Практическим для психологии является вопрос о том, как сформирован тот, кто выбирает, то есть – о раскрытии живого существа в коммуникативные сознательные пространства; вопрос о способе формирования индивидуального сознания, а также его «бытийствования» в объемлющем пространстве отношений. О том, как это сознательное присутствие формируется и как пребывает в отношениях, решая возникающие противоречия в целях реализации. Сознание – это качество опыта. Но мы всегда осознаем нечто в противоположность чему-то другому. Всё познается в сравнении. Мы не осознаем белого, если не понимаем возможность чёрного. Но куда нам двигаться – на солнце или в тень – мы решаем сами. Качественный вектор поведения проявляется через наше присутствие. Пространство выбора появляется, когда мы присутствуем сознательно. Например, противоположностью реализации является апатия, невозможность удовлетворительным образом влиять на происходящее. Мы можем принять чье-то требование – или отказаться от него, и это формы активности. Или можем сделать вид, что ничего не услышали – реализовать пассивную позицию. Отказаться от взаимодействия и некоторой возможности расширить свое сознательное бытие. Это отказ, который не требует усилия: отказаться, не заметив вызова, не попав под вопрос. Возможность не иметь дела с тем, с чем иметь дела не хочется, безусловно важное свойство. Но некоторое количество таких «не выборов» в значимых ситуациях, требующих выбора, ведет к состоянию депрессии, дереализации человека. В случае привычки отказываться от выбора личная дереализованность может быть длительным и болезненным состоянием, системным, связанным именно с отсутствием активности в сознательном выборе. И это тоже следствие выборов, сделанных ранее. Они множатся)
2.1. Энергия противоречий – энергия выбора
Общая экзистенциальная теория в психологии и психотерапии утверждает, что мы сталкиваемся с реальностью и действительностью, вступая в отношения с четырьмя явлениями нашей жизни (модальности человеческого бытия): смерть, свобода, изоляция и ответственность. Смерть является природным, естественным ограничением жизни. Наличие смерти неизбежно концентрирует жизнь, придает ей то качество, которое мы называем «силой», «энергией». Смерть является не отменимым фактором, с которым приходится взаимодействовать каждому из нас, хотим мы того или нет. И именно в силу этого она (отношение к ней, отношения с ней) вскрывает, задает предел (и общий контекст) жизни. Смерть – это сила; и наоборот – тотальное открытие всей силе, всей энергии всех выборов – это смерть, если мы не готовы это принять, сделать эту силу своей личной силой, организовать, структурировать.
С этой точки зрения интроект – продукт, чужая личная сила, которую мы пытаемся ассимилировать, иногда успешно, иногда – не совсем успешно, когда слишком большой разрыв между этим ассимилируемым и своим собственным опытом, у нас может наступить «несварение желудка» при попытке это переварить и сделать своим.
Основная функция этих терминальных точек – это формирование напряжения значения. Неизбежный выход на реализацию, в раскрытость своих потенциалов. Чем ответственнее свобода, тем она безопаснее и тем более есть за что себя уважать.
В жизни всех людей на предельность существования указывают некие метафоры, через которые мы осознаем пределы собственной жизни и выходим в продуктивное трансформационное сотрудничество, находимся в состоянии обмена. Это ситуация выхода за собственные пределы. Ее легко себе представить в проекции на физическое. Для понимания этой концепции мы предлагаем некоторую метафору, которую мы позаимствовали из творчества любимого нами В. Пелевина (роман «Жизнь насекомых») и обрастили подробностями. Герой романа ищет свою живую часть, трансформацию, перерождение. В процессе он падает в один из колодцев, который в данном случае символизирует непосредственное восприятие того, что находится там, вовне; это настоящая живая Жизнь, реальность Другого, реальность собственной Смерти, давление будущего, наша возможность располагать собой, Свобода и Ответственность, придающая форму нашим возможностям. Это всегда зоны наших значимых изменений, начиная с физического самочувствия, до оправдания собственного существования в контексте «вселенского смысла». Мы видим эти зоны открытыми в тот момент, когда оказываемся перед лицом любого действительного выбора.
Падение в колодец нас пугает, попадание в глубины собственного опыта страшит, мы стремимся держаться то одной, то другой стенки колодца, в то время как именно падение туда и может дать нам настоящую энергию жизни. Потому что эта энергия, в противоположность нашим страхам и опасениям, поднимает нас над провалом и позволяет медленно спускаться, подобно Алисе, попавшей в кроличью нору. Надо только понять правила тех пространств, в которые мы попадаем.
Происходит своеобразное погружение в разрыв между противоречиями. Чистое переживание энергии возможно в момент идеального равновесия и представленности обеих составляющих. Страх прикосновения – это поставленная защита от переживаний, или сбитая, или не установленная настройка, отсутствие инициации определенному жизненному опыту, то есть невозможность человека выдерживать определенное напряжение в жизненных обстоятельствах, что также соотносится с напряжением между грандиозной самостью и реальностью. Все указывает на то, что мы – дети противоречий и тех ответов, которые мы этим противоречиям предоставляем. Ответ в противоречиях всегда связан с мужеством (здесь имеем в виду понятие мужества, сформулированное П. Тиллихом в работе «Мужество быть») и, в идеале, – с мудростью. (Тиллих, П. Мужество быть. – М.: Модерн, 2011. – 240 с)
Как сделать так, чтобы дифференциация не расколола? Противоречия являются неотъемлемой характеристикой действительности, в которой мы находимся. От того, как мы справляемся с напряжением разрешения противоречий, зависит уровень нашей жизни, бытия. Мы дети противоречий, точнее – дети разрешенных противоречий. Те противоречия, с которыми мы не справляемся, вечно служат нам барьерами на пути к воплощенности, к возможности попасть на свой путь (дао), воплотиться как «я».
Если противоречие находится между «хочу» и «должен», то это, соответственно, противоречие между природной и социальной частями нашей жизни. Если мы поступаем от своего «хочу», то ведем себя как звери в большей или меньшей степени (принося в жертву свои человеческие связи и отношения), если мы ведем себя от своего «должен» (принося в жертву собственные потребности), то поступаем как социальные роботы. Возможность практически разрешать это противоречие означает внутреннюю целостность и зрелость, обладание собственным «я».
Фактически, однако, дело обстоит так, что мы, не разрешив положительным образом предстоящие нам противоречия, занимаемся более или менее успешной компенсацией. Соответственно, задача заключается в том, чтобы «нащупать свою тропинку (дао)». Вернуться из компенсаций, снижений значимости, отказа от задач – к постановке своих, пусть маленьких, задач – и к тому, чтобы сфокусировать себя для их выполнения. Создав в себе то, чему мы можем доверять, и доверяя тому, что мы создали.
То, что наводит на дно колодца, – это понимание смерти, как того, что придает форму и напряжение пониманию жизни. В этом случае мы присоединяемся к ресурсу выделенной, активной жизни, то есть относим колодцы к разделу источника личностной энергии для человека. В этом мы полагаем собственно человеческий источник мотивационных процессов. Когда мы попадаем в противоречия, мы обнаруживаем выбор. В точке выбора мы открываемся вечности. Вечности мы открываемся именно потому, что видим выбор. Здесь надо понимать, что энергия, которая возникает или не возникает в наших поступках, – это энергия возможного выбора. Она проявляет себя как напряжение, но понимать это напряжение можно в соответствии со своими настройками. Когда человек не может решиться, он уходит в растерянность, рассеянность (несовершенный выбор, выбор сфокусирован как вопрос, но не как ответ, энергия рассеивается). Непокой, тревога закрывает правильную фокусировку выбора. Чтобы ассимилировать энергию, нужно двигаться по системе выборов.
Другой срез – наличие «личной истории», того, что мы как личности уже дали некоторые свои ответы, уже закрепились на стенках колодца. Это закрепление отрабатывает энергию выбора именно в рамках данных ответов. В этом и есть личностная энергия, которую мы постулируем. Чтобы понять, как это действует, представьте себе, что вы проработали почти 40 лет в какой-то должности, где ощущали себя нужным и важным. Теперь вам предстоит принять решение об уходе на заслуженный отдых. Но вы понимаете, что все теперь будет по-другому. Будет больше свободного времени и вы не очень хорошо представляете себе, как вы сможете его заполнить. С одной стороны вы просто не мыслите себя без работы. С другой – чувствуете, что прежней энергии нет, и это даже еще больше расстраивает вас, чем появление ничем не заполненного досуга. Вы принимаете сначала решение уйти, потом решаете остаться еще на некоторое время. И затем вы снова и снова проходите этот круг, понимая, что не можете выбрать ни одно ни другое, ваш выбор не удовлетворяет вас по каким-то причинам, ситуация становится невыносимой, так как вы тратите энергию, вы совершенно опустошены.
Вы можете продолжать метаться от стенки к стенке этого колодца, чувствуя бессилие что-либо изменить. Можете взять задачу реалистичнее: оценить свои возможности, сделать себе комфортно на работе. Это и будет ответом на абстрактный выбор, который тем не менее требует личностного присутствия и участия. Это иной уровень качества ответа ситуации, который выводит нас уже за рамки решения мужественно держать напряжение глобального выбора «пенсия или работа». Далее вы можете спросить: что я лично могу и хочу сделать для себя и своей работы в оставшееся мне активное время моей жизни? Можно, допустим, подготовить того, кто займет ваше место после вашего ухода. Собственно, сама постановка вопроса требует того, что мы назвали «личностное, субъектное присутствие человека в своей жизни». Возможность активно собрать свою ситуацию и выйти на субъективную удовлетворенность своими намерениями и действиями, получить результат который возможен.
Таким образом, мы говорим о правильной фокусировке пространства выбора. Взаимодействуя с выбором как с возможностью всего, мы видим, что открывается очень большая энергия.
Там, где есть риск и невозможность предвидеть, чем это обернется для нас в будущем, мы понимаем, что наш страх и наша тревога забирают энергию. Но как только мы обратили это в форму оправданного риска с четко разнесенными точками напряжения и ответственности – всё структурируется, и та энергия, которую мы рассеивали в нерешительности, возвращается к нам. Мы теперь можем сфокусировать личное значение этого выбора. Понимание той личной цели, к которой мы можем стремиться, не спасет нас от старости и смерти, но позволяет нам сделать то, что мы можем принять как личный, удовлетворяющий нас результат своей жизни.
Итак, мы передали свои обязанности на работе кому-то, кто с ними достаточно хорошо будет справляться. Наши коллеги нас отпустили, мы поправили свое здоровье и восстановили силы. Мы обнаружили, что еще достаточно энергичны, и вместе с тем очень опытны и готовы к реализации своих индивидуальных проектов. И тут может оказаться, что наши Другие (например, взрослые дети) имеют свои собственные представления о том, что значит быть на пенсии. Они могут, например, ожидать от нас, чтобы мы сидели с внуками. И вот уже мы испытываем некоторую вину за то, что еще не ощутили себя реализовавшимися, еще видим себя активными и хотим что-то дать миру. Мы считаем, что способны на что-то большее, чем просто сидеть с детьми. Мы наконец-то получили возможность располагать собой и своим временем. В свете всего этого мы пережили некое новое для нас состояние свободы. И мы хотим сказать «да» тому последнему, что, может быть, у нас в жизни осталось в плане личностной реализации. Кроме того, мы прекрасно понимаем, что перед нами, впереди у нас – наша личная смерть. Здесь кажущийся парадокс, так как смерть – это не принадлежность ничему, принадлежность другим. (Она же, личная, дает нам возможность не утонуть в других. К другим же стремимся, предвосхитив глобальность отсутствия.) То есть, сделанный нами выбор раскрылся в целое пространство, и это пространство требует от нас новых выборов. Отдать себя миру в реализации своих проектов – или отдать себя детям и внукам, чему-то что мы непременно хотели бы завершить. В том и в другом случае мы имеем дело с ответственностью. Готовность располагать собой и нести ответственность – это признак наличия определенной степени свободы. Можем ли мы себе это позволить? Если мы не справляемся с напряжением, то вынуждены занимать крайние позиции, подавляя противоположную часть. Или мы, окаянные, занимаемся собой, или обслуживаем других, ожидая что они сделают то, что нам необходимо. И злимся, не получая этого. Занимая крайние положения, мы не находим гармоничного состояния. А развитие возможно только из ощущения внутреннего равновесия, гармонии. Установление новой субъективной гармонии, собственно, и есть результат пройденного процесса.
Каждый из нас обладает возможностью выбора – регулировать близкие отношения, признавать их то или иное значение. Выбор ограничить свою систему близких значимых связей также ведет в конечном счете к результативности этих отношений. То есть изоляция – это тоже выбор, мы работаем в направлении создания системы защит, в которых мы полностью располагаем собой и миром; это наш контроль. Мы движемся по системам построенного сотрудничества в восприятии будущего. В нашем контексте – это возможность регулировать вовлеченность в собственные проекты и в воспитание внуков мягко и гармонично. Страх перед другими, в том что они могут разрушить наше пространство и закономерное стремление к изоляции, если он возникает, ведет к общей невротизации жизни и является признаком недостаточности на уровне свободы подростка – свободы быть собой, права на личные границы и способность их удержать. Об этом далее поговорим подробнее.
2.2. Четыре формы свободы
Разрешение противоречий, как собственно человеческая личностная энергия, является ресурсом для личностной активности. Каждый, наверное, сможет сказать что-то свое о свободе, нашим же постулатом является постулат о том, что свобода – основной ресурс личности. Сохранения себя как актора, того, кто действует, возможности располагать собой, своими решениями, опираться на это. Современные обстоятельства предлагают нам высокие требования относительно возможности выбора и активности. Основным ресурсом личности является понимание человеком того, что он свободен. Ребенок свободен, когда его любят. Подросток свободен когда он может закрыть за собой дверь. Свобода в отношениях – это способность с Другим становиться собой в более свершившемся творческом качестве. И четвертая свобода, – быть собой в мире, делать, творить.
То есть, мы можем говорить о том, что человек активен из разного рода обусловленностей. Технически обусловленности представляют собой размещение «точки приложения ответственности» где-то вне себя: я делаю что-то, потому что люблю кого-то, или потому что я боюсь за кого-то или за что-то. В том случае, когда мы говорим о личной сознательной активности, непременным фактором, делающим это явление возможным, является переживание целостности как возможности, права и желания творить.
Свобода – качественное понятие, то есть основанием для любого принятия рамок (опор) должно являться свободовольное решение их принять. Когда мы говорим о решении принять границы, мы также имеем в виду, конечно, возраст. Момент организации поведения является центральным в любом воспитании. Как мы покажем далее, в детском возрасте все основные способы регуляции поведения происходят через сознание, в поле которого через коммуникацию включает ребенка мать.
Приближаясь к подростковому возрасту, ребенок должен сам сознательно брать ответственность за все те механизмы организации поведения, которые ему предложили на этапе предыдущем. Отсутствие тяжелых конфликтов в моделях организации поведения дает возможность реализации внутренних интересов уже на более зрелом в социальном отношении поле.
К конфликтам и проблемным местам относим, например, наличие у подростка проблемы самооценки. Как мы понимаем, это проблема принятости (безопасности, определенности) в детстве. Она усиливается наличием у подростка возросшего самосознания и понимания необходимости выбирать. Именно эта раскрывающаяся сила, возможность и необходимость выбирать – цепляется за неуверенность и практически целиком уходит в яму доказательств себе и всем того, что он «не верблюд», то есть того, что в доказательстве в общем-то и не нуждается. Тогда право выбора разворачивается на поле выяснения отношений через внешние и внутренние конфликты. И здесь вопрос, в какой независимости подростка заинтересованы мы, взрослые.
В этих позициях мы сталкиваемся с реальностью себя и реальностью мира, предлагающего для реализации планов различные правила и условия. Если воевать с правилами и переживать по поводу условий, не возникает возможности выучить урок и посмотреть на ситуацию с вопросом: «Эти правила мне нужны для того, чтобы сделать – что?» Количество «степеней свободы» может быть выражено количеством норм и правил, управляющих нами, и которые мы принимаем в данный момент. Эти нормы и правила относятся к законам как физического мира, так и мира социального. Практика показывает, что мы считаем для себя непреложными гораздо большее количество правил, которые мы, к тому же и не всегда исполняем, нежели это требуется для нашей полноценной жизни и счастья наших близких.
Также наши индивидуальные способы устройства взаимоотношений между управляющими и управляемыми фигурами нашей души всегда оставляют желать лучшего. При этом во второй и четвертой позиции мы скорее создаем, в первой и третьей – обнаруживаем. Это разные типы, формы организации ответственности. Возможности сознательно выбирать те правила, на которых строится личная ориентация, и посвящена эта работа.
Свобода просто является возможностью расширения. Тотальная свобода (как свобода от компаса и карты, от пищи и крыши над головой, от физического тела в конце концов, от сознания) является более легко достижимой, чем «тематическое» расширение. Допустим употребив много алкоголя, быстро, мы окажемся по ту сторону всевозможных понятий и ограничений. В сознательных ценностях, присоединяясь к смыслам, мы неизбежно сталкиваемся со временем и условиями реализации этой ценности. Однако в этом движении мы неизбежно стремимся к какой-либо вечности (погруженности, захваченности, экстатичности, интегрированности). Присоединение к вечности может происходить разными путями. Например, мать, которая держит на руках ребенка – скорее всего присоединяется тем самым к своей вечности (хотя, возможно, конечно, всякое), к полю материнства – через свои чувства к ребенку, через нежность и заботу в понимании того, что она делает, в сознательном присутствии. Вечность пианиста за роялем на концерте – пример после произвольного присоединения к вечности. Человек учился, работал, оттачивая свои способности. Теперь он выступает перед залом и одновременно выступает посредником между полем искусства и полем сознания людей, пришедших на концерт. Но для этого всем надо обладать навыками – как играющему в плане игры, так и воспринимающим музыку нужно быть включенными в контекст. Мы все можем испытывать какие-то чувства, слушая, например, Вагнера, но совершенно другой опыт мы выносим из этого, когда знакомимся со скандинавским и германским эпосом, постигаем этапы развития человеческой культуры, выходим на уровень германской проблематики, затем понимаем именно видение автора, его акценты, оформление базовых тем эпоса (темы героя, золота, гибели богов и т.д.). То есть становится возможным присоединение к вечности культуры через переживание формы, созданной автором. Но и место Вагнера в общем культурном контексте не стало таким само по себе, оно также является производным от того опыта воспринимающих, слушающих сознаний, людей, которые ранее подключились к этому полю и включили тем самым композитора в этот контекст на уровне активных воспринимающих слушателей. То есть, важным фактором в становлении искусства является творческая работа того, кто воспринимает это искусство, воспринимающего начала. Именно таким образом и возникает эта вечность в искусстве; вечность в социуме, то есть постулируется объемное поле искусства, открывающееся нам в вечности сиюминутных, текущих восприятий, переживаний.
Мы смотрим трагедию, читаем книгу, смотрим фильм. У нас возникает мысль: «хочу быть таким». Мотиватором является сердце, а сердце – это вдохновение. Мы можем быть поражены ответом, который дал культурный герой. Вдохновляющие культурные поступки избыточны, все искусство избыточно, не только шедевры, но и менее значимые культурные объекты создаются из избытка. Экстатическая мотивация – нечто открывается нам как вдохновение, затем мы принимаем решение о том, будем ли мы бороться за то, чтобы это воплотить. Открываются трудности и препятствия фактического, временного воплощения. Время от времени снова нам дается экстатическая мотивация, что свидетельствует о том, что мы находимся на верном пути. Это выход в этический субъективный космос сознания, объединяющий нас со всем и всеми в пространстве сознания. Критерием присоединения к вечности служит исключительно внутреннее ощущение наполненности, достаточности и избытка, ощущение вдохновения, энтузиазма, подъема душевных и творческих сил, захваченности, полета, прыжка в безбрежное.
Примером «присоединения к вечности» могут служить также и состояния, вписанные в ткань простой жизни, прямого бытия. Они нам всем хорошо известны: вы и подушка или книжка – и больше никого. К «временным» способам расширения мы также можем отнести присоединение через феномены разделенной коллективной ответственности: «мы – граждане страны, которые выбирают президента, воплощая свою активную гражданскую позицию». То есть, любое сознательное присоединение к объемам времени расширяет наше индивидуальное присутствие в этих пространствах. Интерес вызывает слово – индивидуальное. В том смысле, что мы сами перед собой подтверждаем в них свое наличие, в рамках мотивационного узла идентичность – долженствование. Для того чтобы быть ученым, надо думать и писать, ставить эксперименты, проводить исследования, публиковать научные статьи. Кроме того, что эта деятельность подразумевает различные формы отчета перед обществом, это также отчет перед самим собой, дающий право понимать то, что у нас в голове как то, что началось, например, две или четыре тысячи лет тому назад. Опираться на что-то можно только в том случае, если мы это практикуем. Присоединение к вечной вечности в режиме «время» требует соблюдения многих правил мысли и действия.
Каждый человек выбирает для себя те или иные формы раскрытия вечности. Оно всегда требует личностного сознательного присутствия, переживания раскрывающихся смыслов. Это всегда значимо и поэтому может быть болезненно: желать больно, потому что желание, после того как оно испытано, требует воплощения, что в свою очередь требует труда, умения. Власть, участие в структурах власти и управления государством – также является способом присоединения к вечности. Например, основная энергия демократического общества заключается в возможности каждого члена этого общества присоединиться к власти. В конкретных случаях эта возможность встречает более или менее жесткую обусловленность внешними и внутренними обстоятельствами. Именно по этой причине болезненной темой для многих людей является тема отношений с государственной властью, тема гражданина и подданного, тема активной гражданской позиции. Например, если человек не ходит и никогда не ходил на выборы и считает, что всякие положительные изменения в сфере управления, власти в принципе невозможны. Показывает различные формы отказа от сотрудничества, формы пассивно-агрессивной позиции, то мы понимаем, что он таким образом, неизбежно закрывает для себя возможность подключения к общему полю жизни государства, в котором он живет.
Вспомним, с другой стороны, историю триумфов римских полководцев, воплощающих предельную форму экстатических состояний, присоединяющих граждан к идее государства. Это означает, что человек настолько воплотил в своем поступке какое-то качество всеобщего, что все живущие, присоединенные к этому же полю значимости, не могут этого не чувствовать. Личное, индивидуальное, именное, – на какое-то время становится проводником разных объемов всеобщего, и это признается всеми, кто воспринимает окружающую действительность так же, таким же образом. И в этот момент зеркало личного поворачивается к зеркалу всеобщего, возникает вечность двух зеркал.