Миньер Бернар
Мойра на краю бездны
Bernard Minier
M, le bord de l'abîme
© XO Editions, 2019. All rights reserved.
© il67 / Shutterstock.com
© Егорова О.И., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Большинству людей не нравится, когда «Гугл» просто отвечает на их вопросы. Они хотят, чтобы «Гугл» сказал им, что именно они должны сделать в следующий момент.
Эрик Шмидт, генеральный директор по безопасности «Гугл»Нам становится все труднее и труднее гарантировать защиту нашей частной жизни.
Он жеЯ признаю, что Искусственный Интеллект является наиболее передовой разработкой, и допускаю, что людям есть отчего тревожиться.
Илон Маск, соучредитель и генеральный директор по безопасности компаний «Тесла» и «СпейсИкс»ПредупреждениеВсе технологии, описанные в этом романе, существуют или находятся в стадии разработки. Описанные здесь приборы уже используются во многих странах, и они так же реальны, как и эта история. Ведь она разворачивается не в будущем, а в наши дни.
Пролог
10 ярдовОна взглянула на себя в зеркало. Вид у нее был измученный. Поморгала глазами и показала своему отражению язык. Потом плотно сомкнула веки и почувствовала, как сквозь ресницы просачивается маленькая, как жемчужинка, слеза.
Приглушенные ритмичные звуки праздника доходили до нее, заполняя собой почти стерильное пространство женской туалетной комнаты. Здесь было так чисто, так спокойно; в мягком рассеянном свете все предметы выстроились точно по ранжиру… Рядом кто-то заговорил с ней, но она не разобрала слов: то ли не обратила особого внимания, то ли заговорили слишком тихо. Но голос настаивал на своем, где-то на самой кромке сознания, как легкий ветерок на лесной опушке, которому не удается пробраться глубже:
– Вам плохо?
Она вдруг сдавленно икнула и бросилась в кабинку, хлопнув дверью. Отрыгнуть удалось только жалкую струйку слизи пополам с желчью: желудок ее уже давно был пуст. Когда она вышла из кабинки, растрепанная, с трудом, сипло дыша, незнакомая девушка все еще пристально за ней наблюдала.
– Вам плохо? Может быть, позвать врача?
Керри Лоу не дала себе труда ответить. Она вышла из туалетной комнаты и пошла по коридору к террасе, по дороге миновав мужскую комнату. Краем глаза, когда кто-то оттуда вышел, увидела забавные парики: блондинистые, рыжие и даже синие, обрамлявшие могучие шеи. Здоровенные парни, переодетые женщинами, мочились стоя, выстроившись в рядок перед писсуарами. Они смеялись во все горло и обменивались вульгарными предложениями, которые претендовали на остроумие. На ней самой-то был смокинг, белая рубашка с жабо и черный галстук бабочкой. Праздник переодеваний… Что за идиотская идея: мужчины в женском платье, а женщины – в мужском. Наверное, мужики купили всю эту смешную мишуру в женском универмаге на Тун-Шуа-стрит. А может, наоборот, в шикарных бутиках при Национальном финансовом центре, кто их знает… Но наверняка где-то в центральном районе, в деловом квартале. Либо на чертовой Уолл-стрит, либо в любом другом гребаном месте города, где бог зовется Деньги. Башли. Тугрики. Капуста. Мани. Дай мани, дай мани…
Она появилась на террасе тридцать второго этажа, когда ливень замолотил по ковру, по скатертям и по большим квадратным зонтикам, под которыми укрылись человек пятьдесят приглашенных, и покрыл рябью поверхность опустевшего бассейна. Частый и теплый дождь лил как из ведра. Пелена воды закрывала светящиеся фасады ближних небоскребов, лезших на штурм ночного неба, загроможденного облаками. Внизу, в каньонах из стекла и бетона, ревели моторы, сирены и клаксоны, и толпы народа вываливали из офисов, запруживая улицы, несмотря на поздний час и проливной дождь. Уж таков Гонконг, этот сгусток сумасшедшей энергии. Этот город, которым владеет безумие жизни на бегу. Шум, жара, сырость. Все куда-то срочно несутся. Несутся постоянно. Жители Гонконга умеют только бегать. Куда и зачем, она не знала, но город бежал. А Керри Лоу бегать не хотелось. Ей вообще больше ничего не хотелось.
Она пыталась с кем-то об этом поговорить. Семь месяцев тому назад в Козуэй-Бэй консультировалась со специалистом, доктором Энди Лэном. Он заставил ее пройти кучу обследований, МРТ, сканирование – и внимательно изучил ее психиатрическое прошлое. В результате решил имплантировать ей специальное устройство, новейшее, революционное изобретение, протестированное в Европе и в Израиле на пациентах, страдающих тяжелыми депрессиями, которым уже не помогали никакие лекарства. Это называлось глубинной церебральной стимуляцией: во фронтальную зону мозга, отвечающую за перемены настроения, имплантируются электроды, которые соединяются с тонкими проводами под волосистой поверхностью головы и кожей шеи, и подсоединяются к мини-компьютеру и батарее, закрепленным на груди. Электроды считывают активность мозга, а компьютер, если надо, реагирует, посылая электрический импульс. Все происходит за тысячную долю секунды. А может, за сотую, Керри в этом плохо разбиралась. Короче, чудо-технологии… По мнению самого доктора Лэна, никто толком не знал, как это работает. Но главное – оно работало, по меньшей мере, у 70 % пациентов, которым поставили устройство. Единственное, что она знала, так это то, что у нее между сисек теперь источник искусственного разума, помещенный в самое сердце мини-компьютера. Устройство это было не совсем такое, как то, что тестировали в Иерусалиме, а гораздо более мудреное и совершенное. Это было китайское изделие, разработанное фирмой «Мин инкорпорейтед». Керри проработала у них три года. На этом основании, а также потому, что она страдала не поддающейся лечению депрессией, ей и предложили принять участие в программе.
Однако ясно было одно: к тем 70 % везунчиков она не принадлежала. Керри очень быстро поняла, что в ее случае устройство не работает. И на самом деле не работало ни одной минуты, ни одной секунды, хотя поначалу ей и хотелось в это верить. А то, что случилось за последний месяц и было стыдливо названо агрессией, и вовсе вывело ее из строя.
Как бы там ни было, а она давно уже потеряла всякую надежду. Мрак снова понемногу стал сгущаться, указывая, куда надо держать путь. Керри слышала, что в Иерусалиме, в госпитале Хадаса, один из пациентов опять заболел, потому что в устройстве разрядилась батарея. Может быть, ее батарея вообще не работала, кто знает… Может, ее надо проверить? Да нет… Все эти люди, что цепляются за жизнь… Даже за жизнь быстро деградирующих идиотов… И все равно цепляются. Вон в округе Мон-Кок тысячи людей живут, как крысы, в грязных норах, теснятся всего на нескольких квадратных метрах друг у друга на головах, в чудовищных конурах, в развалюхах без кондиционеров, без удобств, без всякой гигиены. И, несмотря ни на что, они тоже не желают расставаться со своими мелкими вонючими жизнями, тоже цепляются за них.
Но тогда почему бы ей не наплевать на свою? Почему не махнуть на все рукой и не вести себя, как они? Или как приглашенные вот на этот праздник?
Керри огляделась вокруг. Здесь все считали себя привилегированными, потому что много зарабатывали и жили в роскоши на «правильном» берегу залива Виктория. Половина из них были европейцы, половина – китайцы. Смех, нескончаемая, ни к чему не обязывающая болтовня, рюмки с вином, бокалы с шампанским. И каждый второй уткнулся в свой телефон: кто читает или набирает сообщения, кто смотрит фильм на «Фейсбуке» или «Ю-тьюбе», кто соединяется с «ВиЧат» или «Вейбо». А некоторые фотографируют вечеринку. Что, в этом и состоит их жизнь? И больше ни в чем? Только в телефонах?
На миг ее внимание привлекла блондинка, чей высокий силуэт выступал из общей массы. Туве Йохансен. Керри несколько раз пересекалась с ней в Центре, как называли лабораторию исследований и разработок «Мин инкорпорейтед». У этой двухметровой норвежки были коротко остриженные светлые, почти белые волосы, холодные серые глаза и атлетическая фигура. Она работала в Отделе искусственного интеллекта. Керри задумалась о своей жизни, о том, какими будут ее ближайшие годы. Тридцатник уже совсем близко, потом ей будет сорок, и жизнь пойдет без планов, без любви… А чем, в сущности, были прожитые двадцать восемь лет? В сознании не всплыло ни одного образа; видно, ни один не стоил того, чтобы его вытащили на поверхность и посвятили ему хоть строчку из тех комментариев, что посыплются в социальных сетях потом… Может, как раз поэтому она и вышла на террасу из-под квадратного зонтика.
И сразу же по ней замолотил дождь. Керри промокла насквозь за считаные секунды. Вода струями лилась на голову, крупные капли барабанили по телу, как по мокрому ковру на террасе. Она прошла мимо бассейна, где ежиком взъерошилась поверхность воды, и теперь на нее устремились все взгляды.
Промокнув до костей, Керри, несмотря ни на что, упрямо шла вперед, к бортику террасы, которая словно плыла над улицами. И тут наступила тишина, и все новые и новые пары глаз стали поворачиваться к ней.
В них были и удивление, и любопытство, и тревога.
Впервые в жизни она стала объектом такого пристального внимания. Наверное, напоследок надо о чем-то подумать. Но в голове не было ни единой мысли. Если уж все-таки надо подвести итог всей жизни одной фразой, она бы сказала вот что: жизнь ее была похожа на сценарий, написанный бездарным сценаристом под действием пары выкуренных косячков.
Когда же Керри перешагнула стеклянный бортик террасы, что было легко сделать в брючной паре смокинга, за ее спиной раздались крики, и какой-то мужчина – молодой американец из Питтсбурга, который приехал по делам и мечтал переспать с китаянкой, – бросился к ней. Он в любом случае не успел бы добежать, а тут еще поскользнулся на мокром ковре, плюхнулся на колено, его забавный светловолосый парик соскользнул, и все увидели наголо обритую голову. Он вскочил на ноги и красивым прыжком (в университетской команде играл в защите футбольной команды) почти настиг Керри в тот момент, когда ее восьмисантиметровый каблук уже был занесен над пустотой.
Тридцать два этажа…
Она обернулась и увидела чей-то широко раскрытый в крике рот, накрашенный ярко-красной помадой. К ней несся широкоплечий парень, который, наверное, совсем недавно точно с таким же криком бросался под ноги противнику, не давая тому пересечь десятиярдовую линию[1]. Она сделала еще шаг.
И тоже вскрикнула.
Когда же ощутила под ногами пустоту и почувствовала, что ее туда неудержимо засасывает, когда ветер стал хлестать ее по щекам и рвать на ней одежду, а ярко освещенная земля начала стремительно приближаться, она заорала что было силы…
Керри Лоу показалось, что она слышит сверху ответные крики, но ветер свистел у нее в ушах слишком громко.
(На секунду ее полоснуло холодом… Левое плечо, порвав связки, ударилось о тротуар. Волосы упали на налившееся кровью лицо, а когда о землю стукнулась голова, сердце деформировалось и лопнуло. Переломанные в крошку ребра и порванные легкие взорвались ярко-красной вспышкой эритроцитов, плазмы и лейкоцитов, и тело распласталось, словно это не оно упало на тротуар, а тротуар вошел в него. И через миг на тротуаре виднелась только бесформенная масса, которая вовсе не была Керри Лоу. Керри Лоу здесь не было, ее не было нигде. Разве что где-то и существует великая тайна, сильнее ее, сильнее всех нас. Ибо, как написал один аргентинский писатель, «Вселенная не устанавливает никакого всеобщего порядка, для этого нужен человек».)
Данные
1
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ.Дождь не прекращался все последующие дни, и становилось все жарче. Когда Мойра сошла с борта рейса «Катай Пасифик CX260», вылетевшего из Парижа, из аэропорта имени Шарля де Голля, во вторник 26 июня, Гонконг выглядел, как обычно выглядит с мая по август: парилкой, хамамом под открытым небом.
Зато международный аэропорт Чек-Лап-Кок, с его кондиционерами, державшими температуру плюс 20, напоминал холодильник. Когда Мойра получила чемодан и дошла по сверкающему холлу до таможенного и паспортного контроля под большим световым панно «Шопард», уже в середине очереди ее начало познабливать. Мойра оделась сообразно прогнозам путеводителей, которые на это время года обещали субтропическую жару и высокую влажность. Холод охватил ее еще в самолете, но бизнес-класс «Катайских авиалиний», кроме туалетного набора, еды и питья в любом количестве, обеспечивал пассажиров теплыми одеялами и тапочками.
Она вылетела из Руасси вчера около 13.10, плотно позавтракала сразу после взлета, потом, опустив шторку иллюминатора, создала себе искусственную ночь, с помощью кучи всяческих кнопок превратила свое сиденье в удобную кровать и завалилась спать. А самолет на высоте одиннадцати тысяч метров летел на восток над Европой, Россией и Китаем.
И здесь, над облаками, в тяжелом забытьи, ей опять приснился сон, который преследовал ее все время, пока она готовилась к поездке в Гонконг. Сон про китайца… Ей снилось, что она совершает привычную утреннюю пробежку по берегу Сены: Аустерлицкий мост, набережная Сен-Бернар, мост Сюлли, Турнельские ворота, набережная Монтебелло, Новый мост, мост Искусств… Она легко бежит по шершавой брусчатке, мимо барж, причаленных в тени берегов, мимо домов на острове Сен-Луи, мимо аркбутанов Нотр-Дам, выступающих на фоне облаков. А потом, все так же бегом, поднимается по лестнице к своей маленькой квартирке под самой крышей на улице Кардинала Лемуана, откуда открывался точно такой же вид, как и в тот день, когда сербский студент Гаврило Принцип убил эрцгерцога Франца-Фердинанда Австрийского. И в тот момент, когда она открывает дверь, словно ниоткуда возникает китаец, бросается на нее и вталкивает внутрь. Дальше все происходит очень быстро, но быстрота смены образов позволяет дать определение тому, что произошло: насилие.
Мойра внезапно проснулась в своем высокотехнологичном коконе в спящем салоне, и обрывки сна, потрясшего ее своей реальностью, долго не отпускали ее сознание…
– Паспорт.
Очередь вдруг стала двигаться. Несомненно, китаец на паспортном контроле был моложе и субтильнее того, что приходил во сне, к тому же он изучал ее лицо без тени улыбки. Вгляделся в паспорт, в рабочую визу и в анкету, которую ей дали заполнить на борту. Потом снова уставился на молодую женщину. Со своими светло-каштановыми волосами, черными, как угли, миндалевидными глазами и резко очерченными губами она вполне могла бы сойти за китаянку. В то утро на Мойре были джинсы с модными широкими дырками, сквозь которые виднелись загорелые колени (она провела неделю отпуска на Сицилии, поскольку прекрасно понимала, что отпуска у нее еще долго не будет). Ансамбль дополняли белые спортивные сандалии, футболка с надписью «Я НЕ АНТИСОЦИАЛЬНА, ПРОСТО НЕ ЛЮБЛЮ ТРЕПОТНЮ» и черный пирсинг в левой ноздре. Ну просто типичная француженка. Нетерпение и раздражение, с какими она отвечала на вопросы, тоже были типично французскими.
– Француженка?
«Там же написано, – подумала она. – Он что, хочет, чтобы я ответила, что я трансвестит из Булонского леса?»
– Да. Я француженка.
– И вы прибыли в Гонконг на работу?
– Да. В «Мин инкорпорейтед».
Он покачал головой.
– О!.. Мин… Это очень солидная компания… Китайская…
Интересно, что он имел в виду: может, китайская – в смысле, в Китае? Но компания находилась в Гонконге. Хотя город двадцать два года назад и вернулся под юрисдикцию своего могучего соседа, здесь каждый год 1 июля проходят манифестации с требованиями снова признать его британской колонией на территории Китая.
– Вы специалист по информатике?
– В какой-то мере…
Она тотчас же пожалела, что дала такой уклончивый ответ, но он, то ли по привычке, то ли из полного безразличия, придираться не стал, а просто вернул ей паспорт и произнес вежливо, но холодно:
– Добро пожаловать в Гонконг.
Мойра сунула паспорт в поясную сумку и прошла контроль, таща за собой чемодан на колесиках по полу, такому чистому, что на нем, наверное, можно было обедать. Двери распахнулись и вывели ее в зал прибытия, где в толпе она сразу увидела мужчину в темном костюме, который размахивал табличкой: «Мойра Шевалье». У него было широкое плоское лицо. Улыбаясь и почтительно кланяясь, мужчина попытался взять у нее чемодан, но она от его любезности отказалась. Любая иерархия между людьми за пределами рабочей территории была для нее неприемлема. «Но ведь это же часть его работы?» – подзуживал ее вызывающий голосок, который любил ей противоречить. «Ну да, и что с того? Кончились времена камердинеров, вроде Реджинальда Дживса»[2].
С другой стороны зала сквозь стеклянную стену виднелись поросшие лесом холмы и высокие прямоугольники жилых домов, залитых проливным дождем. Едва выйдя из аэропорта, Мойра испытала первый шок: она столкнулась сразу с тридцатисемиградусной жарой и девяностопроцентной влажностью. А ведь было всего восемь утра. Дождь молотил по крыше «Тесла Модел S», припаркованного перед дверьми. Элегантный седан, целиком на электрическом ходу, выглядел как дикий зверь, готовый к прыжку. Укрывшись под зонтиком, шофер распахнул перед ней заднюю дверцу. Мойра собралась было сесть спереди, но увидела на сиденье ящичек, который словно только ее и дожидался. Она попросила шофера дать ей минуту, чтобы вдохнуть смертельную, но такую необходимую сейчас дозу никотина.
Затем забралась в продезинфицированное пространство автомобиля, и ее внимание сразу привлекла песня, звучавшая в приемнике. Мойра нахмурила брови. Эту песню она знала… Мало того, это была одна из любимых ее песен. «Трепет исчез…», «Thrill is gone…», на записи ее пел Би Би Кинг вместе с Эриком Клэптоном:
Трепет исчез, трепет исчез навсегда,Трепет исчез навсегда, крошка…Она поудобнее устроилась в кресле и улыбнулась. Жизнь порой дарит нам такие совпадения… И некоторые из них кажутся чем-то большим, нежели просто совпадения: знамениями судьбы, пророчествами, которые, как дорожные знаки, стоят на каждом перекрестке нашего жизненного пути.
Знаешь, ты плохо со мной обошласьИ однажды об этом пожалеешь…На миг Мойра отдалась на волю мелодии и слов и уплыла вместе с ними под дождь. Потом шофер дал газу, и «Тесла» рванула вперед. Мотор наращивал обороты невероятно бесшумно. Центр панели управления занимал экран размером с небольшой телевизор.
Мойра тем временем занялась ящичком, лежащим на переднем сиденье. Прямоугольный и плоский, размером примерно сорок на тридцать пять сантиметров, он походил на коробку для сигар. На блестящей черной крышке сверкали белые иероглифы – она не смогла бы сказать, был ли то кантонский или мандарин[3] – и ее имя кроваво-красной латиницей: «Мойра Шевалье». Справа внизу – логотип «Мин инкорпорейтед», выполненный в минималистской манере, а-ля иероглиф.
Стилизованная золотая буква М… «М» может означать тайну. «М» может означать магию. А может и миллиардера[4].
Подарок для дорогого гостя…
Мойра почувствовала, как сильнее забилось ее сердце. Дурацкий условный рефлекс, который возникает у любого при слове «подарок». Он годами вырабатывается бесчисленными праздниками: Рождеством, днями рождения и кучей других торжественных моментов. Мойра подняла крышку. Внутри лежало что-то накрытое шелковистой бумагой, легкой, как мысль, и такой же красной, как буквы. Она приподняла бумагу и обнаружила там белый планшет с сенсорным экраном и черный мобильник. На обоих в правом нижнем углу красовалась все та же золотая буква М.
Хотя ее внимание и переключилось на подарок, краем уха Мойра уловила, что вслед за блюзом Би Би Кинга зазвучала другая песня – «Божий замысел», «God’s Plan» Дрейка[5].
Да, все достают меня, достают, достают и достают… Йо!..Как получилось, что прозвучали одна за другой две первых песни из плейлиста ее мобильника?… Нет, простым совпадением это быть не могло…
Она склонилась над подаренным телефоном, который достала из ящичка, и ее поразил его сверхтонкий и элегантный футуристический дизайн. На обратной стороне были три фотокамеры, не меньше. Мойра где-то читала, что доводку оптики производили на немецком оптическом заводе «Лейка», и качество снимков было потрясающее.
Затем она взялась за планшет.
«Тесла» въехала в район небоскребов, и Мойра подняла глаза. Таких мерзких домов она никогда еще не видела. Мимо окон проплывали серые однообразные муравейники с тысячами крошечных квартирок. В следующий миг машина нырнула в туннель, проложенный под зеленым холмом, а когда вынырнула, Мойра увидела мосты, перекинутые через узкий пролив – аэропорт располагался на острове, – и снова множество противных небоскребов. Теперь ее внимание разделилось между пейзажами за окном и предметами из ящичка, что лежал рядом с ней на сиденье.
– Включите планшет, не стесняйтесь, – сказал шофер, глядя на нее в зеркало заднего вида; физиономия у него была, как у мальчишки, который приготовил отличный розыгрыш.
Когда Мойра нажала кнопку и включила гаджет, внутри у нее все сжалось, словно этим простым движением она подключила себя к необратимому процессу. А разве не так? Принимая место в компании «Мин инкорпорейтед», она знала, что пустила свою жизнь в крутой вираж…
Экран засветился, и Мойра испытала первое потрясение – на нем появилась мозаика снимков: пейзажи, портреты, селфи… вот они с матерью на каникулах в Кибероне… вот снимки, сделанные в Таиланде, в Нью-Йорке, Мехико, Бретани… Все фотографии были ей хорошо знакомы, потому что это снимала она сама… И все их скопировали из памяти ее телефона. На какую-то долю секунды Мойра вообще ни о чем другом не могла думать, мозг заполнился множеством беспорядочных вопросов. Но и разобраться во всем этом, немного придя в себя, тоже возможности не представилось, потому что на экране появилось сообщение:
Привет, меня зовут Лестер. Я руковожу Отделом искусственного интеллекта в «Мин инкорпорейтед». Буду признателен, если перейдешь по нижней ссылке.
Лестер… звучит не очень-то по-китайски. Но ей было известно, что многие гонконгцы носят английские имена. Да и вообще в Китае, где имя можно менять по нескольку раз, английские имена весьма в моде.
Мойра перешла по ссылке, и тотчас же на экране включилось видео. На фоне деревьев и каких-то футуристических зданий крупным планом появилось лицо, в котором не было ничего азиатского.
Лестер был рыжим из рыжих, этакий бородатый эльф-лепрекон из ирландского фольклора, веселый и проказливый домашний дух с молочно-белой кожей. Он явно, как и все рыжие, не любил солнышка. Зеленые, чуть навыкате, глаза внимательно изучали ее, а когда он открыл рот, Мойра заметила неровные зубы, что вовсе не умаляло его обаяния. И сразу почувствовала, что они с Лестером хорошо друг друга понимают.
– Добрый день, Мойра! Добро пожаловать в Гонконг! Тут все очень рады твоему приезду, и всем не терпится с тобой познакомиться и поскорее увидеть новую сотрудницу Отдела искусственного интеллекта. Я знаю, что ты работала в FAIR[6] в Париже. Не переживай, здесь ты не будешь чувствовать себя оторванной от родины: в центре много французов, и еще человек тридцать из других стран, так что не все здесь китайцы.
Он весело хлопнул в ладоши.
– Сама увидишь: Центр ни в чем не уступает ни «Гуглплексу», ни резиденции «Фейсбука» в Менлоу-Парк, хотя он и чуть меньше. Разговорный язык здесь, конечно же, английский. Значит, ни кантонский, ни мандарин учить не надо. Ясненько? – спросил он с потешным кантонским акцентом.
Она все это уже знала. Иначе не получила бы рекомендацию, поскольку не владела ни кантонским, ни мандарином.
– И вот еще что: в столовке есть черничный чизкейк и фраппучино[7] со взбитыми сливками, – шепнул Лестер и подмигнул.
Мойра снова удивилась. Откуда он знал, что это ее любимый напиток? Еще одно совпадение? Она сгорала от желания задать ему этот вопрос, но на экране было записанное видео, в уголке даже имелось обозначение дня и часа записи: 25 июня 2019 года, 20:13. Это послание было отснято, когда она еще находилась в самолете.
– Точнее, в шести бесплатных столовых и кафе, которые найдешь в кампусе, – уточнил Лестер. – Лично я сам не свой от лимонада, зеленого чая и ананасов… А гамбургеры у них – отпад. Но ты сама все увидишь завтра. А сегодня в управлении у тебя назначена беседа с главным боссом. – (При этих словах у нее свело все внутренности.) – Да успокойся, ничего особенного. Тебя проводят в отель, и в три часа за тобой придет машина. У тебя еще есть время отдохнуть и расслабиться, тем более, что в бизнес-классе было довольно холодно, правда?
Интересно, он разыгрывает из себя непосредственного обаяшку или и в самом деле такой?