Ликвидатор. Тяжелый пепел

– Я пишу докторскую по теме «Электромагнитное излучение сложноструктурных объектов, возникающих в процессе артогенеза очагов деструктивной активности ЧЗО, и возможность его восприятия мозгом человека, с целью практического применения в научно-хозяйственной деятельности».

– Так ты этот, как его, яйцеголовый.

Бурбон почувствовал, как его отпускает напряжение последних минут. Мысль, что Какаду может быть засланным казачком, не прошла для него даром. Выброс адреналина сделал свое дело: заметно ускорился пульс и поднялось давление. Организм готовился к решительным действиям, старательно мобилизуя ресурсы. Зато теперь, когда все выяснилось, сердце сбавило ход, кровь уже не так громко пульсировала в ушах, а мышцы начали понемногу расслабляться.

– То-то я смотрю, ты какой-то не от мира сего: книжками всякими интересуешься, ничего кроме воды не пьешь. Ну, Зона с ними, с книжками, плевать я на них хотел. Кроме растопки да вытирания задницы ни на что больше не годятся. А вот спиртное ты зря игноришь. Без него тут никак. С той же радиацией, например, только с его помощью, да еще химией всякой бороться можно. А так как я лишний раз травить себя не хочу, потому и пью виски при случае и просто так. Ну, за тебя!

Бурбон вытащил из кармана штанов фляжку, в два счета скрутил крышку и припал пухлыми губами к горлышку. После трех больших глотков он с довольным причмокиванием оторвался от металлической баклажки и протянул ее «отмычке».

– Может, все-таки хлебнешь? А то не вовремя от радиации загнешься, и пропадут все твои усилия даром.

Какаду покачал головой:

– Мне здоровье не позволяет. У меня что-то вроде аллергии на алкоголь. Тело сразу чесаться начинает, и лицо красными пятнами покрывается. Я в случае чего антирад приму, так лучше будет.

– Ну раз здоровье не позволяет, тогда ладно, – с важным видом кивнул Бурбон.

После принятой порции горячительного его глаза немного осоловели, настроение улучшилось, и появился аппетит. Он полез в рюкзак, достал оттуда спальник и расстелил его на полу в стороне от костра. Сидя по-турецки на походной кровати, извлек на свет банку тушенки и завернутую в чистую тряпицу краюху ржаного хлеба. Ловко управляясь ножом, распечатал консерву, поставил ее вплотную к костру, подогреться. Потом аккуратно развернул на спальнике холстину и нарезал хлеб толстыми ломтями.

Какаду следил за ним глазами забитой людьми и жизнью голодной собаки, разве что не скулил от тоски и жалости к себе.

Не глядя в его сторону, Бурбон чуть подался вперед, проверить, как обстоят дела с тушенкой. Судя по плывущему от нагретой банки аппетитному запаху, с порцией консервированного мяса все было в лучшем виде. Он облизнулся, смачно причмокнул влажными губами и подтащил жестянку к себе.

– Горячая, зар-раза! – Сталкер поплевал на пальцы. После чего вытащил из кармана рюкзака вилку, подцепил ею здоровый шмат мяса и посмотрел на Какаду: – Так и будешь с книжкой в руках сидеть?

– У меня ничего с собой нет, – опустил глаза в пол «отмычка».

Бурбон так и застыл с вилкой у рта.

– Как это нет? Ты что, со мной в ходку без хавчика поперся?

– Угу! – кивнул Какаду. – У меня деньги кончились. Бармен в долг ничего не продает, а у других сталкеров я не посмел денег просить.

Бурбон сунул кусок мяса в рот и, энергично двигая челюстями, потряс перед собой распальцованной, как у блатных, ладонью:

– Это ты правильно сделал, Какаду. Поступил, как настоящий пацан. Вот за это я тебя реально уважаю.

Какаду глянул на Бурбона:

– Может, тогда угостишь?

Сталкер едва не поперхнулся от неслыханной, на его взгляд, дерзости. Он косо зыркнул на «отмычку», выудил из банки очередной кусок мяса, стащил его с вилки толстыми губами и, громко чавкая, сказал:

– Слышь, ты, наглеть не надо. Я тебя кормить задарма не нанимался. Хорошо устроился, понимаешь, я ему и хавчик принеси, и тушенку разогрей, и хлеба порежь. – Бурбон опять состроил «козу» из пальцев: – Ты ниче не попутал, а?

– Я за все заплачу, – тихим голосом сказал Какаду, старясь не смотреть в глаза сталкеру. Тот воспринял это как проявление слабости и стал еще больше наезжать на «отмычку», заводясь от ощущения собственной значимости.

– Ты сам-то понял, че сказал? Чем ты мне платить собрался, если у тебя денег даже на батон с палкой копченой колбасы не было? Задницей своей рассчитаться захотел? Так я не из заднеприводных, понял! Я мужик нормальный и приятелям твоим морды бил, бью и буду бить! А ну иди сюда, педрило лохматое!

Бурбон так распалился, что едва не сбил ногой банку с тушенкой. Он опомнился в последний момент. Воткнул вилку в плавающий в жирном бульоне кусок волокнистого мяса, отодвинул жестянку в сторону и лишь после этого вскочил со спальника, собираясь отвесить Какаду хорошего тумака.

– Ты все не так понял. – «Отмычка» даже не попытался убежать от сердито пыхтящего сталкера. – Сначала выслушай меня, а потом уже решай, что со мной делать: избить до полусмерти или принять мое предложение.

За всю жизнь в Зоне Бурбон еще ни разу не встречался с подобными Какаду людьми. Обычно, когда он выходил из себя, с ним или вступали в драку, или бежали от него прочь, а потому он остановился в паре шагов от сидящего на полу «отмычки», не зная, как поступить. Не собираясь терять лицо перед тощим и уж тем более не желая, чтобы тот воспринял это как слабость с его стороны, Бурбон, после секундного замешательства, сжал правую руку в кулак и потряс им перед собой:

– Даю минуту, салабон.

– Мне хватит и тридцати секунд.

– Ты зря теряешь время и испытываешь мое терпение! – рявкнул Бурбон.

Какаду примирительно выставил вперед костистые руки с растопыренными пальцами:

– Хорошо-хорошо, не надо злиться, я все понял. – Он громко сглотнул обильную слюну. – Я не просто так оказался в Зоне.

– Ты это уже говорил, – злобно прорычал Бурбон.

Какаду посмотрел на него ничего не выражающим взглядом и спокойно продолжил:

– Мне захотелось себя испытать, а заодно проверить, только ли в лабораторных условиях изобретенный мной препарат дает возможность чувствовать артефакты на расстоянии. Другими словами, мне важно было понять, действует ли созданная мной формула в реальной жизни. Это не просто какая-то прихоть или безумная блажь, а большой научный эксперимент, и моя докторская диссертация, по сути, станет его квинтэссенцией. На исследования ушли все мои сбережения. Пришлось даже продать квартиру в центре Москвы, но я нисколько об этом не жалею. Если предварительные расчеты и выкладки подтвердятся, мое открытие совершит революцию в освоении Зоны. Тогда не нужны будут дорогостоящие приборы и научное оборудование для обнаружения невидимых неопытному глазу деструктивов и поиска артефактов. Достаточно будет вколоть себе дозу специального вещества или выпить таблетку, и в течение двенадцати часов ловушки и скрытые в них артефакты будут видны как на ладони.

В глазах Бурбона сверкнул алчный огонек. Он понял, что изобретенный тощим препарат настоящая золотая жила, и захотел во что бы то ни стало завладеть им.

– Ладно, выкрутился. Так и быть, на первый раз прощаю. – Сталкер повернулся к Какаду спиной, шагнул к спальнику и сел на него.

– Так ты меня угостишь ужином или как?

– Куда тебя девать, раздолбая такого, – проворчал Бурбон с напускной строгостью в голосе и похлопал ладонью по плотной прорезиненной ткани спального мешка: – Садись давай, или ты хочешь, чтобы я тебе еще и жрачку под рыло поднес?

– Нет, что ты, это уже лишнее.

– Вот и я о том же. – Бурбон дождался, когда Какаду сядет неподалеку от него, и кивком показал на лежащий между ними хлеб: – Угощайся.

Сам сталкер в это время наколол на вилку шмат мяса, сунул его в рот и едва не подавился со смеху, бросив беглый взгляд на «отмычку». Зрелище, в самом деле, было то еще. Какаду держал ломоть ржаного хлеба обеими руками перед собой и помаленьку от него откусывал.

– Слышь, ты, крыса такая, жуй нормально, – громко хохотнул Бурбон и задвигал челюстями, перемалывая тушенку.

Какаду смущенно выпрямился, прижав руки с куском хлеба к груди, и теперь стал похож на вылезшего из норки суслика.

Бурбон хрюкнул и заржал в голос. Какаду с непониманием посмотрел на него. И без того длинное лицо «отмычки» вытянулось еще сильнее, глаза округлились, уши налились краской. Такая реакция тощего еще больше развеселила Бурбона. Он смеялся долго, до икоты, пока не выступили слезы из глаз.

– Ну все, харэ издеваться, – Бурбон с присвистом выдохнул и провел сгибом указательного пальца под глазами. – Хорош гримасничать, говорю, дай мне пожрать толком. – Он сунул кулак под нос тощему: – А то, смотри, если я подавлюсь, мало тебе не покажется!

– Так я вроде ничего такого не делаю. Это ты смеешься, как полоумный. Тебе, наверное, палец покажи, так ты и то хохотать будешь.

– Че ты сказал?!

– Ничего. Я просто ем, и все, – вжал голову в плечи Какаду.

– Вот и лопай молча, пока дают. Клоун, мля!

Какое-то время оба ели без лишних разговоров. Какаду жевал хлеб всухомятку, глядя в одну точку перед собой, а Бурбон уплетал мясо за обе щеки, сердито зыркая глазами по сторонам. Наконец он бросил вилку в банку с остатками тушенки и протянул заметно потерявшую в весе жестянку «отмычке»:

– На, доедай.

Какаду мелко потряс головой из стороны в сторону:

– Не надо, мне и хлеба достаточно.

– Я сказал: жри давай! И так тощий, как глиста, одна только кожа да кости. Как только тебя ноги держат, дрища такого? Завтра сил не будет идти, я тебя на себе не потащу. Оставлю здесь одного, и добирайся до лагеря сам, как знаешь.

– Спасибо.

Какаду взял из его рук банку, одним глазом заглянул внутрь. В мутной жиже бульона плавало три маленьких кусочка мяса. Не бог весть что, но когда весь день прошел впроголодь, и этому будешь рад. С рассеянной улыбкой на лице Какаду накрошил в банку хлеб и принялся с аппетитом уплетать самодельную похлебку, периодически скребя вилкой по дну жестянки.

Пока «отмычка» насыщался, Бурбон вытащил из кармана штанов фляжку и сделал пару больших глотков горячительного напитка. С каждой минутой подкрепленное доброй порцией алкоголя сытое умиротворение все сильнее разливалось по телу из желудка.

Не в силах противиться желанию поговорить, Бурбон завел разговор об открытии Какаду. Слово за слово, он вытянул из парня все, что ему хотелось знать, вплоть до настоящего имени «отмычки». Хотя, если честно, с именем вышло само по себе. Польщенный интересом к своей персоне, Какаду слишком увлекся и сказал, что он по паспорту Иван Гусев. По такому-то Бурбону было все равно, как на самом деле зовут «отмычку», но, в силу опыта прошлых лет, он знал, что любая информация бывает полезна. Главное, использовать ее в нужное время и в нужном месте.

Даже сейчас Бурбон решил не тратить время попусту. Полученные от Какаду сведения об удивительном открытии грели ему душу, но оставались кое-какие вопросы. Вот он и задумал получить ответы на них. Благо ситуация к этому очень располагала.

– То есть ты хочешь сказать, что это вещество в твоей крови помогает тебе видеть артефакты?

– Не совсем, – помотал головой Какаду, ставя пустую жестянку на пол. – Фактически я их не вижу, а ощущаю на энергетическом уровне. Это как детская игра «холодно-горячо», понимаешь?

– Нет, – честно ответил Бурбон.

– Ладно, завтра вколю тебе дозу «искателя», и ты сам все прочувствуешь на себе.

– Еще чего! – фыркнул сталкер. На самом деле он обрадовался такому предложению, но посчитал, что будет не по понятиям, если он сразу согласится. – Тоже мне нашел подопытного кролика. Коли сам себе эту дрянь. Я еще жить хочу и нормально телочек шпилить. – Бурбон активно зажестикулировал распальцованными руками: – Ты ваще это средство на стояк проверял? Может, после твоих уколов арбузная болезнь начинается.

– Какая болезнь? – удивленно вскинул брови «отмычка». – Никогда о такой не слышал.

– Ну еще бы! – хохотнул Бурбон. – Ты ж этот, как его, задрот. Голых баб только по телику видел.

– А вот и нет, – обиженно засопел Какаду. – У меня в жизни было несколько женщин, и на одной из них я чуть не женился.

– А че так? Плохо ее наяривал или вообще к ней по этому делу не подходил, а все стихи ей читал? Так это ты зря. Телочки любят, когда их и так, и сяк, и спереди, и сзади. Они только для этого и предназначены. Все остальное, типа любовь-морковь и прочая мура, это чушь собачья. Бабы специально эту муть придумали, чтобы пудрить нам мозги. На самом деле им ничего, кроме вот этой карамельки, – Бурбон взглядом указал на свою ширинку, – и даром не нать.

– Нет. Мы просто не сошлись с ней во взглядах на совместную жизнь. Она хотела детей, а я пока не готов к этому. Меня в тот момент больше интересовала научная работа, а не тихие радости семейной жизни.

– Я ж говорю, ты ее не шпилил, – довольно гыгыкнул Бурбон, хлопая себя по обтянутому камуфляжной тканью штанов полному бедру. – Так что тебе не страшно, когда живот растет и кончик сохнет, вот ты и колешь себе всякую дрянь.

– Судя по твоему виду, у тебя эта болезнь и без моего препарата началась, – еле слышно буркнул Какаду. Бурбон в это время зубоскалил по поводу неудачной, по его мнению, сексуальной жизни «отмычки», так что фраза пролетела мимо его ушей.

Прошло еще несколько минут, прежде чем Бурбон решил, что хватит подкалывать новичка и пора переходить к делу.

– Ладно, посмеялись, и будет, – сказал он, и его круглое лицо приобрело серьезное выражение. – Завтра я опробую твое чудо-средство и на себе прочувствую, как ты ищешь артефакты.

– А как же не до конца исследованные побочные эффекты? – поддел его Какаду.

– Каком кверху. Раз ты не загнулся, значит, и со мной ничего не будет.

– А девочки? Вдруг ты мужскую силу потеряешь?

– Слышь, ты, умник, – окрысился Бурбон. – Ты специально меня провоцируешь, да? Хочешь, чтобы я тебе сейчас в морду дал? Так я легко это могу устроить.

Он сделал вид, что собирается встать. Ученый-естествоиспытатель, и по совместительству «отмычка» испуганно глянул на него, инстинктивно дернулся в сторону и случайно сбил рукой пустую жестянку. Банка с громыханием по большой дуге откатилась в сторону и, покачиваясь, замерла метрах в полутора от сидящих на спальнике людей. Сталкер посчитал, что достаточно напустил страху на тощего, и растянул пухлые губы в кривой ухмылке:

– Не ссы, салага, солдат ребенка не обидит, – хмыкнул он, принимая расслабленную позу.

Какое-то время оба смотрели на потрескивающий углями костер. Наконец Бурбон задал давно мучающий его вопрос:

– Вот ты все мне рассказал, Какаду. Кто ты такой? Зачем здесь оказался? Да еще и предложил мне попробовать в деле твое открытие. Ты в самом деле не боишься, что я могу тебя ночью убить и забрать ампулы из твоего мешка?

– Не боюсь, – помотал головой Гусев и посмотрел в глаза Бурбону: – Я знаю, что нужен тебе живым.

– Слишком смелое утверждение, – скривил губы сталкер, отводя взгляд в сторону. Ему не понравилось, что этот тощий, как жердь, парень читает его, словно открытую книгу.

– А вот и нет. В моем рюкзаке пять ампул, значит, у тебя будет всего лишь пять дней удачной охоты, а потом ты опять станешь как все. Тебе это надо? Нет, конечно. Только дурак будет резать курицу, несущую золотые яйца. Ты жаждешь славы и денег. Я могу дать тебе и то и другое, поскольку только я владею формулой «искателя».

– И что? – фыркнул Бурбон. – Думаешь, мне слабо выбить из тебя эту формулу? Да я, если надо, могу запытать тебя до смерти.

– Можешь, кто бы спорил, – кивнул Гусев. – Только какой в этом смысл? Что ты будешь делать с этой информацией? Ты знаешь химию, как я? Ты сумеешь синтезировать нужное тебе вещество?

– А мне это ни к чему. При желании я смогу договориться с учеными. – Бурбон заметил, как вытянулось в длину лицо «отмычки», и осклабился в хищной улыбке: – Что, об этом ты не подумал, умник?

– Да, ты прав, об этом я как-то не подумал, но, согласись, ты тоже оказался не слишком умен, раз сказал мне о таком варианте.

– Это еще почему?! – возмутился Бурбон. Ему было приятно считать себя умнее яйцеголового, так что эти слова больно задели его самолюбие.

– Да потому что теперь я знаю, на что ты способен, и не скажу тебе правду даже под пытками. Все-равно в этом случае ты не оставишь меня в живых, так что мне терять будет нечего, – усмехнулся Гусев.

Бурбон помрачнел лицом. Он рассчитывал попробовать завтра в деле «искатель» Какаду и, если тот действительно так хорош, как он себе вообразил, намеревался кулаками выбить из «отмычки» формулу чудо-вещества. Теперь же придется действовать по-другому.

– Ладно, проехали. Я пошутил, а ты, дурак, и повелся. Нужен ты мне, чтоб об тебя руки марать, – фыркнул он. Гусев следил за ним с улыбкой на губах. – Чего лыбишься? Спать пора, завтра встанем еще до рассвета. Я первый дежурить буду, ты через два часа сменишь меня. Ложись давай, нечего зря время терять.

– Лягу, только сперва мы обо всем договоримся.

Бурбон удивленно уставился на Какаду.

– О чем ты собрался договариваться со мной?

– О долях в нашем партнерстве. Мы ведь теперь с тобой партнеры, напарник?

Бурбон поджал губы, что-то просчитывая в уме, и, чуть помедлив, кивнул.

– Вот и славно. Я предлагаю делить выручку в пропорции шестьдесят на сорок. Ты как на это смотришь?

– Нормально, хотя считаю, что сорок процентов тебе и так будет много.

– Ошибаешься, – усмехнулся Гусев. – Мой гонорар – это как раз большая доля.

– Э! – возмутился Бурбон, привычно строя «козу» из пальцев. – Ты рамсы не попутал, Какаду?!

– Нисколько. Все справедливо, ведь это я работаю головой в нашем партнерстве.

Сталкер набычился и громко засопел мясистым носом. Глаза налились кровью, крупные желваки заходили под небритыми щеками, на шее под кожей проступили набухшие вены. Казалось, еще немного, и он взорвется, как переполненный паром котел.

С минуту Бурбон боролся с желанием встать и от души засветить в глаз Какаду. Его кулаки так сильно чесались, что пришлось даже несколько раз сильно ударить ими друг о друга, чтобы хоть как-то унять сводящий с ума зуд. Наконец, он несколько успокоился, а когда полностью пришел в себя от неслыханной наглости много возомнившего о себе «отмычки» и стал просчитывать возможные варианты, оказалось, что все не так и плохо.

«Мне терпения не занимать, сообразительности и смекалки тоже. Так что я, до поры до времени, засуну себе в задницу уязвленную гордость и покручусь вокруг салаги, когда тот будет делать свое зелье. Заодно запомню последовательность процесса, пропорции составных компонентов, короче, освою всю технологию. Пусть этот Какаду мнит себя умником, так даже лучше. Это усыпит его бдительность. Противника никогда нельзя недооценивать, особенно такого, как Денис Екимов».

Бурбон усмехнулся своим мыслям и протянул Какаду раскрытую ладонь:

– Согласен. Шестьдесят процентов твои. Все-таки ты изобрел эту хрень, тебе и сливки снимать.

– По рукам, – выдохнул Гусев с нескрываемым облегчением. Реакция Бурбона его несколько испугала, и он всерьез опасался, что перегнул палку и сейчас отхватит по лицу.

«Грохнуть тебя, сучонок, я всегда успею. Вот тогда и посмотрим, кто в итоге сорвет куш», – подумал Бурбон, крепко сжимая руку ученого.

– Еще одно дело, напарник, – сказал Гусев, потирая вызволенную из медвежьей хватки ладонь. – Мне очень не нравится данное тобой прозвище. Что я, попугай какой-то, что ли? Зови меня по имени.

– Нельзя, – мотнул головой Бурбон и пояснил: – В Зоне никаких имен. Это неписаный закон. Не нами придуман, не нам его и отменять.

– Хорошо, тогда пусть у меня будет другое прозвище, а не это треклятое Какаду.

– Какое другое?

– Ну не знаю, – пожал плечами Гусев, сцепил ладони в замок и громко хрустнул суставами пальцев. – Я пока не придумал.

– Ладно. Мне, в принципе, без разницы, как тебя звать. – Бурбон потянулся за автоматом. – Так, ты давай спи ложись, потом голову над прозвищем ломать будешь. А я пока до ветру выйду.

– Эй, а «калаш» тебе зачем? – с плохо скрытым испугом в голосе спросил Гусев.

«Боишься, гаденыш, и правильно делаешь», – злорадно подумал Бурбон и сказал вслух:

– Так мало ли какие твари в темноте бродят. Ты, если захочешь отлить, без ружбайки своей из дома не выходи. А то, не приведи Зона, схарчат тебя, напарник, и накроется наше предприятие медным тазом, так толком и не начавшись.

– А-а, ну ладно тогда. Ты долго не задерживайся, а то я волноваться буду.

– Не боись, ничего со мной не случится, – усмехнулся Бурбон, повесил автомат на плечо и вышел из комнаты, по дороге пнув жестянку ногой. Та звонко ударилась в стену, отскочила от нее и, прокатившись немного по полу, остановилась. В ее помятом боку отражались пляшущие языки пламени.