Я и ты

Я уже открыла рот, чтобы возразить, но ты меня перебила:

– Хорошо, Василиса.

– Называйте меня матушкой, – пояснила Василиса и стала нас знакомить с кухонной утварью, что где лежит и как управляться с печью. – А теперь покажу, где брать воду. Возьмите по кадушке.

Мы взяли по небольшой деревянной кадушке и поплелись за матушкой по узкой тропинке в сторону леса, где бил ключ.

– Мы здесь пару тройку часов как сошли с автобуса, – проворчала я, – а кажется уже целая вечность прошла. Я устала с дороги, а она нас воду заставляет таскать. Я хочу полежать на диване, Настяяяя.

– Не ной, это первый день всегда такой сложный.

– Настя, я здесь погибну… Как мы будем спать на этих досках?

– Тихо, не кричи, они ведь что-то постелют на них, как думаешь? – успокаивала меня ты.

– Я хочу в туалет, это тоже надо отпрашиваться, да?

– Думаю, нет, все будет не так страшно, как ты представляешь.

– О, да, сейчас мы просто принесем воды, потом поставим самовар и будем пить чай с чабрецом и малиновым варением.

– А я бы не отказалась.

– Жди, сейчас нас припрягут опару для хлеба делать, а потом два раза его обминать, потом печь, он сгорит и нас выгонят.

– Прекрати ты сеять панику, ты что, хлеба не пекла?

– Пекла, получился сухарь. Наааасть....

Так мы спустились по склону к ключу, набрали воды и вернулись домой. Я расплескала воду себе на рубаху, намочила ноги, запыхалась и выглядела растрепанной, а ты держалась еще бодро.

– Может мы все же попили бы чай? – предложила я, наконец.

– Как будет с чем его пить, так и попьем. А пока если хочется пить, попей воды.

– Надо чтобы было обязательно с чем-то? – возразила я.

– Вот отец придет, надо чтобы хлеб на столе был. Некогда сейчас чаи распивать. Лучше займемся делом. А вечером будет общее гулянье, тогда и сходите, прогуляетесь, познакомитесь с местными.

– Главное дожить до вечера, – прошептала я тебе.

– А в туалет здесь можно сходить? – спросила ты.

– Да, от дома поверни направо и иди к краю поселения к саду, там увидишь строение с двумя дверьми.

– Я тоже пойду, – настойчиво произнесла я, а то вдруг не отпустят, и мы отошли от дома.

По ощущениям было около девяти утра, а мне уже хотелось спать и есть, зато ты еще была довольно бойкая.

– Так, что там направо, а дальше? – переспросила ты меня, когда мы вышли из избы.

– А дальше прямо, прямо к выходу, – скучающим тоном ответила я, сдерживая зевоту. – Ты посмотри на всех этих людей, они как заведенные, словно приехали не в пять утра, а всю жизнь тут живут, неужели они не дают совсем себе поблажек? Невозможно ведь жить по правилам всё время.

– Наверное, поэтому и есть наказания.

– Интересно, что за наказания…

– У тебя есть шанс проверить, – пошутила ты. – А мне вот интересно, кто он здесь. Кем приходится.

– Что-то не вижу его, – сказала я, обернувшись и разглядывая местных, – там много мужчин и все они похожи в своих рубахах, ничего не разобрать и солнце слепит глаза. Уверена, у тебя будет еще шанс его увидеть.

– Да, надеюсь. А ты посмотри, все же, какая здесь природа, какой воздух! – восторгалась ты.

– Да, я согласна с этим, по этой причине мне хотелось бы, чтобы туалет отсюда был как можно дальше, а ещё, потому что сейчас придется без продыху что-то делать.

– Смотри, кажется, ярмарка активно разворачивается! – воскликнула ты и указала пальцем в сторону площади.

– Может, заскочим на пару минут, посмотрим, что там продают? – оживилась я.

– Матушка не рассердится? – подстерегла ты. – Не хотелось бы в первый день вылететь.

– Я умоляю, – закатила я глаза. – С каких это пор ты стала такой правильной? Ах да, я поняла, почему…

– Совсем и не поэтому, – запротестовала ты, а потом вздохнула и добавила. – Я должна быть здесь, я должна остаться любой ценой. Я не собираюсь нарываться на неприятности.

Я поняла, что ты настроена серьезно и с ужасом представляла, какая скука нас тут ожидает в совокупности с физической работой. Мы пришли к деревянному туалету с двумя дверьми, зря мы боялись им воспользоваться, внутри он оказался вполне сносным. Возле туалета был рукомойник, все как полагается по санитарным нормам. Хорошо, что хоть это осталось от цивилизации. Неподалёку от туалета располагался сад из плодово-ягодных насаждений – яблонь, вишни и слив. После посещения туалета мы помыли руки, умылись и пошли в этот сад. Плоды еще не поспели, но было приятно находиться в полутени деревьев. Тут я заметила заросли клубники, целая полянка была ею усеяна, спелые сочные ягодки выглядывали своими алыми бочонками из-за листьев.

– Господи, ты это видишь!? – воскликнула я.

– Ого, сколько клубники! – ты тоже удивилась.

Мы переглянулись, уже очень хотелось есть, а тут клубника и такая спелая, яркая и сочная.

– Как думаешь, они общие? Никто на них не имеет свои виды? – оглядываясь, спросила ты. – Что-то мне кажется, зря мы сюда пришли, пойдем-ка отсюда.

– Да мы только по ягодке попробовать, – сказала я и уже направилась к кустам клубники.

– Ох, давай только быстрее, сейчас кто-нибудь появится.

– Угу, – промычала я и уже начала набирать ягод то в рот, то в руку, но ягоды были крупные, и одной уже руки стало мало, поэтому я прислонила к себе ладонь и еще накладывала ягод сверху, чтобы не попадали.

– Черт, черт, что ты делаешь? – испугалась ты, стоя на стреме.

И тут издалека раздался строгий мужской голос.

– Это что за воришки тут орудуют?!

Я даже не успела опомниться, как ты подбежала ко мне и схватила меня за руку, рванув стремглав из сада за туалет. В тот же миг ты прислонила меня спиной к стене туалета, а сама выглянула тихонько из-за угла.

– Насть, ты чё? – со сбившимся дыханием наехала я на тебя, не понимая, что ты задумала.

– Тише, я ведь говорила, что это плохая идея, – рассерженно прошептала ты, не отвлекаясь от разведки.

– Всего-то пять ягодок сорвала, ну семь, ладно – прошептала я и глянула на свою ладонь, которой я слишком сильно прижала ягоды к груди, пока бежала впопыхах. Клубничный сок от раздавленных ягод тек меж пальцев и оставил яркий след на светло-сером платье. – Вот же блин… Я их раздавила… Будешь такие есть?

В этот момент все произошло нелепо. Только я протянула тебе свою красную влажную ладонь с уцелевшими ягодами, как ты неожиданно, увидев из-за угла, как прямо к нам на коне приближается блюститель порядка, рванула так резко назад, что оборачиваясь ко мне, встретилась с моей ладонью, оставив живописное сочное пятно на своей груди. Тонкий лен пропитался как губка. Мы застыли с вытаращенными глазами и открытыми ртами на несколько секунд, разглядывая это розовое пятно, как нечто магическое.

– Ой… – прошептала я виновато…

Ты взглянула на меня шокировано-возмущенным взглядом, а потом перевела свой взгляд снова на это пятно.

– Нет-нет-нет, – пролепетала ты отчаянно.

– Эй, эй, спокойно, – пыталась я тебя успокоить, хотя мне очень хотелось рассмеяться от этой ситуации, и я еле сдерживала улыбку.

– Вообще-то, у нас больше нет сменной рубахи, – заметила ты, состроив серьезное лицо.

– Пошли к речке, постираем, пока не засохло, – предложила я.

Но тут наше перешептывание прервал глухой стук копыт совсем близко и из-за угла появился широкоплечий наездник на коне. Он был одет в серую рубаху и поверх на ней что-то наподобие тонкой кольчуги темного цвета, в серых штанах и самодельных ботинках. У его левого бедра красовался меч в ножнах, который держался на поясе посредством кожаного ремешка. Он стоял за твоей спиной, ты не оборачивалась, тебе было стыдно показаться в таком виде. Я узнала его, это был Даниил Андреевич. Он делал вид, словно не знает нас. Я улыбалась во весь рот, и глядела то на тебя, то него.

– Я Даниил, старший дружинник. Что вы здесь делаете?

Ты сразу поняла по голосу, кто это и обернулась к нему, ошарашено разглядывая его во все глаза. Какой же он был мужественный, бесстрашный. Его слегка вьющиеся волосы до плеч и борода так дополняли его воинственный образ. Ты невольно залюбовалась им. Но тут я не выдержала и рассмеялась над твоей немой реакцией и, схватив тебя за руку, решила увести прочь от него, только крикнула напоследок:

– Ты нас не видел!

Он, было, направился за нами, но почему-то вдруг передумал и только в след глядел нам, как мы убегаем вниз по склону к цветущему полю до самой реки.

– Ты сумасшедшая, что ты творишь? – задыхаясь от нехватки воздуха, спросила ты, то и дело оборачиваясь назад, пока наш стражник не пропал из виду.

– А что? Пусть он поймет, что ты непростая добыча. Он должен захотеть тебя завоевать. Так тут это кажется, называется. А ты прекрати на него смотреть таким взглядом.

– Вообще-то я о том, на кой черт ты сюда нас привела?

– Постираться… покупаться, ты посмотри, тут никого нет и берег песчаный, – я окинула взглядом безлюдный речной берег, спокойную гладь прозрачной реки, которую можно было переплыть – настолько она была неширокая.

Я развязала пояс, взяла рубаху за подол и стянула ее через голову, оставшись в одних трусах.

Ты стала обеспокоенно смотреть по сторонам, нет ли кого, но сама не решалась на такой трюк.

– Кажется, матушка не будет рада этим пятнам, – как бы, между прочим, заметила я и неспешно начала заходить в воду.

– Заметь, это только первый день, а мы уже по уши в этом… самом… – с недовольством сказала ты мне вслед.

– Зато как весело! – с энтузиазмом ответила я, заходя в воду. – Смотри, здесь песчаное дно и довольно мелко, не бойся. По-любому они и сами это местечко облюбовали. Ммм, вода чистая, и прохладная, бррр.

– Конечно, еще не успело прогреться.

Я потихоньку зашла по плечи и стала пытаться поскорее под водой прополоскать свою рубаху, ибо зуб на зуб уже не попадал.

Ты все мешкала, а потом подошла к реке.

– Ладно, я буду стирать рубаху на себе.

– Какие мы стеснительные.

– А вдруг он смотрит за нами.

– Ну и пусть смотрит, может тогда у него проснется дремлющее в нем мужское начало.

– Оля, – с укором сказала ты.

– Ладно – ладно, молчу…

– И ничего я не стеснительная, – спустя некоторое время добавила ты, – сама-то вон по горло в воду зашла, вся уже посинела.

– Я просто поплавать еще хотела, – оправдывалась я.

Ты все же зашла в воду ко мне и стала под водой отмывать пятно, теребя ткань на груди.

– Вот если бы кому-то не понадобилась эта клубника…

– Я хотела есть, – защищалась я, полоская рубаху.

– Можно было и догадаться, что сад чья-то собственность. Теперь он подумает, что я воровка.

– И что? Ну и ладно. Зато он точно не забудет нашу встречу.

– Да уж, очень романтично.

– Не переживай.

– Да я не переживаю… – вздохнула ты. – Я вот переживаю, как мы теперь в мокрых рубахах пойдем?

– Нет, конечно, нам надо будет высушить их, прежде чем мы пойдем на ярмарку.

– На ярмарку? Да мы тут ещё до полудня проторчим. Нам влетит.

– Ну, все равно ж влетит, – равнодушно ответила я.

– Так ты специально решила полностью рубаху намочить, чтобы подольше тут застрять? – вдруг осенило тебя. – И я ведь последовала твоему примеру! Неужели тебе не стыдно? Курдеко ведь мне предложил к нему присоединиться только потому, что я порядочная и ему из-за меня не придется краснеть, а получается, придется.

– Да уж. А жить им тут не скучно со всей их порядочностью? Они хотят жить в вымышленном мире по-настоящему, так пусть будет все по-настоящему и шалости и любовь и поцелуи.

– А турниры? И смерть тогда по-настоящему? Нет, обязательно должны быть порядки.

– Все равно, я не хочу жить в искусственном мире.

– Это ты сама для себя решаешь, как ты его воспринимаешь, так и будет.

– Вот я и решила. А ты?

– Я, как и ты. Давай выходить, посинели ведь уже.

– Тебе все равно придется его снять. Или сушить тоже на себе будешь?

– На себе, – стыдливо ответила ты.

Я выбежала из речки и, тут же обнаружив укромное местечко в высоких зарослях иван-чая, соорудила нам небольшую полянку под солнцем, примяв траву и расстелив свою рубаху на ней. Для пущей уверенности распустила косу, прикрыв свою наготу волнистыми локонами. Ты следом присоединилась ко мне и, удостоверившись, что мы надежно скрыты от лишних глаз, тоже сняла рубаху, не переставая дрожать.

– Как же хорошо, – прошептала я, когда мы удобно устроились. – Если бы еще есть не хотелось.

– А я вот думаю, как должно быть сейчас ругается Василиса, нас ведь нет уже около часа, наверное. И ведь в мокрой рубахе не пойти.

– Пусть поругается, что ей еще делать. Что ей, хлеб печь не впервой, справится. Там делать-то нечего. Что все трое будем хлеб месить?

– Еще избу мести, – пояснила ты. – Дел там хватает.

– Ага, и лен прясть. Приляг и успокойся.

Я такая спокойная была только потому что мне было все равно, я как могла оттягивала заботы, которые нам предстояли, зато ты все время нервничала.

Так мы просидели еще некоторое время, позагорали, пока совсем не стало припекать. По солнцу время двигалось к полудню. Рубахи наши не высохли настолько, как нам хотелось бы, но, по крайней мере, уже они не стали бы прилипать к телу.

– Я думаю нам пора, душа у меня не на месте, – сказала вдруг ты. – Нам надо идти.

Ты встала и начала натягивать свою полувлажную рубаху.

– На теле высохнет быстрее, так что одевайся.

Я неохотно встала, солнце меня разморило и хотелось пить и есть, появилась слабость. Натянув рубаху и собрав запутанные от ветра волосы в неряшливую косу, я предложила тебе пойти на ключ. Так что мы еще сходили по пути попить воды, там мы встретили местных крестьян и ремесленников, поздоровались, познакомились и пошли на ярмарку на пару минут, взглянуть одним глазком, что там делается.

Выглядели мы странно в своих влажноватых мятых рубахах, но хоть жарко так не было. Пятна не отстирались так хорошо, как хотелось бы, так что мы были похожи на оборванок с растрепанными волосами и голодными глазами. На ярмарке чего только не было, от оружия до выпечки и сладостей. Украшения, одежда, посуда – глиняная, чугунная и деревянная, мед и медовуха, бражка и вино. Блуждали мы, пока не встретились на ярмарке со своей матушкой нос к носу. То, что ты назвала позором в саду, это было так, маленькая досада в сравнении с тем, что нас ждало в толпе людей – публичное унижение. Матушка не выбирала выражений, она вела себя очень реалистично, я даже всерьез застыдилась. Толпа расступилась, и мы с тобой оказались в центре внимания, в окружении более десятка осуждающих, насмешливых взоров.

– Непутевые девки эти, бесстыжие! Мать их ждет, дел невпроворот, а они гулять ушли. В чем вы вымазались, как свиньи? Вы посмотрите на себя!! Бестолковые дубины! Быстро домой, отец вернется скоро, а дома шаром покати!

А потом она схватила с земли удачно подвернувшуюся ей на пути ветку и понеслась нас хлестать, тут-то мы как рванули от нее, сломя голову не разбирая дороги, в дом. Толпа смеялась, а нам хотелось провалиться сквозь землю. Люди мешались нам на пути, словно так и хотели продолжения представления. Я бежала следом за тобой и возмущалась себе под нос, когда неожиданно резко ты затормозила перед лошадью, чуть не врезавшись в нее. Ты виновато подняла глаза на всадника. Это был Даниил. Ваши взгляды переплелись на мгновение, но Даниилу было так неловко за увиденное, что он отвел от тебя свои глаза, словно и не знает тебя вовсе. Ты же залилась краской от стыда, все, это конец… Но мне же было наплевать на Даниила и его отношение ко мне, мне совсем не хотелось из-за твоего стыда перед ним получать веткой по хребту.

– Настя, побежали отсюда, не стой, умоляю!!!

Но ты, словно не слышала меня, и я побежала вперед. А матушка тем временем неслась со всей прыти на тебя, замахнувшись колючей веткой. Дама она была в теле, хоть и молодая, так что она не шутила с замахом. Могла и рубаху подрать и расцарапать лицо и тело. А ты стояла, словно заторможенная подле коня, зажмурившись от страха, и гул стоял в твоих ушах от криков и смеха. За секунду до удара, Даниил не сдержался, он быстро протянул тебе свою руку и крикнул:

– Запрыгивай!

Ты сразу же воспрянула духом и, тут же, вложив свою руку в его широкую ладонь, с благодарностью взглянула на него. Он ловко, словно перышко, подхватил тебя, и через мгновение ты уже сидела рядом с ним, инстинктивно прижавшись к его груди, защищаясь от побоев матери, оказавшейся уже прямо у лошади.

– А ну спускайся сейчас же, неблагодарная, я тебя проучу!

А ты уткнулась лицом в рубаху Даниила, и тебе уже было вообще всё равно. Тебя трясло уже не от страха, как он подумал, а от волнения, потому что так близко к нему ты еще никогда не была.

– Не смейте трогать её, – заступился за тебя Даниил.

– А ты кто такой для неё, что смеешь вот так её защищать? Она ни жена, ни невеста, ни сестра тебе.

– Я, прежде всего, смотрю здесь за порядком и не позволю, чтобы здесь устраивали такой балаган. Решите вашу проблему с дочерьми в доме.

И он одной рукой потянул лошадь за узды, а второй, придерживая тебя за плечи, спокойно направил лошадь прочь из толпы к нашему дому, не слушая причитаний матери.

– Спасибо, – прошептала ты, не смея оторвать голову от его плеча.

– Тебе стоит более уважительно обращаться с матушкой и не гневить ее напрасно.

– Это случилось как-то само собой.

– Почему вы убежали от меня?

– Я не знаю…

– Зачем вы вообще пошли в тот сад?

– Хотелось есть.

– Вы до сих пор голодные? Уже ведь обед.

– Да, как-то не пришлось, – неловко отвечала ты.

Даниил молча развернул лошадь к ярмарке и направился обратно.

– О нет, не надо туда, пожалуйста.

– Да все уже разбрелись, не бойся. И матушка твоя уже поди дома.

– И мне, наверное, пора.

– Погоди.

Он подъехал к прилавку с хлебом. Ты поняла, что он намеревался для тебя купить хлеб, и стала просить его этого не делать.

– Прошу, не надо, этого не стоит делать, пожалуйста.

– Пока ты не поешь, я тебя не отпущу, – решительно сказал он и, достав монету из кожаного мешка, привязанного к поясу, протянул его торговцу. – Что у вас самое лучшее?

– А вот, уважаемый человек, берите, не пожалеете! – и торговец протянул ему ковригу – свежий ржаной хлеб круглой формы.

– Теперь за кувшином молока, – сказал Даниил, вложив тебе в руки достаточно увесистый хлеб.

– Этого будет слишком много…

– Для твоей семьи в самый раз.

Ты хотела возразить, сказать, что и этого достаточно, но твои неловкие отговорки он решительно пресекал. С кувшином молока и огромной ковригой он доставил тебя домой.

Когда я вбежала в дом, дети сидели по лавкам и ели кашу, стуча деревянными ложками по деревянным мискам. Я почувствовала, как сжался мой желудок от голода, но я искала пятый угол. Сейчас прибежит эта полоумная со своим веником и отхлещет меня. Насти вон нет, похоже, что она её догнала и выпорола, а может она успела где-то спрятаться. Ну и порядочки тут. Но я так просто не сдамся. Заняв боевую позицию и встав напротив двери, я ждала её. Тут тишину нарушил детский голос Ярославы:

– Матушка очень злилась, что вас долго нет.

– Знаю, – сердито ответила я, не отрывая взгляда от двери.

Прошло пару минут, прежде чем дверь открылась и в неё вошла разгневанная матушка. Увидев меня, она только сказала стальным голосом:

– Скоро отец придет, он вас и накажет, мало вам не покажется.

Что-то эта перспектива меня мало радовала, отец наш с виду был мужчиной грузным, неразговорчивым и что ему могло в голову прийти в качестве наказания, страшно было представить. Даже не хотелось строить предположений после бегущей за нами матушки с колючей корягой в руках. Я молчала с минуту, ожидая еще каких-нибудь нотаций или физических расправ, но она только засуетилась в своем печном углу, вытаскивая кочергой из печи чугунный котелок. Тогда я постаралась выключить свой поток эмоций и здраво высказаться ей:

– А какого вообще права вы имели так с нами разговаривать перед всеми?

Тогда она развернулась ко мне лицом и с надменностью во взгляде и голосе, ответила:

– А вы вообще знали куда едете? Вы осознаете, где находитесь и главное, зачем?

Это прозвучало как-то устрашающе, словно мы прибыли в место для свершения сатанинского оккультного ритуала в качестве жертв, а сами об этом не знали.

– Надеюсь, что знаю… – неуверенно проговорила я и тут же вопросительно ответила, – Древняя Русь?

Она усмехнулась с кривой улыбкой и продолжила:

– Ну, конечно, а хоть что-то еще вы знаете помимо этого? Вы бы хоть удосужились почитать про жизнь того периода, в котором мы сейчас живем. А то создается впечатление, что вы сюда забрели по ошибке. Каждый, кто сюда попал, внес свою лепту благодаря знаниям об этой эпохе. Каждый отдавался этому миру, как мог, поэтому все чтят здешние устои и порядки. А вам бы только повеселиться, в таком случае для этого проходят другие исторические мероприятия развлекательного характера пару дней в году.

Сначала я молчала, не зная, что сказать. Но мне так не хотелось подвести тебя. Я взяла всю свою волю в кулак и, состроив раскаивающуюся гримасу, ответила:

– Извините, что я так поступила… вернее, мы так поступили. Я обещаю, что буду выполнять все ваши поручения и следовать порядкам этого места. Просто мы новенькие и нам так нелегко сразу переключиться с одной реальности на другую, где совершенно другие законы и понятия. Если вы поможете нам здесь освоиться, тогда мы вас больше не подведем.

– Чтобы освоиться, вам нужно только одно – слушать внимательно, что вам говорят старшие и делать, что велят.

– Понятно, – пробормотала я, опустив глаза.

– Садись обедать. Пока вы гуляли, я кашу пшеничную приготовила и за маслом на ярмарку сходила.

Я облегченно вздохнула от того, что этот разговор окончен и быстренько уселась за стол рядом с ребятней, которые почти расправились с кашей. Матушка тут же принесла мне миску с приличной порцией горячей крутой каши с кусочком масла и ложку. Я поблагодарила её и, накинувшись на эту кашу, стала её уплетать за обе щеки, она мне показалась довольно вкусной, не похожей ни на одну из каш, что я ела. Утолив немного голод, я вдруг опомнилась, что я совершенно забыла про тебя.

– Разве Настя не должна была прийти с вами?

– Должна была, только один дружинник за неё заступился.

– Ммм, как это по-мужски, – обрадовалась я.

Кажется, я догадывалась, что это за дружинник.

– Вообще-то незамужним девушкам не полагается разгуливать с незнакомцами.

– А что такого противозаконного в этом, если человек решил спасти девушку из такой ситуации, а она не отказалась быть спасенной?

– Плохого может быть ничего. Но люди могут многое придумать, например, что она легкодоступная, легкомысленная, ветреная. Тогда разный нехороший мужик к ней потянется, а хороший мимо обходить будет.

– Ну, прям, так взяла, раз с одним погуляла, на следующий день с другим, причем просто как друзья пообщались, теперь всё? Распутная что ли?

– Да, здесь это не приветствуется.

– Так, а как же суженого-ряженого своего распознать, коли общаться кроме как с одним парнем более нельзя? – удивилась я, и ужаснулась, что переняла манеру общения Василисы. Кажется, это заразно.

– А это не вашего ума дело, суженого вам родители подбирают, а не вы сами. Ну, или он сам свататься приходит, если выше по знати. Но такое редко происходит на самом деле. Обычно крестьянку выдают за крестьянина, а женихи из высших сословий не очень-то жалуют невест из низших классов, у них есть и свои знатные невесты. Так что шансов на знатного жениха мало, если только ты не писаная красавица.

– Что-то мне подсказывает, что мы не принадлежим ни к высшему сословию, ни к писаным красавицам, – монотонно проговорила я.

– Ну почему же, нас вполне можно считать зажиточными крестьянами. У нас есть дом, три козы, благодаря которым мы делаем сыр и творог, продаем на ярмарке. Я еще шью. А отец занимается рыболовным промыслом.

– То есть, нам как бы повезло?

– Почему нет? Есть бедные крестьяне, которые живут худо-бедно. Но каждый имеет шанс подняться, можно вырасти за достижения в боях, здесь почти каждый так начинал. А есть холопы, у которых нет ни своей скотины, ни дома, и они выживают только благодаря служению своему хозяину, они в его власти.

– Кто же добровольно согласится холопом быть?

– В том то и дело – никто, за грубые нарушения по нашим правилам даже князя можно сделать холопом.

– Ох, это не очень приятно… А мне получается всю жизнь теперь крестьянкой быть, меня-то вряд ли в бой пустят?

– Тут все проще. Только для мужчин существует повышение в сословии за достижения в боях, поединках, турнирах. А для женщин эти правила не играют роли, но если ее муж добился повышения, то и она тоже становится с ним одного сословия.