Просчёт Финикийцев
– Ну что ты заладил? Начал бы бабки тратить, что с ними делать еще… Подожди, ты хочешь сказать, что…
– Я ничего тебе не говорил.
– Ты гонишь, чувак!
– Разумеется.
– Они хотят, чтобы ты на них работал?
– Бинго.
– А сам ты чего хочешь?
Отличный вопрос, Тарек. Я хочу упасть дважды в одну и ту же воду, пусть и знаю точно, что сказал об этом древний мудрец. Я живу необоснованной верой в прошлое, снами, глюками, бесконечными беседами с Карлой, которую, если верить Мишель, я же сам и выдумал, чтобы оправдать собственную никчемность. Раз в неделю вспоминаю подробности чужой жизни, которой жил всего год назад. Скажем, первое утро, когда я не пошел в школу.
В гостиной остервенело гудел пылесос. Интересно, сколько продержится у нас новая домработница? Я бы поставил недели на две.
Спустившись на кухню, я открыл холодильник и осмотрел стену из лотков с остатками вчерашней трапезы. Нашел полупустую бутылку субботнего вина и глотнул из горлышка. Посочувствовал одинокой куриной ноге, застывшей в лужице бульона. Залил миску хлопьев «настоящим деревенским молоком 2 % жирности». Таким же настоящим, как все в нашем доме, включая теплые родственные отношения. Услышал шорох шин по гравию – маменька вернулась из торгового центра.
– Я записалась на йогу, – сказала она, переступая порог, – совсем недорого, в моем состоянии любая активность лучше, чем ничего. У меня такой муж и такой ребенок…
Прижав плечом телефон, она включила кофеварку, полезла в холодильник за сливками и только тогда заметила меня. Сделала знак подождать. Вечный такой знак, который делают не к месту попавшимся на глаза детям. Выйдя в коридор, строго и властно пообщалась с домработницей.
– Что ты собрался делать? – спросила маменька, когда мне наконец удалось утопить все хлопья в молоке, окрасившемся в приятный кофейный цвет.
– Порублюсь до полудня в World of Warcraft. Пожарю себе омлет. Позвоню Джею.
– Зачем ты ерничаешь? Я спрашиваю, как ты собрался поступать в колледж без аттестата? Почему ты молчишь?
– Я ем.
– С тобой невозможно нормально разговаривать!
Она стала мерить шагами кухню.
– Мне жаль, мама. Правда, жаль. Но у меня нет ни малейшего желания туда возвращаться.
– Иногда я думаю, что твой отец прав.
– Мой отец ничтожество.
«Ублюдочное пустое место. Будь у тебя хоть капля достоинства, выставила бы его за дверь год назад. Но тебе куда важнее, чтобы соседи, да родственники, да те курицы, которые ходят с тобой на йогу и благотворительные вечеринки, не узнали, что в твоей семье что-то протухло.»
Из всей этой тирады лишь первую фразу я отважился сказать вслух.
– Не смей так говорить об отце! Сам ты кто? Диванный компьютерный гений без образования и связей?
– Это был не я…
– Не важно. Ты не сделал ничего, чтобы остаться в школе, а виноват почему-то твой отец. Это невыносимо. Знаешь что? Я от тебя устала. Мы от тебя устали. Нам надоело пытаться обеспечить тебя будущим. Живи, как хочешь. Тебе ведь ничего не нужно, кроме интернета и захлопнутой двери. Ты даже хуже, чем твой Джей. Умеешь только писать непонятные буковки на черном экране. Когда-нибудь тебя заслуженно посадят за это в тюрьму.
Я помешал ложкой хлопья. Тоже мне заслуга – аттестат.
– Я хочу уехать.
– Куда?
– Подальше отсюда. Я накоплю денег и сделаю все сам, просто подпиши бланк, чтобы сделать паспорт.
– И кому ты нужен далеко отсюда? Что там будешь делать?
Как же это грустно: наблюдать человека, неуклонно теряющего контроль. Маменька допила кофе и собралась уйти, когда я окликнул ее в последней попытке, как она выразилась, «нормально поговорить».
– Почему они приносили в жертву Молоху первенцев? – спросил я, – Какой смысл? К чему преумножать страдания, готовясь к войне? Почему, когда терпишь невыносимую боль, хочется сделать себе еще больнее?
– Не знаю, Энди. Надо было спросить учителя.
– Он сказал, это языческий обычай, перенятый сынами Израиля у Ханаанеев. Неправильный и богомерзкий. Неужели древние были идиотами?
– Без понятия, – повторила она, – в моей жизни есть проблемы поважнее.
В нижнем ящике стола, рядом со спутавшимися в змеюшник проводами, старой батареей от ноута, грязным носком и запечатанной упаковкой презервативов, я нашел пятьсот шестьдесят семь долларов наличными. Как идея неплохо, как сумма, на которую мне предстоит совершить эпическое путешествие во взрослый мир – никуда не годится. Поэтому ничего не оставалось, кроме как сидеть в комнате, ждать когда объявится Джей, и угрюмо ругаться в его адрес.
Маман уехала за покупками, поэтому я вытащил наушники из гнезда и рубился в игру на полную громкость, где-то на краю сознания гордый тем фактом, что трачу драгоценное время собственной жизни феерически глупо.
– У твоих стариков есть пиво? – спросил Джей с порога, – Мне сейчас поганый кореец на заправке отказался продать банку, под предлогом, что я малолетка.
Я сказал ему, что он оптимист, и Джей прошлепал на кухню, оставляя пыльные следы на вычищенном домработницей ковре, чтобы вернуться с бутылкой субботнего вина.
– Кислое, почти как твоя физиономия, Розита, – сказал он, глотнув и поморщившись, – ах да, тебя же из школы выгнали, я забыл. А меня вот подруга бросила, но видишь, я же не ною!
– Мне жаль, чувак, – сказал я, не зная еще, стоит ли считать это очередной трагедией века, – вы не можете как-то помириться?
– Стерва сбрасывает звонки.
Мои познания в романтических вопросах ограничивались бесплатными лекциями Джея и парой форумов в сети, читать которые было не особо интересно. Я мог бы предложить ему взломать сотовую антенну и отключить девчонке определитель, но догадывался, что проблемы в отношениях решаются как-то иначе.
Мы сели в его машину и отправились наворачивать круги по городу в мягких весенних сумерках, в надежде на какое-нибудь чудо. Тогда я еще не знал, что прошлого не существует. Оно превращается в пыль, тает, как мумия фараона, едва в гробницу проникает свет. Не существует девчонки, которая подкрашивала губы глядя в зеркало заднего обзора, и показала третий палец, когда Джей опустил стекло. Не существует собаки, которую он чуть не сбил у выезда на трассу. Никогда не было бутылок из-под пива, которые позвякивали, перекатываясь под сиденьем, стоило ему немного притормозить.
Джей вырулил на Палисейдс Парк Драйв, проехал по аллее и остановился на пустой парковке у смотровой площадки. Было тихо и безлюдно. Даже спортсмены в тот вечер не наворачивали круги по дорожкам в стремлении к эфемерному долголетию. Не выходя из машины Джей свернул косяк.
– Тебе нужны бабки, Розита?
– Конечно, – сказал я, – даже очень. Особенно те бабки, которые ты говорил, что нам заплатили за Райзмана.
– Да уж, – он выпустил дым в окно и потянулся с блаженной улыбкой, – но согласись, ты бы повторил это безо всяких бабок.
Пару месяцев назад мы точно так же сидели здесь в машине. Ветер шуршал опавшей листвой, Луна отражалась в воде Гудзона.
– Есть одна контора в Пассаике, – сказал Джей тогда, – чуваки типа частных детективов. Лезут везде, собирают информацию. Один человечек просит уничтожить все, что лежит у них на компах и разных аккаунтах в сети.
– Он сказал, что именно искать?
– Не-а, не сказал. Просто угробить все.
– Для этого нужно физически попасть в офис. Во-первых, статья, во-вторых, не наш профиль.
Джей улыбнулся своей рыжей улыбкой и назвал сумму. Мои вопросы отпали.
Райзман и его партнер выглядели, почти как мы с Джеем: два небритых лоха в джинсах и серых толстовках. Их пыльная комнатка находилась на втором этаже, над прачечной и маникюрным салоном «Фатма». Еду они заказывали у китайцев, а на единственном подключенном к интернету компе посматривали между делом порнуху. Возле двери у них висела допотопная камера слежения, а сигнализация отключалась кодом из четырех цифр. На одном полулегальном хакерском форме, доступ на который по-хорошему не было никакого шанса получить, я нашел инструкцию по сборке простого глушителя радиоволн, на случай если у них стояло нечто посложнее стандартной сигнализации для магазина. Эту штуковину мы спрятали в прачечной под горой забытой одежды.
Часть аванса, заплаченного клиентом, ушла рассыльному из китайского ресторана, который не заметил, как Джей приправил снотворным курицу Сечуан. Когда стемнело, мы разбили камеру бейсбольными битами, перерезали кусачками сетевые провода и вынесли два компа, коробки с лазерными дисками и кучу каких-то распечаток. Покидая Пассаик со всем этим добром, мы оба чувствовали мандраж, словно украли миллион долларов и собираемся переспать с командой чирлидерш.
Избавиться от чужой и потенциально опасной информации помогли пара молотков и промышленный шредер, который Джей купил со вторых рук и установил в гараже. Его предки не особо интересовались, зачем нужен этот агрегат, впрочем, в их доме и без того было достаточно рухляди непонятного назначения. Посидев пару ночей в сети, я обнаружил штук пятнадцать аккаунтов, принадлежащих Райзману и компаньону. Я поудалял все, до чего смог добраться, а потом сменил их пароли на длинные строки случайного мусора.
Глава 4
Джей в очередной раз набрал номер своей девчонки и со злостью швырнул телефон на приборную доску.
– Стерва, – сказал он.
– Так что с деньгами?
– А что с ними? Нужны деньги – иди и заработай, при чем здесь я?
– Пошел ты, Джей!
– Сам иди в жопу, Розита!
Некоторое время мы сидели молча.
– Знаешь, кто просил почистить офис Райзмана? – спросил он наконец.
– Ты не говорил.
– Мой двоюродный брат. Он важный человек, работает у кандидата в сенаторы. Кто-то пытался шантажировать его жену.
– Опять голые сиськи?
– Хуже. Криминал какой-то в прошлом. Наняли Райзмана, он раскопал. Но теперь все чисто и красиво, прошлого нет. Он пригласил меня в следующие выходные на свадьбу дочери, в южном Джерси, ну знаешь, с понтами, знаменитостями и все такое. А эта сучка решила выкинуть очередной фокус.
Последнее, похоже, относилось к подруге Джея.
– Слушай, Розита, не хочешь туда сходить?
– Вместо твоей девушки?
– Нет, дебил, вместо меня. Она заказала номер в гостинице и ужин, а теперь дуется, потому что я должен пойти на свадьбу. Прикинь, мы из-за этого уже два дня не трахались.
«Слишком много информации», – подумал я.
– Девчонкам невозможно угодить, – сказал он, – сами не знают, чего хотят. А кузена динамить неловко. Но фишка в том, что он меня никогда не видел, а мы с тобой похожи. Ну того, немного, издалека. Скажи ему, что ты – это я, подари конверт с чеком, поулыбайся. Тебе так или иначе по вечерам заняться нечем. Вдруг познакомишься с кем-нибудь?
Звучало это адски нелепо, но с другой стороны, действительно, что мне терять?
– Я ненавижу свадьбы. И не умею врать. Это очень плохая идея.
– Да ладно, Розита, все будет пучком, ты же друг мне, верно?
По пути домой Джея прошибло на лекцию об отношениях, целях в жизни и прочей ерунде. Я не прислушивался, я дико устал. Хотелось добрести до комнаты и упасть носом в подушку, заранее прихватив на кухне чего-нибудь хрустящего, питательного и не требующего приготовления. А наутро свалить на другой конец мира без обратного билета.
Неделей позже я поехал в один из городков южного Джерси, расположенных на берегу океана. Свадьба оказалось еврейской и ортодоксальной: с решетчатой перегородкой поперек лужайки, разделяющей места для мужчин и для женщин, с хасидским ансамблем вместо ди-джея, с тетушками в длинных юбках вместо бассейна и девиц в бикини. А также с виноградным соком вместо выпивки, куриными ногами вместо свиных стейков, напускным весельем на пустом месте и, конечно же, без всякого блэк-джека и шлюх.
Я сидел за столом рядом с хмурым мужиком, хлебавшим из потайной фляжки, и мысленно поливал Джея всеми возможными ругательствами. Мужик предлагал выпить и мне, но я побрезговал и отказался. К счастью, хасидский ансамбль пользовался усилителями, и поддерживать беседу не пришлось.
После церемонии я решил по-тихому слиться. Конверт был вручен, поздравления приняты, сок выпит, а взятый напрокат костюм с галстуком не испорчен, в отличие от моих барабанных перепонок. Буфер терпения к грохоту и влажной духоте, от которой не спасал даже ветерок с океана, заполнился процентов на девяносто.
Я протиснулся меж прыгающих в танце мужиков, пересек огромную гостиную и спустился на парковку, отведенную для особо важных гостей. Миниван маменьки, на котором я сюда добрался, был втиснут на соседней улице. Я снял пиджак, расстегнул ворот рубашки, мечтая переодеться в привычные джинсы и застиранную футболку. Пошарил в кармане брюк в поиске ключей, споткнулся, потерял равновесие и едва не приземлился на нагретый солнцем асфальт. Выругался, поднял взгляд и увидел ее.
Точнее, ее туфли: блестящие, на высоченном каблуке. Выше тонкие смуглые щиколотки. Закрытое, как и принято на ортодоксальных сборищах, платье, облегающее небольшую грудь. Черные волосы, собранные в аккуратную прическу.
Она смотрела на меня с полуулыбкой на полных, красиво очерченных губах, прислонившись задницей к бетонной ограде, сжимая меж пальцев сигарету. Не тонкую женскую сигарету, а обычную, с фильтром. Я подошел и спросил, над чем она смеется. Она сказала, что надо мной, и выпустила в сторону струйку дыма. Низкий хрипловатый голос, едва заметный неведомый акцент. Даже на каблуках она была заметно ниже меня, и я смотрел сверху вниз на ее длинные ресницы и идеально ровный нос. Ей дохрена лет. Никак не меньше двадцати пяти. А я даже не пьяный. Убейте меня об стену прямо здесь, прямо сейчас. Пора было сказать что-то, но я не знал, что.
– Ненавижу свадьбы. Будь моя воля, не пришел бы на свою собственную.
Она подняла бровь.
– Да, именно так. У нас в семье кого не вспомнишь – все разведенные. Два брата маменьки, сестра отца, даже бабушки и дедушки с обеих сторон. Думаю, это наследственное. Поэтому я решил, что никогда не женюсь. Покажу метафорический средний палец адвокатам. Потому что прочим представителям человечества от института брака нет никакой пользы.
Кого же напоминала ее улыбка? Ироничная такая, на пол-лица. То ли ухмылка Брюса Виллиса времен «Криминального чтива», то ли улыбка Мона Лизы.
– Я Карла, – сказала она.
– А я Энди.
К дьяволу Джея Коэна с его рыжими многоходовками. Я не собираюсь посылать пакет ложной информации в эти черные бархатные глаза. Хочу подбирать к ней только правильные пароли.
– Ты со стороны невесты?
– Не совсем. Долго объяснять.
Она затушила сигарету о кипричную кладку. Руки у нее были сильные, с крепкими пальцами и темным лаком на коротко обстриженных ногтях. Такими руками бьют по морде или собирают автомат, но никак не красят ресницы. Колец она не носила.
– Ты замужем? – спросил я, удивляясь собственной наглости.
– Сколько тебе лет, мальчик?
– Двести девяносто девять.
– А выглядишь на пятнадцать.
– У нас в семейном склепе низкая влажность и правильная температура, поэтому я неплохо сохранился.
– Смешно, – сказала она, – кстати, у меня есть идея.
– Согласен.
– С чем?
– Согласен заранее на любую из твоих идей.
Карла подошла к жемчужно-розовой спортивной Мазде с открытым верхом и бросила мне ключи. Я не поймал их на лету, пришлось наклониться и шарить под колесом. Неужели она собирается посадить меня за руль этой самопередвигающейся горы бабла?
Машина взревела пантерой, едва я коснулся педали. Она держалась на дороге, как влитая, плавно покачиваясь на колдобинах, обнимая мою непривыкшую к роскоши задницу упругим сиденьем, обтянутым кожей жемчужно-серого оттенка.
– Почему ты посадила меня за руль? – спросил я на светофоре, перекрикивая шум ветра и песню, мягко урчащую из колонок.
– Не люблю машины, – бросила Карла, – а машины не любят меня.
Сзади посигналили фарами. Я вдавил газ, разогнался до шестидесяти за пару секунд и представил себя героем лихого фильма о дорожных приключениях парочки, которую объявили в розыск в пятидесяти штатах.
– В конце улицы сверни влево, – сказала Карла, – там есть тропинка, ведущая на утес.
Глава 5
– Так сколько на самом деле? – спросила Карла, когда мы взбирались по склону, поросшему высокой жухлой травой. По дороге она успела переобуться в кроссовки, и мне было непросто угнаться за ней в костюме и скользких ботинках для торжеств.
– Восемнадцать. Будет. В декабре.
– Чем ты в жизни занимаешься?
– Я бездельник.
– Вот так прямо и бездельник?
Черт, я не могу об этом рассказать. Неужели нельзя придумать за полсекунды крутую альтернативную биографию?
– У моего друга Джея свой бизнес, я помогаю ему. Сетевая безопасность и все такое.
– Вы хакеры?
– Не совсем. То есть, мы не делаем ничего противозаконного, ну во всяком случае…
Ее полуулыбка говорила мне: давай, парень, выкручивайся, рано или поздно ты выболтаешь все секреты.
– А можно сменить тему? – попросил я.
Она рассмеялась.
Солнце провалилось в уютную серость городка у нас за спиной, окрасив океан мягкими ванильными бликами. По едва заметной тропинке меж пористых валунов мы вышли на утес, под которым урчали волны. Лицо и руки стали липкими от мелких соленых брызг. Пахло водорослями, нагретым за день песком и ожиданием скорых необратимых перемен. Я почувствовал спазм в горле, будто проснулись смутные воспоминания о событиях, никогда не происходивших со мной.
Карла подошла к самому краю и посмотрела вниз. Ветер развивал пряди ее черных волос.
– Тебе нравится здесь?
– Не знаю. Не уверен.
Она кивнула.
– Хочешь уйти?
– Нет.
Я смотрел на волны и догадывался, чего она ждет. Ей ведь ни к чему обычная чушь, которую рассказывают при встрече малознакомым людям. Ей нужно нечто настоящее, жизненно важное, пусть для меня одного.
– Каждое утро, – сказал я, – перед рассветом, я падаю с высокой скалы в ледяную воду. Пытаюсь выплыть, но не чувствую рук и ног, а мысли путаются от холода и отчаяния. Хочу вернуться и начать все снова, но погружаюсь все глубже, в пучину, которой нет дна. Вижу покрытый раковинами остов корабля и полузасыпанные песком терракотовые амфоры. А когда понимаю, что бороться бесполезно, просыпаюсь от собственного беззвучного крика.
Сейчас Карла покрутит пальцем у виска и пошлет меня к психиатру. Но она была серьезна.
– Давно это началось?
– Быть может, с рождения. Или лет с четырех, когда я смертельно боялся темноты. А потом привык. Ведь можно привыкнуть ко всему.
– Тебе страшно засыпать?
Никогда не думал об этом. Получается, мои полуночные посиделки за компом – не более, чем попытка отсрочить неминуемое падение.
– Ты видишь во сне место, похожее на это?
– Там скала выше, а море спокойней, и нет травы. А за спиной у меня горные вершины. Вокруг тихо, ни огней, ни гула машин с дороги.
Эти повторяющиеся сны никогда не казались мне странными. Я думал, это происходит со всеми. Как умение считывать зашифрованную информацию, подтирать задницу или кататься на велосипеде.
– Ты видишь берега Финикии, – сказала она.
– Что это значит?
– Не сейчас. Пойдем, пора возвращаться.
Следующие полчаса напрочь выпали из моей памяти. Я очнулся от сильного удара по спине. Попытался вдохнуть, закашлялся и стошнил соленой водой со слизью, песком, и комками чего-то, о чем не хотелось думать. Я лежал ничком на песчаном пляже у самого прибоя, а Карла возвышалась надо мной, злая и прекрасная в свете полной луны.
– Придурок, – сказала она хрипло, – тебе повезло, что сейчас прилив, иначе долбанулся бы непутевой башкой о дно.
Она оправила мокрое платье, тут же прилипшее снова.
– В другой раз я за тобой не прыгну!
Я попытался подняться, но тело оказалось невыносимо тяжелым. Встал на четвереньки и тут же упал носом в мокрый песок. Где-то вдалеке играла музыка. Вроде, хип-хоп. Значит, мы все еще в нашем мире, все еще в Джерси.
– Вставай, – сказала Карла, – пойдем.
Она выглядела напуганной.
– Я что, сам прыгнул со скалы? – спросил я, с усилием передвигая ноги. На левой не хватало ботинка, хотя носок непостижимым образом остался со мной.
– Нет, блин, спустился на лифте. Конечно сам, твою мать.
– Я не помню этого.
– Зато я помню.
Мы вышли на пустую улицу. Похолодало. На небе высыпали звезды, отражаясь в лиловой пустоте океана, но я был слишком пришибленным, а Карла слишком злой, чтобы оценить красоту момента. Течение отнесло нас к югу, и пришлось топать четверть часа по набережной обратно к машине. Кроме левого ботинка, в схватке со стихией и собственным кретинизмом я потерял ключи от минивана. Но маменька узнает об этом нескоро, потому что телефон тоже ушел ко дну. Зато кошелек застрял в кармане, достойно выдержав испытание.
Открыв багажник, Карла первым делом закурила, и ее настроение заметно улучшилось. Она вытерла волосы и бросила мне полотенце.
– Постели на сиденье, придурок. Машина прокатная, мне не нужны проблемы.
«Как будто мне они нужны», – подумал я, вспомнив, как мы с Джеем выбирали костюм, теперь безнадежно испорченный. Как долго и мучительно подыскивали брюки, которые не спадали бы, и при этом не были до смешного коротки.
Карла попросила меня отвернуться и переоделась в джинсы и блузку, обнажавшую ее загорелые руки до самых плеч. Мышц у нее было не меньше, чем у парня, но при этом выглядела она тоненькой и изящной. И опасной, как дикая черная кошка.
Мне следовало спросить себя, чего именно эта женщина ищет в моей компании, и осознать, насколько странно все, что происходит. Но я шел за ней, как зачарованный, повторяя про себя лишь небрежно брошенную фразу про берега Финикии. Такой страны давно нет на карте, и я не уверен, что когда-либо была. Мало ли, чему учат в школе…
На этот раз Карла села за руль сама, и покрутившись по однотипным улицам, вдоль которых тянулись зеленые лужайки и высокие заборы, вырулила к торговому центру. У нас в Посреди-нигде торговым центром называли страшненький бесформенный ангар, куда по выходным набивалось столько народу, что на парковке возникали спонтанные заварухи. Здесь же курнувший лишнего архитектор отгрохал средневековый замок с башенками и красной черепичной крышей, новенький, фальшивенький и полупустой.
– Я туда не пойду, – сказал я.
– У тебя есть выбор?
Она отвела меня в магазин со шмотками, и толкнула в примерочную кабинку. Заставила сменить штук пять футболок, и несколько пар штанов, между которыми я не нашел видимых различий. Из зеркала на меня смотрел все тот же сутулый лохматый парень с красными от морской соли глазами.
Обычно одежду мне покупала маман, дважды в год, во время распродаж. Каждый раз она брала не меньше дюжины футболок, из которых я носил две или три. Остальные так и лежали стопкой в шкафу, являя собой наглядный пример структуры данных «стек»: верхние уходили в стирку и возвращались на место, а до нижних я никогда не добирался. Маменька вздыхала: будь у нее девочка, можно было бы развернуться и накупить красивой одежды. Но с моей ненавистью к любым вылазкам из дома, а также угрюмым безразличием к собственной внешности, ей приходилось сдерживать шопоголические позывы.
Однако сейчас, переодевшись в свежие обновки с заломами от утюга и приятным фабричным запахом, я почувствовал воодушевление. Даже торговый центр перестал навевать тоску. Лампы дневного света отражались от блестящих полов, девушки с рекламы кичились своими отфотошопленными прелестями, а мои новые кроссовки мягко пружинили под пятками. Я даже не расстроился оттого, что бюджет теоретического путешествия во взрослый мир ощутимо сократился.
Быть может, мы любим новые вещи за то, что они не несут отпечатка прошлого, которого уже не исправить. Либо виноват культ потребления, глубоко засевший даже в моем подсознании.
– Хочу хот-дог, – сказал я Карле, когда мы сели в машину, – и колу. И мороженое.
– Ты же поел на свадьбе.
– Не знаю, сколько продлится наше путешествие, но просто информирую на будущее, что пожрать я готов всегда.
Мы остановились у придорожной закусочной, где Карла выпила чашку кофе, а я смолотил три хот-дога с соленым огурцом, кетчупом и горчицей. Откинулся на спинку стула, прислушиваясь к ощущению сытости и тепла в собственном животе, и подумал, что сегодня жизнь все-таки повернулась ко мне правильной стороной.
Не хотелось ни в чем подозревать эту женщину. Да и какой смысл? Если она собиралась навредить мне, прыгнула бы в воду? Купила бы одежду, пусть и на мои деньги, посадила бы меня за руль? Она просто ангел-хранитель, ненадолго спустившийся с небес, чтобы скрасить унылую бытовуху. И все же, берега Финикии маячили на краю сознания, отдаваясь в мыслях полуосознанным беспокойством. Ей что-то нужно от меня. Она из полиции? Из спецслужб? Это связано с Райзманом? Жаль, нельзя позвонить Джею.