Девять
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Девять
«о наши потери! казалось, раз помолись Марии…»
о наши потери! казалось, раз помолись Марии,не поможет – молитву сотню раз повтори ивсе, что утрачено, возвратишь с лихвою.но я никогда не увижу волошинских облаков Кимерии,проплывающих над головою.и смотровая площадка – все это в вашей власти,все для вас, а не для меня – в зубастой пасти.что вам до инородца, тем более – до иноверца?видели очи, что захватили жадные руки имперца?ешьте, хоть повылазьте.ешьте вместе с кровью пролитой, с Перекопомс расстрелами, оккупацией, депортацией, так, галопом,мчится история, зная, что все завершится развалом.что до наших жизней – они проходят по узким тропам.скоро совсем пройдут. дело – за малым.в нашей жизни важно не делать движений резких.мне не видеть армянских церквей и крепостей генуэзских,пещерного города и наклонных улочек Бахчисарая.мы сходны с тенями на осыпавшихся фресках.задумался Бог Предвечный, книгу жизни листая.пересекает небо ласточек стая.«ничего что я сегодня без галстука и пиджака…»
ничего что я сегодня без галстука и пиджакабез слона мерседеса верблюда и ишаканичего что иду сегодня один на своих двоихслава Богу никто пока не отрезал ихничего что сегодня я без царя в головеничего что идей у меня не одна и даже не двеничего что в ушах у меня музыка а не шумничего что лукав престарелый еврейский умничего что не стрижен год лет сорок небритничего что земля одессы у меня под ногами горитвы уж простите что без скандала и лишних словчто иду домой а не гонят в расстрельный ровничего что я перед всеми в долгу но не в долгахничего что во мне в глубине все же гнездится страхничего что песня моя монотонна как звон сверчканичего что сегодня я без галстучка и пиджачка«ели картофельную шелуху варили крапиву…»
ели картофельную шелуху варили крапивуповторяли пословицу не до жиру хоть быть бы живумальчик учит сказку про гипотенузу и катеткеросина в лампе на донышке на вечер не хватитпомянем на ночь советских бабушек нашихпостниц и праведниц не хуже древних монашекя корова и бык я мужик хоть и баба все мы гермафродитымужья убиты дети голодны внуки хоть будут сытывнуки будут сыты правнуки возмужаютзаймутся бизнесом встанут на ноги праправнуков нарожаютпостроят виллы с башнями зубцами и флюгерамиздесь в степи или там за морями и за горамив общем все уладится у всех перспективышелуха картофеля вкусный суп из крапивысбор колосков по ночам поход в порожнюю лавкуа народ все толпится не подойти к прилавкувыпьешь чашу скорби правнучек дам добавку.«девочка загоравшая нагишом на пляже…»
девочка загоравшая нагишом на пляжеходит по улице в камуфляжевойна не война но такой сезонподобает нежным девам и женамбыть народом вооруженнымдо зубов до сережек новый фасондесять лет тому я их знал другимиони на пляже лежали нагимиесли не нравится то не смотрино это нравилось и смотрелиа девочки полностью загорелибез полосок снаружи без смущенья внутриможет тогда они были правычто им было всем до солдатской славыджинсы были милее чем бронежилетони изменились вокруг переменына стройных ногах проступают веныкак-никак прошло уже десять лет«странно я еще видел мазанки крытые камышом…»
странно я еще видел мазанки крытые камышомс докторским саквояжем входил в неслыханную нищетуя жил над лиманом в городке небольшомего спасали акации и каштаны в цветуего губили виноградники винных сортовтарас, растрепа, для верности на табакемужчины там превращались в подъяремных скотова рабовладелицы-жены держали их в крепкой рукежили по справке не было паспортовраки водились в лимане а судаки в рекев крепкой руке, в черном теле, а тело было черноот отсутствия гигиены и от того же винамужей приводили в порядок когда давили виносемья пахала на виноградниках дотемнамуж как-то держался но знал умрет все равножена это тоже знала но не была огорченапотому что не было лучшей участи чем участь вдовыхоть в августовскую жару несносен черный платокоблака словно мысли плыли поверх головыраз в год сын писал из армии пару строкв разрушенной церкви на фреске сидел даниил пророки вокруг пророка молча ходили львы«Распродадут за копейки. Выбросят на помойку…»
Распродадут за копейки. Выбросят на помойку.Затеют ремонт. Если хватит денег, то – стройку.Впрочем деньги кончатся до того, как поставят крышу.Хорошо, что не увижу. Еще лучше, что не услышу.Вещи срастаются с нами, становятся оболочкой,почтим их память пустой стихотворной строчкой.Наше жилище превращается в пепелище.Крышка цела, да прохудилось днище.Вещи прочнее нас. Им незнакома усталость.Их не возьмешь ни в могилу, ни, тем более, в старость.Щелчок, – и все превратится в имущество и наследство.Спасибо болезням и старости за ваше счастливое детство.«Высокие горы, текучие воды…»
Высокие горы, текучие воды,лиловые буйволы тащат подводы,в подводах философы – гиблый товар.Один – слабосилен, второй – слишком стар,а третий не лучше подгнившей колоды,и всем им пора отвечать за базар.Цветы рядом с птицами. Рой насекомыхвесенним задиристым ветром влекомых,беззвучен, как весь этот странный пейзаж,за каждой подводою следует страж,он машет дубинкой, встречая знакомых.И в небе пустом закипает мираж.Драконы блестят золотой чешуёю,сравнимы с ужом и обычной змеёю,но крылья и лапы с густой бахромой,все так извиты, что не сыщешь прямой,а там, далеко, за великой стеноютуманы ложатся густой пеленой.Детали одежд прорисованы мелко.Вот подлинный свиток, а может – подделка.Китайский пейзаж, что китайский секрет.Работой и кровью невинной согрет,невинная кровь это лучшая грелка,багровой истории ласковый цвет.«немного музыки умещалось на диске…»
немного музыки умещалось на дискевремен граммофонов и самоваровмузыка пряталась в треске и комарином пискежизнь похожа на лавку колониальных товаровпотому что это было время колонийи почтовые марки колоний ценились особои человек из будущего потустороннийпроизводил впечатление чудаковатого снобаникто не верил в машину времени это причудав граммофоны тоже не верили но иногда покупалина резных столах стояла фарфоровая посудаимператорского завода в просторном обеденном залеи человек из будущего сидел за столом среди прочихпил чай тонкий стакан серебряный подстаканники хозяйка ему отрезала лучший кусочекбелый пряник был вкусней чем медовый пряника машина времени запряженная бурой кобылкойстояла у входа и кучер поглядывал чаще строгоно иногда с милосердной и печальной улыбкойна мир в котором музыки помещалось немного«В пространстве веры – пророки и мудрецы…»
В пространстве веры – пророки и мудрецы.А кто не пророк, не мудрец – сиди и молчи.В пространстве сказок – вампиры и мертвецы,не зная закона, свободно ходят в ночи,скребутся, как мыши, кричат, как сычи.А мальчику все равно – Бог накажет, черт приберет,с головой укрывшись, одолевает наследственный страх.Папы нет, мама где-то таскается, бабушка пьет,а когда он был мал – не пила, и носила его на руках.Жизнь всегда хороша на первых порах.Так получилось – ему не читали священных книг.А сказки читали, особенно на ночь, чтобы заснуть.Раз в месяц водили к доктору, то ушник, то глазник,потерпи, укол, не больно, еще чуть-чуть.Зайдем в магазин, куплю тебе что-нибудь.Покупали зайца и игрушечный пистолет —для охоты на зайца, чтобы зря не скакал.Зимой – одеяло ватное. Осенью – старый плед.Свет горит, но в лампочке слабый накал.Света мало, и мальчик тоже по-своему мал.«известна пьеса. выучены роли…»
известна пьеса. выучены роли.суфлер забывчив – что поделать с ним?свобода воли есть свобода боли,которую мы людям причиним.в театре кресла с плюшевой обивкой,и занавес из бархата под цвет.и билетерша дарит нас улыбкой,фонарик наставляя в наш билет.в руке программка, свернутая в трубку.играет как всегда – состав второй.пришел черед отравленному кубку.отравленный клинок – не за горой.пора, мой принц! не слышно оркестрантов.в последний раз чуть дернулся кадык.Горацио встречает оккупантоврассказом о погибели владык.«конь леченый…»
конь леченыйвор прощеный жид крещеныйодна ценаодна цена но какова онапотому что конь леченый лучше чем конь больнойразбойник прощеный Христом на крестелучше чем вор инойжид крещеный Сам Христос пришедший к реке Иордангде трижды водой окатил его пророк Иоаннстара поговорка но не повторяй ее мнеговоря о товаре подумай сперва о цене«когда дети малы они хороши и милы…»
когда дети малы они хороши и милыглаза как маслины волосы вьются тоненький голосоккто вас мальчики вытянул за письменные столыс черными телефонами портупеи наискосокгалифе сапоги в кабинетах натерты мастикой полыв завершение пуля в затылок если сам то в високкого из полуподвалов кого из высоких квартирвитражи в парадных мрамор лестниц в гостиной каминв расстрельном подвале теперь обыкновенный тирподвал глубок винтовок много а ты одинбыло можно подать документы но ты опоздал в ОВИРи что теперь зарубежью до табачных твоих седини какое дело кому что дед работал в ЧКа арестован-расстрелян был уже ГПУчто от пощечины девичьей у тебя горела щекачто сын твой в форме ОМОНа служил разгонял толпучто внук твой похож на того кудрявого мальчикакоторый святую русь разносил в щепурасти мальчик расти душой не кривихорошо учись пиши стихи себя не ласкайпотому что руки твои в наследственной вязкой кровии в твоих ушах овчарок надсадный лайрасти мальчик работай прилежно и хорошо живина пляже летом лежи читай загорайкакие девы проходят к воде мимо подстилки твоейони и сами подстилки но как объяснишь это ими это карма сансара судьба до скончания днейживем не тужим себя ни в чем не виним«Море пахнет солью и йодом…»
Море пахнет солью и йодом.Город пахнет распадом-разладом.Это место намазано мёдом.Это место становится адом.Это место мечено кодом.Это место истоптано стадом.Люди смотрят под ноги и в карты.Видно местность им не знакома.Здесь в тюрьму как за школьные партывсех сажают. Дальнейшее – кома.Ходят парами жрицы Астарты.Ходят тройками члены обкома.Море пахнет всемирным потопом.Город пахнет полуденным жаром.Жизнь идет по нехоженым тропам.Старость катится кегельным шаром.Что поделать с таким хронотопом?С кожей, траченой южным загаром?Лето красное кажется черным.Небо синее кажется белым.Город кажется огнеупорным,но принюхаться – пахнет горелым.А хотелось бы, чтобы попкорном,или персиком переспелым.«солнечный свет сквозь листву винограда…»
солнечный свет сквозь листву винограда.гудение утренних пчел.жизнь прокатилась – ни склада, ни лада,словно бы в книжке прочел.из-под затертого переплета,с высохших хрупких страниц.птицы щебечут во время полета.что нам до пения птиц?что нам до пчелки, трудяги извечной?на ножках желтеет пыльца.что до вселенной, не столь бесконечной,чтоб не дожить до конца?вот и уходит ночная прохлада,молча откуда пришла…солнце, сияй сквозь листву винограда!гуди, золотая пчела!«Творенья старого поэта…»
Творенья старого поэта,проснувшегося до рассвета,когда в саду густой туманросою падает на землю…О чем ты шепчешь? Я не внемлю.Старик – ты гений, я – профан.Что мне рифмованные строки,кто мне нелепые пророкис нечесаною сединой,как сжиться мне с твоим страданьем,с твоим последним назиданьем,переселяясь в мир иной?Старик, прости, я сам не молод,весь переломан, перемолот,смешной изгой в своем дому,пристыжен веком и обижен,я сам не чесан и не стрижен,живу, гнию не по уму.Живу, гнию, сомненья прячу,как в магазине недостачуприкрыть пытается ловкач,но суд идет – смешны попытки,на выход, собирай пожитки,и кто тебе, больному, врач?Я сам – безродный, сам – калека,из девятнадцатого векалистаю стихотворный том,и милый ямб четырехстопный,четвероногий, расторопныйзвучит в мозгу моем пустом.Есть в осени первоначальнойпростор твоей строке прощальной,и я, послушный книгочей,лишь отзвук или отсвет, эхо,твой раб, несчастный неумеха.Прощай же, свет моих очей!«И во дворе и на календаре – зима…»
И во дворе и на календаре – зима.Холод цветет, чуть рассветет – сгущается тьма.Коротки дни, ночи длинны, как чувство вины.Люди больны, над собой не вольны в дебрях страны.И, как всегда, как в иные года – чувство стыда.В лужах декабрьских чернеет вода под корочкой льда.Гитара, звени, мы с тобою одни, полночный романс.Вспомнишь едва эти слова – снова впадаешь в транс.Не говори, лучше бери за руку, обними,Господи мой, этой зимой как остаться людьми?Удастся ли мне не жаться к стене и не скользить по льду,как стерпеть смогу, что город в снегу, а души – в аду?Депрессия, грусть сильны, ну и пусть, или все это зря?Встал на заре, на календаре – первое декабря.Терпсихора
Вторая ода
1Пандора! Ты открыла свой сундук.Доныне деревянной крышки стукв горах Кавказа отдается эхом,и беды все, что стайка мотыльков,летят – как видно, жребий наш таков —пришел конец покою и утехам,свободе от одежды и цепей,от бурных рек, непаханных степей…Так Зевс судил лентяям, неумехам!Вот чаша скорби – до конца испей!О юморист! Не суйся к нам со смехом,не открывай широкозевный рот,не выпускай на волю анекдот!2Пустой сундук. Но там, на самом днесидит Надежда – крылья на спине,сандалики и платье из поплина,а рядышком, немного в стороне —она! она! Иль показалось мне?О Муза! Ты прекрасна и невинна,ты не обманешь, как твоя сестра —Надежда, что пообещать быстра,но, словно реку быструю, плотинаее посулы перекроет мир —дряхлеющий, изношенный до дыр,куда ни глянь – унылая картина!Пьян пролетарий. А капиталистужасен, жаден, на руку нечист.3О Муза! Сколь желанен твой приход!Ты наше время переходишь вброд,на броде ведь Пегасов не меняют!Не тешишь нас надеждою пустой —глядишь на нас, сияешь наготой —так девушки на пляже загорают,вуайериста насыщают взор,ни дерзкий взгляд, ни моралистов хоркрасавиц полуденных не смущают:одежды прочь – и кончен разговор.А впрочем – кризис, старики нищают,а к богачам спускается с небесземной красавец – верный мерседес.4Но Муза! Стихотворную строкузачем в уста влагаешь старику?Стихосложенье – лишняя морока.Известно, старикам у нас почет,но стих теперь навряд ли кто прочтет,и выловит из мутного потокаметафору, эпитет, параллель,оценит ритм и красоту созвучий,закономерность и несчастный случай.Наш скорбный труд утрачивает цель.Гремит попса, и речи пустомель,несет нам сплетни на хвосте сорока,История! Корабль твой сел на мель!О Муза! Хоть в стихах немного прока,с традицией-инерцией втроем,тебе сегодня песню воспоем.«По базару ходят сумчатые приматы…»
По базару ходят сумчатые приматы.Параллельны ряды мясные, фруктовые, овощные.На прилавках бывают абрикосы, вишни, томаты.Приматы бывают приезжие и коренные.За приезжими нужно присматривать, чтоб не пустили корни,не зацепились, не втиснулись, не заняли место на пляже.Море теплое, мирное, милое: ни линкор, ниэсминец его не тревожат. Сегодня дажепассажирские катера не подходят к причалу,не говоря о барках и турецких фелуках.Склоняясь, хладея, как Пушкин писал, мы идем к началу.Но летом, отогреваясь, забываем о смертных муках.Коренные носят корни в штанах или под юбкой.По первому требованию предъявляют друг другу.Волшебный крепкий орешек прячется под скорлупкой.Нищий тянет к прохожему прокаженную руку.Куда-то исчезли Циля и Моня, Абрам и Сара,товарищ Шапиро остался разве что в анекдотах.Летом нет ничего лучше большого базара.Коренные легко узнаются – никакого загара.Приезжие люди блаженны, как личинки в медовых сотах.«Вид на море и обратно…»
Вид на море и обратно.Вид на небо и потом.Повторенный многократнодень припомнится с трудом.Между сотен старых фототрудно отыскать одно.Людям хочется чего-то,что бывает лишь в кино.Чтоб спасенная сироткаобогрела всю семью.Чтобы плакала красотказа запорами семью.Чтоб белела колоннадаоткрывая прежний вид.Чтобы с пляжа, как с парадавозвращался индивид.Чтобы шляпа из соломы,чтоб костюм из чесучи,Чтобы времени разломысшили добрые врачи.Что ни говори – приятнона песке лежать пластом.Вид на море – и обратно.Вид на небо – и потом.«сложные вздорные люди ходят среди простых…»
сложные вздорные люди ходят среди простыхполные противоречий ходят среди пустыхпопадаются под ноги перекрывают путьне дают зацепиться протиснуться и свободно вздохнутьне понимают что жизнь важней чем мысль в головехорошо если мысль одна плохо когда их двехорошо если руки связаны а ноги идут по прямойи готов обед ко времени когда вернешься домой«я читаю с акцентом даже тогда…»
я читаю с акцентом даже тогдакогда читаю книгу и рта открыть не умеюречь гудит как на ветру проводаничего не исправишь пора бросить эту затеюязык за зубами губа прижата к губефонетика и морфология лингвистика вот наукиони меня одолели в долгой упорной борьбеи водят вокруг хороводы взявшись за рукия даже мыслю с акцентом как бы сказал декартя существую с акцентом жизнь подобно училкеидет мимо дней моих как между рядами парти что-то знакомое чудится в злобной ее ухмылке«в толпу ныряют как в воду…»
в толпу ныряют как в водусо скалы одиночествкак в хвалебную одуныряют с высот пророчествв толпе забывают душукак очки забывают домавыберешься на сушуа жизнь тебе незнакомавернешься домой за очкамино все вокруг как в туманеза горами и за векамивсе просто как на экранев эпоху кино немогосмена кадра под вальс тапераи вроде смысла немногоно смотрим все без разбора«у географички вместо мозга – карта больших полушарий…»
у географички вместо мозга – карта больших полушарий.у завхоза вместо тела – разбитая школьная парта.у ботанички вместо платья осенний гербарий.у физички вместо мыслей три закона ньютона.военрук – подарок химичке к восьмому марта.а химичка сухая и плоская, как из картона.а у нас из головы растет молодая травка.а у нас в сердцах посеяны зерна различных пороков.а на шее у нас пионерская шелковая удавка.но мы снимаем ее по окончаньи уроков.«поскольку ни слава, ни воля…»
поскольку ни слава, ни воляв Украине не умерла,лежат среди чистого полямертвых солдат тела.а поле – чистого чище,и горы – надежный тыл.и пепел на пепелищееще не совсем остыл.в нем смешалась зола пожарищи зола пионерских костров.постой, дорогой товарищ,не слишком ли ты суров?дорога слишком прямая.солнце восходит в зенит.в руках казака Мамаябандура тихо звенит.стоят молчаливым строемвдоль дорог тополя.дышит вечным покоемвысохшая земля.и вновь команда «по коням».вновь – скачки по праху отцов.и вновь по Христу мы хорониммертвые – мертвецов.но слава и воля живы.свети нам солнце, свети!и только жажда наживыстоит у нас на пути.«Не гордись, дорога, обочиной…»
Не гордись, дорога, обочиной,яблоко – червоточиной,старец – тем, что кончина близка,нечем в мире годиться-дивиться.Не гордись худобою, девица,кто-то скажет: доска – два соска.Ангел-аист летает над крышею,не гордись, ангел, Силою Высшею,лучше строй круговое гнездо.Пусть под кровлей живет долгожитель,носит дедовский сталинский китель,учит древний конспект от и до.Вот вишневый садок, расцветающий,бык соседский, ограду ломающий,норовящий топтать огород.Вот дьячок, осуждающий здравокрепостное господское право.Вот бухой, угнетенный народ.Вот Тацит, обещающий Луциюдревнеримскую революцию,вот восставший футбольный Спартак.Вот – зеленые человечки.А доска – два соска ходит к речкенагишом и купается так.«книжные полки в простенке между высоких окон…»
книжные полки в простенке между высоких оконна полках рядком тома атласов энциклопедийкажется дух-шелкопряд упрятал в незримый коконвсю медицинскую мудрость минувших столетийнад полками несколько фото в горизонтальной рамеблеклые лица ушедших с еврейскими именамиузнаются фигуры мальчик прижался к мамекак тесно было бы тут если б все жили с намифанерный письменный стол и старое кресло владеньяпапы для прочих они почти под запретомлицо в пенсне с выражением недоуменьядедушка умер давно я знал его только портретомбыли также дубовые ставни и голландские печишкафы и кровати стандартная часть интерьерабыли подсвечники в которых горели свечикогда отключали свет и тенью пугала портьераза портьерой всегда скрывается нечто такоечто содержит трагедию словно за театральной завесойи поныне она жива и не оставляет в покоетого кто помнит все что когда-то было одессой«и еще учили малых детей не бояться больших собак…»
и еще учили малых детей не бояться больших собакно дети пугались и заиками в мир вошлизаики не виноваты их воспитали таких растили солдатами но они росли как моглиросли от горшка два вершка пехотинцы под столштаны на лямках младшая группа обязательный сон дневнойотец с бутылкою пива раз в месяц ходил на футболмать управляла семьей а могла управлять странойа страна большая каждый год на новом виткеа враг не дремал строил козни исподтишкаи великаны вели больших собак на поводкемимо заик пехотинцев под стол от горшка два вершка«Нас держали в черном теле…»
Нас держали в черном телеили в черном оперенье.Мы над городом летели.Грай картавый – наше пенье.Нас высиживали в гнездахнепричесанных, нескладных.Нас держал весенний воздухв парках городских, бесплатных.В парках отдых и культура,физкультура, танцплощадки,искалечена скульптура,сплошь загажены посадки.Много скорби в нас, воронах.Никуда от нас не деться.Высоко, в зеленых кронахнаши гнезда, наше детство,наше птенчество, хоть слованет такого, к сожаленью.День прошел, и вечер сновалег на крыши плотной тенью.Мы кружим, сбиваясь в стаи,скоро – окончанье лета.Вот вам истина простая —ваша песня тоже спета.«Волошин прятал белых от красных и красных от белых…»
Волошин прятал белых от красных и красных от белых.Но красные – белые презирали таких мягкотелых.Таких поэтических, в греческих балахонах,таких бородатых, как в церквях на иконах,таких, живущих среди книжек под курчавыми облаками,с видом на море, которое Бог сотворил своими руками.Красные, белые, умирали и убивали,не глядели с балкона за горизонты, за дальние дали,не прибавляли в весе, не старели, не слушали птичьи трели,не рисовали бесчисленные киммерийские акварели.У кого-то был царь, у кого-то красные флаги,у всех во рту привкус крови, а также сивушной браги.И всех друг от друга нужно спрятать надежно.Лучше бы всех, навсегда, но это вряд ли возможно.«Всюду порча и сглаз, повторяю – порча и сглаз…»
Всюду порча и сглаз, повторяю – порча и сглаз,порча и сглаз – повторяю в последний раз.Всюду ведьмы и колдуны, повторяю – ведьмы и колдуны.Злоба в сердцах, в густых волосах колтуны,ведьмы и колдуны. Бог за нас – и кто же на ны?Шепчут, тычут иглой в образ твой восковой,окропляют его оскверненной святой водой,ведьмы трясут головой, колдуны – бородой седой.Всюду мрак и нечестие, колдовство, ведовство,человек это та еще бестия, всюду заговоры, воровство,ведьмы и колдуны – сотоварищи Сатаны.Все вокруг осуждены, только на нас нет вины,только на нас юбки до пят, платки до бровей,ангелы справа, бесы, известно – левей,ангел к правому, бес к левому полушарию или плечу,через левое полушарие нельзя передать свечу.Нельзя передать свечу ни к иконе, ни к алтарю.Всюду порча и сглаз – в последний раз говорю.«в те времена когда сюжетом рассказа…»
в те времена когда сюжетом рассказамогла быть полоска рассвета или краски закатакогда у семи полководцев был Кутузов без глазаи колосками пшеницы выдавалась в колхозе зарплатакогда выходя из райкома барин распахивал полы халатаи в свинарку пастух влюблялся с первого разавместо хора о вечном звучала песня о встречномгудок заводской кудрявая что ж ты не радапейзаж городской был канально-фонарно-аптечнымв душной ночи не отличить конокрада от казнокрадакалинина от твери петербурга от ленинградаи только млечный путь всегда оставался млечнымв те времена когда сюжетом поэмымог быть урожай на нищем колхозном полеи не было в мире подлунном почетней темычем девка которая принесла ублюдка в подолекогда мы ходили согнувшись от страха или от боликогда мы ели то были слепы глухи и немыстояла в поле березка да некому заломатиклен опавший заиндевелый качаясь стоял над неюв церкви на пасху пели не рыдай мене матия слезу твою оботру и на груди согреювот только слова сказать не посмею и не сумеюпоскольку любое слово не к месту некстати«кружись на одной ноге резко остановись…»
кружись на одной ноге резко остановисьмир начнет кружиться вокруг тебя как вокруг осисловно вода в воронку душа устремится ввысьпощады не жди и прощения не проситак из облачка белого рождается фронт грозовойи прогибается небо под тяжестью колесництак молнии сообщают вести с передовойтак дышат духи небесные с тысячей крыльев и лицтак узнаешь спасителя в давнем привычном врагетак исчезает цивилизация без следавот ребенок крутится на одной ногесейчас остановится что случится тогда«я имею тебе сказать – так говорил мне дед…»
я имею тебе сказать – так говорил мне дед.I have to tell you – скажет когда-нибудь внук.когда я уйду – никто не посмотрит вслед.когда постучу – не отворят на стук.поколение-мостик над подземной рекой.переходный период из ничто в никуда.все это не оплатить стихотворной строкой,и даже музыкой – не залатать никогда.а казалось, что строить нужно на месте пустом.а казалось не нужно идти, куда не зовут.вода изгнанья течет под старым мостом.облака изгнанья над землею изгнанья плывут.Авторизация