка… оказалась…из Прибалтики.
– Это здесь было?
– Нет. Попасная.
Он некоторое время молчит.
– А раньше где служил?
– СОБР, снайпер. Я вашу Москву хорошо знаю.
– А сейчас снайпер?
– Не. Пулеметчик.
«Проза» вспоминает, как в юности один раз стрелял из РПК.
– Говно, а не пулемет. ПКП лучше, – авторитетно заявляет Иван.
– Почему?
– Три магазина… стволы перегреваются… он начинает пулями плеваться. Видно, как пули впереди на землю падают… Рядом совсем.
– А автомат?
– Автомат лучше. Пять магазинов выдерживает, а потом тоже… плюется… надо дать стволу остыть.
Во двор госпиталя влетает пыльный зеленый автобус «Богдан», весь изрешеченный пулями, осколками, на грязном борту небрежно намалеван зеленый крест и несколько букв Z.
Из кабины вываливается маленький тощий пожилой шофер:
– У нас тяжелый!
«Проза» с Иваном бегут к кормовой двери автобуса, откуда двое ополченцев вытаскивают носилки. Из приемного покоя уже выбегают медики. Им помощь не требуется. Раненый в одних трусах, желтое лицо посечено осколками, поперек груди бинт.
– В сознании? – кричит санитар справа.
