Меня потянула чья-то рука в обратную сторону, складывая пополам. После я почувствовала удар о спину, открыла глаза и перевернулась, помогая себе встать на четвереньки. Глаза отчаянно пытались сфокусироваться на травинках и листочках, спасая от потери сознания. С шеи и подбородка эшелоном, как люди с обрыва, срывались крупные капли фиолетовой крови. Она принадлежала мне и текла из места, где будто бы приложили раздуваемый уголь. Больше не в силах сопротивляться, я потеряла связь со своим телом.
Следующие мгновения наполнились бархатным полотном, оно переливалось и плавно погружало в сон. Мягкость пространства успокаивала и качала в перинах, убаюкивая лёгким звоном. Так безмятежно было лишь однажды, когда я впервые нашла ту ветвь огромного дерева и забралась на неё. После нескольких часов в глуши мне посчастливилось отыскать покой в душе. Сейчас же, после перенесённого ужаса, чувствовалось то же. Не странно ли?
Неожиданно я решилась открыть глаза и среди темноты и холода, в окутанном туманом крае, распознала движение, а затем яркий круг света. Кто-то держался за изогнутый шест, на конце которого болтался фонарь. Попытки закричать становились безмолвной паникой. Ведь по обе стороны от осветительного каркаса появились обвитые красными нитями глаза, огромные, больше самого света.
Стоило существу приблизиться, как я разгадала в нём хищную рыбу-удильщика, приманивающую жертвы невероятным свечением «удочки», растущей изо лба. Весь бархат был лишь ширмой, за которой таилась глубина и бескрайний Гистофский океан, поглотивший меня и утащивший на самое дно.
Я была рыбкой с маленькими плавниками и маленьким хвостиком. А хищник передо мной оголил все зубы с жёлтым налётом, раскрыв пасть как можно шире. Всю меня охватил страх, толкнувший в противоположное от опасности направление. Кругом в сумраке мелькали хвосты и щупальца, чьи-то большие глаза, сотни глаз наблюдали за каждым движением вплоть до колыхания чешуи.
Что-то проплыло мимо, огромное и гладкое. Под животом закрутилась вода и затянула в водоворот. Маленькое тельце, принадлежавшее теперь моему сознанию, перевернулось несколько раз. Глазам удалось увидеть наконец то, что тащило вниз. Огромная труба с частыми перекладинами работала как насос. Только оказавшись к ней ближе, я увидела череду мелких зубов на внутренних стенках, выполнявших роль абразивной поверхности.
Живой я из такой трубы не выйду, куда бы она ни вела. Хвост сам затрепетал, сопротивляясь воде и силе водоворота. Он выталкивал и выталкивал, пока не стал больше. Чешуя частично отлетела, а вместо плавников появились перепончатые отростки. Ими я пыталась дотянуться до самого верха, ограничивающего то пространство, где неведомые существа пытались сделать из меня кусок еды. Резкий всплеск, а потом свет и легкость в совокупности с непреодолимым притяжением, не существовавшим прежде. Тягучее пространство сменилось свободным, но давящим. Словно накрывали одеялом и душили, в то же время позволяя дышать полной грудью.
Противоречие внутри переросло в отчаяние. Я открыла глаза. Мои маленькие ножки, как у ящерицы, топали по песку, хвост вытянулся и всё ещё был в воде. Позади остался чешуйчатый след, превратившийся в морскую пену. Я сделала несколько резких шажков, и к животу налипли крохотные песчинки. Ощущение, сравнимое с чесанием о ствол дерева. Было светло и тепло, а по спине стекали остатки океана, высыхая под палящими лучами солнца.
Резкий звук заставил повернуть голову и освежить глаза мигательной перепонкой. Ко мне приближались чьи-то массивные ботинки, утопая в песке. Они принадлежали отцу, были его любимыми. Он здесь, чтобы спасти меня. Прошу тебя, спаси меня!
– И это всё, что в тебе есть? – нервно посмеялся он и взял меня на руки.
Я аккуратно поместилась в его ладони и прижалась пузиком к тёплой коже.
– Жалкая рыба-ящерица, – с презрением продолжил Тарохо. – Ты моя дочь и в пятнадцать лет должна была стать настоящим драконом. А ты недоносок…
Он яростно бросил меня куда-то вперёд, и в следующее мгновение я стукнулась о камень. Позвоночник был сломан, и тельце не могло пошевелиться. Отец снова подошёл.
– Эй, – потрогал он меня носком ботинка. – В твоём рептильном мозге должны храниться истоки. Почему я нашёл здесь жалкое подобие ящерицы?
Тарохо пнул меня как можно дальше от себя и закричал. Его голос напоминал рёв раненого зверя, который обитает в джунглях за рвом с водой. Я же лишилась любых чувств. Ничего больше не хотела, ничего не осознавала. Помню только, что он снова подошёл ко мне и сунул в мешок.
– Я исправлю это, – тихо пробормотал он, после чего окружающее пространство снова растянулось и сжалось в горизонтальную линию.
После нескольких секунд темноты я открыла глаза в странном помещении. Стены состояли из непрозрачного белого стекла, а надо мной стоял отец.
– Эй, – тихо, но строго позвал он.
– Что со мной произошло? – прохрипела я, пребывая в своём человечьем обличие.
Отец, чьё лицо, шея, руки были покрыты крупной чешуёй, а глаза застилались время от времени мигательной плёнкой, нахмурился.
– Ты что-то помнишь?
Я ответила отрицательно, хотя запечатлела всё до мельчайших деталей. Я соврала, поскольку не знала, что именно видела. Мне хотелось самой разобраться, а потом обсуждать это с отцом, который предстал в видении как главный злодей. К тому же не хотелось казаться сумасшедшей.
– Вот и славно, – ухмыльнулся он.
Я бы сочла это добродушной улыбкой, если бы не заметила облегчения от моего ответа в его веках, прикрывших глаза и распустивших собравшиеся морщины; в плечах, опустившихся и нарисовавших линию холма вместо предыдущей впадины; в руках, потевших до этого момента, отчего сжатых в кулак и растирающих влагу. Он радовался, что я всё забыла, а я всё помнила. Он был причастен к видению. Напрямую ли?
Что-то точно произошло…
Тут я осознала, что произнесла последнее вслух. Глаза отца заблестели, и он оскалился. У меня тем временем никак не получалось пошевелиться.
– Действительно произошло. Ты встретилась со своими страхами в свой пятнадцатый день рождения, – довольно и звучно сказал Тарохо. – Жаль, что ты не помнишь, как стойко справилась с ними. Осталось пройти посвящение и получить долгожданное имя.
У меня в голове начался ураган из вопросов.
– Кто мы такие, отец, что нужны подобные обряды? – растерянно пробормотала я. – Сектанты?
– Мы община достойных, а я её царь и создатель, который лишился королевства ради будущей победы избранных. Я змий. Я аспид, а ты моя дочь. Мой василиск. Мы вернём себе царство. А каким образом, я поведаю тебе, когда мы завершим процесс посвящения. После открою тебе свои планы и расскажу, что за мир тебя ждёт за пределами нашего маленького убежища.
После его ликующих слов в комнате воцарилась тишина, звенящая, как в непонятном видении. Накатила сонливость и обезволила. Перед тем как уйти в небытие, в голове мелькнула мысль, что отец и вся община – подобие змей, называющих себя то василисками, то аспидами, то ехиднами, то даже ящерами. У них голубая кровь, а я ни разу за всю жизнь не превратилась в рептилию, и кровь у меня фиолетовая. Однако, несмотря на это, отец не считает меня изгоем, как и все остальные в небольшом поселении посреди бескрайнего и такого опасного леса.
Глава вторая. Отказ от прошлого
Ближайшие несколько лет, за которые я почти доросла до своего совершеннолетия, Тарохо лично занимался мной, делая такой же достойной его общины, как и все соратники. Я по-прежнему не понимала смысл царских речей, но мне они казались такими разумными. Таинство творившегося за стенами манило и взывало. Однако было ведомо, что я пока не готова выступить против таившегося в тех секретах зла.
По крупице информация собиралась в общую картину, отец позволял узнавать намного больше, чем я на самом деле должна была. Он также объяснил полезность часовых пребываний в ледяных водах и полудневных размоканий в палящей комнате, температура в которой порой достигала ста градусов по Цельсию. Такие процессии повторялись всего лишь несколько раз в месяц, в то время как искусный Люцио, соратник моего отца, учил меня драться, бегать, быть невесомой и незаметной.
Однажды я и Люцио добрались до реки, огибающей общину, и узрели огромных собак с обвисшей клочьями шерстью. От них воняло, как от компостной ямы. Ничего, кроме омерзения, их удручающий вид не вызывал.
Великие умы, существовавшие наравне с моим отцом, но безукоризненно ему подчинявшиеся, написали множество трудов и исторических повестей. Из них я узнала, что жизнь в этих краях невозможна из-за высокого уровня естественных токсинов, наполняющих каждую клетку растения. Любой пробывший здесь, в Потерянном лесу, больше двух суток становится либо мертвецом, либо чересчур живучим. Некоторые теряют рассудок и даже свой первоначальный облик.
Таким образом обычные волки и собаки, прожившие здесь не одно тысячелетие, превратились в жутких тварей, которые рассыпаются на атомы, стоит воде коснуться их почти мёртвых тел. Поэтому я чувствовала себя в безопасности, стоя на противоположном берегу водной преграды и наблюдая, как из свежих ран монстров проступает красная жидкость, которая, как ни странно, вреда им не наносила до тех пор, пока не встречалась с токсичным воздухом.
Отец объяснил, что в жилах каждого члена общины течёт голубая кровь, состоящая из меди, которая для этих токсинов является антидотом, поэтому Потерянный лес не властен над нашими умами и телами и сразу выводится из организма с помощью фильтрующих органов. У людей и большинства животных красная кровь, насыщенная железом, которое только усиливает эффект токсина. Поэтому носителям гемоглобина необходимо выпивать медесодержащую суспензию перед посещением этого места, хотя и у неё есть свои побочные эффекты.
– Люцио, отец сказал, что у всех одинаковая кровь. Почему моя фиолетовая? – спросила я учителя, глядя на мутантов по ту сторону рва.
Тот обеспокоенно посмотрел на меня и пожал плечами.
– Возможно, твой организм ещё не дорос до нужного цвета, – с сомнением сказал тот.
Глупее ничего не слышала, однако было в этом что-то логичное. Но я не стала терять шанс и задала ещё один вопрос:
– Все ли соратники не имели имени до посвящения?
Люцио прочистил горло. Ему было сложно подобрать слова.
– Ты очень любопытна. Члены королевской семьи проходят это посвящение, остальные участники общины не обязаны.
После он наотрез отказался вести диалог и продолжил занятия, сохраняя полное молчание.
В тот вечер Тарохо подозвал меня к себе и закрыл полотном зеркало, оставляя при этом открытыми окна, через которые светила полная луна.
– Тебе уже восемнадцать. Через три года тебя ждёт ответственное задание. Оно потребует от тебя полного доверия мне и умения расположить к себе людей, – твёрдо произнёс он, каждый раз акцентируя внимание именно на мне. – Я научу тебя гипнозу сегодня. Зажги благовония.
Спичечный коробок лежал на тумбе, но я не помню, как взяла его и опалила огнём ароматическую палочку. Также не удалось вспомнить хоть что-то из сказанного в тот вечер. Однако на следующее утро в голове всплыло много новой информации, которая словно шифр кружилась вокруг мозга. Она то сжимала его, вызывая мигрень, то давила на череп изнутри, создавая ощущение надутого шара.
– Эй, – позвал меня Люцио во время игры в квадраты, за пределы которых в ритуальном танце боевого искусства заступать было запрещено, а человек, исполняющий гипнотические движения, вынуждал противника совершать атакующие манёвры и путаться в них, делая ошибки и проигрывая бой. – У тебя кровь течёт из носа… и уха тоже!
