Книга За горами, за лесами - читать онлайн бесплатно, автор Александр Геннадьевич Турханов. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
За горами, за лесами
За горами, за лесами
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

За горами, за лесами

– Всё нормально будет, мам… – буркнул Лёшка.

Он ее не подвел: на рейс при пересадке не опоздал, эсэмэс отправлять не забывал – и когда приземлились, и что опять уже в самолете, и последнюю, что с отцом встретились. Мама отвечала: «Спасибо, сынок» – и желала доброй дороги. Лёшка улыбался и ужасно собой гордился.

– Что застрял там, как подкидыш? Примерз, что ли? – услышал он голос отца. – Иди лопать.

Лёшка прошел в кухню, не глядя на отца, сел за стол. Перед ним уже стояла железная глубокая миска с ухой (Лёшка про себя назвал – рыбный суп), лежал крупными ломтями серый хлеб. Отец протянул сыну ложку.

– Холодное порубаем, – сказал он.

Лёшке хотелось сердито отодвинуть миску, чтобы отец знал: нечего с ним обращаться как с чужим, но слишком уж аппетитно выглядела еда, тем более он со вчерашнего вечера в дороге. Он макнул ложку в густое варево, облизал и сам не заметил, как навернул уху до донышка – она была хоть и холодная, но очень вкусная.

– Еще? – спросил отец.

Лёшка кивнул. Посмотрел на отца – показалось, что тот немного подобрел. Когда и вторая миска была опустошена, отец собрал посуду, сложил в эмалированный таз, залил водой.

– Потом помою. Времени нет, – сказал он и вышел из дома.

Лёшка с трудом поднялся, кое-как выпихнул себя во двор – после обеда ноги сразу отяжелели, стало клонить в сон.

Отец из гаража уже выкатил на улицу темно-зеленый «Урал» с коляской – такие Лёшка видел только в старых фильмах. Следом за мотоциклом появился кузовной прицеп на двух колесах. Отец приладил прицеп к «Уралу», из гаража вынес канистру с бензином, залил бак, канистру положил в прицеп, закрепил внутри ремнем. Все это он проделывал молча, движения его были хоть и быстры, но точны и несуетливы.

– Вещи неси, – скомандовал отец.

Лёшка за лямки подтащил к мотоциклу рюкзак. Отец его тоже устроил в прицепе, закрыл брезентом и закрепил края к бортам. Велел:

– Полезай в люльку.

Лёшка хотел возразить, что хочет ехать сзади, но посмотрел на отца и передумал, забрался в коляску, кое-как поместив там ноги – коленки пришлось задрать почти до подбродка. Отец закрыл дом на висячий замок, калитку – на щеколду, протянул сыну шлем. Лёшка поморщился (это был какой-то стариковский шлем, маленький, круглый, с кожаными ушами), но опять возражать не решился.

Они не сразу выехали из поселка, заскочили сначала на почту. Здание ее ничем не отличалось от дома, который они только что покинули, вся разница, что над дверью висела табличка с поблекшими буквами «Почта» да расхаживали по двору куры, а лодочного гаража не было.

Отец вернулся почти сразу. В руках он держал тонкую пачку писем, перетянутую черной резинкой.

– Старикам нашим, – объяснил он, хотя Лёшка ни о чем не спрашивал, и спрятал письма в нагрудный карман куртки.

А Лёшка подумал: вот, оказывается, из какого домика ему письма приходили. Он достал телефон – сигнал еле теплился, вай-фаем даже не пахло.

После почты подъехали к магазину. У дверей топталось несколько мужиков. Они сразу примолкли, с любопытством стали разглядывать Лёшку. Отец спешился, поздоровался со всеми за руку.

– Сын? – спросил один.

Лёшка заметил, что у него нет двух передних зубов.

– Сын, – подтвердил отец. – Я завтра вернусь, сгоняем, лады?

Мужик кивнул.

Отец вошел в магазин, а щербатый подошел к Лёшке, протянул руку.

– Здоро́во! А я тебя во-о-от таким помню. – Он обозначил расстояние от земли и до собственной коленки. – Ты еще с мамкой приезжал. Как она? Жива-здорова?

– Нормально, – сказал Лёшка.

– Хорошо, – кивнул мужик. – А Москва? Как она? Стоит?

– Ну да, – ответил Лёшка растерянно. Странный вопрос.

Вышел из магазина отец, он нес в обеих руках деревянный ящик с гвоздями. Гвозди топорщились во все стороны, будто промеж досок запихнули большого ежа. Завидев отца, щербатый быстро шагнул к прицепу, откинул полог, помог поставить ящик.

– Мы тут с сыном твоим маленько побалакали, – сказал он. – Я же его помню. Когда еще с матерью приезжали.

– Было дело, – улыбнулся отец и опять пошел к магазину, попросив на ходу: – Помогите, мужики.

Все потянулись следом, а когда вышли, стали грузить в прицеп какие-то строительные материалы и поверх устроили новенькую бензопилу. Когда всё уложили и закрепили, отец опять пожал всем руки, сказал:

– Остальное на Фениксе довезем, – и сел на мотоцикл.

– Лёха, пока! – крикнул щербатый и помахал рукой.

Но Лёшка не успел ответить – отец уже рванул вперед.

Глава третья


Они выбрались из Колотовки, миновали огороженные длинными серыми жердинами участки с картошкой и въехали в лес. Деревья плотно сомкнулись за спиной, дорога пошла резко в гору, мотор натужно заревел, сразу затрясло на кочках и корнях. Лёшка судорожно вцепился в борта люльки, боясь вывалиться, но скоро успокоился, приноровился к тряске, и сердце уже не уходило в пятки, когда люлька вдруг высоко подпрыгивала, – было даже весело.

Выехали на заросшую высокой травой поляну. Слева Лёшка заметил строение из бетонных блоков, без крыши, без окон, но огороженное забором из колючей проволоки. Снова нырнули в лес, опять дорога пошла резко в гору. Двигались так медленно, будто шли пешком, а не гнали на мотоцикле. Лёшка перегнулся через борт – под колесами был виден каждый камешек.

В какой-то момент показалось, будто они совсем встали, зависли на самом верху. Стало страшно, что мотор не выдержит, заглохнет и они помчатся вниз – сначала медленно, потом все быстрее – и врежутся в какое-нибудь дерево. Лёшка наклонился вперед, будто хотел этим движением подтолкнуть мотоцикл, помочь ему, но мотор, напоследок рыкнув, выровнялся, загудел опять спокойно, без напряжения, и подъем закончился.

Проехали несколько километров по ровной дороге, потом вновь резко вверх и опять по ровной. Скоро дорога стала плавно поворачивать направо. Лёшка понял, что они уже почти на самой верхушке горы. Ехали вдоль крутого склона – по правую сторону, как огромные наросты, торчали валуны, слева склон резко обрывался, и внизу видны были только макушки деревьев.

Отец стал притормаживать и наконец совсем остановился.

Дорогу преградило поваленное дерево, листва на нем было сухой и побуревшей. Отец пошел вперед, прихватив топор, стал рубить ствол. Лёшка с трудом выбрался на дорогу, размял затекшие ноги, скинул шлем, вздохнул полной грудью и закашлялся.

– Помоги! – позвал отец.

Лёшка подошел. Они вместе оттащили дерево на обочину, открывая путь.

– Можно ехать, – сказал отец и пошел к мотоциклу. На ходу обернулся, бросил через плечо: – Как ты?

– Нормально. – Лёшка нехотя плелся следом. От неудобного сидения ноги неприятно покалывало.

– Ничего. Скоро прогуляешься! – усмехнулся отец. – Будет впереди такое местечко.

Лёшка опять забрался в коляску.

– Что за местечко? – спросил он, пристраивая ноги поудобнее.

– Увидишь. Шлем, – напомнил отец.

Лёшка недовольно поморщился, но шлем натянул.

– Здесь камнепады случаются, – пояснил отец, видя его недовольство. – Бо́шку проломить может.

– А сам-то что? – Лёшка кивнул на непокрытую голову отца.

Но отец не ответил.


Проехали еще несколько километров. Лёшке было неуютно оттого, что отец почти все время молчит и только время от времени подает короткие реплики, почти команды. И опять он спрашивал себя: не зря ли? Папа ему помнился совсем не таким. Этот мрачноватый, сосредоточенный и совсем чужой мужчина ничем не напоминал доброго сказочника из детства.

Отец выключил мотор, и мотоцикл с тихим шуршанием покатил вниз, разгоняясь. Лёшка понял: так отец дает мотору передышку, охлаждая перед новым подъемом. И действительно, спустившись в распадок, где воздух был уже не тугим и горячим, а густым и влажным, они опять поползли в гору, медленно забираясь на вершину, чтобы потом вновь с убаюкивающим шуршанием под колесами скатиться вниз, в пряную тень распадка.

Они еще много раз поднимались и спускались, но Лёшка уже приноровился к дороге и сидел расслабленно, с любопытством глазел по сторонам. Этот путь напоминал ему «американские горки» – такие же крутые подъемы и стремительные спуски, как на аттракционе, но будто увеличенные в размерах и замедленные в скорости. Лёшка помнил, какой испытал ужас, когда, впервые въехав на вершину «американской горки», они ухнули вниз… как больно сжало тогда виски, а сердце будто кто-то держал холодной шершавой рукой. Но, пережив первый страх, он уже не боялся нового срыва вниз, а ждал его с нетерпением и восторгом. Когда это было? Кажется, еще в первом классе.

Опять забрались в гору. Ехали долго вдоль крутого склона. Лёшке окончательно наскучили подъемы и спуски, ноги опять затекли. Отец остановил мотоцикл. Лёшка немедленно полез из коляски, радуясь остановке. Выбрался неуклюже, тело плохо слушалось, а ноги чесались изнутри, будто в них напихали стекловаты. Лёшка прошел вперед, на ходу разминаясь.

– Иди-иди! – крикнул отец. – Не останавливайся. Осторожнее только.

– Ладно. – Лёшка пошел дальше, чувствуя, как оживает с каждым шагом.

Деревья расступились, он сделал еще несколько шагов и замер у края обрыва. Глянул вниз – и в испуге попятился.

Дорога здесь резко сужалась, становилась тропинкой и круто сворачивала, одним боком боязливо прижимаясь к отвесной скале, а другим обрываясь в пропасть. Там, на дне, было темно, а стена скалы, нависающая над дорогой, напротив, была ярко освещена розовыми лучами заходящего солнца.



Подъехал отец.

– Впечатляет, да? Это Чёртова ступенька, – сказал с улыбкой. – Можно в объезд, конечно. Но это самая короткая дорога.

– А как же мы проедем? – растерянно спросил Лёшка.

– Как всегда, медленно и осторожно! – усмехнулся отец. – Только я поеду один. А ты за мной. Пешочком. Но не раньше, чем проеду. Держись ближе к скале. Понял меня? Держись ближе к скале! – повторил отец.

Лёшка кивнул.

– Вот и хорошо. – Отец завел мотор.

Лёшка остался стоять на дороге. Ему казалось, что мотоцикл, да еще с прицепом, ни за что здесь не пройдет, но отец все же въехал на тропу, тихонько тронулся вдоль края обрыва. Лёшка со страхом наблюдал, как на узких участках колесо люльки нависает над краем тропы, а отец боком почти касается скалы. Захотелось зажмуриться и ничего этого не видеть, но он продолжал стоять и смотреть, чувствуя, как от страха по вискам течет пот. Но вот самый узкий участок дороги был пройден, отец немного прибавил ходу, вырулил на широкую площадку, остановился, сошел с мотоцикла и махнул сыну рукой.

Лёшка медленно пошел по тропе и с ужасом понял, что ноги сами несут его к обрыву, а темное дно пропасти с каждым шагом будто приподнимается навстречу. Хотелось подойти к краю и смотреть вниз, точно из этой глубины его кто-то гипнотизировал.

– Ку-у-да-а-а?! – услышал Лёшка отцовский окрик. – Дурак! Лево держи! Ближе к скале!

Лёшка видел, что отец уже идет к нему, и он послушно шагнул налево, как ему велели, коснулся скалы рукой. Так, держась за нее, он прошел самый узкий участок, не поворачивая головы, смотря только под ноги. Когда дорожка стала пошире, он прибавил шагу, почти подбежал к отцу и лишь тогда выдохнул облегченно.

– Ты что туда поперся? – сердито спросил отец. – Я же сказал – левой стороны держаться надо!

Лёшка виновато потупился, сказать ему было нечего. Не признаваться же, в самом деле, что вдруг оказался абсолютно безвольным перед тем, что так мощно потащило его к краю обрыва? Было стыдно за эту безвольность. А если бы отец не крикнул, не остановил? Так и рухнул бы вниз?

– Ладно, – успокаиваясь, сказал отец, взгляд его потеплел. – Отдышись пока. Уже почти приехали. Немного вниз спустимся – и у бабушки… Заждалась, наверное. Ну и как тебе наши проспекты? – Он кивнул на дорогу.

– Круто!

– Согласен… крутенько.

Отец поднялся на пригорок, подозвал сына. Лёшка подошел, встал рядом.

Слева до самого горизонта тянулась густо заросшая лесом гряда сопок, напротив горели розовым светом горы, а сразу от подножия скалы, где они стояли, змеилась глубокая расщелина. И сейчас прямо в расщелину опускалось багровое солнце, утягивая за собой и сопки, и горы, и редкие охряные облака в густой синеве предзакатного неба. Только звезды не подчинялись этому зову солнца, и чем темнее становилось вокруг, тем ярче они разгорались.

– Во-о-н туда посмотри, – сказал отец, показывая рукой на гору напротив. – На что похоже?

Лёшка пригляделся. Даже очки протер. Сначала он увидел лишь неровные края, нависшие над тайгой, но, чем дольше всматривался, напрягая зрение, тем яснее выступал из скалы контур гигантской собачьей головы. Скоро Лёшка уже мог различить настороженно поднятые уши и вытянутую морду, словно собака высматривала добычу.

– На собаку похоже, – сказал Лёшка.

– Точно. Она так и называется – Собачья скала, – подтвердил отец. – Про нее даже легенда есть. – И он начал рассказывать, неожиданно перейдя на книжный какой-то язык. – В давние времена жил в этих краях знатный охотник. Был у него неразлучный друг – верный пес. Вместе на промысел ходили, не раз друг друга из беды выручали. Но охотник заболел и умер. Похоронить себя завещал на этой скале – с нее всю тайгу как на ладони видно. Люди так и сделали, похоронили его на вершине. Ночью к нему на могилу пришел пес. И к утру тоже умер – от тоски. А через несколько дней люди заметили, что контуры скалы напоминают собачью морду – это душа пса закаменела от горя… Вот такая легенда.

Лёшка слушал, и ему было смешно – так вот же оно, то самое, из детства: «За горами, за лесами…»! Только ведь ему теперь не четыре года, а четырнадцать.

– А что, до смерти охотника скала не похожа была на собаку? – спросил он насмешливо.

– Старики говорят – не была, – ответил отец серьезно. – Ладно, поехали. Скоро станет совсем темно.

Глава четвертая


На следующее утро отец уехал.

Еще вечером, когда сели ужинать и Лёшка, чуть не урча – так проголодался, уминал куриную ногу, отец сказал, что завтра уедет по делам, дня на три-четыре. Лёшка едва не поперхнулся. А как же он?!

– Вернусь – свожу тебя на «дачку», – добавил отец.

– У тебя есть дача? – удивился Лёшка. Почему-то он совсем не ожидал услышать здесь это слово – «дача».

– Вроде того! – усмехнулся отец и рассказал, что у каждого охотника-промысловика есть несколько охотничьих избушек. Расположены они друг от друга за много километров, и обязательно среди них одна базовая, где установлена рация. – А та, куда прогуляемся, самая близкая. И больше для баловства, потому что соболя вокруг мало. Просто отдыхаю там иногда, – добавил отец и при этих словах почему-то смутился.

Лёшке постелили в маленькой комнате. Стены здесь были бревенчатые, на гвоздях сушились пучки трав, пахло вкусно: пряно и терпко. Лёшка устал за долгий день, с двумя перелетами и ездой по таежным «американским горкам», но всё равно уснул только под утро, а до утра провоевал с комарами. Он хоть и намазался мазью, которую в Москве дала ему мама, чуть не целый тюбик извел, но комары все равно доставали. Лёшка остервенело расчесывал укушенные места, ругаясь про себя, ждал, когда зазудит над ухом очередной пикировщик. Пытаясь в темноте определить, как близко тот подлетел, шлепал что есть силы себя по лбу, щекам, шее, груди, ушам – и какая была радость, когда чувствовал под ладонью зашибленного комара! Но как же было обидно, когда, врезав себе с размаху, понимал, что промазал и комар как ни в чем не бывало продолжает свое мерзкое зудение.

– Гад же какой! – шептал Лёшка, вновь прислушиваясь. – Ну погоди! Сейчас ты у меня получишь!

Он отключился, только когда посерело окно в комнате и стены выступили из темноты. Проснулся поздно, но вставать не хотелось: от вчерашней многочасовой тряски ломило тело. Лёшка потянулся к телефону, первым делом проверил сеть – сети не было. Он достал планшет, решил поиграть. Заряда на планшете почти не осталось – не больше десяти процентов. Поискал розетку – она отыскалась как раз рядом с кроватью, – морщась, поднялся, вынул из рюкзака шнур, воткнул в планшет – ноль реакции. Вторая розетка нашлась на противоположной стене, за тумбочкой, но и она была мертвая. Лёшка пощелкал выключателем – тоже ничего.

– Ну вот!.. – разочарованно вздохнул он. – Еще и света нет. Вообще жестяк!

Выглянул на улицу. Шел дождь. Окно выходило на огород: видны были кусты малины и смородины вдоль штакетника, мокнущие грядки, забранные деревянными досками, теплица под полиэтиленовой пленкой, участок с картошкой. В дальнем углу огорода, наполовину скрытый кустами, торчал деревянный туалет. Лёшке хотелось в туалет, но от мысли, что надо бежать сейчас под дождем, по размокшей тропинке, его передернуло.

Он нехотя оделся, поплелся на кухню. Там уже возилась бабушка, топилась печка, на плите в большой кастрюле что-то булькало. Было жарко и влажно, Лёшка сразу вспотел.

– Проснулся? – обернулась бабушка на его появление.

– Отец уехал уже?

– Давно. Еще затемно.

– Ба, у вас света нет, что ли? – Лёшка пощелкал выключателем на кухне.

– Почему это нет? – улыбнулась бабушка. – Дают по вечерам часа на два. С девяти до одиннадцати. Это я вчера Митрича упросила подольше подержать. А то как бы мы тебя покормили без света?

– Что, весь день света не будет?! – Лёшка с досадой подумал о почти нулевом заряде планшета.

– Не будет. Да мы уже привыкли. Встаем с солнышком, ложимся с солнышком.

– Фигасе! – протянул Лёшка.

После завтрака послонялся по дому, но ничего интересного для себя не нашел. Вышел во двор. Дворовый пес вылез навстречу, зевнул во всю пасть, слабо вильнул хвостом и опять забрался в будку. Хочешь не хочешь, а пришлось прогуляться в дальний угол огорода.

На обратном пути Лёшка зашел в ста́йку, где возился в резко пахнущей жиже боров. Еще вечером бабушка сказала, что зовут его Ромкой. Лёшка сфотографировал борова на телефон, чтобы потом показать своему другу Ромке Потапову его тезку. Заглянул в курятник. Куры сидели на насесте нахохлившись. Петух, завидев Лёшку, слетел со своего места и, растопырив крылья, с воинственным видом побежал на непрошеного гостя. Лёшка шарахнулся и перед самым его клювом закрыл дверь.

– Козел! – сказал он петуху и поскорее отошел от курятника.

Опять ушел в дом, в комнате завалился на кровать. Сам не заметил, как уснул и проспал несколько часов, пока бабушка не разбудила обедать.

– Завтра на кладбище хочу сходить. У деда твоего день рождения. Помянуть надо. Пойдешь со мной? – спросила она, подавая суп.

Лёшка пожал плечами: делать все равно нечего, почему бы и нет.

– С родово́й тебя познакомить, – добавила бабушка. – В кои-то веки сюда приехал, надо познакомиться.

Лёшка недоуменно на нее посмотрел, слово какое-то – «родова́»… Но спрашивать ничего не стал. Бабушка оделась, ушла на двор, скоро оттуда раздалось:

– Цыпа-цыпа-цыпа…

Помаявшись в доме еще с час, Лёшка решил погулять по поселку. Дождь перестал, приподнялось над землей и посветлело небо.

Он насчитал не больше сорока домов, из них жилых не было и половины. Кое-где даже стен не осталось, лишь торчала из груды прогнивших бревен печная труба, другие стояли без окон, без дверей, среди бурьяна в человеческий рост, но были и такие, где еще совсем недавно жили, – их пока не поглотили заросли лопуха и крапивы. Пусть и полуразрушенные, но во дворах за редким штакетником виднелись баньки, сарайки и курятники – такие дома стояли с закрытыми ставнями.

Дома были разбросаны по склонам пологих, заросших лесом сопок, но высоко не поднимались, ютились поближе к воде. Посередине, разделяя поселок, текла мелкая каменистая речка. На противоположном берегу, на взгорке, Лёшка заметил небольшую деревянную церковку, забранную строительными лесами. Через речку тянулся мост – ветхий, с прогнившими и просевшими до самой воды досками, с торчащими по сторонам брусьями, на которых, наверное, держались когда-то перила. Но сейчас их не было. Мостик явно требовал ремонта. Лёшка шагнул на него, прошел немного вперед и вернулся на берег – доски под его весом опасно шатались и противно скрипели.

Он сел на валун на берегу, прислушался – не было слышно даже пения птиц, только тихо журчала на камнях речка да где-то очень далеко куковала кукушка. Он любил смотреть фильмы, в которых герои волей случая оказывались в заброшенных городах-призраках, и там с ними случались разные ужасы: то зомби нападали, то вампиры, то живые мертвецы. Сейчас ему казалось, будто он очутился в таком вот призрачном месте.

«И что я поперся в эту глушь?! – хмуро думал Лёшка. Тишина, но больше безлюдье придавливало к земле. – „Сибирь! Круто! Сибирь!“ – передразнил он, вспомнив, Рену. – А оказалось, тут жестяк и тоска. И отец бросил, уехал. Одна радость – обещал в тайгу сводить».

Лёшка решил, что обязательно уговорит отца научить его стрелять. Он слышал, что настоящие охотники белке в глаз попадают, чтобы шкурку не портить, – вот как стреляют! Они с Ромкой часто соревновались в тире, кто больше очков выбьет. И Потапов, конечно, всегда выигрывал. Но теперь-то отец научит Лёшку стрелять по-настоящему! И тут Лёшка стал мечтать, как он вскидывает пневматику легким движением руки, почти не целясь, выпускает пульки одну за другой и все они ровненько ложатся в десяточку. Вот бы у Ромки челюсть отвисла! Так что пусть отец учит. Чтобы белке в глаз. А то что еще здесь делать-то? Лёшка посчитал, сколько осталось до отъезда домой, совсем приуныл и опять подумал, что лучше бы под Владимир поехал, там хоть иногда Интернет поймать можно было. Имелось во дворе такое местечко – на сарае со всякими лейками и лопатами. Лёшка забирался туда, приставляя к стене лестницу, и сидел, как кот на крыше. А здесь… Даже не позвонишь. Уходя, он спросил у бабушки, бывает ли вообще здесь связь?

Бабушка пожала плечами:

– Если только в Колотовке… Не скажу. Не знаю. Отец, если когда чего, всегда в Колотовку едет.

Лёшка на это лишь хмыкнул: ничего так прогулочка бы получилась, по «американским горкам», чтобы написать Ромке, например, «Привет, как дела?».

Он поднял камешек, бросил в воду, тот с тихим бульканьем ушел на дно.

«Таежной романтики захотелось? – зло подумал о себе Лёшка. – Вот и получай свою романтику. И отец уехал. Ну почему он сразу уехал?!»

Он встал, побрел от речки к дому. Вдруг его окликнули, и это было так неожиданно – услышать человеческий голос, – что он аж подпрыгнул.

– Что башкой-то вертишь? – послышалось совсем рядом, и только тогда Лёшка заметил старика на лавочке у забора. Понятно, почему не сразу его разглядел – забор был серым и дед был серым: в серой телогрейке, в серой кепке и с серой же бородой.

«Маскировочка!» – усмехнулся про себя Лёшка, оправляясь от испуга.

Дед поднялся с лавочки и подошел.

– Алексей? – спросил он, протягивая руку.

Лёшка кивнул растерянно – откуда этот посторонний дед его знает? Рука у старика была жесткой, а рукопожатие сильным. Он помолчал, колюче всматриваясь в Лёшку; под этим взглядом стало неуютно. А потом вдруг улыбнулся, потрепал по плечу:

– На Андрюху похож… Вылитый Андрюха в молодости. Дружок мой был, дед твой, Андрюха-то. Вместе росли. Похож ты на него, вот что! Только ростом в отца. Да телом пожиже. А так – вылитый Андрюха. Надолго седова?

– Седова… – растерялся Лёшка и на всякий случай сказал: – Не знаю. Как получится.

– Кхам! – громко кашлянул дед, достал серый платок в клетку, оглушительно высморкался. – Вы здесь, щеглы, надолго не бываете. Покажетесь, хвостом вильнете – и поминай как звали. Но вот ты приехал… Может, и мои подольше задержатся. Ну, бывай! – Дед опять протянул руку для пожатия, пошел обратно на лавочку, закурил.

Лёшка рассказал бабушке о встрече со стариком.

– Так это Митрич, – объяснила она. – Как раз его просила свет для тебя подержать вчера. К нему внуки вот-вот приедут, Санька с Женькой. И правда! Что ж я забыла. Володька привезет, отец ихний.

– Внуки? – насторожился Лёшка, внуки – это отлично, а то со скуки умрешь. – Сколько им лет?

– Да твои ровесники, поди. Женька помладше разве что, а Санька… ну да, одногодки будете. Митрич говорил, послезавтра должны приехать.

Лёшка еще хотел расспросить о внуках Митрича, но бабушка заторопилась по хозяйству – задать корм борову, кормить курей, готовить ужин. Явно было ей не до разговоров.


Лёшка опять промаялся всю ночь. Мамин крем не помогал, комары кусали нещадно. И хорошо бы только кусали – но как же они жужжали! Было душно, вдалеке погромыхивал гром, но открыть окно Лёшка не решился, опять же из-за комаров, чтобы не впустить в комнату подкрепление. Колотил себя что есть силы и вспоминал, как хорошо дома в такие вот душные ночи – включил кондиционер, вставил в розетку фумигатор, и лежи себе наслаждайся прохладой – ни одна сволочь тебя не укусит.