– А он на стройке работал, он плотник, кажется. Ну и на пятом этаже доски они вдвоём несли. Стопку досок. А там идти можно было в обход по настилу и по прямой, прямо по стене. Они по стене пошли.
– Это он сам рассказывал?
– Нет, Гликман. Вот. Пошли, значит, и… ооо-уу-ааа… – Зоя зевнула, – и оступился кто-то. Полетели с пятого этажа. Приятель его доски отпустил и вниз. Насмерть. А этот в доски как-то инстинктивно вцепился и вместе с ними. А они как веер распустились. И он как будто на парашюте. Ногу только вывихнул.
– А руки?
– И руки. Когда он упал, доски от толчка сложились, ну, как ножницы, и руки в них попали. И отсекло напрочь.
– Да. Хорошо, хоть сам цел остался.
– Конечно. Да ещё один в палате лежит. Совсем рай…
– А соседа перевели, что ль?
– Выписали вчера… Ну, Клав, я подремлю немного…
– Дреми.
Клава встала, прошла к палате Краюхина, заглянула:
– Ну как? Можно выносить?
– Можно, – слабо отозвался Краюхин.
Клава сунула руку под одеяло, нащупала потеплевшее судно, вытащила.
На дне было немного желтоватой мочи.
Клава шагнула к двери, но Краюхин приподнял голову:
– Сестра, там я вспомнил… вот…
– Что?
– Да там у меня в брюках, в кармане была…
– Что?
– Норма. Нам раздали тогда. Она ведь так и лежит там…
– Ну и что?
– Да съесть ведь надо.
– Сейчас?
– Ну, а что? И так два дня прошло. А я только вспомнил…
– Ну что, принести, что ль?
– Принеси.
– Ваша как фамилия?
– Краюхин.
Держа перед собой судно, Клава вышла.
Опорожнив его в туалете, она, вернувшись, сунула его под краюхинскую кровать, потом, пройдя по коридору и перегнувшись через спящую Зою, сняла ключ гардероба с гвоздя.
Зоя вздохнула и улыбнулась во сне.
Спустившись на первый этаж, Клава прошла мимо двух спящих в коридоре сестёр, отперла гардероб, зажгла свет.
Три мыши спрыгнули со стола приёмщицы и бросились под шкафы.
Клава выдвинула ящик стола, достала пухлую книгу учёта, села на расшатанный стул:
– Краюхин… два дня назад… так… Краюхин… где же… – она листала коричневые страницы, – вот… Девяносто семь.
Подошла к девяносто седьмому шкафчику, открыла. На гвозде висел ободранный ватник, покрытый засохшей грязью и кровью. Рядом висели такие же ватные брюки. Коричневые от земли сапоги стояли внизу.
Клава сунула руку в карман брюк, и сразу под пальцами зашуршал пакетик нормы. Она вытянула его. Норма была сильно расплющена.
Клава убрала книгу в стол, погасила свет, вышла, заперла дверь. Одна из спящих сестёр подняла голову:
– Клав, ты?
– Я. Спи, чего беспокоишься…
– А я думала, звонят… – забормотала сестра.
Помахивая ключом и нормой, Клава поднялась по лестнице.
Зои на кушетке не было.
Клава вошла к безрукому.
Тот по-прежнему лежал на спине. Клава помахала пакетиком:
– Нашла.
– Ну и хорошо…
– Оставить вам?
– Оставь… а вообще… как же… как… я ж теперь… как есть-то?.. – Голос его задрожал.
