Доверься мне

Глава 3. «Венец»

Рафаэль спокойным шагом направился по длинному коридору в ту часть борделя, где находилась комната для общего сбора. Девочки в ожидании заняли стулья и кресла – все накрашенные, одетые в соблазнительные костюмы и платья из полупрозрачной ткани с фантастическими разрезами. Наряды демонстрировали красоту юных тел, и среди девочек лишь одна была по возрасту наравне с сутенёром. Остальным он годился в старшие братья.

– Добрый вечер, крошки, – поздоровался Рафаэль, и «ночные бабочки» махом окружили его, словно яркий фонарь. В их глазах, обрамлённых густыми ресницами, отразилось нетерпение. Девочка-феечка с пышными светлыми кудрями оделась в матовый комбинезон с разрезом от талии до щиколотки; приятные округлости под шифоном стали ещё более волнующими, и когда Рафаэль слегка задел пальцами молодую упругую грудь, «бабочка» встрепенулась и загорелась стыдливым румянцем.

– Ты однозначно не подходишь, Тильда, – задумался парень. – В этот раз нужно кое-что посерьёзнее.

Он взглядом выхватил из круга подопечных блондинку одного с ним роста, неулыбчивую, с гордо поднятой головой. Девушка стояла чуть поодаль, разительно отличаясь от остальных выдержанным стилем – на ней прелестно смотрелся сиреневый костюм из лёгкого сатина. Широкие брюки-клёш с высокой талией поверх облегающей блузы. Эта «бабочка» не продавалась мелким дельцам и сынкам богатеев, потому она в удивлении подняла брови, увидев, что сутенёр глядит прямо на неё.

– Сте́фани? – испуганно спросила Тильда, и Рафаэль уверенно кивнул в ответ. – Но почему? Она принадлежит сенатору. Её нельзя трогать.

– Здесь я решаю, можно или нет. Наш сегодняшний гость произвёл на меня паршивое впечатление, и если он сумеет разгадать намёк, я попробую наладить с ним контакт.

– Ангел, – негромким мягким голосом произнесла блондинка, – ты впервые так напряжён. Неужели настолько серьёзный клиент?

– Джейсон, – коротко бросил Рафаэль и снова затерялся в мыслях. Услышав знакомое имя, «ночные бабочки» начали взволнованно перешёптываться, и только Стефани довольно улыбнулась.

– По рыбке и крючок, – сказала она, и парень согласно качнул головой. – Рискуешь, Ангел.

– Рискую, но ты ведь поняла, не так ли? – Девушка кивнула. – Вот поэтому я тебя и выбрал. Пойдём.

***

Стефани Митчелл родилась в Далласе в семье Марты и Джона – продавщицы овощей и владельца местной цветочной лавки. Марта зашла в его маленький магазинчик поздним вечером, когда мужчина уже собрался уезжать домой. Она хотела купить букет, чтобы поздравить маму с юбилеем, но в округе все цветочные лавки пестрили надписью «закрыто». Джон как раз задержался, пересчитывая товар, и это стало спасением для Марты.

Девушка была по-настоящему красива. Длинные каштановые волосы обрамляли точёное личико, большие светлые глаза смотрели на мир по-детски наивно, поэтому Марта казалась ребёнком в свои двадцать шесть. Ей бы улыбаться с обложек журналов, делить ковровую дорожку со знаменитыми актрисами и звёздами Голливуда, но никто толком не замечал ни красоты Марты, ни её талантов. Она терпеливо сносила работу в овощной лавке и принимала брань скупого хозяина, потому что дома её ждала больная мать. На себя у девушки совершенно не оставалось времени, и к моменту встречи с будущим супругом она уже не видела в жизни никаких перспектив.

Марта пленила мужчину удивительной внешностью и после двух лет ухаживаний, наконец, согласилась выйти за него замуж. Его бизнес начал активно расширяться и набирать обороты, Джон собрался открыть ещё две точки в разных концах города, и рождение ребёнка перестало выглядеть рискованной затеей. Марта забеременела двумя девочками, однако на седьмом месяце в их счастливой семейной жизни наступила полоса неудач.

Даллас постепенно перешёл под управление местных любителей сорить деньгами. Сенатор и мэр – значимые фигуры только для тех, кто не ведал истинного положения вещей. Теневой бизнес разрастался быстро, коммерсанты буквально с мясом вырывали друг у друга территории и устанавливали на них свои порядки.

О южных районах Далласа в результате пошла дурная слава. Никакие другие части города не пострадали от преступности больше, чем южная. Мэру и сенатору приходилось считаться с фактической властью, и заступиться за мелких предпринимателей они могли не всегда. Джон оказался, к несчастью, среди тех, до кого рука помощи так и не дотянулась. Бизнес мужчины потерпел убытки от «собирателей подати», тот взял за привычку срываться на беременной жене и превратился в нервного, вспыльчивого и пугливого человека. Джон подрывался с места от любого стука в дверь, думая, что опять пришли за его деньгами, и у Марты никак не получалось к нему подступиться.

Когда цветочное дело Джона окончательно пришло в упадок, девушка стала чувствовать себя не иначе как сидящей на пороховой бочке. У мужа не осталось ничего общего с тем обходительным нежным мужчиной, каким он был ещё три года назад. Он ругался теперь по-чёрному, пил, распускал руки и грозился убить Леонардо – того, кто загребал под себя южные районы и методично развязывал войну между группировками. Но дальше грязной ругани дело не заходило: Джон до смерти боялся выходить на улицу, отчего с удовольствием отыгрывался на слабой беззащитной супруге.

Однажды он настолько забылся, что у Марты начались преждевременные роды, и её на «скорой» срочно доставили в больницу. Рождённых девочек-близнецов поместили в инкубатор, но выжила только одна, и раздавленная горем Марта назвала её Стефани.

– Венец моей жизни, – сказала она, когда девочку впервые принесли ей на кормление. Уже тогда Марта начала задумываться о возвращении домой. Но не туда, где ждал её муж, а туда, где осталась пожилая мать.

В день выписки никто не приехал за ней в больницу. Супруг её встретил на кухне мертвецки пьяным и спящим, и под его оглушительный храп она покинула квартиру – с ребёнком на руках и большим чемоданом вещей, накопленных за годы семейной жизни. Марта больше не собиралась терпеть ни побои, ни грязную ругань, и самое главное, не хотела для Стефани детства на фоне скандалов и материнского плача.

Добиться развода получилось на удивление легко – Джон обвинил жену во всех смертных грехах и подписал документы, как будто избавился от жуткой напасти. Марта вернулась в родную «однушку» на Парк-Лейн и целиком посвятила себя заботе о малышке и матери. Девушка нанялась уборщицей в начальную школу, и в бесконечном круговороте обязанностей горечь расставания, а также смерти второй дочери, начала медленно притупляться.

***

Стефани росла спокойным ребёнком. Не бегала, как ошалелая, по двору, не кричала и не плакала без нужды. Ей достались от отца светлые волосы, от матери – внешняя красота и статная фигура, но в юности гармонию нарушило странное выражение глаз. Будто прелестную диадему испортили поддельным кристаллом – вроде и не заметно, и в то же время сбивает с толку. Именно это выражение однажды заметил сенатор, когда перед Рождеством посетил школы Далласа с подарками для малоимущих детей. Он в это ввязываться не хотел, но предвыборная кампания заставила. Впрочем, его сожаление потеряло смысл, едва мужчина наткнулся взглядом на Стефани, стоявшую почти в самом конце длинной шеренги счастливых учеников. Она как раз оканчивала среднюю школу и была высокой девочкой с надменно вздёрнутым подбородком. Стефани улыбалась, как и все, но улыбка её оставляла неприятное впечатление.

Она, сама того не желая, поразила сенатора испорченностью, которую только предстояло раскрыть в полной мере. Девочка – точно яблоко с подгнившим бочком: красивое, яркое, привлекающее, но поверни другой стороной, и аппетита как ни бывало. К тому же Стефани прекрасно училась и планировала поступить в университет. Сенатор зацепился за неё, посылая ненавязчивые пожелания видеть девушку в числе участниц различных олимпиад и конкурсов. Просьбы доходили через множество прослоек власти, затем через мэра к директору школы, завуалированные, но доступные в той степени, чтобы понять их правильно. Сенатор видел в ученице серьёзный потенциал и прежде прочего хотел вывести её в люди в числе других, не менее мозговитых, выпускников.

Мужчина позаботился о Стефани и в плане дальнейшего обучения. Она к концу школы начала сомневаться, выбирая ВУЗ, но после выдачи аттестатов ей вручили официальное приглашение на учёбу в Гарварде. Это стало серьёзным шагом со стороны сенатора, потому что сразу возникли сплетни и в кругу школьных преподавателей, и среди учеников. Слухи, будто Стефани превратилась в протеже одного из влиятельных людей. Отчасти это было правдой, потому что холостой сенатор, мужчина чуть за сорок, поймал себя на очень интересной, хоть и непристойной мысли. С его подачи девушка активно изучала дисциплины факультета связей с общественностью, часто появлялась на разных лекциях и презентациях и на каждом из мероприятий неизменно встречалась с сенатором.

– Вы отлично справляетесь, Стефани, – сказал он, когда столкнулся со студенткой в очередной раз. Она удивила его, покачав головой:

– Ничего не говорите, господин сенатор. Я всё знаю и обязательно вас позже отблагодарю.

Мужчине стало не по себе. Вроде и тон доброжелательный, и голос приятный, но улыбка настолько холодная, что сенатор немного растерялся. Да и слова прозвучали с незнакомым оттенком лукавства, который заставил мужчину в тревоге поёжиться.

Они встретились наедине после конференции, посвящённой инновациям в сфере PR-менеджмента. Сенатор пригласил её в один из люксовых номеров «Omni Dallas Hotel». В непринуждённой обстановке Стефани налила мужчине виски и села напротив. Он смотрел на неё долго, прежде чем решился заговорить, но стоило ему начать, как девушка поднялась и взмахов пальцев оборвала фразу на середине. Она прихлебнула из своего бокала, сняла туфли и приталенный пиджак и с той же холодной улыбкой опустилась перед сенатором на колени.

– Я знаю, что такое бизнес, – проговорила Стефани, плавно расстегнув мужчине ремень на брюках. – Знаю, что вы не главная фигура на шахматной доске. Возможно, ферзь, но не король, как принято думать. И также знаю, что рано или поздно мне пришлось бы платить по счетам.

Сенатор в оцепенении хватил воздуха ртом. Он ничего не смог ответить, мысли перепутались, и накатила волнительная дрожь; девушка полностью завладела им. Мужчина и представить не мог, что его протеже давно знакома с Маргарет Стейси, и та успела просветить её, как на самом деле ведутся дела.

– Будь моей женой, – выдал сенатор, когда откинулся на подушки. Он тяжело дышал и никак не мог избавиться от ощущения, что всё это происходит не с ним. Стефани лежала рядом, прикрытая одеялом.

– Вы хотите иметь женой проститутку? – спросила она расслабленно.

– Я выкупаю тебя у Марго. Завтра… нет, сегодня же поеду к ней и выкуплю тебя.

– Не выйдет.

Сенатор приподнялся на локте и настороженно заглянул девушке в глаза.

– Почему?

– Потому что у меня иное предназначение. Я заплатила вам за помощь, возможно, заплачу ещё раз, когда узнаю, сколько вы на меня потратили. Впрочем, – добавила Стефани, – могу предложить альтернативу. Желаете обсудить?

Сенатор кивнул. Он не так много вложил, как могла подумать его возлюбленная. Он всего лишь захотел показать миру достойного человека, но не учёл, что это странное выражение глаз, какое довелось ему увидеть при первой встрече, перерастёт в отвратительную черту характера.

Стефани выросла расчётливой стервой до мозга костей. Она предложила сенатору сделку: он оставляет её в борделе Марго, потому что девушка обязана ей куда больше, чем мужчине, но вместе с тем протеже переходит в статус персональной проститутки. Фактически Стефани предложила сенатору выкупить не её саму, а исключительное право пользования ей. Сопровождение на официальных мероприятиях, развлекательных и деловых, ведение переговоров и, конечно же, секс.

– Если хотите, – сказала она, – можете обратиться к теневым королям и попросить об услуге. Свидетельство о браке обойдётся недёшево, но тут всё зависит от вас.

– Почему тебя нельзя просто выкупить, – разочарованно спросил мужчина, – и сделать первой леди штата?

– Потому что Марго сделала для меня слишком много, и бюджета всего Техаса не хватит, чтобы от неё откупиться.

Сенатор грустно усмехнулся. В гонке за смазливым личиком он не уделил должного внимания прошлому – её самой и её родителей. Мужчина только сейчас понял, что своими собственными руками подпилил сук, на котором сидел.

– Когда ты стала такой? – бросил сенатор, поднялся с кровати и начал одеваться. Стефани поднялась вслед за ним.

– Ещё в далёком детстве, когда узнала, что моя семья распалась не сама по себе.

– Расскажи мне об этом, – попросил мужчина, но девушка решительно мотнула головой.

– Если расскажу, будет не интересно. Но попробуйте спросить у Марго. Быть может, она поделится с вами по старой дружбе.

Она встряхнула копной прямых белокурых волос и отправилась в ванную. Сенатор для неё – лишь очередная ступень на пути к достижению поставленных целей, и теперь девушке стало куда проще напомнить о себе.

***

Рафаэль отлично знал всю биографию Джейсона от рождения до сегодняшнего дня, но выдавать себя не стал. И раз хозяин юга соизволил сам явиться в бордель, парень решил не упускать момента. Стефани сразу поняла его намёк и любопытный смысл, который сутенёр собрался вложить в её появление перед гостем.

Девушка в красках представила, как увидит желанное смятение в глазах мужчины, и смело шагнула за Рафаэлем в коридор.

Глава 4. Хозяин юга

Леонардо Гарсия с юности прослыл «зверем» среди местной дворовой шпаны. Старшие прозвали его кратко Лео, но ассоциация со львом пришла к нему лишь долгие годы спустя – когда он обуздал фонтан эмоций и безмерную жестокость превратил в особую черту характера, важную для большого нелегального бизнеса.

Леонардо не скрывал ни от родителей, ни от сверстников, что никогда не будет порядочным гражданином. Его с малых лет не устраивало место в кругу «ботаников» и просто хороших детей, а те, кто считал себя отпетыми хулиганами, казались мальчику просто позёрами. Они не имели ничего общего с тем контингентом, который, если нужно, мог себе позволить гораздо больше, чем разрешено законом, и вот это самое «если нужно» плодило в голове Леонардо вполне чёткие представления о желаемом будущем.

Его юность пришлась на пик преступности в США – в семидесятые и восьмидесятые годы она захлестнула страну, и Леонардо оказался в гуще криминальных разборок. Он целенаправленно примкнул к самой многочисленной банде Далласа, раскрылся во всю силу, какую вынужденно скрывал, и очень быстро завоевал доверие не только товарищей, но и босса. Леонардо выполнял поручения лидера, защищал его, участвовал в перестрелках и жестоко расправлялся с предателями. Эта неизмеримая жажда крови за три года поставила его на одну планку с наиболее приближёнными к боссу людьми, и все подумали, что рано или поздно он захочет сместить кого-то из них. Или вовсе заявить право на статус главы группировки.

Однако Лео не стал бороться за более высокую должность. Он построил отношения с лидером как со старшим братом и наставником и пришёл к нему, чтобы попросить о выходе из банды. Духовная привязанность Леонардо выступала серьёзным противовесом его жестокости, но вместе с тем он чувствовал, что оставаться в тени вечно у него не получится.

– Ты же понимаешь, что это сделает нас врагами? – сказал босс.

– Понимаю, но я буду бороться за территорию с другими, а не с тобой. Ты дал мне достаточно опыта, и теперь я хотел бы идти своим путём.

Босс отпустил его, и, уходя, Лео крепко с ним обнялся в знак особенной симпатии.

– За мной должок, – сказал он, улыбнувшись, и обещал не потеряться в самостоятельной жизни.

Леонардо в течение года собирал по всему Далласу конченых ублюдков и создавал из них новую группировку, в корне отличную от других. Он сам их проверял, учил не махать оружием без нужды и быть преданными делу. Его методы захвата территорий удивляли особой изощрённостью: Лео больше не действовал одними кулаками и не оставлял следов бесконтрольной агрессии на улицах Далласа. Четыре года наблюдая за лидером, он учился выплёскивать эмоции в тренировочных залах, и пусть истерзанную боксёрскую грушу меняли каждый раз после его прихода, такая разрядка позволяла обдумывать стратегию ясным умом. Иными словами, Лео взял на заметку соображения босса и вместо бездумных перестрелок начал устраивать мирные переговоры на нейтральной земле. Он попробовал добиться соглашения между бандами, заключить союз и разделить территории для дальнейшего сотрудничества, но ничего из этого не вышло. Группировки Далласа предпочли сохранить удобную варварскую политику захвата и чётко дали понять, что ни о каком союзе не может быть и речи. Лео с этим не согласился и решил во что бы то ни стало превзойти весь этот, как он выразился, цыганский табор.

Он продолжил иногда встречаться с лидерами группировок, но полностью изменил подход и ненадолго вернулся к грубой силе, закончив на собраниях убеждать одним красноречием. Он месяцами наблюдал за боссами, грубо копируя их манеру вести дела; его люди внедрялись в банды соперников, вытягивали необходимую информацию и за столом переговоров становились весомым аргументом, когда дело доходило до угроз. Леонардо умело осаживал противников, предоставляя то откатную расписку для местного патруля, то отрезанные головы союзников. А когда за столом переговоров появлялись шпионы, боссы в отчаянии хватались за голову, и после этого Лео не составляло особого труда окончательно выбить почву у них из-под ног.

И всё это шло параллельно со вполне легальной деятельностью. К восемнадцати годам парень окончил школу, поступил в университет и начал осознанно вкладываться в отцовский бизнес. Мужчина владел маленьким хостелом и не страдал от недостатка клиентов, но все заработанные деньги уходили на аренду здания, а также на множество мелких расходов. Посетители хостела не всегда отличались хорошим воспитанием, потому постельное бельё, к примеру, приходилось полностью менять на новое едва ли не каждый день, это весомо сказывалось на бюджете, и прибыли почти не оставалось.

Отец не вдавался в подробности, откуда у сына деньги на вложения в бизнес. С одной стороны он помнил о стремлении парня уйти в криминал и всё ещё надеялся, что у Лео временное помешательство на фоне вечной нехватки денег. Не упускал мысли, что парень скоро образумится. А с другой стороны мужчину его связи с преступным миром несколько обнадёживали: «собиратели податей» уже пару раз приходили по его душу, а теперь в лице сына появилась надежда на спокойную жизнь – из-за влиятельных знакомых Лео бандиты уже не тронут ни его, ни семью.

Леонардо полностью пересмотрел политику ведения бизнеса и начал в первую очередь с расширения клиентской базы. Полученные в университете знания он совместил с той информацией, что вычерпал из тематической литературы и личного опыта. К двадцати четырём годам он превратился в успешного коммерсанта, принял бразды правления от отца и не только увеличил приток клиентуры, но и перевёл дело на новый уровень. Хостел переехал из старого помещения в новое, и в нём стало на порядок больше комнат и возможностей для гостей, как постоянных, так и новых.

В двадцать пять Леонардо женился на местной американке, Санди, дочери одного из старых знакомых. Тот был владельцем крупной строительной компании «Гранде», и этот брак одобрили, скорее, из расчёта на укрепление личных позиций. Молодой коммерсант открыто заявил свои права на место в гостиничном бизнесе, и родство с такой важной фигурой в строительной сфере стало серьёзной опорой для дальнейшего развития.

Естественно, за всеми легальными делами Леонардо не забыл о старых друзьях и подопечных, которые помогли ему подняться. Он присвоил банде официальный статус клана – не семьи, как это принято у итальянцев. Молодой человек устроил их на работу, чтобы прикрыть нелегальный доход стабильным официальным заработком, наладил систему «откатов» для местных блюстителей порядка, начиная с патруля, заканчивая лицами высших судебных инстанций. Адвоката ему подобрал тесть, и Леонардо со спокойной совестью завершил давно начатое дело – вырвал из рук «цыган» (или «дворовых обезьян», как он изредка выражался) оставшиеся южные районы Далласа. Мэру пришлось прикусить язык, когда на официальной встрече молодой мужчина осадил его, вскользь упомянув о подтасовке результатов мэрских выборов. Сенатор же благоразумно промолчал, потому что информация из надёжных источников о прошлом Лео поступила к нему гораздо раньше отчёта о проведённой встрече.

Банда, с которой в жизни Леонардо всё началось, к этому моменту потеряла главенствующее положение. Он с горечью принял от бывших соратников известие о гибели босса и понял, что сейчас самое время рассчитаться по долгам. Так как банда значилась на его территории, он частично легализовал её деятельность, устроил на работу каждого члена группировки и оставил людей под своим контролем. Те преступные сообщества, что не удалось истребить в перестрелках, по приказу Леонардо либо вывели из игры в подстроенных несчастных случаях, либо в тёмных переулках загасили по одному. Таким образом к сорока годам мужчина основательно избавился от мелкой заразы, способной точить на него зуб.

Санди родила мужу сына, и тот назвал его Ясоном, решив воздать должное греческим корням по материнской линии. Мужчина мечтал о старости, проведённой под ласковым солнцем Арты, прогулках по тенистым улочкам и манящем аромате цитрусовых. Однако местная культура наложила на мальчика свой отпечаток, и тот, как научился разговаривать, стал упорно называть себя Джейсоном на американский манер. К тому же, глядя в свидетельство о рождении, люди всегда ошибались, читая латинское написание имени «Jason» как «Джейсон». Отец замучился их исправлять и, видя, что сыну такое звучание нравится больше, вскоре перестал. Такое сильное разочарование он испытал впервые, и в качестве некой отдушины для удручённого мужчины мальчик позволил называть себя по-старому в стенах родного дома.

Джейсон не питал особого интереса к отцовским занятиям. Он целыми днями пропадал в библиотеке или в компьютерном клубе. Гостиничный бизнес его не интересовал, он болел искусством и любил облекать увиденное в красочные словесные образы. Экономическая теория и методы управления компанией, которые отец старался пояснять буквально на пальцах, наводили на мальчика откровенную скуку, зато фантастику он читал запоем.

– Я стану писателем! – восклицал Джейсон, показывая родителям очередной исписанный листок. Даллас действительно стал бы отличной стартовой площадкой для талантливого деятеля искусств, но Леонардо не хотел сыну такой судьбы. Всё, что он годами строил – отношения, связи, – Джейсон-писатель обязательно пустит коту под хвост, а вот Джейсон-делец не только удержит компанию на плаву, но и укрепит позиции на мировом рынке. Именно эту деловую черту отец пытался разбудить в мальчике, но тот упорно не хотел воспринимать всерьёз ответственность, какую Лео желал на него возложить.