Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт

Глава 2

На следующее утро Юдора просыпается не от звонка будильника, а от пикающего звука, с которым обычно сдает задом грузовик. Она нащупывает свои очки и смотрит на часы: 07:27. Она хмурится из-за неожиданного пробуждения, но, когда ее мозг полностью просыпается, Юдора понимает, что впервые за много лет беспробудно проспала всю ночь. А потом осознает, что, как бы это ни было неприятно, теперь ей придется менять постельное белье. Она делает глубокий вдох и с усилием садится, размышляя о том, сколько сил ей придется затратить на выполнение этой задачи. Ей на ум приходят слова бесконечно доброжелательной соцработницы Рут: «Помните: если вам понадобится помощь, мы всегда рядом».

Затем Юдора вспоминает о буклете из Швейцарии, который вчера вечером прочла от корки до корки. Это побуждает ее к действию.

– Давай, Юдора. Какой смысл просто сидеть сложа руки? Просто сделай это. Позвони.

Снимать старое постельное белье легче, чем натягивать новое. В процессе Юдоре приходится несколько раз отдохнуть, и во время этих пауз она неустанно проклинает изобретателя пуховых одеял и простыней на резинках. Она вспоминает, как раньше меняла постельное белье вместе с матерью: они разглаживали простыню, пододеяльник и покрывало настолько ровно, что их кровать напоминала стерильную больничную койку. Когда мать Юдоры заболела, она пошла на поводу у этой ужасной моды на пуховые одеяла, решив, что это может облегчить им жизнь. И это действительно работало. Некоторое время. Но потом Юдора постарела и обнаружила, что простыни на резинке и пластиковые постельные булавки создавались не для пораженных артритом пальцев.

К тому времени, как она заканчивает смену белья, Монтгомери, успевший подняться на второй этаж, уже рыщет в поисках еды. Раздраженно мяукая, он запрыгивает на свежезастеленную кровать. Юдора спихивает кота на пол, и он награждает ее резким шипением.

– На свете нет кота с характером хуже, чем у тебя, – обращается она к нему. Он пристально смотрит на нее холодными зелеными глазами, а потом зевает, обнажая острые, как кинжалы, зубы.

Кот, как и пуховое одеяло, был приобретен ею в минуту душевной слабости – Юдора думала, что на закате ее жизни он составит ей хорошую компанию. К ее несчастью, Монтгомери стал кошачьим олицетворением мужа-обузы – сварливого, бесцеремонного и интересующегося только тем, что он будет есть на ужин.

Юдора тратит последние силы на то, чтобы одеться. Сегодня она не пойдет в бассейн. Перед ней стоит гораздо более важная задача.

Она отодвигает занавески и видит, что у соседнего дома припаркован огромный, как океанский лайнер, фургон для переезда и что он перекрывает вход к ней во двор. Группа мужчин разной комплекции – каждый с большим или меньшим количеством татуировок – с наработанной за годы практики быстротой выгружает из него мебель. Один из них одаривает Юдору радостной улыбкой. Она опускает занавеску. Сегодня она не хочет отвлекаться на внешний мир.

Когда Юдора выходит со своими замаранными простынями на лестницу, кот садится на верхнюю ступеньку и смотрит на нее с укоризной.

– Если из-за тебя я споткнусь и упаду, кормить тебя будет некому, – говорит она ему.

Монтгомери бросает на нее мимолетный неприязненный взгляд, но, как ей кажется, все же понимает, о чем она. Он убегает вниз, талантливо изображая высокомерие.

Засунув белье в барабан стиральной машины, напоминающий широко разинутый рот, Юдора кормит неблагодарного кота, который молниеносно поглощает еду и убегает на улицу. Она устраивается в гостиной с чаем и тостами и, осторожно откусив, понимает, что не на шутку проголодалась. Закончив завтракать, Юдора включает радио и решает, что перед телефонным разговором ей нужно немного вздремнуть. Дикторы рассказывают о женщине, которая обратилась в одну швейцарскую клинику за эвтаназией. Она долгое время работала медсестрой в доме престарелых и даже думать не хотела о старости, поскольку своими глазами видела, как тяжело быть пожилым.

– Мудрая женщина, – бормочет Юдора, погружаясь в сон.

Резкий стук в дверь заставляет ее проснуться. Она тут же закрывает глаза снова, но непрошеный гость настроен решительно – он стучит еще раз, уже с удвоенной силой. Юдора с трудом поднимается на ноги и подходит к двери. Она с облегчением видит, что та закрыта на цепочку, и это дает ей возможность приотворить ее лишь немного. Сквозь щель она видит, как к ней с хитрой ухмылкой наклоняется молодой бритоголовый мужчина.

– Здрасьте, хозяйка. Как жизнь? – спрашивает он тоном, которым люди обычно обращаются к старикам или больным. Юдора к этому привыкла, но ненавидеть не перестала.

– Что вам нужно? – задает она вопрос, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более свирепо. Дверная цепочка придает ей храбрости.

Молодой человек хмурится, но все же продолжает:

– Меня зовут Джош, и я участвую в программе, призванной помочь молодым правонарушителям реинтегрироваться в общество.

Он говорит это так, будто читает с листа, а затем протягивает Юдоре карточку, разобрать надписи на которой она не может. Женщина решает, что это читательский билет, но особой уверенности не испытывает.

– Что вам нужно? – повторяет она. Ей хочется захлопнуть перед ним дверь, но она слишком напугана.

Джош расстегивает сумку и достает из нее кухонное полотенце:

– Я продаю это. Отличного качества. Пять фунтов за штуку.

– Мне не нужны кухонные полотенца.

Джош не сдается.

– А что насчет чайных салфеток? Отдам за пятерку.

– Нет. Я не хочу ничего покупать. Пожалуйста, уходите.

Он смотрит на нее еще пару секунд, и дружелюбие исчезает с его лица, уступая место неприязни.

– Глупая старая сука, – рычит он и, поправив сумку на плече, шагает прочь. У калитки он останавливается и бросает на Юдору полный презрения взгляд. – Надеюсь, ты скоро сдохнешь, – добавляет он и, прочистив горло, сплевывает на землю.

– Значит, нас таких двое, – говорит Юдора, а потом, дрожа от облегчения, захлопывает дверь и запирает ее на замок.

Страх часто побуждает людей действовать, вынуждая их делать выбор между тем, биться им или бежать. У Юдоры больше нет ни сил, ни возможности биться, и она чувствует, что принятое ею решение бежать верное. Это будет побег без шанса вернуться, конец ее мучений.

Жизнь кажется Юдоре слишком сложной, но больше всего ее смущают вовсе не хулиганы вроде Джоша. Нынешние люди слишком эгоистичны и зациклены на себе. У них нет времени на нее и ей подобных. Они потребляют новости или еду, будто стараясь поглотить весь мир целиком, они смотрят, рассуждают и высказывают свое мнение, будто они единственные, к кому стоит прислушиваться. Юдора для этих людей – невидимка, но тем не менее она и сама давно перестала обращать на них внимание. Пусть они и дальше восхищаются Брекситом[3] и Дональдом Трампом, осуждают всех вокруг и ни к кому не проявляют доброты. Им уже не помочь. А скоро ее здесь больше не будет, так что она не увидит, как они окончательно скатятся к моральному оцепенению. Скатертью дорога, в добрый путь.

Вернувшись в гостиную, Юдора дрожащими руками тянется к телефону. Она надевает свои очки для чтения, находит на обратной стороне буклета номер и набирает его, аккуратно нажимая на кнопки.

– Klinik “Lebenswahl”. Kann ich Ihnen helfen?[4]

Юдора удивлена тем, что слышит немецкий язык. Какая-то клеточка ее сознания настаивает на том, что ей лучше положить трубку, – настолько велико ее давнее отвращение к немцам. Другие, может, и простили им то, что произошло во время Второй мировой войны, но она никогда этого не забудет. В последнюю секунду Юдора вспоминает, что звонит в Швейцарию, где в ходу немецкий язык, и понимает, что бояться ей нечего.

– Вы говорите по-английски?

Сотрудница клиники отвечает мягким и умиротворяющим голосом. Юдора сразу успокаивается.

– Да, конечно. Чем я могу вам помочь?

Юдора открывает буклет. Она хочет использовать правильные термины.

– Я бы хотела записаться на добровольную эвтаназию, – твердо говорит она. Прилив адреналина при произнесении этих слов вслух вызывает у нее головокружение.

– Понимаю. Это ваш первый звонок в нашу клинику?

– Нет. До этого я звонила вам с просьбой выслать мне буклет, когда услышала о вашей организации по радио.

Она решает не упоминать Элси. Это было ее личное решение. Конец истории ее жизни.

– Спасибо, что прислали его, – продолжает она. – Я все прочитала и приняла решение. Так что я хотела бы записаться. Пожалуйста.

«Манеры, Юдора, – неважно, что ты обсуждаешь свою смерть».

– Понимаю, – повторяет швейцарка. – Что ж, как вам, наверное, известно, у нас есть протокол, которому мы обязаны следовать.

– Какой протокол? – спрашивает Юдора.

– Мы должны быть уверены, что вы как следует все обдумали. Что вы осознаете все последствия, обсудили свое решение с близкими и абсолютно точно уверены, что это единственный подходящий вам вариант.

Юдора прочищает горло. Хватит с нее этой сладкой доброжелательности.

– Мне восемьдесят пять лет. Я стара, одинока и измучена. В мире нет ничего, что я хотела бы сделать, и никого, кого я хотела бы увидеть. Я не страдаю депрессией – я просто хочу уйти. Я не испытываю восторга от мысли, что могу кончить свою жизнь в доме престарелых, сидя перед вечно орущим телевизором в подгузнике для взрослых. Я хочу покинуть этот мир, сохранив достоинство и самоуважение. Ну что, теперь вы возьметесь помочь мне или нет?

Секундная пауза.

– Да, мы можем вам помочь, но необходимо соблюсти все формальности. Если вы не сомневаетесь в своем решении, я отправлю вам бланки, вы их заполните, и мы приступим. Вас устраивает мое предложение?

– Да. Пожалуйста, – дрожащим голосом отвечает Юдора, осознав, что кто-то наконец действительно прислушался к ней. – Спасибо.

– Не стоит благодарности, – сотрудница клиники колеблется, а потом продолжает: – Я нечасто об этом говорю, но… я правда понимаю, что это для вас значит. Моя бабушка испытывала то же самое. Она хотела умереть так же, как и жила, – с удовольствием.

– И ей это удалось? – с любопытством спрашивает Юдора.

– Да. Поэтому я здесь и работаю.

Честность девушки придает Юдоре храбрости.

– Как вас зовут?

– Петра.

– Спасибо, Петра. Значит, вы пришлете мне бланки?

– Конечно. Думаю, что, так как приехать к нам вы, вероятно, не сможете, мы обсудим все по телефону.

– Это ведь не создаст проблем?

– Не думаю, но вам нужно будет заполнить много документов и отправить их нам, а еще подробно обсудить все с доктором Либерманн. Стоимость вам известна?

– Я могу себе это позволить.

– Хорошо. Прошу прощения за этот вопрос. Теперь не будете ли вы любезны сообщить мне некоторые подробности?

Юдора отвечает на вопросы.

– А вы не подскажете, сколько потребуется времени? – Юдора не считает нужным произносить очевидное «чтобы умереть».

– Зависит от обстоятельств. Но я бы сказала, что примерно три-четыре месяца с момента подачи заявки. И разумеется, вы можете в любой момент передумать.

«Я не передумаю», – проносится в голове у Юдоры, и она чувствует облегчение оттого, что ее не станет к Рождеству – самому одинокому, самому безрадостному моменту в году.

– Я буду на связи на протяжении всего процесса, – говорит Петра. – Вы можете звонить мне в любое время. Если у вас возникнут вопросы или какие-то опасения, я всегда готова помочь.

– Спасибо, Петра. – Юдора надеется, что та слышит по ее голосу, как она благодарна и счастлива, как много для нее все это значит. Она вешает трубку, испытывая что-то среднее между эйфорией и изнеможением. Жребий брошен. Юдора ковыляет на кухню. Встав перед календарем, в котором нет практически никаких пометок, она отсчитывает четыре месяца вперед и нетвердым, прыгающим почерком пишет лишь одно слово.

Свобода.

Юдора улыбается. Впервые за много лет ее жизнь снова в ее руках. Старость не сможет победить ее – она бросит ей вызов, отмахнется от нее, как от назойливой мухи. Смерть заберет ее только на ее условиях.

Внезапный стук в дверь вырывает Юдору из мира фантазий. Сначала она беспокоится, что вернулся неприятный молодой продавец полотенец, но потом понимает, что в этот раз стук звучит мягче и тактичнее. Она медленно подходит к двери и приоткрывает ее, не снимая цепочки. Ее хмурый взгляд встречается со взглядом стоящей за дверью маленькой девочки. Лицо ребенка не выражает ничего конкретного, но, увидев Юдору, малышка тут же хмурится, копируя ее.

– Да? – требовательно произносит Юдора.

Над лицом девочки появляется еще одно – нервно улыбающейся женщины с растрепанными волосами. Юдора окидывает ее брезгливым взглядом.

– Извините за беспокойство, – говорит женщина немного громче, чем нужно.

Малышка насупливается сильнее.

– Мама, зачем ты так кричишь?

Юдора приподнимает одну бровь.

– Извини, – отвечает женщина дочери. – Извините, – повторяет она Юдоре. – Мы просто хотели познакомиться. Мы ваши новые соседи.

– О, – произносит Юдора.

– А зачем на вашей двери цепочка? Она сломана? – спрашивает малышка.

– Она помогает держать на расстоянии незваных злоумышленников, – многозначительно отвечает Юдора.

– Мы не злоумышленники, так что вы можете открыть дверь до конца, если хотите.

Юдора этого не хочет, но быть грубой не любит. Она убирает цепочку.

– Так-то лучше, – говорит девочка. – Меня, кстати, зовут Роуз Тревидни.

Юдора пару секунд изучает Роуз. Она одета в вишнево-красную футболку, которая абсолютно не подходит к фиолетовой юбке с воланами.

– А я Мэгги, – добавляет ее мать. – Мы приехали сюда из Корнуолла. Та еще поездочка, но мы справились. У вас тут очень мило. Правда, пляжей поменьше, чем в Корнуолле, – смеется Мэгги.

Юдора не понимает, что в этом смешного. Пока ее новая знакомая болтает без умолку, она молчит, прекрасно понимая, что малышка беззастенчиво ее разглядывает. В конце концов словесный поток Мэгги иссякает.

– В общем, мы просто хотели познакомиться.

– Этот фургон еще долго тут пробудет? – спрашивает Юдора, кивая в сторону грузовика.

Мэгги оглядывается через плечо:

– Ой, эм, надеюсь, что нет. Он вам мешает?

– Он перекрывает вход в мой двор.

– Да, точно, прошу прощения.

– А как зовут вашего кота? – спрашивает Роуз, абсолютно не замечая, что в воздухе повисло напряжение.

– Монтгомери, – раздраженно отвечает Юдора.

– Оу-у, Монтгомери. Иди сюда, Монтгомери, – зовет Роуз, присаживаясь на корточки и чмокая губами, чтобы привлечь внимание кота.

– Он не очень дружелюбный, – предупреждает Юдора.

К ее изумлению, кот мчится к Роуз и не только позволяет ей себя погладить, но даже начинает мурлыкать, когда девочка предпринимает потенциально опасную для жизни попытку взять его на руки.

– Оу-у-у, кто у нас такой хороший мальчик, а? Раньше у нас тоже был кот, но его сбила машина.

Юдора наблюдает, как Роуз обнимает ее кота, параллельно засыпая ее вопросами. Выбора у нее нет – приходится на них отвечать.

– Как вас зовут?

– Юдора.

– А сколько вам лет?

– Восемьдесят пять.

– А мне десять. Вы живете тут одна?

– Да.

– А у вас есть дети?

– Нет.

– Вам, наверное, одиноко.

Юдора хмурится:

– Вовсе нет.

– А вы любите Queen?

– А как же.

– Я тоже.

Внезапно в разговор вмешивается Мэгги.

– Роуз, я думаю, мы уже отняли у Юдоры достаточно времени, – говорит она, бормоча извинения. – Пойдем. Выберем тебе комнату.

– Ой. Ладно, – спохватывается Роуз. Девочка целует кота в макушку, опускает его на землю и бежит за своей матерью по дорожке обратно к выходу.

– До свидания, Юдора. До свидания, Монтгомери. Еще увидимся!

Юдора закрывает дверь и некоторое время стоит, стараясь понять, что же только что, черт возьми, произошло. Вдруг из ее горла вылетает тихий звук – странный, непривычный и совершенно неожиданный. Кот поднимает морду и смотрит на Юдору с удивлением – первый раз за всю свою жизнь он слышит, чтобы его хозяйка хихикала, – а потом ускользает в поисках еды.

Стелла Ханисетт возвестила о своем появлении на свет криком, таким же пронзительным, как и вой сирены, который заставил ее мучающуюся от схваток мать укрыться в бомбоубежище, построенном Альбертом перед отъездом на фронт.

– Чтобы мои ангелы были в безопасности, – говорил он Юдоре, когда она помогала ему накрывать конструкцию из листов гофрированного металла брезентом и наблюдала, как он лопата за лопатой сыплет сверху землю. – Уютно, как у Христа за пазухой, – добавил Альберт, закончив и отступив, чтобы полюбоваться их работой. Он с улыбкой взглянул на Юдору. – Поможешь мне пересадить наверх мой бедный старый кабачок? Мне пришлось выкопать его, чтобы освободить место для вашего нового укрытия.

– Конечно, папа.

– Умница. А потом попробуем создать внутри уют, чтобы вам с мамой было приятнее там находиться.

– И малышу, – сказала Юдора, придав своему лицу, как она надеялась, серьезное выражение.

Альберт наклонился, чтобы поцеловать ее в макушку:

– Теперь я знаю, что оставляю маму и твоего братика или сестричку в надежных руках.

Взглянув на него, Юдора просияла, словно обратившийся к солнцу цветок. Хоть девочка и не хотела, чтобы ее отец уезжал, она понимала, что он исполняет свой долг, а сама она должна исполнить свой. Юдора была уверена, что, если она сделает все именно так, как просит ее отец, Бог и мистер Черчилль вернут его невредимым.

– Кое-кто, похоже, совсем зазнался, – с обидой произнесли из-за забора.

– Добрый день, мистер Крэбб, – сказал Альберт, втыкая лопату прямо в крышу их нового укрытия и направляясь к соседу. – Прошу вас и миссис Крэбб без стеснения пользоваться нашим бомбоубежищем в случае воздушной атаки на Лондон – в нем хватит места на шесть человек.

Мистер Крэбб пришел в смятение:

– Адольфу Гитлеру не удастся выгнать меня из собственной постели.

Глаза Юдоры расширились, когда она представила, как их ужасный враг гоняет мистера Крэбба по его спальне.

– Мы не позволили фрицам победить нас в прошлый раз и, черт возьми, не позволим и в этот!

Юдора ахнула. Альберт, стараясь ободрить ее, опустил руку ей на плечо.

– Что ж, если вы вдруг передумаете, милости просим к нам. А теперь прошу нас извинить, – сказал он, уводя дочь прочь.

Мистер Крэбб остался стоять у забора, бормоча что-то об «этих ублюдках фрицах». Юдора прижалась к отцу. Иногда по ночам ее будил плач их соседа. От него стыла кровь в жилах, но он не был наполнен гневом – скорее напоминал отчаянный вой пойманного в ловушку зверя. Когда она впервые услышала его, то выбежала из своей комнаты и на лестничной площадке тут же столкнулась с отцом. Он опустился на колени и прижал дрожащую дочь к себе.

– Все в порядке, милая Дора. Все хорошо. Мистер Крэбб ничего не может с этим поделать. Понимаешь, он потерял на войне сына, и теперь ему снятся кошмары. Вот и все. Он просто увидел плохой сон. Понимаешь?

Юдора не поняла, но быстро кивнула, сделав вид, что это совсем не так. Любой разделенный с отцом секрет был для Юдоры сокровищем, драгоценным воспоминанием, которое она хотела сохранить в своем сердце навечно. Она всегда старалась быть к мистеру Крэббу доброй, но в его взгляде была какая-то дикость, а в поведении – непредсказуемость, и это пугало ее.

Юдора помогла отцу перетащить в убежище старый ковер, а потом держала куски проволочной сетки, пока он прибивал их к деревянным рамам, делая из них кровати. Закончив, Альберт положил на каркасы свернутые матрасы и удовлетворенно отступил.

– Ну что, проверим, подходят ли они нам по размеру, а, Дора? – сказал он, сверкнув глазами, а потом зажег свечу и поставил ее в пустой цветочный горшок.

– Давай, папа, – сказала Юдора, забираясь на крошечную постель. – Так уютно, – хихикнула она.

Альберт занял свое место и улыбнулся ей.

– Видишь? Говорил же, как у Христа за пазухой, – сказал он, протягивая ей руку.

Она вложила свою маленькую ладошку в его и – как и всегда, оставаясь с отцом наедине, – пожелала, чтобы время остановилось. После наступления войны в ее жизни не произошло каких-то кардинальных перемен. Теперь ей приходилось все время носить с собой противогаз и прислушиваться к сиренам воздушной тревоги, но в остальном все было так же, как и раньше. Отец каждый вечер слушал новости по радио, а Юдора садилась у него в ногах и пыталась делать то же самое. Она понимала лишь немногое из того, что там говорили, но слышала, как отец уверял мать, что в Лондоне они в безопасности. Для нее этого было достаточно. Отец никогда бы не стал им лгать. Если он говорил, что они в безопасности, то так оно и было.