Контракт со зверем. Особый ген

8. Совместный ужин

Мы погрузились в молчание. Сидя друг напротив друга, я чувствовала как подогревается воздух. Щеки немного пощипывало, но я решила продолжить донимать его по откровенным темам. Меня забавляла его реакция.

– Мужчин обычно интересует секс.

– Я интернал, – он немного подается вперед мне на встречу, кладет руку на подлокотник.

– То есть ты не мужчина? – Прикусываю губы, дабы сдержать свои эмоции, то ли смущения, то ли саркастичной радости.

Бровь интернала изгибается еще выразительнее. Он всматривается мне в глаза и на едва уловимое мгновение взглядом опускается ниже по моему лицу и возвращается обратно. Жгучий след остается, вызывая ощутимые полыхания на коже. Я догадалась куда он смотрел и сама отвожу взор. Смещаю на его руку, сжимающую подлокотник. Она расслабляется. Интернал возвращает себе контроль. Говорит спокойно и безразлично:

– Мужчина, но я не живу первобытными инстинктами. Не думай, что присущие вам потребности для меня имеют значение, – палец его руки на подлокотнике слегка ударяет по кожаной обивке дивана. Йолан будто подводит черту и ставит точку, – это причина нашего превосходства над вами. Ваши пороки в нас исключены при рождении, – добавляет он и от его слов я чувствую разливающуюся кислоту, бегущую по венам.

Он указал мне мое место. Как и все интерналы, в очередной раз подчеркнул ничтожность людей. Может они были правы, поэтому мы и проиграли? Войны не было, мы просто постепенно стали тем, чем стали, а они взяли верховенство, как более совершенный и приспособленный вид. Они презирали нас за наши людские интересы и желания и… они победили.

Резко поднявшись, интернал приближается и его плавные, совершенно спокойные движения сливаются с искусственным огнем проекции. Мой мозг рисует ассоциацию с дьяволом, который вот-вот протянет ко мне свои когти и затащит в ад.

Пугающее наваждение растворяет последние остатки сомнений – передо мной действительно не человек. Похоже я слишком сильно в эту секунду погрузилась свое воображение. Вся зала в одночасье запылала огнем и легкие обожгло жаром. По инерции я вжалась в спинку кресла, в ужасе уставившись в горящие веки и упавшую на лицо кровавую тень интернала.

Остановившись в полушаге, он слегка наклонил голову на бок и жуткие грезы развеялись, но мой пульс продолжал сходить с ума, затрудняя дыхание.

– Ужин через час. Могу дать тебе успокоительного, – сообщил интернал, – люди во время нервозного состояния подвержены рискованным поступкам.

– Нее, не нужно…все нормально, – отрицательно мотаю головой.

– Хорошо, – он отворачивается, направившись к лестнице.

Слежу за ним. Йолан скрывается за дверью одной из комнат. Я почти на сто процентов уверена, что там его спальня. Он же должен где-то спать.

Я долго смотрю не моргая на площадку второго этажа и от сухости глаза пощипывает. Одна мысль не дает мне покоя – почему он притащил меня именно сюда, в предположительно свой дом. Я не вижу других интерналов и тут его немногочисленные вещи, он распоряжается всем как личными апартаментами, значит это именно его жилище. Но почему сюда? Задавая снова и снова себе этот вопрос, я запустила пальцы в волосы, до отрезвляющей боли стянув виски. Прошлась в одну и в другую сторону. Он был прав – я нервничала и сильно. Невроз заполнял разум рывками, периодически отступая, чтобы захватить новую площадь сознания. Из-за нехватки способности к самообладанию, я вполне могла наделать глупостей. Опрометчивость была моей частой подругой. Спасало то, что организм поддавшись шоку, защищался и пока блокировал полное восприятие картины происходящего. Только благодаря этому я сохраняла относительное спокойствие. Нужно стараться разработать план и заранее обдумать каждый свой дальнейший шаг, пока меня не накрыла паника. Мое воображение только что дало сбой и интернал стал свидетелем. Врятли он понял, но я хорошо знаю себя и как излишняя взбудораженность со стрессами подстегивает мой поток сознания.

Я легла на пол в центре проекции. Прикрыв глаза, погрузилась в свои ощущения, навеянные грезами. Несуществующий огонь обрел для меня форму и обогрел кожу под тонкой тканью пижамы. Неплохой релакс. В отсутствии интернала расслабляться выходило качественно и быстро.

Я думала и анализировала. Абстрагировалась от окружающей реальности и погружаясь в себя, тянулась к самым тонким и неуловимым деталям. Нащупывала их и разбирала на мелкие фрагменты. Одна вещь цепляла и не давала покоя. Одна маленькая деталь в одночасье стала решающей. Я рассмотрела ее с разных углов, примерила в рамках нескольких ситуаций и резко открыла глаза, уставившись на широкие квадратные лампы под высоким потолком. Одна теория у меня сложилась, но ее надо проверить и убедиться в точности хода своих мыслей.

Оттолкнулась от пола и села вытянув ноги. Даже в сидячем положении меня подозрительно покачивало от легкой слабости и в районе импланта чувствовала воспаление. Прикоснулась. Кожа горела. Надо бы напомнить сволочи из совета десятерых про то, что подопытная его эксперимента страдает.

Негромкие шаги, донесшиеся с лестницы, вернули меня в горькую реальность.

Неужели час моей временной свободы уже иссяк. Жаль, а мне так нравилось не видеть его все это время.

– А что, время ужина пришло? – осведомилась у него.

Он ответил бесстрастным взглядом, жестом пригласил следовать за ним. Точнее приказал. Я вскоре увидела его кухню с полноценной столовой. Площадь на которой можно устраивать вечеринки. Длинный стол, за которым могла бы уместиться очень большая семья и оборудование готовящее автоматом нужную еду.

Йолан вбил нужную команду, выбрал блюда. Я стоя у него за спиной, заметила, как невелик был выбор. Всего пять позиций поделенных на подгруппы: протеин, углеводы, клетчатка. Мне даже грустно стало, всегда считала, что элита может позволить себе более роскошное питание, чем мы простые люди. Скучно. Поставив на другой конец стола тарелку с мясом, зеленым горошком и еще неведомой мне растительности. Он разместился по другую сторону.

Прежде чем сесть за стол, я на секунду представила, каково это – все время завтракать, обедать и ужинать одному. Я за период своей сознательной жизни никогда не была одна. Даже арендуя комнатушку в городе, делила кухню с кучей других соседей.

Подняв на него глаза, я изучила каждую черту. Идеальный профиль и выраженные линии, обрисованные светом, который идеально распределялся по гладкой коже. Интерналы очень красивы, как все искусственное, но в этом и крылась их однотипность. Они все были похожи, лишь мелкие детали и возраст добавлял им различия. Йолан мало чем отличался от своих собратьев. Светлые, платиновые волосы, голубые подобно льдинам глаза, от которых исходил сковывающий холод и твердые, хорошо очерченные, но ничего не выражающие губы. Красив, но так бессмысленно и пусто. Зачем им нужна привлекательность? Для кого? Друг друга не смущать, раз радовать глаз кого либо они не могли?

Распиливая мясо ножом, он делал это совершенно бесстрастно, так же как и разговаривал и жил. Смотря на него, я видела одинокую хорошо сложенную фигуру, олицетворяющую до дикости бессмысленное существование.

Они хотели нас втянуть в такую же жизнь…

Злость и обида внезапно подступили к горлу и рука, опущенная на стол по инерции, сжалась в кулак. В этом месте, где покоилась моя ладонь, должны были лежать столовые приборы, но их не было. Хоть бы китайские палочки выдал или боится, что я воткну их ему в глаз?

Нет он не боится. Страх слишком сильная эмоция для интерналов. Так в чем проблема? Мои мысли лихорадочно метались в поисках ответа. Этот гад зачем-то предпочитает держать кухню закрытой. Неужели из-за наличия столовых приборов. Вряд ли я ножом и вилкой смогу разворотить решетку вентиляции.

Повернув голову к кулинарному автомату, соображаю, насколько он связан с системой дома. Может переживает, что я его поврежу и что себя покалечу, тем самым испортив ему эксперимент?

В мозге формируется каша. Спутанный клубок догадок и предположений мечется из стороны в сторону. Не выдерживаю и подняв кулак, с гулким ударом опускаю его на столешницу.

– Можно мне нож с вилкой? – спрашиваю я достаточно громко, чтобы он резко поднял на меня глаза.

– Нет.

– Почему? Как мне есть?

Смотрит. Черные зрачки сужаются, придавая светлым глазам хищный окрас. Вытерев губы салфеткой, швыряет ее на стол. С шумом отодвинув стул, направляется ко мне. Я исподлобья слежу за ним. Меня смущает то, как он сжимает в руке столовый нож. Стараюсь не выдавать себя, но ритм сердца ускоряется. Дышу ровно и медленно, но кислород болезненно застревает в горле. Интернал становится за моей спиной. Наклоняется и ощутимое онемение проходит по моему телу. Краем глаза ловлю блеск холодного металла ножа и машинально отодвигаюсь, когда его торс касается моей спины.

Вилка проносится рядом и вонзается в кусок мяса на моей тарелке, нож в его твердой руке делает надрез и у меня спонтанно дергается глаз. Я не обращаю внимание на то, как шелковистые светлые пряди прикасаются к моей щеке и виску. Замерев жду, когда он отодвинется. С продуктом справляется быстро и протягивает мне вилку, но не нож. Хотя он больше и не нужен. Как минимум для резки стейка. Интернал по-прежнему стоит очень близко, я не чувствую даже сантиметра расстояния между нами, от чего сильно напрягаюсь и не могу полноценно дышать. Кажется я лопатками чувствую его сердцебиение и пытаюсь абстрагироваться.

– Скажи честно, ты переживаешь что я зарежу тебя или себя, если в моих руках окажется столовый нож? – задираю голову насколько могу, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Я переживаю за то, что мне придется это сделать с тобой, если ты нарушишь мое доверие, – буднично и беспристрастно сообщает он. Откинув нож, интернал хватает меня за все еще сжатый кулак, от чего я дергаюсь ударившись об его каменную грудь. Разжав мою ладонь, он всовывает в нее вилку и сжав мои пальцы, наклоняется настолько близко, что наши лица едва ли не соприкасаются. Обжигая дыханием говорит, негромко, но очень доходчиво, – кредит моего доверия зависит от тебя.

Каждое слово бьет по нервам хлыстом. Сглатываю и слышу от него:

– Ты меня хорошо поняла?

Машинально киваю и он отстраняется. Вернувшись на свое место за столом, не забывает прихватить брошенный нож. Интернал продолжает ужин как ни в чем не бывало, а я смотрю на еду и понимаю – настолько сильно аппетит у меня еще никогда не пропадал.

9. Когда все началось

Теперь мне даже мясо касалось совершенно безвкусным. Я жевала и зло сверлила интернала взглядом. Сжимала вилку в ладони до побеления костяшек. Он покосился на меня и осушил залпом бокал с водой.

– Ты закончила ужинать, субъект?

– У меня есть имя, – я выпрямилась, швырнув вилку на тарелку. Свою порцию не съела даже на половину.

Его взгляд опускается на мое недоеденное блюдо. Неуловимо резким движением он поднимается и оказавшись рядом, убирает тарелку. Именно в этот момент я понимаю насколько была голодной. Ну не ублюдок?

Но меня радует то, как он раздражается. С одной стороны я хожу по грани. Но с другой – он тоже. Сомнений нет – этот интернал способен терять контроль, а значит испытывать эмоции. Пусть сейчас эта сдержанная злость, но он начинает понимать, что перед ним живой человек, а не бревно для его экспериментов. Я не рассчитываю на жалость. Напротив, хочу чтобы он злился и раздражался дальше, теряя самообладание. Возможно тогда он совершит ошибки, утратив бдительность и я этим воспользуюсь.

Пристально всматриваюсь в широкую спину и мысленно сыплю проклятья. Йолан останавливается у двери. Оборачивается, вопросительно подняв бровь. Выпроваживает меня с кухни. Почему-то именно в эту секунду в голове всплывает его взгляд, прикованный ко мне в душе. Непроизвольно ощущаю как кровь ударяет в лицо.

«И все-таки ты мужчина, чудовище. Пороки, говоришь, наши тебе не свойственны…или ты уже в этом не уверен?» – в моем сознании рождается дилемма. Что если с интерналами все сложнее, чем может показаться. Но я все равно надеялась, что все его взгляды в мою сторону просто плод моего воспаленного воображения. Не желаю воспринимать его чем-то большим, чем бездушную машину.

Проходя мимо него замедляю шаг, Мысленно говорю себе "мне нужно завоевать его доверие". Сама по себе идея не дает мне покоя, как и желание раздражать его. Странная смесь моих безумных хотелок толкает меня к отчаянным действиям.

– Я готова пройти дальнейшее тестирование, – сообщаю интерналу и вижу мимолетный проблеск удивления.

– Ты просила дать тебе сутки.

– Я передумала, – переступив с ноги на ногу, не без сарказма добавляю, – искренне хочу помочь вашему великому виду стать еще совершеннее.

На лицо интернала падает тень, зрачки сужаются.

Оказавшись в знакомом кабинете, я усаживаюсь поудобнее насколько это возможно и не свожу с него глаз. Опускаю ресницы только когда он заносит над моей головой обруч с датчиками. Моя личная неприязнь к Йолану дает дополнительные силы и помогает держаться морально на плаву.

– Пожалуйста, не делай мне больно, – негромко заявляю ему голосом моей соседки из соседней комнаты, в доме где я снимала квартирку. Поговаривали, что она занималась эскортом и судя по частым мужчинам в ее гостях – это было правдой. Ее звали Сарой и я периодически слышала как на пороге своего жилища она примерно так же шептала своим гостям разные непристойности или наигранно притворялась несчастной девушкой, которой нужна помощь. Сара часто представлялась мужчинам – Эмбер. Вспомнив ее так неожиданно для себя, я повторила, – не делай мне больно.

И в этот момент обруч в руках интернала замирает. Иглы коснулись кожи, но не вошли. Открываю веки и сталкиваюсь с его взглядом.

Зрительный контакт длится совсем чуть-чуть. Он разыгрывает его, завершая подключение меня к оборудованию, но иглы вонзаются не так резко как обычно. Аккуратнее. У меня аж ком подскочил к горлу. Невероятно. В Йолане действительно что-то сработало. Беру на заметку. Запоминаю.

И пока идет терзающее мое сознание тестирование, продолжаю обдумывать ситуацию.

Через некоторое время интернал все отключает и устало выдыхает. Понятно, разочарован.

– Твои показания еще ухудшились, – сделав пометки в планшете, он стаскивает с меня обруч. Я бы не назвала его действия аккуратными или тем более бережными, но вышло неторопливо и вполне терпимо по ощущениям.

– Видимо я переоценила свои силы. Прошу прощения.

– У тебя есть неделя, – Йолан садится напротив, подняв подбородок. Смотрит на меня сверху вниз.

– Что произойдет через неделю?

– Я планирую подвести окончательный итог.

Внутри меня все болезненно вздрагивает. Слова крутящиеся на моем языке, оседают и по телу распространяется отравляющая слабость.

– Что будет со мной, если итог тебя не устроит? – спрашиваю, а у самой губы немеют.

Он отворачивается. Мой вопрос игнорирует. Почему он его игнорирует? Легкие сжимаются от нехватки кислорода. Меня душит нечто незримое. Ответ по идее лежит на поверхности, можно не допытывать интернала информацией. И так понятно, но разум не в какую не хочет принимать реальность. Я по-прежнему жду и надеюсь услышать хоть что-то обнадеживающее для себя. Эта надежда тает от каждого его шага в сторону выхода. Останавливается обернувшись вполоборота.

– Время позднее, пора спать, – холодно произносит Йолан.

Я почувствовала, как мое лицо удлинилось и сердце пропустило пару ударов. Поравнявшись с ним, подняла голову, хотела о чем-то спросить, но желание так и осталось беззвучным. В душе образовывалась гложущая пустота. Она как черная дыра, поглощала все мое существо.

Увидев в руках интернала браслеты блокаторы, я даже не удивилась. Шумно выдохнув, вытянула вперед руки.

Окинув мое лицо быстрым взглядом, он застегнул крепления на одном запястье и задержал свою ладонь на другом.

– Так будет спокойнее, – сказал он.

– Кому? – отвернувшись, я блуждала взглядом по проекции в полу, сейчас она изображала звездное небо.

– Нам обоим.

Браслет на моей второй руке щелкнул и выше него кожу обожгло от легкого прикосновения. Интернал словно случайно задел мою руку шероховатой подушечкой пальцев, обрисовав место, где проходила вена. Оставленная дорожка от прикасания запульсировала. Тепло проникло под кожный покров, молниеносно разбежавшись по телу.

Я взбудоражено вздрогнув, уставилась на него.

Интернал поднявшись до половины лестницы, обернулся. Коротким кивком, если я правильно расшифровала, пожелал мне спокойной ночи.

Свет погас, погрузив все пространство почти в полную темень. Остались гореть только самые маленькие тусклые лампы, ранее неприметные на фоне остального освещения.

Подсунув под щеку сложенные ладошки, опустила голову на обивку дивана. Уснуть катастрофически сложно, мысли стальными прутьями терзают разум. Я проигрываю это противостояние. У меня слишком мало шансов и ближайшее будущее воспринимается беспросветным и мрачным.

Неделя…

Что будет через неделю? К черту! Одергиваю себя. Зачем задаваться вопросом, ответ на который мне не может понравится?

Как выбраться?

Он выпустил меня из той комнаты, но по ощущениям, меня словно загнали в еще более тесную клетку. Я могу ходить ножками по его дому, но не вижу возможности выйти. Разве это не большее проявление жестокости – обнадеживать?

Воспаление в области затылка отдавало болезненностью в челюсть, но я фактически не обращала на неприятные ощущения внимание. Были проблемы поважнее.

"Неделя" – шепнула себе под нос.

Погружение в сон произошло невероятно внезапно. Я все еще блуждала в поисках решения сложившихся сложностей, как обнаружила себя в своих же собственных детских воспоминаниях, проникших в сновидения.

Старейшина рассказывал мне и другим детям в лагере кочевников как появились интерналы и почему они были созданы. Я впервые увидела настоящего живого представителя высшей касты в пятнадцать лет, до этого момента они казались мне только легендами, которыми пугают детей.

Рассказы старейшины всегда звучали как сказки. В том числе и история о том, как мир иссох и стал пустыней с редкими водами. Однако, раскаленный песок в моей руке и мертвый горизонт, с осколками былой цивилизации, были вполне реальными и доказывающими, что мир окружающий нас однажды сильно изменился.

Это было после войны, очередной и устрашающей. Виной всему были амбиции жителей земли. И тогда программа искусственного интеллекта разработала формулу с минимумом просчетов. Решение проблемы сводилось к созданию миротворцев – новых людей, способных вычислять ошибки и исправлять последствия войны. Добровольцы получили свои первые дозы вакцины, обеспечивающей им новые возможности. Программа была одобрена большинством мировых лидеров и ее реализация планировалась в течение тридцати лет. Первые годы превзошли изначальные прогнозы и количество миротворцев было увеличено. Каждая точка земли получила свой маленький оазис, курируемый добровольцами. Этих миротворцев простые люди называли мусорщиками, ведь их обязанность заключалась в «уборке следов мировой трагедии».

Старейшина поведал о том, как чествовали мусорщиков первое время и как постепенно к ним относились все настороженней. Став способнее и умнее, они утрачивали человеческую составляющую. Люди понимали, что миротворцы другие, странные и не способные вернуться к прежней жизни. Живые вычислительные машины были лишними в глазах общественности, но мировые лидеры считали иначе. Им нужны были новые люди и избиратели. В мусорщиках руководители стран узрели решение всех экономических и социальных проблем. Молчаливые, слепо и при этом грамотно выполняющие команды нелюди, устраивали половину из тех, кто был приближен к власти.

Консул нашей страны подкинул человечеству «подарок», поставив решающую подпись в голосовании «за». Так и началось их искусственное производство. Ряды добровольцев пополнились целым новым поколением детей, выращенных на новой формуле.

Я с замирающим сердцем слушала старейшину, а он все говорил, говорил и каждое слово впитывалось в сознание.

Старейшина поведал, как мусорщики стремительно быстро превратились в новую мировую элиту, как научились создавать себя сами и как перепрограммировали всю мировую систему.

Они возложили на себя миссию – довести проект по спасению земли до конца и вернуть человечеству планету. Только как выяснилось, спасали они всех в своем понимании. Точнее их интерес больше базировался на улучшении мира для себя. Опустевшие города так и остались стоять руинами и лишь некоторые остались существовать как резервации по соседству с новой империей интерналов. Немногие людские поселения, в которых кипела жизнь, официально полностью принимали господство новой элиты. Те в свою очередь давали электричество и делились некоторыми незначительными своими технологиями. Это помогало последним городам выживать, выращивать продукты и вести торговлю с независимыми колониями кочевников.

Неофициально – в городах властвовали черные рынки. Они охватывали целые кварталы и исчезали как по команде, разрастаясь с приходом ночи. Черный рынок был основным источником дохода жителей и главным рассадником того, от чего интерналы пытались избавиться, введя комендантский час. Но главное, именно под покровом ночи на улицах запрещенной торговли формировались повстанческие группировки.

Однажды судьба свела меня с одной из них.

Мой сон вел меня по такой улице, олицетворяющей для меня новый удивительный мир, вдоль рядов с разной ведомой и неведомой запрещенкой, к заветной двери… Она распахивается, приглашая меня во мрак и я резко просыпаюсь.

Подскочив, села, ощутив холодную испарину на лбу. Переводя дыхание, провела ладонью по лицу, убирая влагу. Физически чувствовала еще одну странность. Я безошибочно определив ее источник, подняла голову на лестницу. Он стоя наверху, облокотился руками на монолитное ограждение, смотрел на меня.

Я плохо в темноте видела его лицо, но глаза были направлены на меня, в пронизывающем каждую мою клеточку взгляде. От этого взора мурашки разбежались по коже.

«Мусорщик» – вспомнила я то, как их раньше называли люди.

10. Рубаха

– Это сок, – Йолан неотрывно следил за моей реакцией, – его можно пить. Он не отравлен.

Подняв на него глаза, я словила вибрацию. В зрачках немного двоилось. Мотнув головой, протянула руку к стаканчику на столе и мои пальцы промахнулись. Озноб, пронизывающий тело с момента пробуждения, усилился и сознание помутнело.

Мне резко перестало хватать кислорода, кожа полыхая стала слишком чувствительной и жажда…мне нужно было промочить горло. Казалось, буквально пару глотков и я приду в себя.

Схватив немеющей ладонью стакан, я с титаническими усилиями поднесла его к губам. В голове раздался голос интернала. Он обратился ко мне, но слова смазались. Как же я его ненавижу.

Стакан с соком выскользнул из рук. Последнее что я успела уловить – удар посуды об каменный пол и скрежет резко отодвинувшегося стула. Висок обожгла тупая боль и сознание угасло.

Я пришла в себя так же внезапно. Интернал не заметил и обхватив пальцами мой подбородок, наклонил голову набок, коснулся кончиками пальцев моего лба и мои веки дрогнули.