Жон-Дуанский список Ушкиной

Детство Жон-Дуанское

Ретроспектива воспоминаний погрузила Писучую… в старшую группу детского сада! Просто до этого она сидела дома с няней, которую звали Александрой – не Ариной, а мелкая Машка звала её баба Шура, изрядно доводила своими капризами и пугала частыми болезнями. Народных сказок баба Шура не рассказывала, только кормила, «слегка за шалости бранила и в летний сад гулять водила»…

Большой мир встретил юную Марию нестройным гулом детских голосов, среди которых приятно выделялся серьёзный басовитый мальчишеский голос, сразу музыкой откликнувшийся в душе Ушкиной – воспитанницы старшей группы детского сада «Золотая рыбка». Недрогнувшей рукой под номером один в Жон-Дуанском списке она вывела: Олег Журавлёв. Он кормил Машку конфетами, от которых та неистово чесалась (с рождения страдала аллергией на сладкое). Может, от того, что чесалась, так и врезался в память солидный голос Олега: «Возьми конфету. Сладко». Однозначно, номер один. Но судьба в лице родителей-военных, переведённых в другой город, разлучила этот чудесный чистый и светлый детский конфетный союз…

«Школьные годы чудесные: с дружбою, с книжкою, с песнею…» Так-так-так… Номер два: пухлый Эдик Хомкин с восьмого этажа. В первом-втором классе домашку вместе делали, гуляли в сугробе за домом. После чего Машка, как обычно, долго болела, а Хомкин, по дороге из школы на свой восьмой этаж заходил проведать, передать привет от класса и домашнее задание… И это чувство пресекла судьба в лице родителей, улучшающих свои жилищные условия.

Три: Юра Ященко. Машка даже порозовела, вспомнив, как в третьем классе заставляла этого робкого мальчика быть её конём. Он реально вставал на четвереньки, Маня гордо усаживалась на «четвероного» друга и каталась по классу. Потом он классически нёс портфель до её подъезда и плёлся к себе домой. Это ли не любовь?! Где же ты сейчас: тихий покладистый мальчик из многодетной семьи? Уже тогда, в юном возрасте, Ушкина поняла, что для чувства необходим кураж. Излишняя покладистость нивелировала яркие чувства. Так и не вспомнила она, куда «уплёлся» её номер три…

Снова почесав лохматую голову, Машка вывела номер четыре и погрузилась в задумчивость. По каким же критериям дальше пополнять Жон-Дуанский список? Четыре: некто Кошурников, который в лечебном лагере «Солнечный», куда отправляли болезненную Марию в четвёртом классе на три месяца поправлять хлипкое здоровье (вот нагромоздила подчинительной связи – не выбраться!) Итак, Кошурников предлагал вместе бежать из лечебных застенков, выпрыгнув при этом из окна второго этажа. Вот он – кураж! Машка, помнится, чувствовала неимоверное волнение, но изрядно трусила: догонят, накажут, да и опять заболеет она от этих подвигов… Парень, кстати, совершил задуманное (без Машки), был пойман и с позором передан родителям с рук на руки…

Средняя школа напоминала мрачное средневековье: с детской миловидностью Машка что-то произошло! На редких фотографиях тех лет из задних рядов угрюмо смотрит мрачное лицо девочки-подростка со сдвинутыми еле заметными белёсыми бровями, узкими щёлочками озлобленных глаз-буравчиков, упрямо стянутых в ниточку узких губ, всю эту суровую невзрачность украшает непослушный каракуль волос (к счастью, фотки чёрно-белые, и истинный цвет этой овечьей красоты неизвестен). Какой уж тут список, когда без слёз в зеркало не взглянешь…

Удивительно, но именно на тот «средневековый» период приходится номер пятый, который спустя годы показал, что он был настоящим. Номер пять: Костя Зайцев. Ушкина призадумалась…

Отрочество Жон-Дуанское

Как и положено номеру пять, он был отличник. Раз под Новый год их поставили вместе вести утренник. Зайцев загадочно сверкал очками, Ушкина веселилась, потому что Костик был на полголовы ниже (мальчишки в подростковом возрасте зачастую выглядят недомерками на фоне оформившихся нимфеток). Машка и Зайцев гордо и выразительно декламировали праздничные тексты, любимая училка – образец Человека для Машки – блаженно кивала в такт заученному порыву их юных сердец. Медленный танец на пионерском расстоянии окончательно сблизил одноклассников. “Пионерское расстояние” – как музыкально сейчас звучит это выражение! Его руки – на её условной талии, ее руки – на его узеньких подростковых плечах, эти руки обязательно вытянуты до предела – ни в коем случае нельзя прикоснуться какой-нибудь “деталью тела” друг к другу – вот что такое “пионерское расстояние”! Костик прислал Ушкиной записку с предложением дружбы. И это несмотря на её “гадкоутячий” вид! Ох, чувствовал мудрый отличник Зайцев беспроигрышным мужским чутьём, что из самых гадких утиц получаются приятные и миловидные особы…

Но годы “мрачного ушкинского средневековья” тянулись, как неведомая в ту пору жевательная резинка. Очки Зайцева сверкали иногда под окном в полутьме метельного вечера, иногда невзначай за углом школы, когда свирепая Ушкина возвращалась с двойкой по математике. Что ж, она стала беззастенчиво пользоваться домашками очарованного воздыхателя…

Классе в восьмом Костик, собравшись с духом, позвал Ушкину в гости, предупредив, что мамы и младшего брата дома не будет. Он подготовился, как всегда, “на отлично”: маслянистый торт, купленный в кулинарном магазине напротив, мутный бабушкин компот в высоких фужерах из семейного неприкосновенного сервиза; яблочки, вырезанные уголками под лилии (сколько же он с ними возился?); салфеточки, ложечки, чайничек заварочный под поролоновым подолом “бабы на чайник”! Ах!.. Ушкина заявилась с подругой, ещё более неказистой, чем она сама. Зайцев терпеливо поставил третью чайную пару.

Что нашло на девицу Ушкину в ту далёкую пору, с трудом поддаётся адекватному объяснению. Она скакала по кроватям в доме Зайцева, повизгивала, кидалась в подругу изящными думками с диванчика Зайцевой мамы, пела похабные частушки. Подруга ей, конечно, подыгрывала. Костик, поправлял очки на носу указательным пальцем, когда подушка прилетала в его удивлённую физиономию, но терпел. (Надо отметить, что разбуянившаяся Ушкина была абсолютно трезвой – пионеры не употребляли спиртного даже в восьмом классе!) Наконец она выдохлась и отбыла восвояси, сказав напоследок какую-то гадость. Зайцев вздохнул и пошёл убираться в квартире к приходу любимой мамы…

“Номер пять” – несколько раз любовно обвела повзрослевшая филологиня Ушкина-Писучая… Номер пять замер в пространстве, называемом “школьные годы чудесные”!

За прошедшие годы Ушкина, конечно, поняла, что была неправа в отношении Зайцева, но – чувству не прикажешь…

“Одноклами” называют сейчас этих милых людей, которые навсегда остаются в нашей памяти задорными хулиганистыми мальчишками и весёлыми хитроватыми девчонками, даже став плешивыми одутловатыми дядьками и молодящимися, гусенично обтянувшими складочки, тёточками.

“Шесть, семь, восемь, девять, десять…”– бодро строчила Ушкина свой списочек.

Виталик. Он бегло поцеловал её в суматохе субботника, сообщив предварительно, что он всех баб в классе перецелует на спор… Но проспорил, ограничившись Ушкиной и её подругой…

Слава. Он сидел с Машкой за одной партой и доверительно шептал ей: если нечем занюхать крепкий алкоголь, можно втянуть носом запах своего носка. Потом Славик сигналил зеркальцем из своего окна, что было в доме напротив. Возможно, завлекал занюхивать его носком?

Вовка. Он, заходя в класс, зычно орал: “Бабы – овцы!” И за этот незамысловатый комплимент его все любили. Ну, и чертовски симпатичный, конечно, был отрок. Ушкина “овечий комплимент” часто с удовлетворением в душе принимала на свой счёт…

Алёшенька. Смуглолицый спокойный хорошист, который часто давал Ушкиной списать просто так и будучи интеллигентным человеком по утрам интересовался: “Как дела?”

Валера. К нему как-то раз притащила упирающуюся Ушкину их любимая класснуха. Было такое извращение: учитель и один-два активиста класса таскались к отстающим ученикам, дабы проверить, как те корпят над учебниками по вечерам. У Валеры был неимоверный бардак, он валялся на диване и кидал мяч в стену, на замечания класснухи реагировал пассивно. Состояние пережитого совместного стыда, как ни странно, надолго сроднило потом его с Ушкиной…

Суматошное подростковое лето после восьмого класса туманило мозг. Машка отбывала на отдых к тётке в деревню, неожиданно было решено, что соседка-одноклассница поедет с ней. Избави нас Боже от красивых подруг! Но и подругами они никогда не были, больше того – Ушкина недолюбливала эту девицу. Наслаждаясь нехитрым деревенским отдыхом, выпускницы восьмого класса заскучали. Тут-то и послала судьба им “юношей бледных со взором горящим”. Один из них был простым деревенским парнем и прозывался Серёга, а второй – Владимир, как и Ушкина с подругой, укреплял здоровье и рассудок на грядках любимой бабули. В общем, к гадалке не ходи, понравилась им обоим ушкинская подруга! Роль Ушкиной выпала примитивная до безобразия – быть почтовым голубем. Она вздыхала, скрипела зубами и уныло носила записки то одному, то другому, потом обратно, искоса поглядывая на свою неказистую фигурку с довольно тонкой талией, но коротковатыми ногами (а у подруги-то, что называется, от ушей), подростковая плоская грудка не шла ни в какое сравнение с уже развитым завлекательно выпирающим бюстом подруги… Иногда, притормозив у зеркала, Ушкина задумчиво созерцала меняющееся лицо своё: голубые глаза, обрамлённые светлыми длинными ресницами (их уже можно подкрашивать), обыкновенные губы, чуть вздёрнутый нос с тонким вырезом ноздрей (тайная гордость Машки, ведь у подруги не нос, а слива какая-то свисает, странно, что пацаны этого не видят), дополнял этот нехитрый набор излишне округлый абрис лица, но венчало-то всю “морду лица” по-прежнему непослушное овечье руно странноватого оттенка. Ушкина откровенно страдала от излишней кучерявости. Техника тогда ещё была довольно примитивной, и Мария придумала нехитрый способ выпрямления кудрей: после мытья надо было на мокрые волосы натянуть шапку и долго не снимать, пока не просохнет шевелюра. Способ имел два существенных недостатка: был долгосрочен, и после него распрямлённые кудри затхло пованивали… Сомнительно, что эти прелести могли очаровать Серёгу с Вовкой. И долго бы летала Ушкина кудрявым недоразвитым голубем туда-сюда, но подруга закрутила нешуточный роман с городским Вовкой, бортонув симпатичного, но по-деревенски простоватого Серёгу (она даже сказала, что от него навозцем попахивает!)…

История стара, как мир: Серёга поплакался Ушкиной, она прониклась сочувствием и состраданием, вот и зародились тёплые отношения. Неудивительно, что с одноклассницей после этой поездки отношения сошли на нет. Кучерявый голубь Ушкина приняла решение никогда более не обзаводиться более симпатичными приятельницами…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.