Ангел для Зверя
Чувствовать это маленькое тельце в руках и в макушку носом зарываться. И вдыхать, вдыхать… Лапать.
– Руслан, – оправляется она, а я только дрожу от звука своего имени из ее уст и того, как же уютно ее попка на мой хер приземлилась. – Я никогда…
Никогда, что? Не целовалась? Так у меня тоже это, считай, в новинку. Вот так сидеть, как школьники.
– Я тоже никогда ничего подобного не испытывал, – говорю честно, смотря в ее глаза. – Поверь мне, Ангел. Все, что будет между нами, будет впервые для нас обоих.
Мне раньше и не было нужды думать о сексе. Или же дрочить. Он сам находил меня. По щелчку пальцев его получал.
И впервые приходится ждать и терпеть. Или не терпеть.
Ведь здесь никого кроме нас.
Она уже готова и принадлежит мне.
Вокруг только охрана и значит нам никто не помешает.
Остается только ее уговорить.
Ну или немного принудить.
Но судя по пелене страсти в глазах, проблем с этим у меня не будет.
Глава 9
Тяжко. Тяжко быть воспитанным, особенно, когда такие губки в миллиметре.
Воздух пряный выдыхают.
Тяну пальцы и замираю от их мягкости. От влажного блеска.
Провожу из стороны в сторону.
Сминаю и толкаю сквозь зубки.
– Возьми глубже. В этом нет ничего неприличного, – заливаю я в уши псевдоромантику, на которую никогда не был способен. Но она так сладко сосет, прикрыв глазки, что я даже, пожалуй, куплю ей цветы. – Моя ж ты умница.
Не в силах больше оставаться в стороне, заменяю палец языком, так, что она дергается и раскрывает свои чайные глаза.
Смотрит ошалело, но не может сопротивляться. Мой язык уже занял оборону и не дает ей дышать.
Только наслаждаться тем, как я кайфую от ее горячего ротика.
Целую. Пожираю. Насилую.
Она извивается попкой, как же бесит, что пока не могу утихомирить её членом.
На котором она сможет и будет ритмично подпрыгивать под руководством моих рук.
Хватаю ее за бедра, сильно – до вскрика – раздвигаю ноги и сажаю на себя верхом. Не позволяю увернуться.
Нет, милая, теперь тебе от меня никуда не деться. Буду напирать. Брать. Рвать. Но не отпущу.
Тебе остается только елозить на мне волной, как во время лошадиной прогулки и хныкать.
Сопеть возмущенно.
Пытаться сорваться с крючка.
Но я только теснее сжимаю сладкую попку, оставляя жгучие отметины и задаю темп движения, потираясь головкой о ее вход.
Ох, дьявол, как я ненавижу одежду.
Как она сейчас жмет и мешает.
Особенно в области паха, где настоящее бедствие.
И Кристине. Именно этому Ангелу предстоит его утихомирить.
А пока она острыми ногтями впивается в мои плечи. Глупая. Только для себя хуже делает. В голове и без этого шквал пошлых идей.
Ведь я сразу представляю, как она будет совсем скоро расцарапывать мою спину.
В кровь. С криком. Дёргаться подо мной в предоргазменных конвульсиях.
Внутри загорается неконтролируемый огонь, что становится страшно за мою крошку.
Нежным я быть не привык. Хочу ее безумно.
Нестерпимо. Бесконтрольно.
Остается только надеяться, что выдержит напор.
Станет выносливой, чтобы не быть затраханной до смерти.
Но я подожду. Подожду.
Просто буду терзать ее рот, порыкивая, и все чаще толкаться сквозь несколько слоев ткани.
А так хочется ее в клочья разодрать, ноги шире раздвинуть, запах пьянящий познать и драть.
Трахать. Колом каменным вбиваться.
Захоронить себя в ней навсегда.
Не только в тонком, изящном теле, которое так легко переломить, но в душе, которую я жажду увлечь в самую глубину преисподней, что в моей голове.
Провожу пальцами от попы к бедрам, трогаю киску, чувствую, как намокла девочка, как жаждет меня с той же силой. И думаю о тугом пространстве между ног.
Спермой бы его накачать, как сосуд. Заполнить семенем, что даст плоды.
Я чувствовал пульсацию крови в висках, звон в ушах, сильней сжимаю тонкую талию, пока она продолжает постанывать.
В какой-то момент хочет даже убежать.
Но поздно. Теперь поздно для нас обоих.
– Боюсь, Ангел, что не смогу дождаться загса, – предупреждаю и понимаю: трахну сейчас.
Место и время уже перестали иметь значение.
Только голод, который может утолить во мне только она. И не дай Боже кому-то сейчас в этом помешать.
Продолжаю вылизывать рот и спускаюсь на подбородок.
Прижимаюсь губами к пульсирующей в такт моему сердцу вене.
Могу поставить все свои деньги на то, что точно так же сейчас пульсирует и ее дырка.
Вибрирует, истекает прозрачной влагой в ожидании, когда ею воспользуются по назначению.
Покусываю кожу на шее, растягивая удовольствие перед тем, как уложу ее на стол и стяну джинсы.
Нет, ждать до свадьбы не могу.
Это уже слишком.
Глава 10
Ткань на ее теле ужасно выводит из себя. Уже без сопротивления дает спустить лямки маечки.
Ниже. Еще ниже.
Открывая своему взору молочные сиськи с ярко розовыми, как вишенка сосками.
Облизываюсь, как животное и, кажется, этим пугаю своего Ангела.
Но остановиться уже не могу, втягиваю сочную вершинку, слыша ее восторженный всхлип, и она дергается в руках.
Но страшно ей сразу вот так интимно. Оттолкнуть, сумасшедшая, пытается. Руками. Пыхтит.
Дура, я же одним движение их сломать могу, даже не вспотев.
Когда она понимает, что все бесполезно, когда принимает свою судьбу, то по телу мурашки бегут от поясницы, охватывают обручем низ живота.
Потому что вместо того, чтобы отталкивать, она выгибается в моих руках, принимая ласки сосков окончательно.
Хорошая девочка.
Прикусываю, чувствуя, как Кристина дергается в руках и умоляет остановиться.
О, малышка, я же знаю, что ты хочешь большего.
Просто мой напор тебя пугает. Просто место, черт возьми, не то.
Но разве это имеет значение?
Мозг переключило. И пока я терзаю ее сиськи, даже не слышу слов.
Хер и так уже болезненно пульсирует, а яйца звенят, готовые вот-вот взорваться.
Мне нужно кончить. И лучше это сделать аккуратно.
Головой я это понимаю, но тело требует совсем другого.
Я старался быть нежным, но, кажется, мне это совсем не удавалось. Потому что она продолжала всхлипывать и просить прекратить.
А я не знал, как с собой бороться и что вообще должен сделать, чтобы она согласилась на немедленный трах со мной.
Как развезти ее так, чтобы сама на мой елдак запрыгнула?
Разговор?
– Чувствуешь? – спрашиваю, когда воздуха в легких не остается.
Она моргает и поднимает на меня стеклянный взгляд.
– Что?
– Между ног.
Она стыдливо отводит взгляд и вновь попробует прикрыть свою грудь.
Поворачиваю ангельское лицо к себе.
Сажаю ещё выше, чтобы бёдрами ощутила всею силу моего желания к ней.
– Обычно я думаю тем, что внизу… – Кристина хочет спрятать смущенное лицо и не может, стесняется смотреть в глаза.
Но я не мог этого допустить. Не мог не закрепить свои намерения словами.
– Но сегодня я чувствую тем, что выше.
– Желудком? – шутит она и зарывается лицом в мое плечо.
Бурчит мне в шею, пока поглаживал ее по шелковым волосам, старался не думать о том, как ее голые сиськи прижимаются ко мне, а соски давят.
Как же из-за этого пульсирует в мозгах.
Кажется, я готов сейчас на все, чтобы она проявила лояльность и скинула с себя этот страх близости с мужчиной.
И когда я уже думал, что ничего у меня не вышло. Она берет мое лицо в холодные ладони, и сама льнет всем телом.
Немного дёргано и неумело впивается в мой рот.
Я отвечаю, растягиваю ее штаны и рукой в трусы забираюсь.
Растираю собравшиеся соки, стараюсь делать это как можно сдержанней и не пихать пальцы со всей дури.
Дурею окончательно.
У неё между ног именно так, как я и представлял себе.
Узко, туго, сладко. Особенно, когда эту влагу ко рту подношу, не верю, что она так пахнет.
Идеально.
Она же шокировано озирается на меня и ротик свой сладкий открывает, хлопает своими большими глазами. Желая возразить.
Я долго не раздумываю, целую, чтобы почувствовала меня.
Желание. Жажду.
Чтобы приступить к самому важному.
Только вот странный холодок мешает наслаждаться.
Что-то не так.
Мешает идти вперед и уже снять с нее шмотки окончательно.
В животе все сводит, только вот не от возбуждения.
Никогда не верил в интуицию, но мужской, короткий крик дает понять, что мы с Кристиной больше не одни.
Она вскрикивает, подрывается с моих ног и ошалело смотрит на четырнадцать парней в черной форме.
Вооруженные до зубов, с черными, немигающими глазами.
А в них наша смерть.
Глава 11
Я никогда никого не убивал, хотя искалечил людей достаточно.
На ринге, что являлось отдушиной в обычной жизни.
В детдоме, где приходилось драться буквально за кусок твёрдого хлеба.
Приходилось вырывать с мясом своё. И если не бил ты, то били тебя.
В строительной бригаде, где провел много лет тяжелой работы, дослужившись до прораба, а потом открыв свой строительный бизнес. Тоже бывали драки и не раз.
Часто в клубе, где снимал очередную блядь.
Иногда моя темная суть выходила наружу. Стоило человеку сказать пару лишних слов, и у меня срывало крышу.
С контролем у меня проблемы. И поэтому я пускал в дело кулаки. Ломал носы и выбивал зубы. Мне это нравится.
В жизни было много разного дерьма, которое не делает меня хорошим человеком.
Но это все по большей степени было игрой, ради адреналина или мимолетного удовольствия.
Утоления жажды превосходства, силы и власти.
Но я никого не убивал, пусть меня на ринге и называют Зверем.
Пусть даже ходили неприятные слухи, какое я животное в человеческом обличии.
Никогда в моей голове не щелкало настолько, чтобы я думал прикончить противника.
Но в этот раз даже не думал. Отключил голову.
Рвал чужую плоть, абсолютно не понимая происходящего, только чувствовал, как человеческую суть поглощает инстинкт самосохранения, желания защитить свое.
Сворачивал шеи, вырывал руки, ощущая на губах вкус чужой, враждебной крови. И она как яд только сильнее заражала жаждой убивать.
Жаждой жизни. Жизни с той, кого спасти не смог.
Их было слишком много. И как бы стыдно это не звучало, я не выдержал бой с четырнадцатью вооруженными арабами, что давно намеревались отомстить своим врагам.
Не нам с Кристиной.
Я даже не думал, что они прорвутся сквозь охрану, что застигнут нас с малышкой врасплох.
И точно не думал, что не смогу ее защитить. Что не убью каждого, кто посмел посягнуть на нашу безопасность.
На наше благополучие.
Будущее, что я так четко распланировал.
Какой я мужик, если не смог ее защитить, как она после этого сможет мне доверить свою жизнь.
И я точно не знал, что буду лежать, захлебываясь собственной кровью, и смотреть, как выжившая, еле ковылявшая после боя со мной троица уносит Кристину через двор к кованным воротам, которые были широко раскрыты.
Я пытался открыть рот, чувствуя в нем один лишь стальной привкус.
Пытался позвать ее, дать понять, что я жив. Ее слова рвали душу в клочья.
– Руслан! Вы убили его! Руслан! – слышу душераздирающий крик своего Ангела, что церковным колоколом бил в голове снова и снова.
«Руслан! Вы убили его! Руслан!»
«Руслан! Вы убили его! Руслан!»
«Руслан! Вы убили его! Руслан!»
И впервые за много, много лет с того самого момента, как я смотрел на умершую мать и вешающегося отца, я плакал.
Как ребёнок. Как проигравший воин на поле бое.
Я продолжал смотреть на то, как ее сажают в фургон, и слышал, как визжат шины.
И вот она все дальше от меня. А я не могу пошевелиться. Не то, что встать, не могу и рта открыть.
Слезы сплошным потоком текли из глаз, пока тело, разрываемое адской болью, немело. И я не знал, стоит ли бороться за жизнь.
Ведь жизнь моего Ангела предрешена.
Арабам нужна была ее подруга Катя, что жила в этом доме с Захаром и Ренатом.
Дочь умершего Генерала, чья жизнь стоила намного больше других.
А узнав, что взяли не ту, Кристину убьют.
Моего Ангела не станет, а без него нет смысла бороться за жизнь и мне.
Боль огненной лавой покрывает все тело.
Снова и снова льется из неиссякаемого источника, как кровь, которой во мне почти не осталось.
Ее так много, чувствую, что уже не выдерживаю. Хочется выть. Хочется, чтобы это скорей закончилось.
Я слышу над собой голоса, то погружаясь во мрак, то поднимаясь на поверхность сознания.
Меня куда-то везут, что-то кричат, а я только чувствую металлический вкус во рту. Только желание уже поскорее сдохнуть.
Почему я не умираю? Зачем они борются за мою жизнь?
Как они не понимают, что без нее она ничего больше не стоит.
Я не смог защитить ту, что полюбил так стремительно и сильно. Не смог.
Где ты, мой Ангел?
Уже полетела туда, куда мне никогда не добраться?
Неужели я видел ее в последний раз?
Слишком много в моей жизни было зла. Слишком многим я причинял боль.
Я так надеялся, что любовь, её любовь очистит мою душу.
Темную. Грязную. Порочную.
Я верил, что если сделаю Кристину счастливой, то и сам обрету свое счастье.
Я думал, что заслужил. Такие люди, как я тоже хотят настоящего семейного тепла.
Она могла бы стать моим счастьем, она уже им стала. А я не уберег его.
– Разряд! Мы теряем его! – слышу над головой голоса и мысленно усмехаюсь.
Глупцы. За кого они там воюют.
За мертвеца. За слабака. За бойца, что не справился с горсткой дилетантов.
Я не хочу, чтобы меня спасали.
– Внутреннее кровотечение! Где хирург!
– Такой здоровяк просто обязан выжить!
Обязан?
Я был обязан спасти нас. Почувствовать опасность!
Но я был с головой погружен в сбывающуюся мечту о счастье.
О будущей семье. О любви. Нелепое оправдание.
Перестаньте меня спасать.
Вырубайте приборы и несите меня в морг, потому что нет боли сильней, чем потерять ту, что судьбой была предначертана.
Или… Есть шанс? Есть шанс ее спасти?! Может быть они не обнаружат обман! Может быть есть время!
Да! Да! Я спасу ее! Смогу очнуться и подняться на ноги до того, как с ней покончат.
Я поеду туда и перебью их всех!
Выпустите меня! Я хочу ее спасти!
Я должен это сделать! Прямо сейчас!
– Давление стабилизируется!
Крики становятся громче. Голоса ближе. И я чувствую, как лава Везувия, текущая по венам, словно леденеет, принося облегчение.
Принося забвение.
Я плыву по реке собственного сознания, которая приносит меня на зеленый берег.
Там пасется лошадь.
А на ней совершенно обнаженная Кристина. Красивая, статная. Великолепная в свете заходящего солнца.
Как богиня любви.
Соски розовые торчат, завлекая пососать их прямо сейчас. Волосы блестят, как шелк, а кожа словно покрыта жидким золотом.
Я хочу ее потрогать.
– Не бросай меня, – шепчет она негромко, лишь губами. – Прошу, вернись ко мне.
– Я никогда тебя не брошу, – словно заворожённый шагаю к лошади, запрыгиваю и обнимаю ее руками.
Но не чувствую горячую плоть. Лишь солнечную дымку.
Зло смотрю по сторонам и вижу, как эта чертовка смеется, закинув голову уже на другой лошади.
– Я догоню тебя и трахну.
– Ты сначала догони, – смеется она так, что по телу разливается жар, не имеющий ничего общего с болью.
Только с возбуждением. Яростным. Неистовым.
И я скачу за ней, но вдруг лошадь резко останавливается, бросает меня на землю, выбивая весь дух.
Я лежу, стараясь дышать. Хоть вздох сделать.
– Он не хочет жить. Если сегодня он не очнется, я снимаю его с аппарата ИВЛ, – снова слышу мужской голос и пытаюсь понять, что вообще происходит.
Паника накрывает. Он же говорит обо мне?
Нет!
Мне ещё нужно Ангела своего спасти, рано уходить.
Я обязан ее найти, живой или мертвой, но должен.
А потом чувствую ладонь на груди. Прохладную, словно поток воздуха и дуновение ветерка прямо в ухо.
– Руслан. Я вернулась. Я жива. Пожалуйста, не бросай меня.
Глава 12
Сил нет. Ни моральных, ни физических.
Меня качают лошадиными дозами обезболивающих, но они не приносят должного результата.
В голове все еще паутина из мыслей, фантазий и воспоминаний.
Прошлое, настоящее. Все смешалось в доме Облонских.
Да, да. Я тоже читал Каренину. Тварь. Ненавижу, когда изменяют.
В какой-то момент густая тьма, что буквально липла к влажной коже, отступает.
Медленно. Медленно. И я с трудом, но осознаю, что все-таки не сдох.
Теперь бы еще инвалидом не остаться. Сосредотачиваюсь и начинаю напрягать мышцы.
Руки. Работают.
Ноги. Пальцы вроде шевелятся.
Ну и самое главное. Тут надо проверить. Но это легко, подумал о безликой белокурой бабе, и в паху потеплело.
Итак, новости хорошие.
Я жив и даже способен к половой деятельности. Остальное решим.
Еле разлепляю глаза, сразу жмурясь от яркого света, и спустя пару выдохов повторяю попытку.
Чувство такое, словно у меня нереальное похмелье.
Больница. Нормально. Ожидаемо.
Пытаюсь пошевелится, но тут понимаю, что весь забинтован.
Рядом давят пиканьем на мозг приборы для определения моей жизнедеятельности.
Спустя пару минут заходит молодой, холеный врач со светлыми волосами.
Он деловито начинает заливать мне в уши какую-то медицинскую херь.
– Док, давай по-русски, – хриплю я, еле узнавая свой голос. Как у старика.
– Вам пока лучше не говорить. Вы потеряли много крови. Но вам повезло. Три пули прошли на вылет. Одна задела печень, но мы ее подлатали. Правда внутреннее кровотечение не позволило вам сразу прийти в себя. Вы провели три месяца в коме.
Три месяца? Ох черт! Я же хотел спасти! Только кого! Где она?!
Кто она?
Приборы начинают пикать активнее, и врач тут же что-то заливает в мою капельницу, и я постепенно начинаю расслабляться.
Все как-то не так. Что-то мешает мне думать.
– Вам нельзя нервничать. Пожалуйста.
Воспоминания понемногу возвращаются. Особенно о том свете, что вытянул меня наружу.
О прохладных руках, что обтирали тело. О сладкозвучном голосе.
Воспоминания словно сон.
– Вы знаете. Мы тут уже ставки делали, выживете ли вы.
– Вы не верили, – вспоминаю я смутно его слова в одну ночь о снятие с аппарата.
– Не верил, – кивает он с ухмылкой. – Но судя по всему, вас спас ангел-хранитель.
Он же у меня есть, да?
Ангел… Как же это знакомо. Но в то же время будто и слышу впервые.
Кажется, что связано это с человеком.
С женщиной, что пахнет так маняще. И воспоминания новым потоком текут в мозг.
Голос похожий на пение птиц.
Руки такие нежные, заботливые. Они гладят по голове и груди. Держат мою ладонь в тонких пальчиках.
Знакомых пальчиках.
Она часто повторяла: вернись. Вернись. Кто она?
Неужели меня так заглючило от препаратов? Наверное.
Пока я спешно роюсь в своей голове, врач прощается, зато в палату вваливаются двое.
Два давних друга. С которыми я знаком с приюта.
Дружили до того момента, пока меня не забрали в пятнадцать лет в приемную семью.
Потом по счастливому обстоятельству встретились в армии.
Ренат и Захар, неразделимые братья, всегда вместе.
Невыносимые вояки.
Хоть они и разные, но кажутся одним целым.
Вместе служить по контракту пошли. Вместе все задания выполняли. И пока я делал бизнес, они весь мир успели повидать.
Не мало девок на двоих перетрахать. Как пираты, лишь иногда спускающие якорь.
Я раньше тоже мечтал пойти на службу, но вот когда в армию сходил, понял, что делать там нечего и в особенности денег много не заработаешь.
А для них это вся жизнь. Работа и удовольствие.
Я так не могу. Я разделяю. Работа пусть остается работой.
Моя отдушина бои без правил. Там тоже можно подзаработать. Но они служат больше для развлечения.
Выпустить пар, когда есть внутреннее напряжение и кажется, что еще немного и взорвешься.
Да, забрызгаешь кого-то ненароком. Характером я не паинька вышел.
Дамира, моя приемная мать, крайне недовольна этим развлечением. Постоянные недопонимания.
Особенно к двадцати годам, когда с ринга просто не слезал. У нее пять приемных сыновей. Все при деле, я был раздолбаем.
Она в итоге орать не стала, просто отправила меня к Ахмедову, своему любовнику давнему, работать на стройке.
Я сначала даже всерьез не принял, а потом ничего – втянулся.
Смотреть, как из кучи строительных материалов спустя пару месяцев появляется произведение искусства – настоящее удовольствие.
Так и себе дом отгрохал.
– Брат, ты с нами? – машет перед лицом Ренат, и я киваю.
С вами. Только башка все равно болит, словно потерял что-то. Или кого-то.
– Рад, что ты жив, друг, – подходит Захар и жмёт мне руку.
Я же с трудом, но стараюсь принять вертикальное положение.
Сам. Должен сам. Хватит тут разлеживаться. Парни помочь пытаются, но я не даю.
– Я не инвалид.
– А по тебе и не скажешь, – усмехается Захар, плюхаясь на небольшой диван. – Выглядишь так, словно тебя переехал мусоровоз.
– Заткнись.
– Но такой же огромный, – подначивает Ренат. – Черт, Измаилов, что тебе тут вкалывают такого, что ты продолжаешь кабанеть.
И в подтверждение своих слов этот придурок хлопает меня по животу.
– Или его любимая медсестричка так откармливает глюкозкой, – слышу я странное заявление в свой адрес и хмыкаю. – Признавайся, Рус, чем вы тут с Кристиной занимались три месяца.
Услышав имя, я замер.
– С какой Кристиной?
Глава 13
Услышав имя «Кристина», я дергаюсь и чувствую, как сердце сильно бьется в области горла.
Я ведь не знаю никаких Кристин.
Пытаюсь покопаться в своем сознании, все как-то странно, но имя помню.
Вон она дверь с табличкой. Только вот сколько не дергай ручку, не открывается. Словно мозг запечатал ее. И я понимаю, что должен знать.
Парни между собой опять страшную пантомиму устраивают.
Рожи свои друг другу корчат, глаза пучат. А мне просто улыбаются. Дебилы.
Кристина…
Странно. У меня и девок с такими именами не было. Обычно короткие. Типа Вика, Ника, Таня.
Да и не встречался я ни с кем. А медсестру под себя подминать вообще считаю неправильным.
Они дело доброе делают, не то, что эти прожигательницы жизни, к которым я привык.
– Медсестра твоя, Кристина. Рожа у тебя такая страшная, что все разбежались, она одна осталась.
Они оба начинают дико, но как-то неловко ржать, словно в игру играют. Реально не понимаю их шуток об этой бабе.
Я что, приставал к кому, пока в коме был?
Главное, чтобы не трахнул, детей мне не нужно. Знаем, пытались меня окрутить.
Но я уже давно решил, пока не полюблю, так, чтобы жизнь отдать готов, хрен семью заведу.
Любовь… На языке опять вертятся слова Ангел и Кристина.
Башка начинает от напряжения болеть.
– Ладно, – резко успокаивает Ренат и взмахом руки вынуждает замереть и Захара. – Ты как вообще?
– Выспался? Болит? – участливо спрашивает тот.
Заваливают меня вопросами, а я подкладываю подушку поудобней и смотрю на этих кретинов, но не вижу.
Все в сознании своем брожу.
Думаю, как дверь эту таинственную открыть. Интересно же.
Интересно, а кто меня так мог отделать, что я в коме три месяца провалялся.
– Живой и ладно. Башка болит. Жрать хочу, но нельзя. Так что прекратите меня бесить вашими скрючившимися рожами, иначе начну с вас.
Да, голова действительно как ватная. Спина болит. А так, по сути, я в порядке.
Бесит, что не могу сложить недостающие куски произошедшего. Все словно в тумане.
Вроде и вот он ответ, но что-то мешает мне вспомнить всю картину.
И имя это в мозгах так и засело.
Может и правда медсестра симпатичная попалась, вот и снилась всякая похабщина.
Я обычно к сексу спокойно отношусь. С голым членом за бабами не бегаю. Но когда приспичит, нахожу быстро. Так же быстро прощаюсь.
А здесь-то что тогда? Почему именно она?
– Мы думали тебя убили. Но ты справился с одиннадцатью до зубов вооруженных спецов. Кровищи было… – рассказывает Захар, кладя локти себе на бедра. Потом морщится в лице и добавляет: – Катька заставила поменять весь пол и клеить новые обои. Ты представляешь? Я, и возиться с такой херней.
Он все продолжает бурчать о том, что ещё ему «Катька» приказала сделать.
Катьку помню. Баба их. На двоих трахают, хоть и делить пытались.
Они ещё сопляками трахали одних и тех же баб, по отдельности и вместе.