Опасные странствования. Исторический авантюрный роман

Пролог

Дети, игравшие в саду, не могли удержаться, чтобы время от времени не взглянуть на старика с седыми волосами, сидевшего на дамбе.

Старик был весь изломан и согнут и казался детям немного странным. Он постоянно рассказывал о своих путешествиях по морям-океанам, о страшных битвах, из которых его корабль всегда выходил победителем.

Когда дети были поменьше, они верили каждому его слову, но постепенно они выросли, сами уразумели кое-что о жизни и стали подвергать сомнению рассказанное. Хотя они никогда не осмеливались спросить своих родителей, можно ли ему верить. Это было бы неделикатно и могло повлечь за собой наказание.

Никто не сомневался в том, что старик был странным. Вот сидит он в бледном солнечном свете с пледом на коленях и возится со своими корабликами. Он всегда играет, хоть и такой старый. Это было так странно.

Свои кораблики старик искусно мастерил сам. Корпус был из коры, мачты – из ошкуренных ивовых прутьев, а паруса – из настоящей льняной ткани. Иногда детям самим хотелось поиграть с корабликами: они выглядели такими настоящими, почти как суда, стоявшие в порту ближайшего города Гётеборга, только меньшего размера. Но им не разрешалось даже потрогать эти кораблики. Старик берег их как зеницу ока.

Вот опять он там сидит, как всегда, когда день солнечный и не очень ветреный и не чувствуется перемены погоды. Когда менялась погода, у него постоянно ныли суставы и он вынужден был сидеть дома с кружкой рома, которая всегда стояла у его постели.

Дети хихикали, тайком поглядывая, как он подталкивает кораблики, набирая пригоршни камешков, лежавших на дорожке у дамбы. Они слышали, как он говорит сам с собою, потому что с годами он стал почти глухим и разговаривал очень громко, даже когда никто, кроме него самого, не мог его слышать.

– Целься как следует, мистер Мак-Брайд! Бей по парусам! Бортовые орудия, огонь!

После этого он прищурил один глаз, поднял руку и стал кидать камешки в крайний кораблик. Когда камень попадал в кораблик и тот опрокидывался, старик, квохча, довольно посмеивался себе под нос, наслаждаясь результатом.

– Молодец, мистер Роббинс! Мы победили этого гаденыша!

И тут он услыхал шаги детей по гравию и резко повернулся к ним. В глазах его они увидели злость и раздражение.

– Убирайтесь отсюда! – прошипел старик. – Здесь нет ничего интересного для посторонних!

Они бросились прочь от него, давно зная вспыльчивый характер этого старого чудака. Не раз случалось, что он швырял в них оставшиеся у него камни, если они подходили слишком близко.

– Это мы, дедушка, – попытался объясниться один из мальчишек.

Но тот не слушал его. Вместо этого он взял свою клюку и с ее помощью стал подгонять к себе кораблики. Один кораблик перевернулся, намочив паруса, и старик положил его сушиться на дамбу. Другой кораблик он положил в синий короб, в котором всегда хранил свои кораблики, когда не играл с ними.

– Он сумасшедший! – прошептал старший из мальчишек. – Все так говорят. Совсем чокнутый… Тот, что командует слугами, говорит, что старик страдает манией величия, потому что утверждает, что когда-то был высокопоставленным капитаном, которого, кстати, слушал сам король!

– Да он никогда и не слыхал о короле Карле, – сказал его брат. – До того у нас была королева, а когда совсем уже старый король погиб, старика здесь не было. Нет, он врет, как сапожник.

– Сапожник пьет. А врет сивый мерин!

Они начали прыгать на лужайке недалеко от старика, показывали на него пальцем и хором дразнили его. Старик покраснел от злости и распрямился, опираясь на свою клюку.

На террасу вышла мать детей.

– Перестаньте дразнить деда! – крикнула она. – Идите домой. Бабушка Бет запекла яблоки и сделала сироп из ванили, которую отец купил вчера в порту.

Они торопливо вбежали в дом и вскоре уже сидели за столом, наслаждаясь лакомствами. Через покосившееся окно они видели, что дед снова сел на корточки. Его голова казалась белой кочкой на приподнятых плечах.

Бабушка отошла от печи и уселась в кресло-качалку, где она обычно и пребывала.

Младший мальчишка отер желтый соус с губ и посмотрел на старуху.

– Ты, бабушка, так много рассказывала о странных случаях на море, – громко сказал он, чтобы старуха услышала. – Он ведь врет, бабушка, правда врет?

– Но Ингве! Что ты говоришь! – возмущенно воскликнула мать, однако женщина в кресле-качалке лишь улыбнулась и махнула рукой, как бы защищая.

– Ну, он, конечно, здорово привирал в свое время… хотя были дела и похуже… но все, о чем он рассказывал, к сожалению, в основном было правдой, – ответила она. – Я бы здесь не сидела, если бы это было не так…

Ингве сделал большие глаза. И посмотрел в окно. На дамбе старик вновь сталкивал берестяные кораблики в воду. И снова набрал пригоршню гравия, готовясь к бою.

Глава первая

Дагвинду Мартинссону был двадцать один год и три месяца с небольшим, когда он впервые встретился с королем Швеции Густавом II Адольфом. Сам король был всего лишь на пять лет старше парня из усадьбы Энггорден в Эргрюте, что в Нюа-Лёдэсе. Было 4 июня 1621 года; король сидел за старым тяжелым столом с пером в руке, готовясь подписать указ о привилегиях нового города Гётеборга.

Дагвинд один раз видел короля до этого в своей не столь еще длинной жизни. Густав II Адольф побывал в этих местах три года назад. Он переночевал в усадьбе Мартинссонов в Эргрюте. На следующий день его величество во главе своего кортежа взобрался на утес. Оттуда он показал, где бы он хотел, чтобы стоял новый город.

– Я желаю, чтобы морские ворота Швеции в Западное море1 были здесь, – сказал он.

У юного короля явно были хорошие советники. Город был совсем не случайно заложен между крепостью Эльвборг на западе и фортом Гульберг на востоке. Эти земли часто захватывали датчане и норвежцы, и вполне вероятно, что они могут вернуться. Новый город будет хорошо защищен этими мощными крепостями.

Дагвинд побывал на утесе вместе со свитой короля, но к его величеству не приближался. Он подумал, что правитель – красивый и хорошо сложенный мужчина, но, пожалуй, слишком юн, чтобы править целой Швецией. Дагвинду хватило ума оставить свое мнение при себе. Он надеялся, что король вернется в их дом и проведет у них еще одну ночь, но этого не случилось. Он предпочел остановиться у знатного голландца Абрахама Кабельо, ловко торговавшего шведской медью.

Через девять месяцев после этого визита дочь Кабельо Маргарета родила сына. Злые языки, говорят, рассказывали, что этот ребенок, который был наречен Густавом и стал графом Васаборгским, был отпрыском самого короля.

Абрахам Кабельо жил в Нюа-Лёдэсе, или Нюлёсе, как это место называли местные. Его омывала река Гёта-Эльв, а неподалеку стоял средневековый город Лёдэсе, заложенный в XII веке и со временем ставший одним из самых значительных торговых центров страны. Возможно, это объяснялось тем, что он был единственным городом, ориентированным на Запад. Для того времени это был крупный торговый город более чем с тысячью жителей. Его значение усиливалось тем, что там печатали монету. В 1455 году Лёдэсе сильно пострадал от пожара, и через 18 лет после этого Стен Стуре – старший решил, что город надо перенести поближе к реке. Нюлёсе располагался в устье реки Сэве, к северу от того места, которое указал Густав II Адольф для строительства Гётеборга.

Нюлёсе в то время был чем-то вроде новостройки. Слухи о том, что шведский король собирается заложить новый город на западном побережье, распространились быстро, как это и свойственно слухам, и из Голландии прибыло сюда множество искателей счастья. Некоторые соорудили себе временные хибарки, в то время как другие жили на постоялом дворе Горн, жалуясь на то, что там ночи напролет орали, так что невозможно было как следует выспаться.

Строительство города Гётеборга было также поручено голландскому градостроителю Якобссену, который призвал в помощь своих земляков. Он нанял мастеров в области фортификации – Яна Арендтца и Йоста ван Вердта. Те начали со строительства главного – порта. Из той же страны прибыл «стратмакер» – мастер по улицам, обязанностью которого было правильно проложить улицы. Звали его Ян Хендрихсен.

Хоть и на бумаге, главным начальником строительства города Гётеборга был управляющий дворцом Эльвсборг Нильс Шерншёльд. Он, конечно, знал о том, что получил это поручение благодаря своим военным успехам. О мирном времени ему было известно немного, а о строительстве городов – еще меньше. Он знал, что голландцы были настоящими профессионалами, и предоставил им в основном свободу действий.

Постепенно на западное побережье Швеции прибывало все больше людей, которых привлекало освобождение от налогов на шестнадцать лет, от набора в армию, а также – в неменьшей степени – тот факт, что Гётеборг должен был стать зоной свободной торговли. Купцы чуяли, что ранняя пташка могла заработать кучу денег2.

Но не одни лишь пекуниарные соображения заставили многих жителей нижних земель3 взять свои семьи и бежать в Швецию. Им стало известно, что в этой стране протестанты и лютеране могли жить совместно, без ссор и кровопролития ради Христа. В Швецию бежали и из более дальних стран, спасаясь от папской инквизиции.

Вернувшись сюда три года спустя, король не очень-то был восхищен Гётеборгом. Там стояло не более семи-восьми готовых домов, большинство из которых принадлежали иностранным строителям, позаботившимся о том, чтобы прибрать к своим рукам самые лакомые пустоши вдоль городских каналов.

Густав Адольф отложил перо, и адъютант посыпал песком указ о привилегиях со всеми его 37 пунктами.

– Проследи за его опубликованием, – тихо сказал король, вставая из-за стола. – Теперь пора и перекусить, не так ли?

– Для вас накрыто в усадьбе Мартинссонов в Эргрюте, – прошептал адъютант.

Король помрачнел.

– Мне что, надо так далеко ехать за куском хлеба?

– Ваше величество сами так распорядились еще утром.

– Дай мне тогда промочить горло, чтоб не упасть с голоду! – проворчал Густав Адольф.

Он получил желаемое, и через минуту королевская свита покинула новый город. В усадьбе Энггорден в Эргрюте ждал обильно накрытый стол. Семейство Мартинссонов было благородным, но обедневшим, однако сейчас оно выставило все, что было в доме, и даже еще больше.

Это был старый дом, но он не всегда был собственностью этой семьи. Одно время он был королевским и использовался Густавом Васой4, когда тот объезжал свое королевство. Позже он был выкуплен и несколько раз достраивался.

Чтобы попасть в него, надо было миновать сторожку, стоявшую на краю участка вокруг дома, напоминавшего парк. Это не был настоящий парк, так как семья была не в состоянии разбить парк и содержать его. Когда-то в сторожке жили охрана и прислуга, но сейчас там обитали только те немногие, что остались в услужении у семьи. Недалеко от сторожки были скотный двор и подсобные помещения.

У ворот король приказал кучеру остановиться. В дороге правитель пропустил несколько глотков и хотел пройти остаток пути пешком, чтобы прояснить мозги и нагулять аппетит, наверное.

Выходя из кареты, он увидел Дагвинда, сидевшего на коне среди свиты. Королю показался знакомым этот парень, и он жестом подозвал его к себе.

– Пройдемся вместе, – сказал его величество.

Дагвинд поклонился и составил компанию королю по дороге к дому. В ветвях деревьев вдоль расчищенной граблями дорожки гулял весенний ветерок, донося ароматы недавно распустившихся цветов.

Дагвинд отметил про себя, что Густав Адольф был немного выше его самого, имевшего рост без обуви чуть более ста семидесяти сантиметров. Его можно было назвать рослым. У него было узкое светлое лицо, белокурые до белизны волосы и острая бородка, отдававшая в рыжину. Глаза были большие, нос с небольшой горбинкой. Дагвинд вспомнил, что народ дал ему прозвище «Горбоносый». У него был довольно маленький рот, будто собранный в пучок, а сверху – небольшие тонкие усики. Он был одет как рыцарь, но в более дорогие доспехи, чем простые солдаты. Плащ с высоким воротником был из лосиной шкуры, широкополая шляпа была с плюмажем.

Они прошли молча бок о бок почти половину пути до дома, когда король сказал:

– Я не знаю, как тебя звать, знаю только, что ты из этой семьи.

– Меня зовут Дагвинд, ваше величество.

– Дагвинд! Замечательное имя.

– Прадеда так звали, ваше величество.

Меж бровей короля появилась складка.

– Что ты заладил – «ваше величество» да «ваше величество», – раздраженно сказал король. – Мы здесь одни, и никто нас не слышит. К тому же мы почти одногодки. Обращаясь ко мне с почтением, можешь не величествовать.

– Благодарю, Ваше… в общем, спасибо.

По лицу Густава Адольфа пробежала тень улыбки.

– У тебя есть какая-нибудь профессия, Дагвинд? – спросил он затем. – Занятие?

– У семьи есть усадьба, требующая ухода, – ответил юноша. – Это занимает у меня много времени. Мать стареет, а у отца больная нога. Незаживающая рана.

– Старый солдат, конечно, – кивнул король. – Мне приходилось много встречать таких. Защита королевства оставляет свои отметины.

Дагвинд не сказал, что рана отца носила другой характер, что его укусила разъяренная свиноматка, не желавшая идти на бойню.

– Это хорошо, что ты работаешь в усадьбе, – продолжал король. – Усадьба – это натуральное хозяйство. Хорошо все то, что натурально и является результатом земледелия или скотоводства. Я встречал дворян, занимающихся торговлей. Она дает деньги, но это не натуральная собственность, искусственная и дурная.

Дагвинд остановился. Король тоже.

– Почему это? – спросил молодой дворянин.

– Дело в порядке. В универсальном порядке, созданном Богом. На нем стоит дворянство, и его надо сохранять. Все сословия должны решать свои задачи и не вмешиваться в дела других. В Швеции существует иерархическая система, где каждый зависит от другого. Так повелел Господь, а то, что угодно Богу, угодно и мне. Дворянство существует за счет земли и войны, горожане – за счет своих ремесел, крестьянство – за счет сельского хозяйства, а духовенство – за счет прихожан. Каждый нужен друг другу, и все должны тянуть в одну сторону. Тогда страна будет благополучной.

Он замолчал, переводя дух, и посмотрел на Дагвинда. Позади них телохранители короля внимательно следили за этими двумя медленно идущими мужчинами, готовые вмешаться, если они заметят что-либо неподобающее или опасное.

– Ты уклонился от ответа на вопрос об интересах, Дагвинд, – продолжал король. – Надеюсь, ты не делец?

– Да нет.

– Отлично! Торгашество пусть прибережет для себя знать. Купить-продать для нее все же лучше, чем пиратство, грабеж или воровство. Это нарушает порядок. Честь тому, кто хранит порядок, а честь многого стоит. Дворянин готов все отдать, даже жизнь, за честь.

– Если вы так плохо думаете о торговле, то я хотел бы знать…

Дагвинда резко оборвали.

– В Швеции феодальная система! Швеция – страна привилегий. Сила королевства зависит от крестьян. Таков порядок, и его нельзя менять!

– В Голландии иначе, – сказал Дагвинд. – Там правит коммерция. А вы нынче пускаете голландцев в страну и позволяете им строить новый Гётеборг. Он станет видным торговым центром. И как же вы это допускаете?

Густав Адольф остановился и посмотрел на Дагвинда, который тоже застыл на месте. Он широко, оценивающе улыбнулся.

– Ты неглуп, мой друг! – сказал он. – Верно, что голландцы представляют определенную угрозу порядку, однако, поскольку они полезны при строительстве моего города, пусть себе продолжают.

Они вошли на площадь перед домом. Самое большое строение было срублено из бревен в замок и состояло из двух этажей, которые венчала крыша.

Немного левее середины дома было крыльцо с остроконечной башенкой над ним. Дом был с мезонином – выступавшей наружу постройкой на крыше, напоминавшей маленький домик с двумя окнами, за которыми также было жилое помещение.

От каждого торца дома отходила кирпичная стена, окружавшая огород и яблоневый сад. В ней было двое ворот в башенках – по одному с каждой стороны большого дома. Левые ворота в стене открывали дорожку к квадратному бревенчатому дому, в котором были пивоварня и кухня. Над его крышей посередине возвышалась мощная печная труба.

На большом доме было пять печных труб, некоторые из них – с двойным дымоходом, потому что дым надо было отводить из восьми печей.

Из погреба в кладовой выскочил скрюченный мужичок с окороком на плече. Он скрылся в кухне, и Густав Адольф с интересом посмотрел на погреб.

– Погреб в скале, – сказал он. – Как вам удалось так хорошо выдолбить его?

– Он тут очень, очень давно, – ответил Дагвинд. – Насколько я знаю, один человек когда-то рассказывал, что скала была разломана с помощью костра, в котором спалили много дров. Об этом рассказывал отец, а сам он узнал это от своего отца. Ну что, войдем? Стол накрыт.

Обед был обильным и продолжался долго. Красное и белое вино, вишневая наливка, мед и пиво лились рекой. Там были толстенный говяжий стейк, присыпанный тертым сотовым медом, дичь с терном, ветчина, грудинка, свежекопченая баранина и свинина, свежая и малосольная говядина, зайцы, косуля, цыплята и рябчики, жареные голуби, сложная яичница и сырники, а также выдержанный сыр с фруктами.

Были поданы также капуста, холодец и жареные колбаски, свиные ребрышки с жареной и вареной репой, жареная селедка, вареные миноги, малосольный угорь в бульоне и страшно вкусная свежая рыба с варенными в соленой воде свежими яйцами, вяленая рыба с горохом, изюмом и миндалем, горный сиг в масле, сушеная щука, соленый лосось и разные рыбные паштеты.

В тот вечер подавали не обычные слуги. По случаю визита короля вместо них стол обслуживали знатные дамы.

Одна из юных дев, которые прислуживали за столом, удостоилась королевского шлепка по заду. Густав Адольф что-то прошептал ей на ушко, отчего она покраснела.

Дагвинд поражался королевскому аппетиту на пищу и питие. Много было говорено о том, что Густав Адольф любит спартанский образ жизни. Что-то этого не наблюдалось. Чем дольше шел обед, тем довольнее он выглядел; было также заметно, что на него подействовало спиртное, которое он влил в себя.

Когда король насытился и с довольным видом отвалился от стола, с которого начали убирать посуду, он призвал к себе Дагвинда сдержанным взмахом руки.

– Да? – сказал Дагвинд.

– Когда мы на людях, ко мне следует обращаться «ваше величество», – сказал Густав Адольф, подавляя отрыжку. – Окажи мне услугу. Я собираюсь идти в свою комнату, и я сказал моей страже, что ты пойдешь со мной. Там есть задняя дверь. Мы с тобой выйдем через нее. Ты покажешь мне, как пройти к леску с высоким дубом. Я не знаю, где он, я всего лишь слышал о нем.

Дагвинд сразу понял, о чем речь. Выпитое подогрело чувства его величества. Оно решило побаловаться со служанкой. Сам по себе это был неплохой выбор, так как девушка была красивой и зрелой и явно владела уже искусством любви.

Однако Дагвинд почувствовал некоторое разочарование. Всего лишь год назад король женился на Марии-Элеоноре, против воли ее брата, как говорили. Он внимательно посмотрел на своего повелителя, стараясь найти признаки того, что этот брак был также против и его желания, но таковых не обнаружил. Он понял, что не смог бы их распознать, даже если бы они и были.

– Ваша воля – закон для меня, ваше величество, – ответил он.

Король оставил его и пошел в ту часть дома, которая была отведена для него и его приближенных. Дагвинд увидел, как одна из служанок внесла поднос с едой в комнату отца. Дверь в нее была закрыта на протяжении всего обеда. Теперь, когда она открылась, Дагвинд увидел, что его отец сидит в постели, подпертый большими подушками, и курит свою старую глиняную трубку. Тут дверь закрылась.

Дагвинд ждал. Высокие часы в углу отсчитывали минуту за минутой, но час ожидания был долгим. Наконец этот час прошел, и юноша поспешил к королю.

Густав Адольф снял с себя военные доспехи. Шпага лежала на стуле у кровати, а тяжелый плащ из лосиной шкуры висел на крючке у двери. Король обулся в низкие сапожки и надел на себя тонкую накидку. Когда Дагвинд вошел в комнату, после того как стража отворила ему дверь, Густав Адольф сидел перед зеркалом, наващивая усы и эспаньолку.

– Готов быть вашим проводником, ваше величество, – сказал Дагвинд.

– Без титулов. Мы здесь одни… А теперь к приключению! – ответил Густав Адольф со смешком. – Но сначала по глотку.

Он вынул бутылку вина из буфета и наполнил два стакана до краев. Один из стаканов достался Дагвинду. Он успел лишь пригубить кислый красный напиток, в то время как король уже опорожнил свой стакан.

Из коридора задняя дверь вела в огород. Дагвинд шел впереди с небольшим фонарем в руке, так как уже стемнело. Король нес сумку. Они вышли из огорода в лес через маленькую калитку, окрашенную в красный цвет, и пошагали к ручью, весело журчавшему после снежной зимы.

Они прошли вдоль ручья пару сотен метров, а затем перешли его по мостику, бывшему там с незапамятных времен. После этого им надо было пройти через лиственную рощу, чтобы попасть в лесок, посреди которого царил тот старый дуб. На его мощном стволе была закреплена зажженная сальная свеча.

– Теперь я сам, – сказал Густав Адольф. – Ты подожди здесь, Дагвинд. Ты мне потом понадобишься, а то я никогда не найду дорогу назад.

Снова часовое ожидание. Дагвинд старался не обращать внимания на доносившиеся до него звуки. Наконец король вернулся. Жилет его был косо застегнут, а сумка пуста. В ней он нес вино и теперь шел пошатываясь.

Это произошло у ручья. Величество покачнулся, потеряв равновесие посреди мостика, вскрикнул и очутился в воде.

Дагвинд поставил фонарь на мостик, прежде чем прыгнуть за своим правителем. Ручей не был глубоким. Вода доставала ему до паха. Она была холодной и такой стремительной, что он сам с трудом сохранял равновесие, когда стал поднимать Густава Адольфа, крепко ухватив его под мышки. Король вновь застонал.

– Вы ушиблись?

– Я ударил ногу о камень. Ничего страшного. Только помоги подняться.

Король был тяжелым, и Дагвинду потребовалось несколько минут, чтобы вытащить его на крутой берег. Когда он его отпустил, то заметил, что Густав Адольф сильно хромает.

– Садитесь! – приказал он. – Мне надо взглянуть.

– Ты что, разбираешься в ранах?

– Я многому научился у доктора Ладеманна из Нюлёсе, а еще больше – у лекаря Петера á Налдвика, недавно появившегося здесь, – ответил Дагвинд, задрав штанину у короля. – Ну и опухло! Растяжение и ужасный порез. Полежите тут, я сбегаю за своей аптечкой.

Он прислонил короля спиной к пеньку у мостика и поспешил к дому. Нашел аптечку и вернулся. Наложил на рану мазь, которая лечила и успокаивала, а кроме того, знал Дагвинд, она ускорит выздоровление. Забинтовав рану разорванной на полосы нижней рубашкой, он тщательно осмотрел опухшую ногу.

– Это всего лишь растяжение, – сказал он с облегчением. – Я наложу шину. Если вы будете вести себя спокойно остаток ночи и отдохнете пару лишних часов, рано утром опухоль спадет.

Король молча сидел, пока Дагвинд накладывал шину, привязывая ее кожаными ремешками. После этого король смог встать. Опираясь на Дагвинда, его величество вернулся в свою комнату.

– Ты ничего не говорил о том, что можешь быть санитаром, когда я расспрашивал тебя о твоих интересах, – сказал Густав Адольф, когда Дагвинд уже собирался уйти.

– Я не успел всего перечислить, – улыбнулся юноша. – Однако действительно, это интересует меня. Важно уметь ставить людей на ноги, если хочешь управлять имением. Мне приходится сейчас это делать, коль мой отец не в силах.

– А ему ты не можешь как-нибудь помочь?

Дагвинд покачал головой.

– Так далеко я не продвинулся в учении, – ответил он. – Надеюсь научиться, пока отец еще не смертельно болен.

– Ты учишься у голландца, – сказал король. – Значит, ты знаешь их язык?

– Здесь их столько, что нельзя его не знать, – ответил юноша. – Прежде я учил немецкий; ребенком я часто ходил с отцом в гавань. Он часто покупал немецкие семена. Там я немного научился разговорному немецкому, а между немецким и голландским разница не столь велика.

– Выходит, у меня произошло сегодня ценное знакомство, – усмехнулся Густав Адольф. – Я последую твоему совету и отдохну немного сегодня утром. Пока буду отдыхать, подумаю, какую пользу можно извлечь из тебя в будущем.