Откровенно о Спасителе, или Тайная миссия Мессии
Помимо иудеев и иудео-христиан, новой вере, закостеневшей впоследствии в каноне и догме, пришлось бороться с гностиками, предпочитающими слепой вере христиан и иудейскому закону нечто иное, а именно Знание (по-гречески – «Гносис»). Гностики превыше слепой веры христиан-ортодоксов, которых они называли «ромеи» (римляне), ставили Знание, причём Знание тайное, аристократическое, эзотерическое. Это Знание недоступно людям плотским, телесным («соматикам»), оно же недоступно людям душевным («психикам»), которые способны только на веру. Высшее знание даётся только людям с ярко выраженным духовным началом, «пневмой» («пневматикам»).
Вслед за Заратуштрой, провозгласившим ярко выраженный дуализм, борьбу света и тьмы, доброго и злого начала, эзотерическое Знание гностиков также поделило мир на духовное и материальное начала. Причём гностики исходили из того, что изначально «мир во зле лежит», весь зримый мир – это порождение злого, материального начала. И порождён этот злой материальный мир не кем-нибудь, а иудейским Богом Яхве, владыкой над материей, который на самом деле является не высшим Богом, а низшим демиургом. Настоящий, высший Бог обитает в небесной выси, где царит Дух, а не материя. Его они называли, как правило, Отцом, чтобы не путать со злым иудейским Богом, Яхве. Отец-то и послал в мир Иисуса Христа, чтобы тот спас мир от сил зла.
В отличие от христианской церкви, гностики резко отвергали «священное писание» иудеев, считая его порождением зла.
«На извечный вопрос «почему мир плох?» гностические группы давали однозначный ответ: потому что плохо сделан. Этот ответ, как бы к нему ни относиться, менее нелеп, чем ответ классических монотеистических религий: человек сам всё испортил (грех Адама и Евы в рассказе об изгнании из рая). Неужто мы и правда так сильны, что можем испортить изначально хорошее творение? Не виноватые мы!» 4 .
Их философия больше напоминала философию неоплатоников о творении мира из Единого, Абсолюта, и возвращение его из падшего, низшего состояния материального мира к высшему состоянию Единого в своей божественной полноте и целостности, состоянии Высшего совершенства, Плероме (греч. – «наполнение, полнота, множество»). А то, что в нём не возникает проблемы теодицеи (теодицея – лат. “theodicea” – «богооправдание»: если в мире существует зло, то Бог не может быть одновременно и всесилен, и всеблаг), роднят его с буддизмом.
Гносис, то есть запредельная, мистическая, интуитивная мудрость, Абсолютное Знание, находится на первом месте среди ценностей и у буддистов (Джняна), и у гностиков. Обретение Гносиса вопреки невежеству и есть путь к спасению: путь к нирване у буддистов, путь к плероме у гностиков.
Спасение у гностиков заключается в отказе от мира зла и материи, в ярко выраженном аскетизме, из которого впоследствии выросло христианское монашество, в решающей роли Спасителя – Иисуса Христа. Роль Христа – восстановление божественной целостности Плеромы, которая в процессе развития утратила один из своих важнейших элементов («эонов») по имени Знание («Гносис»). Не вера, а именно Знание, причём Знание эзотерическое, тайное, сокровенное. Именно это Знание, а не вера даёт возможность восстановить целостность Плеромы и вернуться к совершенному состоянию изначального единства и полноты в Духе. Именно это мистическое иррациональное Знание дарует победу над злом:
«Таким образом, без гносиса – мистического познания – невозможно уничтожение зла, и сам факт познания означает гибель зла» 5 .
Гностики отрицали мир зла и материи во имя возвышения и воссоединения в Плероме – мире совершенного, полноценного бытия – посредством Знания-Гносиса. Избранные обретают Плерому, или же «Царство», «Царство Отца», «Царство Божие». Это «Царство» не где-то в пространстве или времени, «но Царствие внутри вас и вне вас», – говорит гностическое и потому апокрифическое Евангелие от Фомы.
Схожая мысль прослеживается и в каноническом Евангелии от Луки:
«Быв же спрошен фарисеями, когда придёт Царствие Божие, отвечал им: не придёт Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там.
Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть » (Лк. 17:20–21).
«Таким образом, в мучительных для христиан спорах о царстве божием, которые отражены и в новозаветных произведениях, автор Евангелия Фомы и те, чьи взгляды он отражал, заняли особую позицию: царство божие – это извечно существующая божественная сущность (то же самое, что «свет» или «истина» в других гностических сочинениях). Оно вне людей, но оно и в них, и только внутри себя они могут обрести его» 6 .
В отличие от иудео-христиан, Иисус Христос у гностиков не обладает человеческой сущностью. Иисус гностиков – Логос, Слово мудрости и Знания, всемогущий посредник между Высшим миром Духа и низшим миром материи, который пришёл спасти «некоторых», точнее говоря, избранных пневматиков, открывших при посредничестве Христа внутри себя Высшее Знание, мистический Гносис, и овладевших силами Духа, «пневмой».
Христос у гностиков вовсе не человек и даже не Богочеловек. Его человеческая сущность – лишь кажущаяся. Истинную его сущность невозможно постичь разумом и описать словами. Её символ – свет, разлитый повсюду:
«Я – свет, который на всех. Я – всё: всё вышло из меня и всё вернулось ко мне. …Подними камень – там найдёшь меня, рассеки дерево – и там» 7 .
Только те избранные, пневматики, в душе которых таится частица Духа, могут спастись путём самораскрытия в себе этого Духа («пневмы»), путём мистического, иррационального озарения, путём овладения Высшим Знанием:
«Они обращались к абстрактному человеку, к его внутренней сущности вне реальных условий существования людей. Всеобщность христианской проповеди («нет ни эллина, ни иудея», как сказано в посланиях Павла), которая обеспечила новой религии широкое распространение, нашла здесь своё крайнее выражение. Но в то же время представление об индивидуальном озарении как единственном пути к божеству создавало новых «избранных». Те, кто не смогли приобщиться к гносису, не спасались ни молитвами, ни покаянием, ни добрыми делами» 8 .
Именно это избранничество роднит гностиков с книгой Откровения Иоанна Богослова, где первого воскресения удостаивается тоже только ограниченное число избранных, «ибо много званых, да мало избранных»!
Апокрифическое Евангелие Истины настаивает, что овладение Знанием идёт рука об руку с обретением Единства, Света, Жизни:
«Как в случае с невежеством личности, когда она приходит получать гнозис, её неведение исчезает само собой, как и тьма исчезает при появлении света, также и Изъян исчезает в Совершенстве. Так, с того момента Форма не явна, но будет она исчезать в слиянии Единства, ибо ныне их Труды лежат разбросанными. Со временем Единство будет совершенствовать Пространства. Именно внутри Единства каждый достигнет самого себя. Внутри Знания он очистится от Множественности, (обратясь) в Единство, поглощая Материю внутри себя подобно огню, а Тьму – Светом, Смерть – Жизнью» 9
Христианской церкви, которая и так считала себя обладателем высшего, сакрального, абсолютного знания и уповала на слепую веру, на молитву, на покаяние, на Богочеловека, на Господа Бога, на Царствие Небесное, это учение явно не понравилось и не могло понравиться. Хотя гностики в силу аристократичности и эзотеричности своего учения не могли, да и не хотели конкурировать с христианской церковью.
В противовес гностикам, учение которых оказало опосредствованное влияние на некоторые книги Нового Завета, христианские миссионеры, наоборот, утверждали, что вера превыше всего, вера превыше знания. Этот лозунг нашёл горячий отклик в сердцах многих простолюдинов, страстно желающих лучшей доли. Просто и понятно, и не надо никакого заумного Гносиса.
Если учение гностиков было замкнутым, таинственным, открытым только для избранных, принижающим значение этики в эту бурную эпоху перемен, если оно было непонятным для простолюдинов и неприемлемым для Римского истэблишмента с его устоявшейся социальной иерархией, то учение христианских ортодоксов было максимально демократичным. Двери первых христианских общин, экклесий (греч. – «собрание»), были открыты для всех верующих, будь они рабы, блудницы, необразованные и неотёсанные простолюдины. Веришь – будешь спасён!
Этот догмат впоследствии многократно усилился в период Реформации в проповеди Мартина Лютера, который спасение связывал только и исключительно с верой. Вера – инструмент убеждения гораздо более действенный и демократичный, чем Знание. Особенно если убеждать приходится малообразованных и разочаровавшихся во всём изгоев общества, страстно желающих воздаяния за свою истовую веру, которые и являлись первыми сторонниками нынешнего христианства. Рабы и нищие, вдовы и сироты, калеки и блудницы, даже презираемые сборщики налогов, мытари (вспомним Левия Матфея), – вот первые адепты новой веры, вот целевая аудитория новой, нарождающейся церкви.
(Только и плодов особых эта вера не принесла. Не явилось Царствие Божие верующим в течение двух последующих тысячелетий, несмотря на все подвиги веры. Может, одной веры всё-таки маловато для обретения Царства? Может, явится Плерома не просто верующим, но и знающим?)
Античному чувству прекрасного как совершенства формы христиане противопоставили духовное и нравственное совершенство.
(Чему сейчас поклоняются люди, называющие себя христианами, – совершенству формы, культу денег, успеха, молодости и физической красоты или духовному совершенству, даже если человек – нищий и калека?)
Общественной иерархии рабовладельческой римской империи первые христиане противопоставили грядущее Царствие Божие, в котором «последние будут первыми».
Социальному гнёту противопоставили равенство всех во Христе. Не важно – патриций ты или раб, важно, что ты веруешь во Христа, а значит, будешь спасён от всех горестей и напастей этого несовершенного мира. Поэтому вера по сей день является одним из важнейших столпов христианства. Вера супротив Знания.
Без веры новый культ поклонения Спасителю мог бы просто не выжить в те смутные времена. Как не выжил культ христиан-гностиков, которые явное предпочтение отдавали мистическому, аристократическому Знанию.
Борьба нарождающейся христианской церкви за веру завершилась победой. Вера на многие века победила Знание. На многие, но не навсегда. Когда-то на смену вере приходит заповеданное «время истины». Когда-то вера вступает в священный брак с разумом, со Знанием, с Гносисом, порождая Истину и Свободу.
«и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32).
Бороться нарождающемуся ортодоксальному культу пришлось и против монтанистов, сторонников бывшего языческого жреца, а впоследствии христианского пророка Монтана (II век н.э.). Он пророчествовал сам, объявив себя Параклетом, Духом-Утешителем, обещанным Христом:
«Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлёт Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам всё, что Я говорил вам» (Ин. 14:26).
Пророчествовали две его сподвижницы – Присцилла и Максимилла. Плюс ко всему возможность пророчествования была признана за любым верующим-харизматиком. Мало того, что Монтан утверждал, что во Христе люди не получили всю полноту откровения, но ещё и в корне поменял церковную иерархию. Главенствующая роль в распространении нового учения была отдана стихийным пророкам, а не епископам.
Так, собственно, и было изначально, пока к власти в христианских собраниях не пришли вместо пророков и апостолов (в данном значении – послов, посланников, проповедников) епископы, которые на первых порах занимались лишь административными и хозяйственными функциями. Пришли и сменили традиционную совместную христианскую трапезу епископальной проповедью, а власть пророков и апостолов – собственной несокрушимой властью.
Епископы, которые уже успели к этому времени насладиться авторитетом и религиозной властью, в религиозной иерархии монтанистов были сдвинуты с первого на третье место! Чем бы, вы думали, на это ответили епископы?
Тем же, чем язычники ответили на нарождение христианского вероучения. Обвинили «еретиков» во всех смертных грехах, включая утверждение, что монтанисты во время своих таинств пьют кровь младенцев. Цель – защита канона и собственной власти – оправдывает средства. Спустя пять столетий движение монтанистов, то разгораясь, то затухая, постепенно сошло на нет.
В первые века проповедовать приходилось в борьбе с языческими культами эллинов.
Нешуточная борьба шла с римским поклонением персидскому богу-воителю Митре. Только победа в 323 году войска, возглавляемого императором Западной римской империи Константином (Великим), который поклонялся Иисусу, над императором Восточной Римской империи Лицинием, который отдавал предпочтение культу бога-воителя Митры, нанесла сокрушительный удар вере римлян во всемогущество персидского бога Солнца.
Приходилось бороться с манихейством, религией, основанной персом Сураиком, который получил почётное прозвище Мани́, что на древнегреческом означает «дух», «ум» (не путать с английским “money” – «деньги»). Основатель манихейства Мани́, живший в III веке, объявил себя преемником Заратуштры, Будды и Христа и учил о борьбе света и тьмы, добра и зла, о том, что всё зло в мире идёт от материи – порождения Князя Тьмы. Благой Бог же породил исключительно духовный мир, а не весь мир, как Бог-Творец иудеев и христиан.
Это была первая попытка синтеза основных религиозных учений, существовавших на тот момент. Попытка, которая закончилась полным крахом, несмотря на впечатляющие достижения в I тысячелетии новой эры. Миссионеры новой веры вели свою проповедь не только в Персии, но и в Риме, и в Африке, и в Китае, и даже на территории современной России: на берегах Оби, Иртыша и Енисея.
Зато, в отличие от манихейства, проповедь христианской веры закончилась блестящим успехом. После 3 столетий преследований и гонений христианство вдруг стало государственной религией Римской империи! Это случилось в феврале 380 года от Рождества Христова при императоре Феодосии I. Как такое стало возможно?
Глава 4. Канонизация Нового Завета и Кредо IV века
Первые христианские проповедники оказались меж двух огней: с одной стороны, эллинский и гностический культ человеческого разума, с другой, – иудейский культ Закона Моисеева, данный свыше от Бога:
«и иудеи требуют чудес, и эллины ищут мудрости;
а мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие» (1 Кор. 1:22–23).
Задача была убедить и тех и других, что Слово Иисуса Христа – это высшая мудрость Бога, выше мудрости как человеческой, так и ветхозаветной, иудейской. Для решения этой двуединой задачи на первых порах двумя самыми распространёнными способами убеждения в зависимости от «целевой аудитории» были:
А) Ссылки на евангельские чудеса, якобы творимые Иисусом. (Ничто так не манит человека, как чудо.) Это убеждение призвано было воздействовать на язычников: цивилизованных римлян и нецивилизованных варваров.
Б) Ссылки на ветхозаветные писания, пророчества, освящённые многовековой традицией. Это убеждение уже было рассчитано на иудеев, для которых авторитет Священного писания был непререкаем. Со времён первобытного общества святость отождествляли с традицией, с древностью. Чем традиция древнее, тем священней. Уже во втором веке новой эры древность новой, христианской, традиции превратилась в высший аргумент в любом богословском споре.
Первые христиане, с одной стороны, опирались на иудейскую традицию, на представления о Боге, о Мессии, на высший авторитет ветхозаветных писаний, а, с другой стороны, боролись с этой традицией, зачастую с помощью откровений самих ветхозаветных пророков.
Христианский Мессия вовсе не похож на иудейского Машиаха, а на смену ветхозаветному иудейскому Закону Моисея и 613 заповедям Торы, включая «око за око», пришёл Новый Завет Богочеловека и его проповедь Любви и непротивления злу, очень напоминающая непротивление злу в буддизме:
«Вы слышали, что сказано: “око за око и зуб за зуб”. А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5:38–41).
В свою очередь, буддийские джатаки (что созвучно христианскому слову «жития»), канонические рассказы-притчи о предыдущих воплощениях Будды, повествуют, например, о том, что в одном из перерождений Будда отдал себя в жертву тигрице, сосцы которой иссохли от голода, а ей надо было кормить своих детёнышей! В другом тексте рассказывается, как некий царь отсекал отшельнику Арше поочерёдно руки и ноги, а он только повторял: «Я упражняюсь в терпении».
Христианская вера, несмотря на всю свою необычность и противоестественность, в конечном итоге победила, превратившись в новую, освящённую церковью и веками традицию. Решающим для победы христианской веры стал IV век нашей эры.
В начале IV века римский император Диоклетиан прославился особенно сильными гонениями на христиан. А потом случилось чудо. Следующий римский император, Константин Великий, тот самый, который основал знаменитый Царьград (Константинополь) на берегу пролива Босфор и нанёс сокрушительное поражение культу бога Митры, сначала объявляет христианство дозволенной религией (Миланский эдикт 313 года), а затем, незадолго перед своей смертью в 337 году, и сам принимает христианство.
Хоть он и почитается православной церковью как святой, но святым по жизни он явно не был. В борьбе за абсолютную власть не брезговал ничем. Сначала способствовал свадьбе своей сестры Констанции с императором восточной Римской империи Лицинием, а затем вероломно убил его, чтобы стать единовластным правителем огромной империи. Ни слёзы, ни мольбы о пощаде родной сестры не остановили его.
По навету любимой жены Фаусты казнил собственного старшего сына от первого брака в опасениях за свою власть. Сына, который одерживал славные победы над Лицинием на суше и на море. А затем приказал казнить и саму жену за её коварство, «столкнув её в горячую воду в бане», по свидетельству Секста Аврелия Виктора. Короче говоря, живьём сварил в кипятке. (Прямо как Иван Грозный!)
О многочисленных кровопролитных битвах и казнях простых смертных нечего и говорить. Образцом добродетельной жизни он явно не являлся. Подставлять левую, когда ему врежут по правой, тоже не торопился. Скорее, наоборот. Но якобы перед решающей битвой у Мильвийского моста ему во сне явился Христос на небе с магическим знаком и со словами “In hoc signo vinces” (с этим знаком победишь). По иной версии, накануне битвы огромный крест из букв X и R (первые латинские буквы слова Христос) затмил Солнце в присутствие всей 40-тысячной римской армии.
По приказу Константина чудесный знак солдаты поместили на своих щитах и на следующий день одержали сокрушительную победу над врагом, которая принесла Константину императорский трон и сделала полновластным хозяином Римской империи. А сам знак стал отныне главным военным штандартом императорского Рима.
Вместо того, чтобы самому проявлять милосердие к своим врагам и противникам, он предпочёл грешить и сражаться за власть, не брезгуя ничем, чтобы перед самой смертью покаяться во искупление грехов и в надежде на Высшее милосердие. Некоторые исследователи считают, что именно страх перед гневом олимпийских богов за убийства жены и сына, которые, по мнению языческих жрецов, нельзя было искупить, заставил его обратиться в христианство. Ведь христианский Бог прощает даже самые страшные грехи, стоит лишь покаяться.
Греши и кайся, греши и кайся – и попадёшь на небеса. Бог простит. Не согрешишь – не покаешься. Такая интерпретация христианского учения не раз и не два впоследствии рождала жестоких, немилосердных, бессердечных правителей, тиранов и убийц, уповающих на Божественное милосердие. Начиная от Ивана Грозного и кончая очередным серийным убийцей и маньяком, приходящим к Богу в камере смертников. Греши и кайся, греши и кайся – и попадёшь на небеса. (Попадёшь ли?)
Именно при императоре Константине собирается первый вселенский собор христианской церкви в Малой Азии, на территории современной Турции, в городе Никее. Это случилось в 325 году, за 12 лет до смерти Константина и через 2 года после его решающей победы над Лицинием. Император хотел точно знать смысл учения многочисленных христианских общин. И он узнал его.
В то время вместо одного единого писаного канона существовало множество весьма различных канонов, в которые входили различные священные книги, различные евангелия, послания, откровения. Каноны были: Римский, Александрийский, Сирийский, Карфагенский и так далее.
Долгое время господствовала устная христианская традиция. Этому способствовали дороговизна и редкость рукописных книг, малограмотность населения, особенно деревенского, весомость и почитаемость устной речи, «глаголом жгущей сердца людей» на широко распространённых народных собраниях. Количество многочисленных ересей в то время зашкаливало за сотню.
Но если для церкви гонимых верующих каноническое и догматическое многообразие было допустимо, то для господствующей религии в жёстко централизованной римской империи оно явно не подходило. Рим и его истеблишмент нуждались для поддержания и сохранения своей власти в единообразной церкви, претендующей на абсолютную истину, а не дискуссионный клуб.
Отцы церкви развили лихорадочную деятельность по приведению различных канонов к единообразию и формулированию основной догматики церкви, единой для всех верующих. В результате появился канон из привычных сейчас 27 книг.
Начало канонизации было положено Никейским собором 325 года. Собор установил 20 канонов (правил) поведения христиан, а также установил для них единый день празднования Пасхи. На этом же соборе зародилось знаменитое Кредо, символ веры любого христианина, которое окончательно оформилось в 381 году на втором вселенском соборе в Константинополе, когда христианство стало уже государственной религией. Кредо состоит из 12 пунктов:
1. Вера в единого Бога – Отца Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого мира;
2. Вера в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божьего, Единородного, Отцом рождённого;
3. Вера в то, что Христос воплотился в человеческое тело от Духа Святого и девы Марии и пришёл на Землю ради спасения людей;
4. Вера в то, что Иисус был распят при Понтийском Пилате, страдал и умер как человек;
5. Вера в то, что Христос воскрес на третий день, а затем вознёсся на небеса;
6. Вера в то, что Бог-Сын имеет равное могущество с Отцом;
7. Вера во второе пришествие, суды Божии над живыми и мёртвыми и воскресение из мёртвых;
8. Вера в Святого Духа, который исходит от Бога-Отца;
9. Вера в единую, святую, соборную (состоящую из людей всех времён и народов), апостольскую (сохраняющую преемственность от апостолов) Церковь;
10. Вера в таинство крещения;
11. Вера в будущее воскресение мёртвых;
12. Вера в вечную жизнь после второго пришествия Христа и Страшного суда.
Канонизация книг Нового Завета растянулась почти на столетие. В результате переписки, многочисленных совещаний, церковных соборов спустя четверть века после смерти Константина, в 363 году, были канонизированы 26 книг, то есть весь канон за исключением книги Откровения Иоанна Богослова (Апокалипсиса), которая вошла в новозаветный канон по решению Иппонского собора в 383 году. В 419 году на Карфагенском соборе список книг Нового Завета, включая Откровение Иоанна Богослова, был уже утверждён и закреплён окончательно. В каноне было, по утверждению церкви, Высшее, Абсолютное знание. Книги, не вошедшие в канон, стали называться апокрифическими, то есть тайными или вымышленными, сомнительными.
Никейский собор положил начало канонизации Иисуса и христианства в его нынешней форме. Однако нельзя сказать, что канонизация шла гладко. Еретиков в стане христиан хватало. Сначала это был бывший митрополит Александрии Арий. Подобно Филону Александрийскому, создавшему учение о Логосе, Посреднике меж Богом и людьми, мятежник учил свою паству, что Иисус ниже в божественной иерархии, чем Бог-Отец. Его последователи верили, что Бог-Сын не предсуществовал вечно, от сотворения мира, а является Божьим творением, как и любой другой человек. Но он выше любого человека, ибо Он – Посредник между Богом и людьми.
И многие ему верили на слово. А германское племя готов полностью перешло на сторону арианства, отойдя от официального канона. В борьбе с ересью церковь не остановилась перед сожжением его книг на одной из площадей Александрии. Тот же, кто утаил дома его «богохульные» книги, подлежал немедленной смерти.