Восхождение

– Да, как-то так. Не знаю даже что и ответить. А он прямо так и сказал? – Замялся гость.

– Да не переживай так. Наверное, зря я все тебе это рассказал. – Директор виновато нахмурился.

– Да.. нет, все нормально. Я в порядке. – Он переменил стоящую ногу. – Ну, я пойду тогда.

Директор ничего не ответил, чувствуя за собой вину, лишь проводил его своим тяжелым и извиняющимся взглядом до двери. У директора была странная привычка разражаться неистовым смехом прямо посреди разговора, и при этом заглядывая в самые глубины глаз говорившего, пытаясь отыскать правду и откинуть ложь своими невидимыми руками. Он было хотел и сейчас громко засмеяться, чтобы разрядить обстановку, но понял, что момент уже упущен. Тот тихо вышел, задев безразлично своим плечом край двери, и та, по орбите как спутник, покатившись на петле, ударилась со звоном о стенку. Звон этот тройных эхом повторился в голове у директора. Послышались шорохи удаляющихся шагов, похожие на хождение по песку. За окном было невыносимо тихо, несмотря на то, что не прекращаясь ни на минуту лил дождь, стекая по карнизам и окнам тонкими петлями. Ветра почти не было, листья на деревьях едва шевелились.

Директор редко не моргал, но зато всегда морщил брови, и иногда щурил один глаз, будто бы разглядывал какую-то деталь на лбу говорящего, для того, чтобы внушить человеку свою мнимую прозорливость. Директор, хоть и был уже в возрасте, но очень плохо разбирался в людях, поэтому часто использовал свою излюбленную и проверенную тактику – сталкивание врагов лбами. Чтобы они сами все рассказывали ему. Он говорил об одном сотруднике другому сотруднику всякие гадости, что якобы тот сказал ему об этом по секрету, и никогда в этом не признается, а тому о другом такие же гадости. Так два сотрудника обижались друг на друга и начинали искать справедливого суда у директора, и оба верили только ему, так как человек такого высокого положения, не будет им врать просто так. И этой наивностью он постоянно пользовался.

И всегда они прибегали к нему по очереди в кабинет с бешенными глазами, и раскрывали все тайны друг о друге, прошлые, настоящие и даже будущие. Все тайное становилось сразу явным, желание себя оправдать доводило людей до исступления и сквернословия. Но провокатор не понимал, что таким образом, он только подрывает мотивацию своих работников трудится честно и самоотверженно. Когда они в порыве гнева, зависти, обиды или позора, рассказывали друг о друге все, что ему нужно было знать, и даже лишнее, они становились после этого заклятыми врагами на долгие годы, оставаясь для него проверенными доносчиками. И если кто-то пытался выбраться из этой вечной вражды, то директор запускал новый слух, который нельзя было ни проверить, ни опровергнуть, так как опирался он только на личные предчувствия.

Сотрудники для него не были полноценными людьми, для него они всегда представали в качестве каких-то механизмов в общей микросхеме бизнеса, и не более. Казалось он не чувствовал ничего человеческого вокруг, ни слез, ни жалоб, ни боли, – один только запах денег, дурманящий его чувство все большего контроля и власти. Однажды он приказал усыпить всех бродячих собак, которые охраняли предприятие, за то что они испугали лаем его супругу. И когда сторож, который их несколько лет кормил и давно дал им всем имена, отказался этого делать, он тут же уволил его, и сам всех отравил ранним холодным утром.

Его бездушность и жестокость распространялись на всех, кто попадал в сферу его влияния. Подчиненные боялись его как огня, зная, что он не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего. Поставщики дрожали от его звонков, опасаясь, что он найдет предлог, чтобы расторгнуть контракт и найти более выгодные условия. Однажды, в разгар экономического кризиса, директор принял решение сократить штат сотрудников. Он вызвал к себе руководителей отделов и приказал им уволить 20% персонала. Руководители были в шоке, поскольку понимали, что это приведет к серьезным проблемам, но директор был непреклонен. Он заявил, что компания должна стать более эффективной и что он не потерпит никаких возражений. В итоге, было уволено больше чем надо, но плохие времена в экономике быстро закончились. Начальники отделов пытались вернуть сотрудников обратно, но директор был очень доволен такой экономией.

Для него не было ничего ценного вокруг, кроме него, его бизнеса, и его семьи, да и вероятно семью он тоже не особенно любил. Он был той старой закалки людей, которые были убеждены, что для личного счастья все средства хороши. Все вокруг должны были только исполнять его понимание правды, и признавать выстроенные им тотальные схемы контроля, как благо для них. Он был похож на старого колониального плантатора с тремя плетками и всего одним пряником. Он был глубоко убежден, что подчиненный не должен думать, его задача только исполнять, и исполнять точно. Он не мог поверить, что кто-либо из его подчиненных мог бы найти более оригинальное решение, чем он. Он никогда не верил людям, и всегда старался перепроверять их слова, и искренне верил в то, что провокации были для этого лучшим средством.

Он не стал гадать, кто же из братьев первым явится к нему, и выдаст все тайны своего самого близкого родственника. Ему было достаточно знать только то, что и в этот раз, его провокация закончится успешно. Но при этих очень знакомых и теплых мыслях, он почему-то почувствовал незнакомый холодок внутри. От усилившегося ветра вдали застучал карниз на улице. Заскрежетала ветка по окну, и вторя ему загавкала сначала одна собака, потом целая стая с разных сторон. Он встрепенулся, и потом еще долго сидел глядя в одну точку перед собой, боясь обернуться, но пытаясь унять эту нахлынувшую внезапно на него дрожь. И сидел еще так очень долго, пока прямо над его рабочими окнами не перегорел уличный фонарь, и все внезапно не потемнело. Наощупь, спотыкаясь о беспорядочно расставленные стулья, он вышел из кабинета.