Книга Девять - читать онлайн бесплатно, автор Борис Григорьевич Херсонский. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Девять
Девять
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Девять

«Человек надевает военную форму…»

Человек надевает военную форму,надевает и не снимает ее несколько лет.Потом надевает штатское и хочет вернуться в норму,но понимает, что в норму возврата нет.Потому что военный и штатский – это разные стили.Потому что только в окопах знаешь, кто враг, кто друг.Многим хочется убивать, чтобы их за это хвалили,жаль только кровь никак не отмывается с рук.Зато остается много невеселых историй,которые за стаканом рассказывать сыновьям:о том, как хрустит на зубах песок чужих территорий,как трупы однополчан выкапывают из ям.О том, что не жалко баб – этих блядей, подстилок,которых вести что в стога, что в ближний лесок.О том, что расстрел – это пуля в затылок,а самоубийство – это пуля в висок.

«брак царя был свободен от секса: супруг уважал супругу…»

брак царя был свободен от секса: супруг уважал супругу.они гуляли вместе, не прикасаясь друг к другу.то по дворцовым залам, то по дворцовому парку.она выводила левретку, а он – овчарку.они оставались чисты, как жители сельской читальни.во всем дворце не нашлось ни кровати, ни спальни,не было ни сортира, ни, тем паче – алькова.он был не слишком умен, она – совсем бестолкова.Бог давал им деток задаром, без зачатья и родов.их семьею была семья различных народов.южные были смуглы, а северные бледнолицы.и это все, что известно о жизни царя и царицы.

«они говорят: „в наше время“, имея в виду мезозой…»

они говорят: «в наше время», имея в виду мезозой.они говорят: «наше будущее», ничего не имея в виду.тучи над джунглями встали. в воздухе пахнет грозой.динозавры не верят в наследственность. вымиранье у них в роду.в роду монументов-ящеров, ходящих на задних ногах,соперничающих с кенгуру, которых в помине нет,их долг – расчистить пространство. они как в шкуре – в долгах.на них сошелся лазером белый свет.их каменные зародыши лежат в пустынных песках.смертоносное солнце не в силах их отогреть.холодная кровь пульсирует в их висках.эволюция-сука над ними свистит, как плеть.а мы говорим: «в наше время», имея в виду совок.а мы говорим: «наше будущее» – и считаем гроши.эволюция дремлет, забившись в живой уголок.рядом с ней примостилась вера в бессмертье души.

«получай фашист гранату от советского бойца…»

получай фашист гранату от советского бойцаполучай прораб зарплату вдруг дотянешь до концаполучай Моисей скрижали разбивай их о скалуда под старость нас прижали словно бабочку к стеклуполучай не по заслугам по потребностям своимпогуляй цветущим лугом горним ангелом хранимполучай не по законам воцарилась благодатьибо счет не по поклонам нам предъявит Божья Мать.получай свое чужое до получки дотяничтобы счастье небольшое осветило наши дничтоб бухгалтерские счеты не стучали на столечтобы помнил для чего ты оказался на земле

«девицы ходили в лодочках мальчики в мокасинах…»

девицы ходили в лодочках мальчики в мокасинахстуденты писали конспекты по основам марксистской наукиненависть продавали в продовольственных магазинахв бумаге оберточной по килограмму в рукируки мозолистые гордость пролетариатаглотка луженая гордость и слава прорабаесли завтра война если завтра зарплатамальчик не плачь потому что вырастешь будешь бабадевочка девочка вырастешь будешь девицав лодочках на каблучках в ботиках или сапожкаххочется перехочется перетерпится удавитьсякомнатная антенна телик на тонких ножкаххочется есть но лень с утра в гастроном тащитьсяможно что-то стащить коллектив возьмет на порукидлинная очередь громоздкая продавщицаотпускает отборную ненависть по килограмму в руки

«не ходите дети туда…»

не ходите дети туда,где дамы и господа.пусть не будет вашей ноги,где товарищи и враги.мой маленький, не ходитуда, где живут вожди.лучше лицо умой,чисти зубы, маленький мой,слушай бабушку, кашку ешь,залатай в сознании брешь.не смотри, что дедушка стар —он тебя отведет на бульвар,а не хочешь – гуляй во дворе,пока тепло в октябре.

«молчание знак согласия с твоими врагами…»

молчание знак согласия с твоими врагамикогда тебя свалили на землю и лупят ногамисогласия что и сам себя на землю свалилчто и сам себя ногами бил что есть сил,так что свет не мило эти хищники в форме с сапогами на лапахо эти жертвы с тоской о колодках и кляпахо эти бухгалтера не считают выводят в расходо эти речи на каждый праздник из года в годзловоннее сточных водмы тоже не травоядные хоть и жевали жвачкуот детей моряцких унизительную подачкудай пожевать в детском садике во двореколодце дома выстроились в карев первый класс в сентябрепервый сентябрьский денек не всегда погожийиногда туманный сырой ни на что не похожийпраздник белых бантов передничков воротничковблизоруких глаз в пластмассовых рамках очковс травлею новичковмы тоже не новички хоть не вяжем ни слов ни лыкалюбому гаду было легко нас сбить с панталыкупоставить под знамя и под ружье за собой увеституда в никуда где никто никого не может спастимолчание здесь в чести

«зеленый ежик падает раскалывается пополам…»

зеленый ежик падает раскалывается пополамкаштан по асфальту катится под ноги мнея не нагибаюсь за ним иду по своим деламне нужным стране жене да и мне не вполнеи каштан никому не нужен Господи сколько ихваляется на тротуаре или в жухлой травеа рядом створки скорлупки сколько колючих пустыхстолько же сколько пустых мыслей в моей головестолько же сколько дней в долгой жизни моейоболочек без сердцевины без внутреннего огняиду по своим делам стараюсь идти быстрейпритворяясь что я спешу и дело есть у меня

«вот домик скособоченный…»

вот домик скособоченныйполгода обесточенныйполгода обезвоженныйкажись за неуплатуа купол позолоченныйблестит как завороженныйи день идет к закатуах живопись пейзажнаяты вся одноэтажнаязеленовато-сераяв багете золоченома жизнь у нас бумажнаячуть сдобренная вероюпускай живет а че нама че нам день смеркаетсяживет мужик не каетсяживет не успокоитсявек бороду не бреетживет на свете маетсяно скоро все устроитсяжаль солнышко не греет

«Что ж – привет, господа-сыновья-кумовья-короли…»

Что ж – привет, господа-сыновья-кумовья-короли,перед вами желанная низкая цель, ночашу подлости дьявол выносит из-под земли,и не пить эту чашу опасно, и выпить – смертельно.Что же, видно придется вам плакать у каждой стены,и записки совать меж каменьев в широкие щели,потому что толпились у чаши и пили из рук Сатаны,и хвалили, и быстро пьянели, и слаженно пели,и писали подметные письма, и принимали на лбыномера и печати, которые стали мишеньюдля любого стрелка – для проклятия или судьбы,все равно как назвать, все равно места нет утешенью.И апостолы ваши уснули, сопят, завалившись в кусты,и никто не услышит прощального плача и воя.А Проклятый смеется: не бойтесь, друзья, вы – чисты,только руки в крови и возмездие – над головою.

«жена номер раз сбежала поскольку – лох…»

жена номер раз сбежала поскольку – лох.от второй он сбежал, потому что характером плох.вредный, негодный, колючий, как чертополох.жил в нищете, ни со щитом, ни на щите,предавался унынию, праздности и тщете.не мылся, пока в паху не заводился мох.в общем – шиз, как все те, или много хуже чем те.его возили в дурку два-три раза в году.кололи сульфу – бывшую в те времена в ходу.три месяца он лечился в кромешном больничном аду.раз в неделю в надзорке его лупил санитар,хоть он был слабак и стар – никуда не годный товар,но каждое утро он повторял – я отсюда уйду.и он уходил по выписке под надзор.семья не могла выносить этот стыд и позор.когда о нем вспоминали – родичи прятали взор.как говорится, шизам – учет, как старикам – почет,положат в больницу – поставят на диспансерный учет.он умер давно, но на учете он состоит до сих пор.

завещание

не носи черного платья заведи котенка черного цветапусть мурлычет прыгнув к тебе на коленипусть перебегает тебе дорогу хоть это плохая приметана потеху моей бестелесной молчащей тенипусть согреет тебя этот веселый комочекпусть гоняется за бумажкой привязанной к ниткепусть на этой бумажке будет восемь написанных мною строчеки котенку забава и мы с тобой не в убытке

«Растопим камин. Пляшет огонь на поленьях…»

Растопим камин. Пляшет огонь на поленьях.Смиренная кошка, мурлыча, лежит на моих коленях.Дождь от нечего делать стучит в окно.Пусть стучит сколько угодно – ему не откроют.Летнюю пыль дожди монотонные смоют.Тоска в человеке красна, как в бокале вино.Так, заперта дверь. Листва – для ветра добыча.Что думает зверь, на коленях хозяйских мурлыча,что чувствуют эти поленья, сгорая в огне?Вспоминают ли сказку о Карло и Буратино?Что думает осень? Что лето слишком картинно,что молодо-зелено, дождик мелькает в окне.Пылай мой камин, как Пушкин писал, согревая келью.Вечер, словно любовь, завершится постелью,сном тяжелым, как одеяло. Укрывшийся с головойчеловек естественен, как кошка или поленья,мурлычет, сопит, все теряет без сожаленья,не ждет пробуждения, вровень с опавшей листвой.

Шоа

на правах придорожной пылина ветру осеннем промозгломчто мы тут позабылидети привыкшие к розгампотому что мало нас билитак и надо нам недоноскамтак и надо нам недомеркамтак и надо птенцам подранкамтак и надо мойшам и беркамтак и надо сарам и ханкамтак и надо нашим местечкамкто теперь тут живет не знаемтрудно быть живым человечкомлегче в небе вороньим стаямлегче облака легче пухаиз перины распотрошеннойлегче света бесплотнее духастарухи умалишеннойпотому что в багровом светеземного военного адабудут кричать нам детиага так вам и надочто вы тут позабылиа мы и сами не зналина правах придорожной пыликоторую вы вдыхали

«пожалеем малую речку. ей выйти из берегов…»

пожалеем малую речку. ей выйти из береговтруднее, чем человечку выбраться из долгов,ей летом пересыхать, зимою – покрыться льдом,как укрывается мать старорежимным платком.пожалеем старую маму, сидящую взаперти,ей даже к сельскому храму мимо кладбища не пройти,пожалеем ее сынка, который всем задолжал,он жил как птица пока – пил, не сеял, не жал.пожалеем и тех, кто ему давал три рубля,пожалеем всех неумех, которых носит земля,а земля – она всех жалеет, на себе, под собой.жаль что речка мелеет. жаль, что у сына запой.эти малости – детские шалости, курам на смех.будем жить задыхаясь от жалости, которой хватит на всех,на малую речку, впадающую неизвестно куда,на деревню, не знающую, что на свете есть города.

«со временем сердце растягивается как обувь…»

со временем сердце растягивается как обувьда и время растягивается становится мягчеподатливей словно девка некуда ставить пробуа когда-то скакало что красный резиновый мячикоставляя зачем-то следы на асфальте прогретомперед тем как исчезнуть бесследно и безвозвратновместе с главным и неделимым к чему делиться секретомполишинеля все будет чисто гладко понятнотакже и место где мы живем растяжимо и безопаснодо неузнаваемости до переулка до лестничной клетидо двери с почтовым ящиком до изжитой напрасножизни в бренности лености тленности этислова идут друг за дружкой как на картинке слепыеидут за слепым цепочкой по краю оврагана глазах изумленной замолкшей толпы ивсе затаили дыхание в ожиданье последнего шага

«В штанах страны стоит бронепоезд…»

В штанах страны стоит бронепоездна бедрах правителя – черный пояс,вождю хорошо со страной вдвоем.Изба красна не углами – узлами,веселые нищие роются в хламе,в речушке церковь вниз куполами,тоска расширяется в сердце твоем.Особенно утром, когда на востоке,заря занимается, в мутном потокепрошедшего времени рыба клюетна каждую удочку, каждый крючочек,когда не счесть стихотворных строчек,а в клубе ночном для сынков и дочекбушлатник шершавую песню поет[1].Когда облака сбиваются в стадо,когда палач говорит «так надо!»,а смертник, пожалуй, согласен с ним,когда под землею гремят заводы,а в небесах не смолкают оды,закон природы – закон породы,природу-породу мы не виним.     Такими уж мы уродились в роддоме     системы минздрава, мы были, кроме     матери, не нужны никому.     Полоской роддомовская клеенка     охватывала запястье ребенка,     и равнодушно родная сторонка     нас принимала по одному.     Такая уж выпала доля-жребий,     гражданин – отребье среди отребий,     хоть отсутствует множественное число     у слова «отребье», не скажешь иначе,     различая в общем вое и плаче,     в поисках недостачи в сдаче     мелкое, но всесильное зло

«Век мой выношен. Выброшен хлам…»

Век мой выношен. Выброшен хлам.Жизнь отравлена запахом гари.И безмолвно сидят по угламдлинношерстные робкие твари.Зябко выйти во двор по утрам.Золотая листва под ногами.Здесь друзья расстаются врагами.Зыбко все. Все открыто ветрам.Все открыто предательству тех,кто отжал, тех, кто выжал и выжил,сколько их – сластолюбцев и выжиг,тех, кто вводит вселенную в грех.Так скотину ведут на убой.Так упрямицу тащат к постели.Так безумье, лишенное цели,ждет мгновенья – покончить с собой.

«Все не так, как тебе хотелось. Душой не криви…»

Все не так, как тебе хотелось. Душой не криви.Алкоголик домой доберется на автопилоте.Революцию не обязательно потопить в крови.Сама увязнет в болоте.Ибо эта местность болотиста. Бессмысленно помогатьдобраться до твердой почвы безногому инвалиду.Огоньки болотные пляшут. Прогнившая гатьсуществует только для виду.Умирает в бездействии действие. В сомнении меркнет ум.В немощь впадает старость. Осень мучит природу.Внешнюю музыку заглушает внутренний шум.Рыбка любит мутную воду.

«задание на дом: изволь нанести на карту…»

задание на дом: изволь нанести на картунезыблемые границы государства Урарту,к которым не подойти на расстоянье стрелылетящей, меча разящего, враждебного взгляда —ощетинится копьями, окаменеет преграда,враждебная сила сама не рада —сжалась в комок и глядит из исторической мглы.все, что не существует, вечно и неизменно —небытие подкрадывается постепенно,чтоб нанести удар, и вечность твоя – вертиею как хочешь: она затвердеваетпод пальцами скульптора, то, чего не бывает,как плод на каменном дереве созревает:сиди ученик над картой, рисуй и черти.тебе все равно, что дорическая колонна,как березка, одна стоит между камней Вавилона.Изида с Венерою сестры – зеркальные близнецы.переселенье народов – броуновское движенье.не влезай! убьет! – высокое напряженье.средневековье лоб разбивает о Возрожденье.мы стары, мы сами себе годимся в отцы.мы мелкие сошки никем не написанной драмы.на месте Урарту стоят армянские храмы,а нам в толпе не протиснуться. учениксидит над руинами, над мраморными гробами,нанесенными на карту, над колоннами и столбамителеграфными, над порванными проводами,над скульптурами без хитонов и без туник.ампутация рук носов и фаллосов на скульптуре,отношение к сексу в давно погибшей культуре,технология тирании – стенобитный прибор, бревнос литою бронзовой головою барана…крепки границы Урарту, надежна охрана,солнце зашло, закат зияет как рана,но закату не больно, точнее, ему – все равно.

«Старость – второе дыхание. Привычка – вторая натура…»

Старость – второе дыхание. Привычка – вторая натура.Кому хватает выдержки, тому не нужно отваги.Герои моих стихов – история, архитектураи плоские человечки, вырезанные из бумаги.На них написаны тексты, вернее – только фрагменты.Но если читать между строк, как старцы в детстве читали,смысл проясняется – золотом на фоне траурной ленты,где нет ни болезни, ни настоящей печали.О, эти камни – в высоких железных оградах!Как выскочат хищники – никому не покажется мало.О, эти иконы в тяжелых золоченых окладах!О, эта вечность, которая мало что понимала!

«в советской опере в царской ложе…»

в советской опере в царской ложесидит секретарша обкома долго сидит похожерядом с ней бандит в голдяках и кожеу обоих внутренний мир написан на роженад оркестровой ямой руки и лысина дирижерав музыке слышатся звуки трагедии и укорабалерины кружатся ловко и споростройные ножки не укрыты от взорадекорации прошлой жизни дворцы колонны озераодно из них лебединое лебеди все без разбораперламутровые бинокли у старушек партерана галерке сидят софия надежда любовь и вераздание оперы классное внушающего размеране берут его ни пожар ни чума ни холерадля населения сцена это incognita terraу секретарши квартира у бандита фатераморе шумит где-то внизу а там за морямибибиси и свобода с лживыми новостямина морях корабли с барменами и морякамиофициантками хочешь можно потрогать рукамибандит говорит соседке пышной чиновной дамепохороните меня здесь в оркестровой яме

блюз бродячей собаки

бродячие псы идут за мной я тоже бродячий песа был цепным и железный ошейник с собой унесболтаются и звенят два звена от моей цепине бойся меня малыш отвернись к стенке и спия сорвался с цепи и прорыл под забором лазя забыл когда лаял в последний разя забыл о том тусклом ноябрьском днекогда лакал баланду из миски с советским гербом на днея бродячий пес с облезшей шерстью и втянутым животомне бойся меня малыш отложи свой страх на потомотвернись к стене к которой когда-то ставили вот выбоины от пульпогляди на термометр он показывает абсолютный нульпогляди на часы но у маленьких нет часовпо улице едет машина ловят бродячих псовя бродячий пес окончен мой путь земнойи другие бродячие псы молча идут за мной

«вот и садик вишневый зеленый забор…»

вот и садик вишневый зеленый заборпод ногами желтеет листва что ковервот смола на стволе что кусок янтаряв янтаре жизнь твоя та что прожита зрячто ты встал неподвижно глаза опустивскоро вылетит птичка смотри в объективв объективе качаешься вниз головой

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Строка из стихотворения О. Мандельштама

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги