Это вам не хухры-мухры
И снова мяч заносился между нами, но теперь он летал как- то нервно, неровно и криво. Теперь каждый боялся повторения.
Бац, бац, бац, летал мячик, бац, бац,….б..б..блямс – это мячик вновь вылетел за пределы круга и шлепнулся в чью то пустую миску.
Все затаили дыхание…….. но видимо хозяин или хозяйка этой посудины в данный момент отсутствова. Все было тихо, и мяч, под настороженные взгляды пляжников вернулся обратно в нашу компанию. Мишка, при этом, глядя на меня, разводил руками и улыбался, словно говоря, вот видишь, я здесь не причем.
Игра продолжилась, но я что-то перестал ей наслаждаться. Напротив, она стала мне в тягость. Каждый раз, когда мячик летел в мои руки, я лихорадочно думал, вычисляя, в чью сторону его послать, что бы ни дай бог не промахнуться.
Разумеется, вскоре я послал мяч прямо в направлении все того же бритоголового.
Если бы я специально в него прицеливался, то и то удар бы не получился точней. Со свистом, пролетев в дюйме от его носа, снаряд выбил из его рук коробок спичек, от которого тот собирался прикуривать.
Я одновременно затрясся от страха и неудержимого смеха. Даже из безопасного далека, я видел, как покраснели его уши и чуть отставая, медленно наливается кровью толстый загривок.
А Мишка будь он неладен со своей вежливостью, тут как тут, уже мчался к нему с глубокими извинениями.
– Опять ты, – через силу цедя слова, обречено уставился на него бритоголовый, и после, долгих, противоречивых раздумий, нехотя отдал Мишке мяч.
Пока тот триумфально возвращался, до меня донеслись обрывки фраз жены бритоголового:
–Успокойся Ваня, ведь это же дети, они не нарочно…
– Видишь как я его, – возбужденно подмигнул мне друг, – вот она интеллигентность. Вежливость и еще раз вежливость и все тебя полюбят и будут тебе улыбаться, даже если ты им кирпич на ногу скинешь.
Я кисло улыбнулся, а игра пошла совсем вяло.
– Ну, хватит! – решил я, и собирался закончить эту игральную пытку, когда – БАЦ
Мячик, в очередной раз вылетел из круга и с убойной силой БЛЯМС врезался в разложенные на газетке продукты, овощи и фрукты бритоголового.
Мало того, что он врезался со всей дури, так что вилки и ножи взлетели в воздух, в довершении всего, он умудрился смачно ввинтиться в огромный спелый помидор, который разорвался подобно осколочной гранате, мгновенно накрыв брызгами лица и одежду бритоголового и его жены. Но главное – еще не отгремела канонада, еще не окончился помидорный дождь, а Мишка уже мчался извиняться:
– Ради бога извините! – кружил он вокруг них, поднимая тучи песка.
Но те, не обращали на него внимания, оторопело, уставившись, друг на друга и отряхивались с непонятным остервенением. Наконец, кое-как, вытерев лица остатком газеты и прочистив уши, они услышали стенания моего друга, и медленно обернулись.
– Ах, простите, ах извините, – рассыпался тот в извинениях, не замечая очень недоброжелательного и опасного взгляда.
Секунд двадцать бритоголовый молчал, но молчал слишком красноречиво, молчала и его жена с лицом напоминающим соковыжималку.
Остальные пляжники тоже молчали и сидели с каменными лицами, но по другой причине, я видел, каких трудов им стоило не завизжать от смеха.
– Это опять ты?
Со стороны казалось, что бритоголовый не верит своим глазам.
– Да, это опять ты! – удовлетворенно подтвердил он свое подозрение, поднимаясь с колен
– Ну, сейчас я тебе засранцу покажу и спасибо и, пожалуйста. Ты меня век помнить будешь, волейболист хренов!
И он с такой скоростью помчался за напуганным Мишкой, что тому еле удалось спастись, запрыгнув в высокую крапиву.
Мужик, ожегшись, приостановился, и, глядя на страдающего Мишку свирепыми глазами, долго ругался.
Я в это время прятался далеко в кустах, но последние его слова расслышал отчетливо: – УБИВАЛ БЫ ТАКИХ ВЕЖЛИВЫХ!
Букашки таракашки
Рядом с нашим домом осушили болото, вернее, большущую, не засыхающую лужу, в которой мы по весне плавали на плотах, а летом ловили лягушек.
Наверное, вы думаете, я плакал, когда ее осушали!? Совсем наоборот! Я радовался!
Со дня на день ожидалось жаркое лето, и я очень надеялся, что мерзкие комары не народятся. Ведь комары – это просто ужас!
Когда-то тетя Агата учила меня любить букашек и таракашек, и я любил! Любил и букашек и этих самых таракашек, любил до тех пор, пока мне не всыпали как следует за последних, запретив приносить их домой. Именно тогда я ясно понял, что издалека любить можно и крокодила, – потому что издалека он не кусается!
А комаров я даже издалека ненавижу, хоть и считается, что они полезны для лягушек, я их все равно ненавижу!
Я вам расскажу историю, которая со мною произошла прошлым летом, и вы меня наверняка поймете.
До двенадцати лет я встречал комаров только в лесу, но когда в нашей стране началась перестройка, комары появились и у нас в доме.
Разумеется, это не был заранее продуманный поход вредных насекомых, просто всем стало на все наплевать, и никто не удосужился опрыскать антикомариной жидкостью наше болото, вот они и народились!
В тот год стояло прекрасное жаркое лето, и я с ребятами дни напролет проводил у реки. Мы плавали, дурачились, играли в волейбол, пили квас и не вылезали из плавок. Жизнь радовала нас на всю катушку, но настал день, когда эти комары народились.
К вечеру голодный и усталый я, еле волоча ноги, вернулся домой. Попрыгав под холодным дождиком из душа, я растянулся на простыне и, вслушиваясь в звуки еще не уснувшего города, увлеченно грыз большое зеленое яблоко.
Из раскрытых настежь окон веяло ветерком.
Выключив свет, я на цыпочках вышел на балкон. Нагретый за день дом дышал жаром – я чувствовал его голой спиной. Тем приятнее были прохладные перила, на которые я облокотился. Я с радостью поставил бы здесь раскладушку но, увы, балкон, ощетинившийся по углам лыжными палками, отрицал эту возможность.
Поглазев на окрестности и надышавшись вечерним воздухом, я вернулся в жаркую душную комнату и, улегшись поверх простыней, закрыл глаза.
Но уснуть не получилось. Вначале я вспомнил одно, затем другое, потом мне захотелось уточнить третье, вскоре у меня зачесалась пятка и я ее почесал, наконец, улегшись на живот, я впечатал нос в подушку и растворился в дремотных мечтах, но тут прилетели они.
Услышав их противное гудение, я напрягся и замер, надеясь на то, что комары меня не заметят, и, немного полетав, соблазняться более вкусными соседями.
Вяло, покружив надо мной, они вылетели в окно, и я успокоился.
И совсем напрасно – напрасно успокоился, потому что вскоре они вернулись и сразу стали кусаться. Распугав их, крутящимся в руке носком, я, не дожидаясь прилета основных сил вскочив с кровати, захлопнул окно.
Звуки города исчезли, но вместе с ними исчез и прохладный ветерок. В комнате сделалось невыносимо жарко и душно.
Я лежал на кровати в одних трусах, широко раскинув руки и обливаясь потом, и, никак не мог заснуть.
Промучившись, минут двадцать, я не выдержал, и вновь распахнул окно. Во мне теплилась надежда, что носатых разбойников унесло ветром.
Нежась в прохладе, я успел задремать, но меня разбудило знакомое гудение. Широко раскрыв глаза, я обречено наблюдал, как, высвеченные луной, на фоне окна появляются все новые и новые комариные силуэты.
Минут через пять, первый, самый наглый комар с противным писком спланировал мне на нос и принялся по нему разгуливать.
Скосив глаза, я разглядел его раздувающийся от предвкушения хобот! Очень медленно я занес над ним руку и –Хлоп! с размаху припечатал голодного злодея к ладони.
–Ура! Один есть!
Удачное начало придало мне оптимизма, и я затаился.
Где-то под потолком раздражающе монотонно гудели их основные силы, но вот, отделившись от потолка, звук стал приближаться, и, покружив над моим лицом, очередной комар сел мне на живот. Тут же последовал звонкий шлепок, но на этот раз я промахнулся.
Затем я промахнулся еще и еще, и снова, и снова, после чего, сообразив, что мое тело слишком большой полигон, закутался в простыню.
Прислонившись спиной к стенке, я занял глухую оборону.
Посовещавшись, комары изменили тактику и напали на меня со всех сторон.
На первый раз я от них отмахался и, держа правую руку над головой, приготовился к новому сражению, но подло подкравшееся по подушке насекомое исподтишка, укусило меня именно в эту руку.
Пока я высвобождал из-под простыни другую руку (для удара), оно, покачиваясь от обжорства, улетело.
Вскоре комары настолько освоились, что принялись разгуливать целыми стадами по защищавшей меня простыне, исследуя своими носами-хоботами, нельзя ли меня укусить через тонкую ткань!
В течение часа я ерзал и лягался, сгоняя их, и вконец измучился.
Спасаясь от этой напасти, я не придумал ничего более умного как вытащить из шкафа толстое ватное одеяло и забраться под него целиком, оставив на поверхности лишь кончик носа.
В таком положении я прострадал полчаса, которые показались мне годами, и созрел для кровной мести. Мокрый как мышь я скинул раскаленное одеяло на пол и, изнемогая от ненависти, принялся гонять комаров по комнате.
В ход пошли все подручные средства: тапочки, полотенце, рубашка, носок. Я настигал врага то на стене, то на потолке, и тщательно прицелившись, швырял в него какой-нибудь вещью.
Круша их ряды, я испытывал к ним те же чувства, какие испытывал советский солдат в войну к гитлеровцам.
Сбив меткой стрельбой штук семь крылатых тварей, я вспомнил, что комары боятся запаха гвоздики и, забежав в ванную комнату, занялся поисками гвоздичного одеколона.
Обнаружив флакон, я растерся его содержимым до самых пяток, после чего, благоухая, как гвоздичный куст, вновь забрался в кровать.
Первой кого я отпугнул гвоздичным духом, была моя собака, которая, поморщившись, заковыляла досыпать под стол.
Получившие взбучку комары, стали осторожней. Теперь они не гудели, а, тихонько приземлившись в отдалении, добирались до меня пешком.
Разгадав их маневр, я злорадно припечатал к простыне пару экспедиций этих тварей и с надеждой стал ждать остальных, но они не торопились.
Все эти переживания сделали меня очень нервным, а потому невнимательным – когда один из комаров решил пролететь возле моего уха, я так треснул по уху ладонью, что на мгновение оглох. Естественно, я промахнулся!
Через час, избитый, но не сломленный, я вновь поднялся. Я находился в таком состоянии раздражения к этим существам, что готов был сам сдохнуть, но их уничтожить!
Вначале я травил их из баллончика дезодорантом, затем, притащив из кухни металлический поднос, поджег на нем скомканную газету и напустил в комнату дыму. Если бы у меня был огнемет, я непременно бы им воспользовался!…..
Проведя газово-химическую атаку и ничего не соображая от бессонной ночи и дыма, я, не дожидаясь, когда он рассеется, рухнул в кровать.
Не знаю от чего, то ли от гвоздичного одеколона, то ли от комариных укусов, а может от того и другого, но все мое тело чесалось. То тут, то там я ощущал укусы и старательно лупцевал себя по ногам, рукам, лбу и ребрам, хотя комаров поблизости не наблюдалось.
Время близилось к утру, и я, закрыв глаза, героически попытался уснуть. Но теперь мне мешало все! Я слышал, как капает вода в туалете, подсчитывал тиканье будильника на столе, и вместо того чтобы погрузиться в спасительный сон вслушивался в каждый посторонний звук.
Стараясь успокоиться я завертелся среди скомканных простыней, зашарил руками поудобнее устраивая подушку, лег на спину, на бок, перевернулся на живот, но не уснул, да и какой тут сон! Вскоре на меня вновь набросились комары, и я, сожалея, что не могу взорвать квартиру, забрался в ванну и, наполнив ее теплой водой, мгновенно уснул.
В восемь утра меня оттуда вытащила спешившая на работу мама.
Комары, – лаконично объяснил я ей, направляясь к себе в комнату за майкой.
Какие комары сынок? – удивилась она, – Мы с папой прекрасно выспались, тебе, наверное, показалось!?
Самостоятельный
Я вышел в школу пораньше. Так мне захотелось! Шагаю и думаю, какой я сегодня самостоятельный: завтрак себе приготовил, галстук утюгом прогладил…. Утюгом?!… Да….. А я его выключил?
Иду и голову ломаю, выключил или не выключил. Хоть ты тресни! Не помню!
Настроение, понятное дело, испортилось! Прохожу мимо помойки, а она дымит, кто-то окурок в нее бросил.
Ну нет, так дело не пойдет! Придется возвращаться, и лучше побыстрей. Мне пожара не надо!
Давно я так не мчался! Взлетел на свой этаж метеором! Дверь дрожащей рукой открыл. Вроде ничего! Дымом не пахнет. И вообще, в квартире тишина, лишь вода из крана капает: – Кап, кап.
Захожу в комнату. Слава богу! Утюг стоит выключенным, оказывается, я его даже под стол убрал. Правда, не помню, когда я это сделать умудрился.
Забежал я на кухню, чайник с плиты снял, горячего чайку глотнул, чуть не обжегся! И бегом в школу.
До середины пути добежал. И вдруг меня как по голове ударило, чего я перед уходом пил?…. Правильно…. Чай горячий! А почему он горячий?!… Может быть, я газ забыл выключить?
Что ты будешь делать! Посмотрел я на часы, рукой школе помахал и обратно вприпрыжку. Вновь поднимаюсь на четвертый этаж, прохожу в кухню. Все горелки затушены, ничего не горит, только кран противно капает – КАП, КАП (чтоб ему пусто было!)
На всякий случай, я чайник с плиты снял, каждую конфорку обнюхал. Два раза от двери возвращался, все комнаты заново проверил, чтобы никаких сомнений больше не возникало.
Сбежал я вниз и тут вспомнил, что перед выходом в зеркало не посмотрелся! Плохая примета!
Плюнул я с досады. Вернулся уже злой. Дверь пинком распахнул. В зеркало глянул и в школу помчался.
Метров двести до нее оставалось, когда я вспомнил, что входную дверь на ключ, кажется, не закрыл.
Повернулся я и назад поплелся. Вскарабкался по ступенькам до своей квартиры. Подергал за ручку. Вроде закрыта! А может быть, воры все вынесли и закрыли.
Пришлось отпирать. Пока я с ключами возился, тетя Глаша с первого этажа на меня поглазеть притащилась.
–Ты что это, – спрашивает, – мечешься? Уже четвертый раз мимо меня пробегаешь!
– Ничего, – говорю я ей вежливо, – это не ваше дело!
Зашел в квартиру, все на месте, ничего не пропало, чайник не кипит, конфорки не горят, утюг из розетки выключен, кран, сволочь, капает.
Кое-как его закрутил, в зеркало посмотрел, дверь захлопнул, на два замка закрыл, и в школу!
Захожу в коридор, а там тишина, все ученики по классам разошлись. Уроки уже начались.
Подхожу к нашему кабинету, робко в дверь постучал: – Можно войти?
– Входи, Гольцов, – говорит учительница, – ты чего это опаздываешь?
Смотрит на меня строго, дождалась, пока я за парту сел, и спрашивает:
– А где, Гольцов, твой портфель, неужели дома оставил?
Эти несносные девицы
Раньше мы сидели за одной партой, но потом нас рассадили, потому что мы много болтали на уроках.
Сейчас Машка-промокашка сидит за моей спиной и всячески меня донимает.
Совсем недавно, была вроде нормальной девчонкой, если это вообще можно сказать о девчонках!!!
Но теперь …это какая-то бандитка!!!
То учебником больно треснет меня по затылку, то так ткнет меня в спину пальцем, что я от неожиданности подпрыгну.
Если я возмущенно к ней поворачиваюсь, она норовит заехать мне тетрадкой по физиономии или закатить оплеуху.
Кстати, такой же свернутой тетрадкой она бьет меня по ушам, когда учительница не видит.
Папа смеется и мне говорит: – Ты ей просто нравишься. Она так за тобой ухаживает!
Ничего себе объясненице. Сомневаюсь, чтобы мама с папой таким способом познакомились.
Не пойму я этих девиц.
Во-первых, они внезапно все так выросли, что стали в два раза нас мальчишек больше!!! И стало непонятно, кто теперь кому в лоб даст!
Во-вторых, все без исключения стали бандитками! Сбились в стаи и стали на нас нападать!!!
Одному мальчишке таких поджопников надавали, что он чуть в больницу не угодил.
Его мама даже в школу к директору жаловаться пришла.
Правда они за дело ему накостыляли, он на них матом ругался и всякие гадости говорил. Но об этом его мама конечно не знала!
А эта Машка-промокашка…… раньше мы с ней почти дружили. Я ей домашку списывать давал, и после уроков мы друг за дружкой гонялись, и в зомби играть я ее приглашал, хотя другие мальчишки были против!
И вот тебе благодарность!!!
– Да хватит меня за ухо тянуть!!! Совсем дура что-ли?!
– Блин! – иногда так и чешутся руки ее побить. Жалко, что девчонка!!!
«Неужели нельзя как-нибудь по-другому мне объяснить!? Правда, сейчас уже, наверное, поздно! Мне с ней не в кино хочется сходить, а наподдать ей хорошенько, чтобы улетела!!!»
Но в принципе я отходчивый и не злой.
Сказала бы, что влюбилась, так я бы от радости запрыгал! А то я в нашем пятом классе один такой холостой, у всех наших всякие шуры-муры!
Вообще мне больше интересны аудиокниги и настольный хоккей, ну пистолеты всякие и прочие игрушки.
Но если я ей нравлюсь, то, наверное, я красивый? Ну, хотя бы немножко, совсем чуть-чуть!
В зеркало я раньше вообще не смотрел, а сейчас внимательно присмотрелся!
Вроде так я ничего…. Правда, нос как у Буратино – длинноват немного! Ну… и уши….
Вообще-то уши так торчат наверное из-за короткой стрижки…… А когда я был лохматый, их вообще не было видно! И зачем я подстригся!? Мне и так было хорошо!?
– Опять мне эта несносная Машка сунула за шиворот какую-то смятую бумажку! И глубоко засунула, – до самых лопаток!
– Блин! Как же она царапается, спускаясь вниз по позвоночнику!
Выпускаю из-под брюк рубашку. Ерзаю лопатками, подпрыгиваю и трясусь как стиралка при отжиме. И наконец-то, на пол выпадает эта дурацкая бумажка!
Поднимаю ее что бы выкинуть в распахнутое по весеннему окно, но вовремя замечаю корявые крупные буквы – ЗАПИСКА!
Разворачиваю ее, оглядываясь, чтобы никто не увидел. Читаю:
– Давай сегодня сходим в кино.
С малышней держи ухи востро!
С малышней держи ухи востро!
Вот не пойму, мелкие на самом деле такие простые или все же хитрые?
На днях ко мне на детской площадке пристал один шкет лет пяти, если не меньше.
– Мальчик, а можно мне взять тот самокат и покататься?
– Отстань – говорю, – это не мой самокат (я ему раз сто сказал что это не мой самокат,)
А он меня через минуту за штанину тянет:– Мальчик ну можно я покатаюсь!?
Так он мне, в конце концов, надоел, что я, чтобы от него отвязаться, сказал ему: – Да бери что хочешь, мне-то какое дело!!!
После этого его как ветром сдуло.
Я понятное дело о нем сразу позабыл. Мы с друзьями в зомби играли.
Тут слышу за спиной знакомый уже голос: – Этот мальчик мне разрешил.
Оборачиваюсь, – стоят неподалеку (почти передо мной) два здоровенных парня лет по 14, а рядом этот шкет, совсем не испуганный, и на меня пальчиком указывает:
– Вот этот мальчик мне ваш самокат взять разрешил…покататься…
Я просто обалдел от такой наглости и наивности. Я тут вообще ни ухом, ни рылом, а этот мелкий говнюк на меня свои проблемы сваливает.
Ну, тут мне не до него стало, потому что эти ребята за меня принялись.
Рожи кирпичом сделали, дескать, – Ты с какого перепугу нашими самокатами распоряжаешься!?
– Да не разрешал я ему ничего, сдались мне ваши самокаты!– возмущаюсь я.
А они сразу к мелкому!
А тот смотрит на меня ангельски честными глазами и так же честно говорит: – это ты мне разрешил кататься…
– Маленький правду говорит, маленький не соврет, он еще врать не умеет!!!– размахивают руками мои обвинители.
А тот им вторит: – Я никогда не вру!!! Спросите у мамы!!!
Ну, как тут объяснишь, что он меня не правильно понял!!!????
В общем, орали мы долго и плодотворно, ко мне друзья подтянулись, к ним тоже защитники.
Все кроме меня уж про малыша позабыли, а он стоит и слушает какой он честный да распрекрасный. Понравилось, что к нему взрослые мальчики за советом обращаются!
Стоит, уши развесил – возгордился. Нос выше макушки задрал. Подходит ко мне наглая морда, строго на меня взглянул, пальчиком погрозил и тоном воспитательницы мне выдал: – Нехорошо мальчик говорить неправду…….!!!!
Секретное оружие
Я шел из школы. Настроение было отличное! Две пятерки! Одна по литературе, другая по истории. Да еще к тому же Васька Клеточкин подарил мне замечательный гаечный ключ! Отличный такой! Блестящий! Никелированный и здоровый!
Нести в руке его было неудобно, поэтому я положил подарок в портфель.
Я шагал и насвистывал разные мелодии. Под ногами весело хрустел ослепительно белый снег. На голубом небе сияло солнце. Звенели голоса игравших в снежки первоклашек!
– Тра-ля-ля! – пропел я, открывая дверь своего подъезда, – Тра….., – не закончил я песню, столкнувшись в темном тамбуре с двумя пренеприятными личностями.
– Эй, мужик, – прохрипела одна из них ломающимся подростковым голосом.
– Я не мужик, а мальчик, – вежливо уточнил я.
– Еще слово скажешь, получишь в лоб! – пообещала вторая личность и нагло потребовала: – Деньги давай!
– Нету, – чистосердечно признался я, подразумевая, что для них денег у меня никогда не будет!
– А по морде? – дружелюбно предложила все та же личность.
По морде я не хотел и поэтому полез в карман, чтобы отдалить сей неприятный момент.
– Быстрее! – прошипел первый субъект с написанным (синими чернилами) на пальцах именем Вася.
– Сейчас, сейчас, что-то никак не найду, – лихорадочно шарил я по карманам.
И тут меня осенило!
– Ах, да! Вспомнил! – хлопнул я себя по лбу и склонился над портфелем: – Сейчас, ребята. Одну секундочку. Только защелку отстегну, и вы все получите.
– Ну! – нетерпеливо нагнулся ко мне второй тип по имени Сережа.
– Нашел! – сказал я и треснул его по голове гаечным ключом.
Сережа, со съехавшей от удара на нос шапкой, слепо зашатался. А я, догнав удиравшего Васю, наподдал ему коленкой чуть ниже поясницы.
– Ой, – произнес Вася и с испугу врезался лбом в дверь. Дверь со скрипом распахнулась, и тот радостно дал деру.
Сережа тихо подвывал под почтовыми ящиками, которые при падении случайно сорвал: – За что? – прогундосил он в расплющенную шапку. – Теперь точно шишка будет!………. Мы же пошутили!
Я пожал плечами и ответил:…… – Я тоже.
Шапка
Пришла зима и мама достала из шкафа кроличью шапку.
Покрутил я ее, повертел.
– Не моя – говорю – уж больно она выцветшая и мех во все стороны торчит.
У меня другая была!
– Не говори глупостей – сказала мама – ты просто за год забыл, какая у тебя шапка. Поносишь, привыкнешь.
Ну, я, конечно, ей не поверил, и только она из дома вышла, тут же подставил к шкафу стул, встал на цыпочки и заглянул на полку, где шапки обычно хранились. Все на ней переворошил, – нет другой шапки, хоть ты тресни! Может, думаю, я и в правду позабыл, как она выглядит, но все же странно, что она за год так износилась и в размерах уменьшилась.
Надел я ее на голову (еле натянул ), глянул в зеркало – Ужас! Вся она, какая то кособокая и разноцветная.
Снял я ее, еще раз оглядел. Смотрю, одно ухо у нее вроде больше выпирает, слишком мех густой и неровный, да и козырек какой то засаленный.
Для начала, решил я ее немного подравнять. Достал ножницы, изогнутые, прямых в столе не оказалось. Состриг чуток и снова на голову водрузил. Нет, вижу, слишком мало волоса снял, и вновь за ножницы.
Так стриг я ее и подравнивал, пока до кожи не простриг. Пришлось другое ухо доводить до той же кондиции (чтобы не выделялось).
Занимался я стрижкой над ванной, так что она стала к тому времени волосатой.
Ну, смыл я всю грязь в трубу стока, присел на краешек, сижу размышляю, как бы мне шапку еще облагородить.
Вспомнил, что мой друг свою шапку, из волка, вначале шампунем мыл, а затем под феном расчесывал. А чем я хуже. Открутил кран посильней, взял щетку, и давай наяривать.
После шампуня, она и впрямь стала мехом лучше, лишняя шерсть с нее повылезала, а ванная опять стала волосатой.
Ну, что ж, я так считаю, мыть так, мыть, вот и подкладка грязнущая – весь вид портит.
Налил я в шапку воды, мылом хозяйственным обработал. Стирал, стирал, драил, драил, весь вспотел – Не отстирывается!
Хорошо, что я от природы наблюдательный, видел, как мама в таких случаях поступает, сходил на кухню, чайник вскипятил и с ним в ванную заявился. Холодную воду из шапки вылил, и кипятком до самых краев залил, – пусть отпаривается.