Если проткнуть глобус. Том 1
– А какие дела? Интересное что-нибудь придумала?
– Интереснее некуда, – констатирует Ленка, – Мама плохая совсем. Восемьдесят три года. Лечить надо, кормить и указания выполнять по сельскому хозяйству на даче. Она знаешь какая? Даст задание, сама не может уже, а ты должна на огороде корячиться, чтобы все было. Тогда она спокойна.
Стараюсь здоровый консенсус найти, в сторону снижения полевых работ, объясняю, что легче купить. Но это с трудом дается. А поберечь, чтобы не беспокоилась, хочется.
– Ты лучшая из дочерей, – констатирую я, красиво применяя известную фразу из фильма, – А брат чего? Не заставить?
– Ну, ты же знаешь. Мальчики нынче как отрезанный ломоть. Они издалека любят. Ими жены руководят. А у них свои мамы. Двух-то не потянуть. Вот на дочках все и держится.
И я с ней полностью согласна и, вспомнив длительный период болезни папы, мучительную нагрузку и абсолютную поглощенность, хмуро добавляю: – Особенно, когда ты единственная.
– Да, это вообще без вариантов, – улыбаясь моей серьезности, вторит Ленок, – Но куда денешься? Не простишь себе потом.
Быстро вырулив из качнувшегося в грусть настроения, бодро резюмирую:
– Значит, у меня первый уровень свободы – это и не первый вовсе, а второй? А у тебя как раз по-правильному, пенсия – это первый и есть.
Мы смеемся над нашей классификацией, немного острим насчет двусмысленности ситуации: «И свободы хочется, и чтоб родители бодрые в девяносто лет бегали, детям на пенсии помогали». И еще про то, что если ты не успел вовремя, лет тридцать назад, сбежать в Канаду, пока родичи в силе были, то ты уже и не сбежишь. Будешь с ними до конца в месте их дислокации. Потому что любишь. Да, и Канада нынче не в моде.
В конце концов решаем, что нумерация уровней свободы, она у кого как по жизни получается. И если внутри свободы нет, то и снаружи обстоятельства непреодолимой силы материализуются всенепременно.
– Умные такие! – веселимся мы, радуясь, что поболтали.
Люблю Ленку, точная она. Умная. И добрая. Когда положили трубки, память услужливо вытолкнула воспоминание о папе, и вот сейчас, по мере изложения, она почему-то требует сформулировать точненько, что по чем. Не знаю зачем. Надо!
Про папу
Я не знаю, что такое мой папа.
Сиротское дитя войны, с надломленной психикой, оставшееся один на один с этим неприветливым светом, помыкавшись как приблудный щенок?
Добрейший друг и учитель детей, с которыми он на «ты» с момента, когда те только начинают говорить «мама» и «дай»?
Тонкий неврастеник с потрясающей эрудицией и гремучей смесью юмора, и сарказма?
Мастеровой-плотник, умеющий вырубить идеальное топорище для топора, а это высший класс в этом деле. Радио-электронщик, который первый свой ламповый телевизор собрал в 1964 году, когда в нашей провинции еще и слово такое не все знали? И мультики по которому, как великое чудо, к нам в комнату приходили смотреть одуревшими от счастья глазенками все детишки нашего длинного барачного дома в Торговом переулке.
Дом три, комната двенадцать. Помню, оказывается. Мама велела заучить адрес сразу, как только сознание поселилось в моей всегда вымытой и отлично постриженной головке. Правильный подход во все времена.
В моем папе умещались одновременно стремящаяся к свободе, совершенству и путешествиям личность, обожающая Жюль Верна и Каверина, и зависимое затравленное существо с огромным, приобретенным с войны телом боли, иррационально и безумно боящееся потерять семью, как свою маму в оккупации в сорок четвертом, с постоянным мнительным проецированием своих невыносимых страхов и подозрений на жену, мою маму, как на объект возможного предательства.
Как могло все это соседствовать в одном незаурядном человеке?
Ума не приложу.
Но это так, ведь я была рядом с ним на протяжении пятидесяти двух лет и, как любой ребенок, чувствую и знаю своего родителя до тайных потрохов. Может лучше, чем он сам. Подозреваю, что мой ребенок так досконально изучил меня. И все равно любит.
Пожалуй, я никогда не встречала больше такой созидательной и всепоглощающей любви к детям, какая была саккумулирована внутри моего папы. Что это было? Талант педагога? Его внутренний ребенок, который остался живым и видящим, как нужно внимание таким же живым детям? Желание делиться? Необходимость в дружбе? Все вместе и, может быть, еще что-то важное, чего я пока не понимаю.
Во всяком случае есть десяток с лишним детей, которым, на мой взгляд, очень повезло быть его друзьями. Думаю, не так плохо, что они знают, что такое Большая Медведица и Кассиопея, и где их можно наблюдать на небе, знают, что можно с удовольствием складывать дрова в поленницу, чувствуя гордое удовлетворение от выполненной работы, держать молоток, спускаться по реке на плотах, уметь делать лук и стрелы, и что Вторую рапсодию Ференца Листа, ту что из «Тома и Джерри», можно сыграть и на гармошке.
Чем старше родители, тем больше ты осознаешь, что когда-то, с большой долей вероятности, тебе придется пережить их уход. Думать об этом страшно, но знаешь, что рубеж неизбежен. Много лет это было для меня одной из самых невыносимых мыслей. Стараешься не фокусироваться и успокаиваешь себя, как ребенок, спрятавший голову под покрывало: «Только не сейчас!». Но подготовиться невозможно.
Мама умерла внезапно. В две тысячи седьмом году, на февральскую перемену погоды.
Помню, как я два раза протяжно кричала истошным утробным звуком, выбрасывая из себя ужас и болевой шок, когда после неуверенного звонка перепуганного отца, прибежав в темноте, не разбирая дороги, в родительскую квартиру, мы с дочкой увидели ее спокойно сидящей за столом на кухне, только с неестественно откинутой к окну головой.
Мы всегда знаем, когда смерть на подходе к кому-то из близких, чувствуем всей кожей, однако это знание настолько отвратительно и пугающе, что мы предпочитаем успокоить себя первым попавшимся плацебо.
Сейчас по прошествии времени я даю себе отчет, что отчетливо видела витающую над мамой смерть.
Сделать я ничего не смогла. Или не хотела. Или не давали, потому что это не мы решаем.
Папа ушел через семь лет, которые, может быть, были самыми спокойными во второй половине его жизни. Папа ушел после продолжительной выматывающей болезни, которая, собственно, и возникла от того, что исчез его вечный раздражитель, коварный искуситель и козел отпущения – мама, которую он так и не смог победить, потому что воевал на самом деле сам с собой, со своими призраками. Дракона победить можно только в себе. Эта потеря была слишком велика для него.
Уход родителей, особенно после физического и душевного опустошения за длительную болезнь, безусловно, приносит облегчение, но до конца скомпенсировать переходный процесс в сиротство не сможет. Энергетический фактор.
Самое интересное, что по прошествии времени память о родителях очищается от суждений, эмоций, оценок, как от непрозрачной обгоревшей глиняной опоки, и истинный свет, как драгоценное изделие, безудержно выходит наружу из-под обломков.
Он прекрасен, совершенен и всегда рядом с тобой.
Третий уровень свободы
Третий уровень наступает однажды, когда под воздействием погоды, искусства, случайно оброненной кем-то фразы, умной книги, медитационных практик и мало ли чего еще удается случайно-неслучайно близко подобраться и перехватить тонкое осознание неизбежности собственной кончины. Ага. Чем раньше, тем лучше, кстати. Здорово помогает.
Он наступает тебе на горло, и ты вдруг спокойно-отчетливо понимаешь, что если не сделаешь это сейчас, то не сделаешь никогда.
Если не вестись на поводу иррационального страха, это очень даже можно представить, что ты живешь последние минуты, и вслушаться в свои горестные сожаления. Правда, «сказать» не вестись и «действительно» не вестись – вещи разные. Потому, что банально нужно энное количество свободной энергии, чтоб в жалости к себе не потонуть, то есть объективным остаться. Но можно.
Я не раз пыталась послушать себя любимую, посыпающую голову пеплом на смертном одре о том «какнадобылобысделать!» Но получалось не особо. Хотя и пыталась. Бессмертной себя ощущать было гораздо приятнее.
В тот раз, после возвращения от Людмилы, неожиданно намерение сработало. Очень, видимо, надо было.
Решила я перед сном подкачаться, практики сделать свои, чтоб энергетический канал на будущее путешествие в Аргентину лучше формировался, и неожиданно, лежа на коврике, то ли уснула, то ли в полудреме «унеслась», как наяву, в нашу старую квартиру. И не совсем понимаю, в «когда» попала? Что это за время?
Оглядываюсь и слышу уже невнятный голос совсем больного лежачего папы: «А знаете, девчонки, какое самое большое счастье…? Это, когда мальчишкой, накупаешься в Березине и на песок потом упадешь, лежишь, тепло, солнышко пригревает…».
Потом услужливая сегодня память в довесок шелестит разговором, в котором больной папа пытается объяснить, что больше всего сожалеет о том, что не построил дом в деревне. А ведь так хотел.
Он сделал бы это профессионально, с упоением, но не получилось. И что если б можно было вернуть, то бросил бы все и сделал именно это. Для нас. И деньги были и задумка. И что он не понимает, как так могло получиться, чтобы так хотеть и профукать. И время, и силу.
«Завтра не бывает», – добавляет он.
Картина оказывается настолько ясной, что ощущение безысходности затопляет по самые глаза. И я, мужественно попробовав продышать ситуацию как положено, все-таки начинаю реветь и выскакиваю на поверхность у себя дома.
Вытерев глаза и высморкав распухший нос, еще два раза шмыгнув от нежности к родителям, думаю: «О чем я буду жалеть, когда ничего не вернуть и время профукано, но ты еще живой».
В голову лезут комки мыслей, стремительно разлагаясь на составляющие, они наползают друг на друга, как игрушечные паровозики в мультике. Рассердившись, я велю им заткнуться и сосредоточиваюсь на очень медленном дыхании. На пятом примерно вдохе мои мысли успокаиваются.
Я вижу полутемную комнату, где я выдавливаю кому-то бесцветные слова: «Хотела совершить кругосветное путешествие, испытать все приключения, которые придут. Но времени не было, и денег не так много, некогда было».
И поток ощущений на отчаянном невозвратном уровне, затопляет меня.
«Фу-у-у-у… как все хреново-то», – думаю настоящая я.
Неожиданно откуда-то из живота поднимается тугой смерч созидательной агрессивности против собственной бесхребетности. Находясь одновременно в двух временных точках, я на уровне тела четко понимаю, просто слышу, как говорю вслух, что лучше сдохнуть под пальмой, чем на одре. Главное, идти. Бояться-то нечего. И пусть все случается.
«Господи, какое счастье, что я еще живая», – благоговейно принимаю скромный дар я, и, выдохнув, благополучно материализуюсь в своем мартовском вечере на коврике.
«Кажется, я жутко хочу есть. Нестерпимо просто! – прислушиваюсь я к массовому громкому недовольству в животе, – И пить».
Ощутив прилив энергии, как неваляшка вскакиваю и мчусь в кухню, свалив по дороге табуретку. Рванув дверцу холодильника, впиваюсь в содержимое: «Че там такое в коробочке вкусное?
Ага, картофельные драники из магазина, сойдет, яйца, сарделька лежалая, отварим, и два помидора!! Ура, живем!»
Уверенность вливается с каждым жевком горяченького, а после сардельки и вовсе хорошеет. И я, как большая, формулирую уже накрепко пойманную мысль: «А свалю-ка я на все четыре, и на подольше, и по- настоящему. Куда глаза глядят. Чтоб сопли потом на кулак не мотать. Да не вопрос».
Пишется это долго, а на деле – это секунда, которая высушивает все выделенные в процессе перепросмотра жидкости и соединяет: «А моно было?» с «Нуно!». И все.
Дожовывая сардельку, я весело понимаю, что ничего не поздно, а все в самый-самый раз! Именно сейчас. И меня ждут приключения там, на другом «конце» глобуса, а Вселенная просто по-отечески пинает под задницу, придавая начальное ускорение.
Утром, не умываясь, я звоню Людмиле с предложением расшириться до размеров земного шара.
Примечание №1
Когда перейден рубеж к третьему уровню свободы, пронизанному истинным намерением, обстоятельства, как капризный ребенок, почувствовавший твердую руку родителя, с удовольствием подчиняются Заказчику и начинают сами собой складываться наиболее благоприятным образом под Клиента.
Примечание №2
Для достижения третьего уровня ни наличие денег, ни наличие времени или каких-то прочих условий значения не имеют. На самом деле, если честно, то для его достижения не имеют значения и первые два уровня
.
None Глава1 На низком старте
Сначала мы считаем, что освещать кругосветку, как положено серьезным путешественникам, лучше сразу в четырех сетях: В Контакте, в Инстаграмме, в Ютубе и местной газете. Чего там сложного – лепи да лепи. Мы еще не подозреваем, что даже просто писать регулярно в ВК окажется до предела загружающей ношей, но это потом, а пока мы, высунув языки, слушаем платные курсы, как раскрутить канал в Ютубе без затрат, и думаем, как обозвать группу в ВК. Одновременно я ваяю тонкий проникновенный рассказ для первого поста, млея от красоты изложения и значимости материала.
Вот он – первый рассказ!
Путешествие – оно что?
Оно путешествие и есть – шествие по пути. По какому? А по «такомуименнотебеподходящему» пути, который нагрезился еще в детстве под влиянием книг и кино о путешествиях. И папой обозначился, что: «Надо когда-нибудь Южный Крест своими глазами увидеть». На небе. Ночном, конечно.
Это созвездие такое, видимое только в Южном полушарии. И что , когда смотришь на звездное небо того полушария , испытываешь шок от того, что оно совсем другое, будто ты в другом измерении.
«Конечно, – добавлял папа, – это если ты знаешь наши северное небо с созвездиями, если – нет, то и шока никакого не будет, звезды как звезды, смутное ощущение что чего-то не так и все». Древние мореплаватели в ориентации по звездам здорово разбирались – там вопрос жизни это был. Вот у кого онемение, наверное, было так онемение. Шока с онемением хочется. Карту звездного неба с переменным успехом мусолю со второго класса. Сейчас надо подновить в голове, а то вдруг не проймет?
Хочу на Огненную Землю, потому что если проткнуть глобус насквозь, то стержень выйдет примерно в том районе. Сейчас еще дополнительно прикидываю: «Интересно, как я там буду себя чувствовать – так же противно как в очень высоких северных широтах нашего полушария (Дудинка, привет!) или наоборот —это будет кайфовое место?»
В общем надо посмотреть, как там люди кверху ногами ходят!
Антарктида – это по факту – просто НАДО и все. Пингвины ждут. Согласна на все, только бы попасть задешево. Задорого любой дурак съездит. А у меня весь бюджет путешествия немного меньше, чем прокатиться на лайнере к Антарктиде. Случаи наглого путешествия в «прихватку» за пятьдесят баксов историей зафиксированы. Может и нам повезет. Правда, говорят, оказию ждать приходится долго. В общем, посмотрим. Как получится. Так-то мы фартовые.
А …чуть не забыла – еще одна из самых главных причин уйти в путешествие!
Вам когда-нибудь хотелось из лета попасть опять в лето? Вот когда наступает эта вялотекущая темно-коричневая слезливая осень? Мне – да. Я даже в детстве представляла, что можно каждый год перемещаться из одного полушария в другое и всегда ловить весну. Люблю я ее. Как там у Ободзинского: «И в-е-е-чная ве-е-сна-а-а-а».
И хотя я сейчас зиму тоже жалую, уже лет, наверное, пятнадцать как люблю. Из-за катка и потому что чисто-чисто и благостно, но детское желание – чтоб осенью умотать в южное полушарие и опять почувствовать тепло и преДверие лета, вах!! Очень помню.
И мы удираем туда. Похоже , настала пора. Найти дверь в лето.
Мы решили отыскать ее в кругосветке, потому что если уж половину пройдем, то почему по пути назад и остальные меридианы не пересечь в погоне за манящим, чего мелочиться-то?
В пути будем вести блог. Вместе идти легче.
И так, кто с нами?
Ваши Винни Пух Гронский и Пятачок Маракулин
Вроде бы ничего получился?
Блог решаем назвать «Куда идем мы с Пятачком». По-другому никак. Во-первых, по телевизору в момент обсуждения вдруг показывают мультик про Винни Пуха, …а во-вторых, мы только что разглядели наши, недвусмысленно намекающие о сытной жизни, не вмещающиеся в аватарку изображения на фотографиях.
Тараканчики
Анекдот из сетей
Стою у плиты, готовлю, не ругаюсь, песенку мурлычу и улыбаюсь немного. Подходит муж, внимательно смотрит на меня, потом легонько стучит коготышкой пальца по моей голове и говорит:
—Тук-тук, тараканчики? Вы что, сдохли?
Ой, мамочки!
Это же невероятно сколько страхов, непоняток, незнаний, предрассудков и прочая всплыло на поверхность перед поездкой, как мусор после шторма. И все это надо освоить, утилизировать, переварить и решить в скоростном режиме за полгода.
Про лекарство
Вот есть у меня такая примета, что если с собой возьмешь все лекарства, какие считаешь нужными, на всякий случай, то они точно не пригодятся. Но брать надо. Иначе потребуются. С такой точки зрения я и начинаю собирать «оберег».
Все-таки это разные вещи, когда ты путешествуешь в двадцать лет к нашему Черному морю на месяц и когда, как там помягче … э-э-э …в трам-пам… в перезрелом возрасте, вокруг шарика и почти на год.
В плане «что с собой взять из лекарств, если вдруг…».
Перечень для поездок в двадцать с небольшим лет:
–от поноса,
–от отравления,
–от температуры на фоне простуды, от головной или травматической боли,
–бинт, йод, стрептоцид, лейкопластырь, презервативы.
Все это можно купить в простой аптеке черноморского побережья Кавказа. Если чего. Когда за пятьдесят и в кругосветку, то… надо ВСЁ!:-
– от задницы, от передницы, для ливера профилактика,
– для наружного применения – если облезло, натерло, разъело, вылезло, расчесалось, растянулось, порезалось или просто треснулось обо что-то больно с размаху и теперь синяк,
–для внутренних, если отравление, несварение, желудку просто больно и жрать не можешь,
–для сердца поддержка – мой крест дорогостоящий после осложнения, иначе, фиг тебе, а не нагрузки,
–биотики, антибиотики, пробиотики, пребиотики, идиотики, впрочем, это кажется уже обо мне самой,
–мази заживляющие, когда в тропиках раны гниют,
–всякая хрень, которая дома ещё осталась и пропадет, если не съесть или не измазать вовремя,
–клеящие, обматывающие, прокладочные, антисептические, обеззараживающие,
– от простуды, включая капли в нос и в ухо, от аллергии.
И наконец:
–от поноса, от запора, температуры на фоне простуды, бинт, йод, стрептоцид, лейкопластырь.
«Хорошо презервативы не нужны», – радуюсь я послаблению. Потому что, как человек, приветствующий воздержание, от беспорядочных утех давно отказалась, здоровье дороже, а порядочные так чего-то и не материализовались. Хоть тут экономия.
Нужно все, потому что злобный, такой весь умный голос нашипывает: «Если «чего» случится, то некогда будет бегать по аптекам! Так и сдохнешшшшь ночью!!».
Смерти не особо боюсь, но по глупости неохота.
И ночью тоже неохота.
В общем, я здраво предполагаю, что в подобном случае ночного «прихода счастья» вдали от нашей родины, может вообще не оказаться аптек рядом или того, чего надо, в них. Или не объяснить на иностранном языке, без знания латыни. Потому что товарные названия могут меняться. И дорого наверняка там будет.
Короче, изучив список, я пытаюсь прикинуть чего убрать можно. Ничего не получается, только если добавить.
Исходя из выше озвученного, методом научного «тыка» определяю, что лекарства и сопутствующие надо «вешать в граммах», то есть брать по весу, и где-то не больше кило двести, кило четыреста.
– Уж, если чего не хватит…, то как-нибудь – пытаюсь примириться с поджидающей жестокой действительностью, – Не в пустыню же едем африканскую. Да?
Мне все кажется, что именно туда, хотя Африка в наш нынешний забег по планам не входит.
Про чемодан
Сначала надо определиться, в какую ёмкость ты хочешь сложить все, что твоя озадаченная голова считает нужным таскать на твоём же горбу вокруг света.
Когда, огласив о поездке в массы, я первый раз слышу вопрос: «А вы с рюкзаками поедете?», – то несколько оторопеваю, даже напрягаюсь, представив эту высоченную, пятнадцати, как минимум, килограммовую дуру за плечами. Но: «Раз люди говорят, может, они и правы. Надо такую версию рассмотреть».
Минут, наверное, десять рассматриваю, прикидываю объем возможностей лямочного переносного средства и время моей выносливости до того, как позвоночник медленно начнет сползать в трусы. Не, никак не вяжется. Как ни кинь, получается, что в «пятнашку» мне не уложиться, одних лекарств и кремиков для лица и тела, килограмма два или два с половиной.
Туфли танговские с одежкой танцевальной, зимнее верхнее для южного полюса или прибрежных районов с ботинками теплыми красными; спальник, пледик, гамак подвесной от диких зверей, если спать в нем, пакет с кучей бытовых примочек, а именно: зарядок, переходников, фонарика, батарейки, удлинителя, тройника, фумитокса с таблетками; зажигалки, спички, свечки, сушилка для обуви, карты таро, руны, электронная книга и …прочая совершенно необходимая хрень. Это еще четыре кг.
Ноутбук, диск жесткий переносной. Пауэрбенк (в простонародье «кила») плюсом три с половиной. И это, не считая носильной повседневной одежды, трусов, носков, лифчиков, купальника, полотенец и мыльно-рыльных.
Самое интересное, что с одежкой расстаться при сборе было легче всего. Допустим, уполовинить футболки и выкинуть джинсы. Но все равно ни хрена не входит. А больше, чем с пятнадцатью килограммами по полям прыгать точно ни к чему. Техника безопасности и охраны труда женщинам не велит.
Вообще, найти баланс между тем, что понадобится и тем, что может понадобиться в путешествии, это и есть задачка номер раз. Никогда не угадаешь. Это еще и к разговору о том, что в самолётах вес багажа ограничен.
Помню, в детстве ужасно смеялась над мальчиком из одной повести, который пришел на лыжную прогулку выходного дня со своим классом, имея в рюкзаке книгу, запасной шарф и шахматы. Когда его спросили, зачем он столько набрал тяжестей, то он искренне ответил, «А вдруг мне на привале захочется поиграть в шахматы или почитать».
Короче, этим мальчиком оказываюсь я сама.
– Эх, умение отдавать никогда не было моей сильной стороной, – приходится признать мне. – Чего уж там. Мне нужно все.
Ничего со своей всеохватывающей любовью к собственным увлечениям и возможным «хотелкам» я поделать не могу. В моем чемодане оказываются даже акварельные краски с набором потертых кистей. И бумага. А вдруг я захочу сделать акварельные наброски дивных теней на берегу океана в предзакатный, блин, час… Это к тому, что о рюкзаке речь не идет от слова совсем.
За время путешествия вес поклажи увеличивается.
Закон прирастания
Итак, воссоздав в воображении всю картину нашего передвижения по свету, прикинув минимальный набор материального для интеллектуального комфорта и безопасности в путешествии, реально почувствовав смоделированное напряжение пресса при ручном подъеме своего добра, я окончательно понимаю, что нужен чемодан.
И не маленький. На колесиках. И боевой негромоздкий рюкзак на спине для ручной клади, компьютера. Напоясные барсетки: плоская незаметная для денег и карт и мягкая спортивная повседневная для всего остального, карман на тесьме на шею для документов, чтобы отдельно было, когда в аэропорту требуют.
Чемодан*, большой и розовый, что меня особенно восхищает, на четырех вращающихся колесиках, мне подгоняет дочь. Тяпнула на распродаже в «Ленте». И такой он хороший оказывается, пластиковый прочный, вместительный. Я его теперь называю: «Мой друг». Моя квартира и сокровищница на долгих восемь месяцев.
*Сначала в путешествиях я его берегу, и оттираю поминутно от царапинок и чувствую, как он страдает от небрежного отношения перегрузчиков. Но по мере времени мой красавец приобретает некую закалку, породистую потертость , и внешний вид его больше не ухудшается, а как-то держится на одном средневозрастном импозантном уровне. Молнии выдерживают порой тридцатикилограммовые перегрузки, прессуя содержимое раз «так надо», черные ручки при подъеме вытягивают за собой пластмассовые бока, но мужественно без писка держат вес, колесики без вопросов скачут по всем видам брусчатки и просто по глиняному бездорожью. После помывки колес и периодического протирания поверхностей мой розовый гигант опять оживает, блистает и готов к дальнейшим авантюрам.