Каструм Альбум

– Нет, – отрезал Хаким.

– Ну хотя бы посмотреть? Ну, пожалуйста. В лавке маленький выбор, сам знаешь.

– Нет.

– Хаким, позволь, у нас есть деньги, и я обещаю – отстану от тебя.

– Навсегда?

– С ума сошел? На пару недель – мне всё равно в деревню к родне надо.

– Нет.

– Хаким!

– Кати́! Мне не до тебя сейчас. Ну, серьезно, уйди по-хорошему.

В это время девушка, которая, словно испуганный ребенок, пряталась за спиной настырной женщины, выглянула из-за ее плеча, и Хаким увидел глаза цвета самой теплой морской лазури, фарфоровое личико и золотые локоны, аккуратно уложенные в незамысловатую прическу.

Он смотрел на этого ребенка и чувствовал, как уходит раздражение и гнев и теряет смысл любая сделка, ибо скоро всё сгорит синим пламенем, как это было уже не раз.

– Как зовут тебя, дочка?

– Ева, сударь. Мы не отнимем у вас много времени. Я слышала, что вы очень добры, – присела в легком книксене девушка.

Хаким, подняв брови и с шипящим звуком выпустив воздух из легких, отвернулся к морю и задумался. Кати́ махнула Еве рукой, чтобы та стояла молча, потупила взор в ожидании его решения.

– Ненавижу хитрых баб, – подытожил Хаким. И Кати́ с Евой, смеясь, обнялись. – Вот поэтому и ненавижу. Предупреждаю: всё делаем быстро, у меня скоро встреча.

– Мы не помешаем, – парировала Кати́.

– Те, кого я жду, женщин принимают за такой же товар, как мясо. Не уйдете через час – поедете грузом до Сельджукского султаната.

Ева испуганно посмотрела на Кати́, но та махнула веером:

– Не бойся, девочка, он шутит. Но, кажется, у нас действительно мало времени.

Хаким греб без спешки, искоса поглядывая на Еву. Лучше будет, если она никогда и не зайдет в лавку тканей. Но демон уже хрустнул затекшими суставами, значит, эти две проклятые души притянет друг к другу несмотря на все усилия Хакима.

Спустившись в трюм, Хаким зажег пару масляных ламп, открыл ставни на амбразуре, выложил на большой плоский ящик несколько отрезов шелка.

Только Кати́ с Евой принялись разглядывать сокровище, как снаружи послышался плеск воды и голоса.

– Идем за мной, – голосом, не терпящим возражений, скомандовал Хаким.

Гостьи не заставили себя уговаривать. Они спустились на самый нижний уровень трюма, и Хаким, указав кивком на бочки с вином, вышел и крепко захлопнул люк.

Трюм погрузился в темноту. Кати́, взяв Еву за руку, присела на бочку. Ева осталась стоять, пытаясь унять дрожь.

На самом деле приплыл хозяин магазина тканей с сыном. «Принесла нелегкая… Сказал же – вечером…» – уже раздражался Хаким.

Мужчины взошли на корабль, и начался неспешный разговор с перечислением пожеланий и вопросов о жизни, родне и прочем. Хозяин лавки на самом деле не хотел забирать товар на берег и просил еще пару дней. Хаким объяснил, что это рискованно. Многозначительно указал взглядом на море, где из-за скал выплыл огромный темный корабль без флага и лег в дрейф.

– Так, друзья, дело принимает несколько пикантный оборот, – перешел сразу к делу Хаким.

– Слушаем.

– Я постараюсь удовлетворить вашу просьбу, но сейчас речь идет об одной услуге не мне, а очень милым людям. И вы должны забрать пару отрезов прямо сейчас. Николас идет со мной, а вы, достопочтенный, ждите в лодке.

Спустившись в трюм, Хаким оставил Николаса в отделе, где хранились ткани, а сам, взяв два бархатных отреза, спустился к Еве и Кати́.

– Барышни, случилось то, чего я ожидал, – сказал он. – Стойте смирно, я буду вас маскировать.

– Что? Что случилось? – зашептали испуганные женщины.

– Тише, я вас предупреждал!

Он начал обматывать Еву тканью, а Кати́, сообразив, что он хочет сделать, начала «окукливаться» сама.

Далее он позвал Николаса, и они вынесли на свет божий сначала одну, затем другую гостью. От пиратского корабля уже отделились три баркаса. Со стороны казалось, что в лодку загружают некий груз. Как только обе кокетки были положены на дно лодки, Николас с отцом отчалили, а Хаким открыл большую бутылку крепкого рома и нарисовал самую лучезарную улыбку на своем лице.

Ребята, с которыми он выпьет сегодня, шуток не понимают, а в море они были так долго, что, увидев на борту барышень, скорее всего, тронулись бы умом.

Когда лодка причалила к берегу, Николас помог девушкам вылезти из их коконов. Кати́ первая освободилась и, вытирая пот со лба, яростно погрозила в сторону кораблей кулаком.

Ева не подавала признаков жизни.

– Юноша, – обратилась Кати́.

– Николас, если угодно.

– Простите, Николас, нам надо срочно распаковать эту молодую особу.

Они лихорадочно начали распутывать Еву, но когда показалось ее лицо, поняли, что она не дышит.

– Боже, боже, вот что значит умереть со страху! – запричитала Кати́.

Николас начал тормошить Еву за щеки. Его отец быстро набрал воды из моря и плеснул Еве в лицо. Она запрокинула голову, выгнувшись дугой, резко села и закашлялась.

– О, моя дорогая, как ты нас напугала! – обрадовалась Кати́.

А Ева подняла глаза к небу, и глубокая морская лазурь встретила надвигающиеся серые штормы.

– Позвольте, я помогу вам встать, – произнес Николас, удивившись нарастающему стуку своего сердца.

А Кати́ прыснула:

– Боже, что за взгляды… Со-о-овсем всё плохо.

Вечером того же дня Хаким шел в сторону своего дома, довольный, что выгодно договорился с покупателями. Ему встретилась Кати́.

– Кати́… – Хаким вежливо поклонился.

– Хаким, – улыбнулась Кати́.

– С Евой всё в порядке? – серьезно посмотрел на нее Хаким.

– Мы так и не купили ткань.

– Значит, всё обошлось. Я рад.

– Мы чуть не задохнулись, и всё по твоей вине! – не выдержала игры в вежливую беседу Кати́ и притопнула ножкой.

– Я сразу сказал, что вы зря пришли.

– Не смотри букой. Давай выпьем твоего знаменитого вина и будем друзьями, – сменила Кати́ гнев на милость.

Хаким задумался, глядя на нее. Сказать по правде, ему нравился ее веселый характер и манера шутить, но не хотелось чего-то такого, что обычные люди называют отношениями. Он не мог себе этого позволить.

– А, кстати, эти двое понравились друг другу. Ева меня потом всю дорогу до дома расспрашивала о мальчишке. Ах, молодость! Что она может знать о желаниях.

– Мне всё равно. Даже если они прямо сейчас наплодят десять маленьких Николасов и Ев. Я не вмешиваюсь. Да, кстати, вот правда, пусть уже сделают что-нибудь, что испортит им репутацию. Мне всё равно.

Кати́ непонимающе посмотрела на Хакима и потрогала ему лоб:

– Вроде не горячий. С чего такая тирада? У тебя всё в порядке?

– У меня? Да у меня вообще всегда всё хорошо. А эти пусть как-нибудь сами. Вот. Всё, я пошел. До скорого!

И Хаким зашагал прочь от Кати́.

– Даже на километр не подойду… И смотреть не буду. Очень надо. Опять навлюбляются – и помирать, а мне потом пятьдесят лет в себя приходить, – бормотал он.

Оглянувшись, не идет ли за ним Кати́, он встретился взглядом с Николасом, следующим прямо за ним. От неожиданности вздрогнул, отвернулся и увидел Еву, которая шла под руку с женщиной в возрасте, как говорят, прекрасно сохранившейся.

Николас и Ева смотрели друг на друга и даже не заметили Хакима.

«Понесли волны щепку», – подумал Хаким, а вслух произнес:

– Добрый вечер! До скорого! – и поспешно удалился восвояси.

В этот раз он решил наполнить душу легкостью и не вмешиваться вообще. «Это не от душевной слабости, а от мудрости прожитого и неизгладимости пережитого», – уговаривал он сам себя.

Хаким по-прежнему жил напротив храма Сан-Николас-де-Бари и держал крошечную полуподвальную таверну. Войдя в помещение, он глянул в длинное узкое зеркало, висящее при входе, и не увидел отражения. С этим зеркалом всегда было что-то не так. Он получил его вместе с грузом, который достался в качестве оплаты за использование склада. Зеркало было такое старое, что отражение всегда напоминало, скорее, размытое мыльное пятно. Хаким повесил зеркало так, что его можно было увидеть практически из любого угла таверны.

Сегодня скрытая в завороженном предмете магия пробудилась. Зеркало покрылось мутной рябью, замерцало и выдало абсолютно непотребную картинку. Глядя на этот разврат, Хаким подумал, что если такое местным за вознаграждение показывать, то скоро он и крепость выкупит, и близлежащие земли. Картинка возбуждала, и Хаким во избежание конфуза быстро накинул на зеркало кусок ткани.

– Что, у нас кто-то умер? – услышал он знакомый голос.

– Я еще не решил, – мрачно ответил Хаким и, обернувшись, увидел входящую Кати́. Почти умоляюще он крикнул:

– Ну что тебе надо?!

– Я хочу выпить, день был тяжелый. Обслужи клиента, старый дурак, – мягко сказала Кати́ тоном, от которого оскорбление прозвучало как объяснение в любви.

– Сама…

Он замялся, воспитание не позволяло обидеть женщину.

– Дура? – смеясь, произнесла за него Кати́.

– Старая, – набрался наглости Хаким и поспешно добавил: – Простите.

Увиденная картинка всё еще не отпускала его, он, не раздумывая, налил вина в два бокала и один протянул Кати́.

Она внимательно смотрела на него:

– Чем ты обеспокоен, Хаким? Ты пережил моих двух мужей и почти не изменился. Мы живем рядом, и при этом о тебе никто ничего не знает.

– Зачем тебе? Зачем тебе знать то, во что не стоит верить?

– Ну-у, знаешь ли, давай договоримся, что это мне решать, во что верить, а во что нет.

– Есть опасение, что, рассказав тебе, я запущу в сказку еще одну душу, – ответил Хаким честно.

– Сказка-то хоть добрая? – пошутила Кати́.

– Страшнее ты и не слышала, – темнея лицом, совершенно серьезно ответил Хаким.

Кати́ разбирало несвойственное ей любопытство. Жизненный опыт научил: чем меньше ты прочла чужих судеб и узнала чужих тайн, тем дольше проживешь.

Но словно бес вселился в нее сегодня. Включился какой-то охотничий азарт, доисторический хищник, желающий во что бы то ни стало получить то, что хочет.

Не так уж и важно, что именно заставило Хакима поддаться искушению, а Кати́ отбросить всякий стыд. Перегнувшись через стойку, он, обхватив ее правой рукой за шею, притянул к себе, пару долгих секунд смотрел в глаза и затем поцеловал. Поцеловал так, словно не пил несколько дней и теперь готов выпить эту женщину до дна. Кати́ опешила, конечно, что ее незамысловатые соблазнения сработали, но не особо сопротивлялась. Два взрослых человека могут позволить себе с грохотом, не расцепляя рук и губ, ввалиться в подсобку и, подогреваемые мыслью о том, что дверь в таверну не заперта, – да гори оно всё синим пламенем, пусть даже кто-то и войдет! – доставить друг другу удовольствие.

Потом они долго сидели на полу, попивая вино, и Хаким впервые за долгие две тысячи лет рассказывал свои сказки. Кати́, прикрыв глаза и поглаживая его кончиками пальцев, слушала.

– У тебя в голове столько историй, как они все там помещаются?

– Когда каждая из них – часть тебя, ты легко можешь вспомнить любую, самую мелкую деталь.

– Что думаешь делать дальше?

– А ничего не буду, с тобой буду встречаться. Склад распродам к дьяволу.

– Ясно… а с этими двумя что делать будем?

– Ни-че-го. Ничегошеньки делать мы с ними не будем. И я… знаешь о чем подумал? Может, всё так закручено, потому что она невинна? Может, обойти как-то мораль, и будут они жить долго и счастливо? Слишком много патетики, героизма и романтики. Надо бы упростить – никому интересно и не будет. Демоны увидят, что мы никого не спасаем, грешим приземленно, и отстанут.

Ответом было слегка зеленоватое свечение под потолком.

– Началось, ты это видишь?

– Что? – Кати́ покрутила головой. – Не вижу.

– Вот и я о том же… – загадочно подытожил Хаким.

У Кати́ была своя особенная мудрость. Она не размышляла многослойно, не усложняла простое и не погружалась в сложное. Она видела вещи такими, какими они были. И если Хакиму кажется, что эти двое должны вкусить запретного плода, она может это устроить.

Ей понравилось быть с Хакимом. Неторопливое занятие любовью с ним, словно выдержанное вино, накрывало не сразу и оставляло долгое терпкое послевкусие.

Сказано – сделано. Будучи вхожей в дом семьи Евы, Кати́ часто сопровождала ее как компаньонка в прогулках по магазинам, была дружна с матерью Евы. Зажиточная, милая семья – и простой сын лавочника… Сможет ли она представить родителям Евы Николаса в выгодном свете? Он кажется умным парнем и воспитанным, но что, если Еве уже присмотрели солидного жениха?

Жизнь в городе текла своим чередом. Однако война против Франции шла на севере страны уже около двух лет. Надеяться, что до Аликанте не докатятся эти события, не стоило.

Время имеет особенность течь незаметно. Портовый город кипит страстями. Торговая палата усиленно наводила порядок, пытаясь контролировать товарооборот и налогообложение с него. Торговцы изощрялись как могли. Суды были завалены делами об укрывательстве. Могло рассматриваться дело о двух говяжьих головах, найденных в гостиной некого уважаемого господина, что свидетельствовало о подпольной продаже мяса прямо из кухни особняка. Или неожиданно исчезала партия первосортного вина из портовых складов, и владелец предъявлял иск.

Кати́ удалось несколько раз прогуляться с Евой мимо лавки с тканями, но на поверку оказалось, что Николас – замкнутый молодой человек и, кажется, не слишком романтичный. Ева, как и полагается девице, вздыхала и роняла кружевные платки, но он лишь сухо здоровался.

– Похоже, что ты ошибся, – сказала Кати́ Хакиму.

– Только рад.

– Не знаю, что с ним не так. Он смотрит на нее явно с интересом. Когда мы уходим из магазина его отца, я вижу краем глаза, как он пристально глядит вслед. Но при этом не делает ни малейших попыток сблизиться.

– Интересно, – задумчиво произнес Хаким и продолжил: – Если учесть, через что этой душе пришлось пройти, она утратила способность загораться. Нам в этом мире достался расчетливый сухарь, не верящий ни в любовь, ни в слова.

– Если это так, то, может, и не будет новой истории. Что скажешь, Хаким?

– Надеюсь на это, но что-то мне подсказывает, что скоро мы увидим всё сами.

И он оказался прав.

Через несколько месяцев губернатор объявил, что к Аликанте идет полсотни галльских кораблей и жителям предписано покинуть город как можно скорее.

Июльский зной всё усложнил. Солдат для защиты от такой армады было бы недостаточно, и малочисленная артиллерия Аликанте расположилась в стенах крепости Санта-Барбара. Часть военных отправилась охранять обозы с уезжающими беженцами.

Пираты, отогнав свои корабли подальше, не вмешивались в дела политические, но часть разбойников, в основном выходцы из северной части Африки, высадились помародерствовать в пустующем городе и пограбить на дорогах.

Хаким наотрез отказался оставить таверну. Кати́, разрываясь между здравым смыслом и желанием остаться с ним, всё же присоединилась к семье Евы и покинула город. Николас с отцом до последнего прятали товар в глубоком подвале, в надежде, что лавку в их отсутствие не разграбят. Затем, решив ехать верхом, отправились вслед за убегающими из города.

Выдвинувшись намного позже остальных, они ехали некоторое время в полном одиночестве. Увидев вдали облако пыли, подгоняя лошадей, ускорились, рассчитывая присоединиться к каравану. Приблизившись, обеспокоенно переглянулись: крики людей, яростные вопли врагов – всё говорило о нападении. Николас подхлестнул коня, но когда они с отцом подошли совсем близко, всё уже было кончено.

– Мой господь… Бедные люди, – прошептал отец Николаса.

– Зачем было их убивать? – недоумевал сын. – Воры даже толком ничего не взяли.

– Это всё очень странно, сын мой, надо быть осторожнее. Нападают одни, а грабить с подводами и лошадьми будут чуть позже другие бандиты, – предположил отец.

– Это имеет смысл, – Николас изменился в лице.

– Николас?

– Отец, я вынужден тебя оставить, прости. Я чувствую, что должен сделать так, как подсказывает мое сердце. Постарайся найти укрытие на ночь. Мне видится, что это безопаснее, чем быть вместе со всеми. Увидимся позже.

Не выслушав ответ, он пришпорил коня и рванул по дороге со скоростью, на которую тот только был способен.

Отец тихо произнес ему вслед:

– Благословляю тебя, мой мальчик. Со мной всё будет в порядке. Слышать свое сердце не каждый умеет.

Николас скакал что есть силы, но только к вечеру догнал хвост усталой процессии, уходящей в закат. Люди, покинувшие город, остановились на ночлег, чтобы с первыми лучами солнца продолжить путь.

Он медленно ехал мимо повозок и костров, вглядываясь в пыльные, усталые лица. Искал и не находил. Отчаявшись, спешился, привязал коня к небольшой корявой оливе и уселся прямо на землю.

– Вы хотите воды? – звонкий девичий голосок вывел его из задумчивости.

Пред ним стояла именно та, кого он искал. Мысли о том, что опасность близка, моментально улетучились, он не верил ни в дружбу, ни в любовь, но ничего не мог поделать с трепещущим сердцем. Николас сказал:

– Звук твоего голоса нарушил мой покой.

– Я помешала отдыху? Вас зовут Николас?

– Да, – Николас встал на ноги и, взяв из рук Евы чашку с водой, жадно осушил ее. – Спасибо. Это то, что мне нужно сейчас. Ева, где твои родители? Здесь опасно находиться – на отставших от каравана напали.

– Пойдемте, я представлю вас отцу.

Когда они вместе подошли к повозке, возле которой сидела Кати́ и семья Евы, была уже глубокая ночь. Кислый дым от костров смешивался с горьким запахом ночных трав.

Кати́ даже присвистнула:

– Кого я вижу! Доброй ночи.

Николас учтиво поклонился.

– Папа, – обратилась Ева к отцу, – позволь представить тебе моего знакомого, Николаса.

– Присаживайтесь, друг мой, я вижу, вы из благородной семьи.

– Зависит от того, что вы подразумеваете под благородством, – ответил Николас.

Повисла тяжелая пауза, но затем отец Евы расхохотался:

– Мне определенно нравится этот дерзкий человек! Не будем всё усложнять, давайте ужинать.

На скатерти, расстеленной прямо на земле, и вправду были угощения.

– Папа, Николас говорит, на отставших было совершенно нападение, теперь и мы в опасности.

– Глупости какие, – ответил отец. – Нас охраняют верные солдаты, всё будет хорошо. Надеюсь, никто не пострадал? Их просто ограбили?

– Они мертвы, – просто сказал Николас, но именно эти слова, сказанные без пафоса, прозвучали в темноте ночи устрашающе.

– О господи!.. – запричитала мать Евы и поднесла платок к глазам.

– Здесь опасно, – предупредил Николас. – Нужно отойти в сторону и затушить костер.

– Вы так в этом уверены? Без огня на нас могут напасть дикие животные.

– Самое страшное животное сейчас – это человек, и он готовится к нападению.

Все с ужасом смотрели на Николаса.

Отец Евы расхохотался:

– Да полноте, друг мой, ну что за страшилки на ночь! Давайте есть.

Николас взглянул на Кати́ долгим взглядом, и она кивнула в знак того, что услышала его.

Позже, когда Николас, припав спиною к дереву, отдыхал, она подошла и, присев рядом, предложила:

– Поспи, я покараулю.

– А вы?

– Я днем дремала в повозке, не сильно клонит в сон.

– Вас что-то тревожит?

– Как тебе сказать… Мы ушли из города, который будет разграблен… На нас нападают головорезы… Наверное, ты прав: я обеспокоена.

– Хаким остался в городе?

Кати́ повернулась к Николасу, и он увидел ее глаза. Он уже знал ответ, поэтому слегка пожал ее дрожащую руку и сказал:

– Он справится, поверьте. Этот тип и не из таких передряг выбирался.

Судорожно вздохнув, она кивнула в знак согласия и улыбнулась.

– Ты приехал из-за Евы?

Неожиданно для самого себя Николас ответил честно:

– Да.

– Это и хорошо, и плохо, – загадочно ответила Кати́. – Лучше бы ты поберег ее.

– За этим я здесь, но, знаете ли, для хлопка нужны обе ладони.

– Поверь мне, вторая ладонь не против хлопка.

– Я вижу ее интерес, но это могут быть лишь девичьи грезы. Она напридумывала себе бог знает что, но я не ее герой.

– Может, это и так, однако ты здесь, – сказала Кати́ и уже собралась встать, как оба – она и Николас – напряглись, услышав странный шорох.

Странные тени мелькали позади деревьев и сухого кустарника.

Николас прижал палец к губам. Кати́ испуганно на него посмотрела.

Он неожиданно громко произнес:

– Ну все, дорогая, кажется, тихо и безопасно, ложимся спать! – и совсем шепотом добавил: – Вы ездите верхом?

Кати́ кивнула.

Еще тише, в самое ухо, он приказал:

– Как только начнется, бегите к лошадям, скачите обратно в сторону города. Не в горы – там засада.

Кати́ кивнула и, смущаясь, попросила:

– Можешь ослабить мой корсет? Я так наелась за ужином, что если придется бежать или скакать, то задохнусь раньше, чем меня убьют пираты.

Николас не умел обращаться с женскими нарядами, но всё-таки работал с тканями. Превозмогая неловкость, он трясущимися руками кое-как ослабил шнуровку, благо она находилась сверху, а не как в зимнем варианте – под несколькими слоями ткани.

– Вы что тут такое вытворяете? – гневное шипение Евы буквально взорвало пространство.

Николас инстинктивно прижал Еву к себе и закрыл рот ладонью, повернув голову девушки так, чтобы она увидела, что происходит.

Тем временем уже стало очевидно, что между повозками мелькают вооруженные люди с лицами, закрытыми платками.

Ева глубоко вздохнула.

Николас тихо прошептал ей в ушко:

– Вот именно.

Они замерли.

Вот так, держа это маленькое тело в руках и зажимая рот, чувствуя еще по-детски чистый, свежий запах, Николас готов был сидеть до утра. Он продолжал обнимать Еву, осторожно погладил ее по голове, успокаивая, и она крепко вцепилась в обнимающую ее руку.

Раздался резкий свист – сигнал к началу нападения. Тени метнулись, и разом раздались крики, полные боли. Кати́ рванула к лошадям. Николас бросился за ней, перекинув Еву через плечо. Посадив девушку на коня, он пустился галопом, даже не оглянувшись, смогла ли Кати́ присоединиться. Ей пришлось запрыгнуть в седло по-мужски, чтобы догнать Николаса с Евой. Беглецы скакали во весь опор, и только когда отблески костров и крики затихли вдали, Николас позволил коню пойти тише.

Они продолжали ехать бок о бок в полном молчании. Наконец Николас остановил коня и помог Еве спрыгнуть на землю.

– И что теперь? – спросила Кати́.

– Нет смысла возвращаться обратно, – ответил он.

– Но и в городе нам нечего делать.

Ева, будто очнувшись от забытья, дернула Николаса за рукав:

– Но моя семья… Мы так быстро убежали.

– Ева, – Николас наклонился прямо к ее лицу, – с ними всё будет в порядке. Но возвращаться опасно. Попробуем придумать, что делать. Хорошо?

– Я думаю, что самое небезопасное место может стать убежищем, – сказала Кати́.

– Что имеете в виду?

– «Плавучий сундук». Вряд ли французы подумают что-то искать на корабле, который, судя по его виду, сел на мель уже лет десять назад.

– Это сумасшествие.

– Возможно, но пока в городе тихо, можем попробовать найти Хакима и хотя бы переночевать.

– Кати́, ты опять за свое! – Николас явно рассердился.

– Я-то за свое, а у тебя-то кто сейчас в руках? – парировала Кати́.

Ева робко встряла в их спор:

– Друзья, вы… сейчас о чем?

– Ни о чем, – ответили они хором и отвернулись друг от друга.

Николас с глубоким вздохом подытожил:

– Кати́, ты права, попробуем найти Хакима.

– Да что его искать? Пьет свое аликантино в одиночестве.

Это оказалось совершеннейшей правдой. Таверна даже не была закрыта, да и зачем человеку, живущему по прихоти пунического демона, закрывать дверь.

Когда троица ввалилась, Хаким читал при свете пасхальной свечи, большой, белой, праздничной. Она освещала ему страницы Корана. Более парадоксального зрелища в конце XVII века и представить было нельзя.

Ночь прошла более или менее спокойно. Уставших женщин отправили спать в комнаты на втором этаже. Они могли бы заночевать в разных комнатах, но Ева так умоляюще посмотрела на Кати́, что та улеглась, не раздеваясь, рядом с ней. Обнимая дрожащую подругу, успокаивая, уснула сама.

Хаким, видя, что Николас никак не может уснуть, предложил партию в шахматы.

Утренний ветер гнал по улицам легкий мусор, подвывая в подворотнях, хлопая незакрытыми ставнями.

– Ветер сменился, – заметил Хаким.

– Тебе страшно? – спросил Николас.

– Немного. Мне вообще было хорошо, пока ты этих, – он указал взглядом на потолок, – не притащил.

– Прости, так вышло.

– Странно всё это. Военные должны были сопровождать людей, но ты сказал, что во время нападения их не было видно.

– Это так.

– Если они в сговоре с грабителями, то это пахнет еще хуже, чем надвигающаяся французская эскадра.