Нина… плачет?
– Чтоб тебя-я-я!.. – выдавливает девушка, задыхаясь в слезах, и сползает вниз по стене. – Ненавижу тебя, мерзкая Луиза, ты так напугала меня, так напугала!
– Я совсем не… – лепечу я потерянно. Я не понимаю. Чем я могла её настолько испугать?
– Ты всё делаешь не так! Лишь бы довести меня до ручки, словно нарочно издеваешься, зная, что мне не всё равно!.. А сейчас ты исчезла, взяла и исчезла, нечестно, нечестно бросать меня из-за дурацкой ссоры, из-за глупого необдуманного оскорбления, сказанного сгоряча, не-чест-но, понимаешь ты, так нельзя, и теперь у меня из-за тебя и твоих выкрутасов тушь потечёт, и сердце точно остановится-я-я, – Нина снова протяжно рыдает на финальной высокой ноте.
Мне так жаль убитую горем Нину, и её слёзы буквально разъедают всё моё существо. Хотелось бы мне как-то утешить её. Ох.
– Шшш, шшш, – бездумно шепчу я, пока она, обхватив себя руками, плачет. Мне кажется, что это поможет ей, и я пытаюсь: – Уже скоро всё закончи…
– Захлопнись!! – шипит она, прежде чем я успеваю договорить слова поддержки, которые, как оказывается, лишь повергают Нину в ещё большую панику. – Что ты несёшь? Не смей так говорить. Заткнись-заткнись-заткнись!
Я виновато замолкаю, и следующие две трети часа моя душа разрывается от боли, пока я наблюдаю, как Нина пытается справиться с собой.
В конце концов, она утихает.
Потом вдруг перепугано вскидывает голову и спрашивает взволнованно:
– Л-Луиза? Луиза, ты где? Ты ведь ещё здесь, правда? Отзовись, Луиза!
Она продолжает звать и звать меня, не обращая внимания, что я каждый раз старательно откликаюсь.
Беда в том, что мой голос уже едва слышим для неё. Время неумолимо. Я не знаю, как дать ей понять, что я всё ещё рядом, что бояться ей нечего… пока.
Только пока. Скоро я исчезну.
Меня бьёт озноб.
Нина медленно поднимается, и трёт кулаками опухшие от слёз веки, и затравленно озирается.
– Будь там, – говорит она непонятно. – Пожалуйста, просто окажись там.
Затем она спешит, и я спешу за ней; вскоре мы оказываемся в её апартаментах на шестнадцатом этаже высотного здания.
Мне отлично знакомы все три комнаты её просторной квартиры. В посудном ящике на кухне прежде стояла моя любимая белая кружка с разноцветной надписью «Pretty Kitty»; в ванной болтались моя сиреневая зубная щётка и запасная коробка с тампонами на крайний случай; а в спальне для моих рубашек-брюк-чулок был отведён персональный отдел в шифоньере. Хотя мы, как я уже упоминала, технически, знакомы были меньше года, я – особенно в последние месяцы – проводила у Нины больше времени, чем в общаге. Не знаю, почему она позволяла мне это, если я так раздражала её на сцене. Но, по крайней мере, это объясняет, отчего она считала, что мы близки. Если подумать, припомнив не небрежно бросаемые слова, а каждодневные действия и имеющие значения поступки, то меня даже удивляет, как я сама не заметила этого?
Обращала больше внимания на наносную шелуху показательного равнодушия, скрывающего внимание и тихую заботу, и уверовала, что живу в идиотском мире, где мне приходится исчезать, чтобы принести хотя бы какую-то ощутимую пользу.
Стараясь не погружаться в уныние от собственных размышлений, я концентрируюсь на бледной Нине с воспалёнными глазами, которая лихорадочно ищет хоть какие-то следы моего пребывания в её доме и к ужасу своему не находит больше. Ни кружки, ни вещей, ни совместных фотографий…
Остановившись, она замирает посреди гостиной (я обычно ночевала именно в этой комнате, на диване, хотя и Нина часто проводила ночи здесь же, против всякой логики укладываясь не в своей спальне, а как-то умещаясь подле меня на диванных подушках, чтобы можно было переговариваться до рассвета, как на пижамных вечеринках) и, закрыв глаза, шевелит губами. То ли молится кому, то ли просто повторяет моё имя, думая, что так шансы со временем забыть обо мне сократятся до нуля.
Я отчаянно пытаюсь изобрести способ привлечь к себе внимание хозяйки квартиры, дать о себе знать.
Не придумав ничего лучше, я приближаюсь к ней и, практически касаясь невесомо мочки уха, кричу ей как можно громче, чтобы быть услышанной:
– НИНА! НЕ ВОЛНУЙСЯ, НИНА! Я ЗДЕСЬ, ПРЯМО РЯДОМ С ТОБОЙ!
– Луиза, я почти не слышу тебя, – жалобно произносит та, моргая влажными глазами, силясь понять, откуда доносится до неё слабый отзвук моего присутствия. Она теряет меня и чувствует это. – Но если ты меня слышишь, то знай, ты просто знай. Единственное, о чём я действительно сожалею – не о встрече с тобой, но о моём отвратительном характере, который так трудно контролировать. Я взрывная, и эмоциональная, и это я бываю эгоистичной. Становлюсь такой мелочной, злобной, самой от себя противно. И я, понимаешь, я вовсе не завидую твоим успехам, я просто из-за них постоянно боюсь, что хуже всех и совершенно ничего не стою, а это так бесит. Потому что это значит, что ты в любой момент об этом догадаешься и забудешь обо мне, и это будет только справедливо, ведь ты достойна куда большего, Луиза, это очевидно. И знаешь, – она заминается. – Проблема же не в тебе. Не ты должна была исчезнуть. Слышишь? Я ведь рада, просто невообразимо рада тому, что ты есть в моей жизни! И я бы так хотела, чтобы ты оставалась в ней и впредь. Чтобы была со мной, и терпела мои истерики, и позволяла заботиться о тебе, и ставила меня на место, и собирала меня по кусочкам, и пропускала мимо ушей все неправдоподобные обвинения и неосторожные слова, которые зачем-то вылетают временами из этого чёртового рта. Чтобы работала со мной в театре, спала в моём доме, ждала меня в кофейне в полдень за нашим столом каждый день. И чтобы мы больше не разлучались.
Теперь и для меня её голос звучит глухо, ибо мои уши буквально закладывает. Я готова пройтись по комнате колесом от радости, согласиться на все условия, сделать, наконец, что-то правильно.
Но суть бедственного нашего положения в том, что меня уже почти совсем нет, а в скором времени окончательно не останется.
Ещё никогда в жизни я ни в чём так сильно не раскаивалась.
Нина запинается в своей речи, нервно хихикает:
– Ради всего святого, ох. Телячьи нежности – не мой конёк, так неловко.
Я улыбаюсь, хотя мои щёки влажные.
– Так не должно закончиться, – жалуется Нина и просит: – Не уходи.
Смысла кричать даже в самые её уши уже нет: сколько бы я теперь ни надрывалась, меня не слышно. Вечереет.
– Ты можешь отменить это, Луиза? Можешь снова появиться в моей жизни?
Я, честно, не знаю.
Но я так сильно желаю этого, что, кажется, каждый атом из которого я состою, несёт в себе именно эту информацию.
Ровно шестьдесят восемь секунд уходит на то, чтобы мир многозначительно смолк; на шестьдесят девятой секунде между моих лопаток пробегает холодок, одновременно с чем Нина издаёт слабый изумлённый писк; и уже в следующее мгновение потрясающе материальная я оказываюсь в её объятиях.
часть 1: ВЫЧЕРКНУТЫЕ СЛОВА
ВОЗВРАЩАЮТСЯ
(стихотворения из графического романа «Женечка» и не только)
АПРЕЛЬСКИЙ НАПЕВ
Не живая, но и не мёртвая,А только ещё дышу с трудом —Я буду твоей, Король, жертвою,Я стану твоим самым дивным сном.Неизвестная, но и знакомая,А только ещё пишу для тебя —Я буду твоим вторым именем.И первым – хочешь? – стану я.Непонятная, но и близкая,А только ещё с восторгом люблю —Я буду твоей, Король, мечтою,Я стану отрадою Королю.НАПЕВ О ЛЮБОВНИКАХ
Жила не прекрасно, но, в целом, не скверно,И долгие годы была в браке верной,Но Сердце Новое стало пленительнейПылкой любви моего Повелителя.Поступки/уступки вели к отступлению,К неге до полного изнеможения.Связь с Новым Сердцем была непростительна:Кто-то донёс моему Повелителю.Знала, не будет мне в жизни прощения,Да и не желала грехов отпущения.Под взглядом предвзятым моего ПовелителяКо мне привели суда исполнителя.Без оправданий, рассеянных путано,Я молча взглянула в лицо экзекутораИ подалась вдруг я в ужасе в сторону —Билось в моём палаче Сердце Новое…22.01.09ЛЕТЯЩАЯ
1
Кичливо стоит – мне живой укор —Твой золотой кафедральный собор.Ты знаешь, сколько живет людейВ храме, что ты для себя воздвиг?Не просто паломников – важных гостейШумный табун в твою суть проник.Сотни фанатиков, хмурых догматиковИстово в нём молитвы возносят.В исповедален карманах заплатанныхОни за дыханье прощения просят.Хор голосов доносится громкоИ содрогаются важные своды,А проповедник в наряде сорокиВзывает отринуть жизни свободу.Тихо по паперти бродит юродивый —(Он моё имя носит) – бормочет,Что в этом мире только свободу-то,Только её потерять он не хочет.И сизый опиум курится ладаном,Он покрывает час утренней службы.Жёлтое с синим спускается складкамиС горьких небес. Тебе большего нужно:Ты разослал по всему государствуОтцов-зазывал с фолиантами грозными.Славя тебя, они шествуют праздно,Не замечая, что дни нынче – постные.2
А сам ты долго за мною гнался:«Покайся!» ты кричал. «Покайся!»Я ж, как всегда, одна в лесуВесенние огни зажгу.Мой карий взгляд из-под ресницСопровождать будет орлиц,А на земле мой хрупкий следБосой ноги сойдёт на нет —Хвалу светилу прокричуИ, как орлица, полечу.И не догнать твоим крестамМой крест, летящий в небесах,И, сея свет то тут, то там,Я мир открою чудесам.И не найдут уже меняТвоей анафемы слова.Моя душа – вот мой псалтырь,А звездный дом – мой монастырь.Мой Бог – он вечно будет мой.Я в одиночестве легка,Меня встречают облака…Ты плачешь? Брось! Летим со мной!Последняя пятница марта 2009, 15:16ПАРАДОКСАЛЬНОЕ В ПРИРОДЕ И В ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
«Шёл снег, последний снег зимы…»
Е. В. Анастасиади
«Зима какая – погляди! —Тринадцатого мая»,И мёртвой хваткой обнимаяГлядишь куда-то впереди,А там дорога – только вниз,Нигде подъёма вовсе нет:Провален был эксперимент,Не был достигнут компромисс.Ты одинок с четыре дня,А мне плевать, и взгляды мимо.Глаза съедает белым дымом —Не сигарет, а января,И слёзы катятся невольноПо векам, по бровям, по лбу…(Я смерти не боюсь – умру,Вот только жалко, если больно).Зима пришла из майской тени,Но в срок вокзальных расписанийТой страшною порой прощаний,Когда приветствовать – не время.Рви календарь! Я всё к домамХожу, как нищая, с котомкой,В двери стучу, стенаю громко.Сама – что в трауре зима.начало мая 2009, 18:19,КемеровоПРЕДАТЕЛЬ
Рассказал ты всем на светемою тайну исповеди.Как ты мог?!Ведь теперь всему селениювыставлен на обозрениемой порок.Ты за всё заплатишь, милый;чаще взгляд бросай за спину —только зря:Знаешь, звуки, люди, тении иссохшие растения —всё здесь я.Молитвами до темнотыне предотвратишь бедычерез край(Завтра на пороге храма —тело с колотою раной…)Ну, бывай.Майская среда 2009, 18:03БЕГЛЯНКА
<Напев о мистическом возвращении>
Пусть грядёт нищета и голодная смерть —А я всё равно от него убегу!..И тело, почти на меня не похожее,Найдут по весне где-то в талом снегу.Он вздохнёт с облегчением: «Слава богам,Эта дурочка больше уже не в бегах».Он давненько, сдаётся, легко не дышал —Неизвестность мешала ему или страх.А вот мне не видать плакальщиц и цветов:Моя жизнь упрямо задержится здесь, и,Встав, я сделаю пару неверных шагов.Сердце снова забьётся – в мелодии мести.Отыскав его дом, я без стука войду —Разбежится челядь в ужасе суеверном.А потом – я ему в глаза посмотрю,Тогда он с ума сойдет сразу, наверно.09:17, 14.05.09МАЙСКОЕ
Я не дослушалавашего смеха —Меня вырвали с корнемслишком рано;Я была всего лишьдосадной помехой,Вопросом спорным,саднящей раной.Мне пора бы в путь:брести на ощупьИ седые прядистягивать в узлы.Не продохнуть —газ вокруг всё слаще.На дорожку сядем:вы ещё мне нужны.2009ИЗБАВИ, БОЖЕ
Невыносимо тяжек грузКошмарно невзаимных чувств.21:04, 29.10.09ГОДОВЩИНА
Когда нас впервые свела судьба,Мы оба томились в списках резервов:Мне было уже целых двадцать два,Тебе намечался год двадцать первый.Мы вместе так страстно искали идеи,Нам было бы впору начать задаваться,Но мы, как назло, только молча сидели —И это в наши с тобой «за двадцать»!Без скандалов и драм, не касаясь руками,Мы с тобой тихо жили одной любовью,Мы костями нашими и мечтамиВсё топили хищную мира жаровню,А потом мы встали: к спине – спина,И клялись мы вечно друг другу сниться,Безуспешно желая, чтоб боль умерла —И это в наши с тобой «за тридцать»!Я решительно к югу вперёд пошла;Без оглядки пошёл ты вперёд, на север.Нам уже не облечь свою грусть в слова,Каждый вдох наш сомнением будет прерван:Может статься, мы поступили неверно —С того странного дня мы ведь живы едва?Но тебе намечался год тридцать первый,А мне было уже целых тридцать два.28 ноября – 5 декабря 2009ИЛЛЮЗИЯ
Кто знает, может, даже хорошо —Это не с нами…В три быстрых шага ты меня нашёлИ со словами«Он мне велел «Ты губ её не тронь!» —И я не трону»,Поцеловал в раскрытую ладоньПодобно грому.Май 2010FEMME FATALE1
Дружок, нелепый, смешной и милый!Скажите: вот кто Ваши тексты пишет?Патетики столько – приятно слышать;Бог мой, в Вас море душевной силы!Вы так невинно в глаза глядите,Бесстрашно речи свои ведёте.А я – в бессмысленном цейтноте,Нет времени даже на «ПОМОГИТЕ!!»Нет больше сил уж, мой мальчик дивный! —Страдаю очень; с забавой зверяВ душе ликую: Он мне поверил,Он от природы такой наивный…Решимость Ваша растёт и крепнет:За мной готовы в любое пекло.Ну, что ж, любите и верьте слепо —Я погублю Вас, мой раб навеки.14:18, 12.08.10ПОРТРЕТЫ
Ты перестал меня искать,Ждать тебя я перестала:Просто на листке опятьЯ твой лик нарисовала.Просто двести раз писалаНа холстах я твой портрет.Это звать тебя устала,Но изображать-то – нет;Это голос отказал, аКисть-то не откажет мне.МОТИВАЦИИ
Я упала во мрак,И ты прыгнул за мною.И под тёмною толщейМы остались навеки.Я совсем не боялась.Лишь одно испугалоВ моём быстром полётеВ непроглядную тьму:Как нырял ты за мною,Я не крикнула «Стой же!»И не остановилаТвой красивый порыв,Потому что жестокоПрорастало желание —Я хотела, чтоб сгинулТы вместе со мной.КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКОЕ
За кадром – режиссёр умелый;сценарий был, ему всецеломы доверяли; фильм – немой,такой до дрожи черно-белый;субтитры – вечной чередой:«В аду увидимся, родной!»Мне роль хорошая досталась,жаль – из чужого амплуа.Игра игрой мне не казалась:вот я слегка и заигралась,и перепутала слова.Итог – осталасьс чем была…Забудем грустный инцидент,пора (под занавес): «The end».«Я бы, пожалуй, тебя не узнала…»
Я бы, пожалуй, тебя не узнала,Если бы повстречала снова:Ты оказался далёк от того,За кого я тебя принимала —Тот, кто жил, свернувшись клубочкомНа прохладе моей ладошки,Стал тем, что ожило, потонувшиВ чёрных топях моих зрачков.ВЫСОКАЯ ДИПЛОМАТИЯ
«Как тебя счастливой сделать?Может, мне уйти без шума?..Отвечай мне – только честно:Мой уход решит проблему?»«О! чудесная идея —Замечательно придумал.Да, уход твой – то, что надо:Поухаживай за мною!»ПРЕКРАСНАЯ ЛОВУШКА
Голос мой дивно звонокИ прелестно лицо:Я ведь совсем ребенок —Видишь? – уже с гнильцой.Я ожидаю вниманияИ отношения нежного,Полного понимания,И не согласен на меньшее.Можешь меня любитьБольше жизни самой;Можешь боготворить,Но – не считай, что я твой.21.11.10ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ТОСТ
Добавила в воду мышьякаИ выпила равнодушно.«Твоё здоровье, унылый мир».«И ты не хворай, дорогуша».НА ОЧЕРЕДИ
То, что покой нам дарило,Ныне мертво. Лишь больОставив меня с тоскоюТеперь занялась тобой.ПОСТФАКТУМ
И мой взгляд как лёд,и мне год за два.Ты спешишь – но поздно:Я уже мертва.ГЛУБОКОЙ НОЧЬЮ
То ли всплеск, то ли стон, то ли грохот падения,То ли ритм череды коротких ударов —Больше разницы слуху не уловить.Начиналось всё с мирного развлечения,И всех нас не засёк ни один из радаров.Безрассудство сгубило нас, стало быть.21.01.11ХИЩНИЦА
Я уже заработала сотни победВо вселенском шоу уродцевВедь живу каждой каплей крови твоей,Питаюсь любой эмоцией.БЕСПРОБУДНОЕ
Нам никогда не пробудиться,Ведь пробил час. Как страшно мне!И сны твои меняют лицаПри окровавленной луне.ВАЖНОЕ
Саднила, калечилась —Мир мне стал мал…Я бы повесилась,Да он не дал.ВЫШЕ
Выше традиций, любого канонаЯ есть, и была, и останусь потом…И я научусь летать с балкона —Ведь всё к нам приходит с опытом.СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ
Месяц ты мой золотойВ мягкой канве темноты!Я не владею собой —Мною владеешь ты.ДАЛЕКО
Мне, знаешь, так зябко одной по ночам.Кутаясь в ничуть не греющее одеяло,Исступлённо мечтаю о твоих плечахРядом.ОБРЯДОВОЕ
Э.
Застели могилу мнеОдеялом из хвои,Чтобы я могла, как встарь,Приходить во сны твои.РАЗОЧАРОВАННАЯ
Н-да. Вот и верь после этого людям…Я-то считала, вы – милый чудак,А оказалось – двуличная сволочь.ПЯТЬ СТРОК
Ночи начала весны навевают тоску.В небе сыром закипает не снег и не пепел.То тишина и покой, то вдруг вскинешься в страхе:Первой любви моей светлой последний полётВсё ещё мною, увы, далеко не забыт.СТИХОТВОРЕНИЕ С ПРИВКУСОМ КОНЬЯКА
Не следует морщиться. Просто жара,И в голове – бардак;А в раннем часу больного утраУж не проснуться никак.МЕЖДУ НАМИ
Будь что будет. Приближаясь…Приближаясь, ты целуешь…Ты целуешь этот воздух…Этот воздух между нами.09.06.12ПРОВАЛ
А всё потому, что закончилась яБыстро и не вовремя.НАВАЖДЕНИЕ
Даже после похорон —Оглянусь… и всюду он.БЕЗЫСХОДНОЕ
Только и остается:Стиснув зубы, бороться.ПОСЛЕДСТВИЕ
Ты поклялся стать теперьрабом моего слова.Упаси меня, господь,от добра такого!..НАДЕЮЩАЯСЯ
Мне холодно, но я ищу причинуОтсрочить неизбежную кончину.«Что, если я не хочу…»
Что, если я не хочубыть больше здесь?Что ты сделаешь?ВЫКУСИ
Да, как видишь, я могуПревзойти себя саму.КАКАЯ ЕСТЬ
Тебя будоражу,терзаю, тревожу,как иглы под ногти,как бритвы под кожу.НЕЗАСЛУЖЕННОЕ (НЕЗАСЛУЖЕННОЕ ЛИ?)
Он умел летать. И онПолюбил меня. За что?НАСИЛИЕ
Пока я распутывала узлы,Впиваясь зубами в мечты о свободе,Он всё упрямо тщился найтиСакральные истины меж моих бёдер.18:45, 09.09.15ПОДРЕЗАНЫ, ПОЛОМАНЫ, ОТОРВАНЫ
Ты, конечно, друг, важная птица(Я видала важнее – и лучше)И тебя уж ничто не исправит,Всё внушаешь свой жизненный принцип.Он так прост: не умеешь – научим.Он так страшен: не хочешь – заставим.11:40, 06.10.17часть 2: ЧТО БЫЛО, ЧТО БУДЕТ, ЧТО ЕСТЬ, (ЧЕГО НЕТ)
ЛИЦО В ОКНЕ
зарисовка
Он вдруг повёл себя странно в самом завершении вечера.
Всё было идеально, пока они – уже после прогулки, концерта и ресторана, – ни решили поехать к нему. Чему эта девушка, собственно, была очень рада: это давало ей неплохой шанс. Прояви она себя должным образом, этот миллионер мог бы превратить её жизнь в сказку. Не обязательно было добиваться официального статуса. Быть роскошной любовницей – разве это не верх скандальной славы?
О, воображение девушки уже рисовало радужные картины будущего, которое могло ждать её в том случае, если всё пойдет как по маслу…
Однако что-то явно нарушилось. Ибо когда дорогущее авто притормозило возле парадного входа огромного особняка, прячущегося за высокой неприступной оградой, пара вышла наружу в полукружья света ярких декоративных фонарей, и девушка уже положила свои изящные ручки на плечи мужчины, он внезапно отстранился от неё, оборвав на полуслове глуповатую речь ласкового содержания.
Девушка чуть было не выругалась вслух. Она столько сил потратила на охмурение этого набитого деньгами красавца – королевы миланской моды позавидовали бы её макияжу, облегающее умеренно короткое платье выгодно подчеркивало лучшие её стороны (и девушка уже порядочно продрогла на вечернем ветерке), радовали глаз идеальная прическа, манеры, стиль, блистал верх интеллекта и чувства юмора, – неужели же всё пропадёт даром?! Оставалось лишь надеяться, что эта минутная заминка никак не связанна с нею, и заискивающе заглядывать мужчине в глаза.
И хотя она не могла понять, что же произошло и повлекло такую перемену в поведении её компаньона, но точно можно было сказать одно: что-то жутковатое.
Лицо мужчины сделалось рассеянным. Нет, даже больше – абсолютно потерянным. Его плечи чуть повело в бок, словно в болезненной судороге, а взор занёсся вверх, выше спутницы, куда-то к розоватой кладке крыши особняка, куда-то к небу.
– Что-то не так? – с непонятной опасливостью в мелодичном голосе поинтересовалась девушка, ёжась от внезапно повеявшей с ветром тишины.
– Там, – отстраненно махнул мужчина. Его рука описала дрожащую дугу. Девушка автоматически проследовала взглядом в указанном направлении. Преломляя свет фонарей, искажая отражения лысеющих по осени деревьев, там загадочно замерли одинаково безукоризненные прямоугольные окна.
– «Там» – внутри?
– Наверху. На третьем этаже. Шестое окно справа. Там колышется занавеска, Вам не кажется?
– Нет.
– И всё же? – настаивал мужчина. Он уже откровенно отвернулся от девушки, безотрывно вглядываясь. Любому ребенку известно, что если так пристально глядеть на что-либо, совершенно не моргая, то даже самая стабильная вещь поплывет перед глазами. Но моложавого богача, видимо, это знание обошло стороной. И его не занимало ничего, кроме собственноручно созданной иллюзии. Было отчего расстраиваться его забытой спутнице, в интонации которой уже проступили нотки недовольства и боязни перед мистичностью происходящего:
– Должно быть, сквозняк.
Наверное, даже сквозь странное марево, застилавшее его вдруг взбеленившееся сознание, мужчина уловил-таки толику раздражения, которым дышала ответная фраза, и как-то против воли он перевёл взгляд на девушку.
– Нет, я полагаю, это моя жена. Не должна бы, а смотрит за нами. Непременно устроит скандал. – Медленно заговорил мужчина после паузы. У его спутницы побелело лицо:
– Жена?!
– Жена. А что Вас так удивляет?
– Но ведь… но как же?.. – пролепетала девушка, начиная пятиться. Ощущение обманутости и какого-то суеверного ужаса захлестнуло её, отняв дар связно говорить.
Мужчина понаблюдал немного за её прерывающимся состоянием, после чего обратился небрежно к водителю, что свойски курил из окна автомобиля:
– Отвези барышню домой.
Несмотря на подобный широкий жест, девушка была, мягко сказать, слегка не в себе, поэтому мужчине пришлось ещё и самым галантным образом открыть перед нею дверь. Но та продолжала ошарашено глядеть в сторону шестого окна справа на третьем этаже гигантского особняка. Тогда хозяин весьма бесцеремонно подтолкнул девушку.
Она покорно села в салон, но затем схватилась за отглаженный рукав фрака своего компаньона этим вечером и прошептала громко:
– Ах, но позвольте!..
– Убирайтесь, – просто сказал мужчина, стряхнув с запястья дамскую ручку, и захлопнул дверцу. Ещё минуту он смотрел вслед отъехавшему авто, после чего с четверть часа простоял, повернувшись спиной к дороге и глядя на дом. Если бы кто-то был свидетелем этого, то заметил бы, как губы мужчины едва заметно шевелятся: «Давай. Давай же. Приподними эту чертову занавеску…».
Девушка в чужом автомобиле пришла в себя только спустя некоторое время. Шофер выкурил уже вторую сигарету, которую, как и предыдущую, выбросил через полуопущенное стекло. Он тщательно избегал смотреть на пассажирку.
– Вот, значит, как, – наконец сумела выговорить девушка.
– Да, – кивнул тот равнодушно. Он явно пообвык выслушивать разглагольствования разных господских девиц. Возникла пауза, не то чтобы неловкая, но из тех, которую каждый из участников не прочь каким бы то ни было образом закончить.
– Только… я слышала… разве господин – не вдовец?