В петле времени

– Не помню.

– Ну как, ты приходил ко мне на Рождество, она сказала, что у тебя ужасный плащ и всё хотела его отпарить.

– А, да, теперь вспомнил.

– Так вот, у неё сейчас не поднимаются брови.

– Как это?

– А вот так, она спросила меня вчера в час ночи, когда я открывал дверь: «Как? Вы только с работы?» – у неё увеличились глаза, вот так, – Ронни выпучил глаза на Мориса, – видишь, вот так, она смотрела…

– Я понял, – не отрывался от дороги Морис.

– А брови остались на месте, и даже лоб не поморщился, она стала похожа на инопланетянина, я аж вскрикнул.

– Что ты делал до часу ночи?

– О, на Западной открылся новый бар, ты загляни как-нибудь.

– Обязательно…

– А ты говоришь, не пятьдесят пять.

– Что не пятьдесят пять?

– Глории не пятьдесят пять.

– А, ну да…

– А я тебе говорю, что сейчас непонятно, сколько им, тридцать или пятьдесят. Вот сколько лет Глории?

– Откуда мне знать? Лет сорок, наверное.

– Нужно знать всё о женщине, с которой у тебя интрижка, это первое правило полицейского…

– Серьёзно? Первое правило? Ты вообще свод правил в глаза-то видел?

– А ты от темы не уходи, – протянул Ронни.

– Да нет у меня с ней никакой интрижки!

– Тогда я вообще не понимаю, почему на убийство ты взял её, а не меня.

«Форд» Мориса затрещал где-то снизу, казалось, ещё чуть-чуть – и он потеряет поддон или коробку передач. Перед каждым перекрёстком Ронни держался за ручку над головой, боясь, что машина, если нужно, не затормозит.

– А подушки безопасности у тебя есть? Может, мы пешком пойдём, а, Бенджи? Тут минут пять, если пешком.

– Ты слишком труслив для полицейского. – Они завернули на 244-ю улицу. – Мы почти приехали.

– Так кто там кого убил?

– Ко мне обратилась девушка, ей угрожали по телефону, а год назад у неё умер отец, от инфаркта, но она считает, что его убили…

– А сейчас хотят убить и её?

– Да.

– И ты не взял меня?

– Я и Глорию не хотел брать. Приехали.

– Что?

– Выходи, говорю.

Здание колледжа было одним из старейших зданий Бронкса.

– Ты думаешь, эти ребята из Нью-Джерси позволят нам работать? – спросил Ронни, поднимаясь по высоким ступеням, ведущим к главному зданию кампуса.

– А мы пойдём не к ним. Мы пойдём к этому, как там его… – Он похлопал себя по карманам плаща. – Чёрт, я оставил газету у Глории.

– Зачем ты отдал ей газету?

– Чтобы она не привязалась к нам.

– Теперь мы даже не знаем, как зовут этого химика!

– Физика, – сказала Глория, появившись из-за спины Ронни.

– Как? Ты?..

– По другой дороге, Ронни! – Она скрутила газету и треснула ей Мориса. – Значит, ты хотел отвязаться от меня? Да, Бенджи?

– Можно мне газету, Глория… – Он развернул смятые страницы. – Так, пропавшего профессора звали Альберт Ланье, а его знакомого – Анри Шатц. Нам нужно на кафедру физики.

Через охрану Морис с Ронни прошли, предъявив жетоны. Охранник посмотрел на Мориса, потом на жетон, потом на Ронни и на его жетон.

– Вы можете проходить, – сказал он Морису.

– А вы… – Ещё раз внимательнее посмотрел он на Ронни. – Удостоверение у вас есть?

– Удостоверение? У меня? – Он начал рыться во внутренних карманах куртки. – Вот оно, – показал он синюю корочку.

Охранник был чересчур серьёзным человеком. Морису даже показалось, что слишком.

В тот момент Ронни надеялся, что Глорию не пропустят и вовсе. Ни значка, ни тем более удостоверения у неё не было. Но она прошла после него. Взяла и прошла. А охранник, который только что читал удостоверение Ронни вплоть до надписей на печати, даже не посмотрел на неё.

Как оказалось, пускали всех.

– Конечно всех, это же общественное место, – сказала Глория.

– Тогда зачем им что-то предъявлять? – Ронни показалось, что его чуть ли не до трусов раздели.

– Может, у тебя лицо подозрительное, – сказала Глория.

– Да у меня просто твоего начёса нет!

– Это охрана, Ронни, у него синдром вахтёра. Ты что, психологию не изучал?

– А ты что, изучала?

– Конечно, каждый уважающий себя человек должен знать психологию.

– Ты тоже изучал психологию, Морис? – спросил Ронни полушёпотом, пока они поднимались на второй этаж.

Морис покачал головой.

– Вот видишь, Глория.

– Я сказала – каждый уважающий. – Она посмотрела на Мориса сочувствующим материнским взглядом. – Морис не знает, что это такое.

– Всё в порядке с моей самооценкой, Глория…

– Поэтому ты и женился на стерве?

– Я не знал, что она стерва, когда женился на ней.

– А всё потому, что ты не изучал психологию, – она постучала пальцем по виску, будто оттого это звучало убедительнее.

Морис знал, что вся жизнь Глории состоит из ошибок, что каждый её выбор был неправильным, но он ничего не сказал. Морис давно уже понял, что ошибки совершаются всеми – и теми, кто знает, как надо жить, и теми, кто ничего не знает. Последними даже в меньшем количестве. Они зачастую полагаются на волю случая, а его воля бывает значимей человеческой.

Жизнь колледжа не утихла после истории с исчезновением профессора. Скорее всего, о ней никто и не знал. Студенты выходили из душных аудиторий, они буквально вываливались из дверей. Один висел на другом, девчонок прижимали парни, не учёба, а вечеринка какая-то.

– Эх, помню себя в их годы, – вздохнул Ронни, – какие были времена, мы с девчонкой закрылись в кладовой комнате и пробыли там до вечера.

– Неудивительно, что ты не учил психологию, – покосилась на него Глория.

– Эй, я анатомию изучал, женскую, – заржал Ронни, но вскоре умолк.

Он иногда вспоминал, что Глория была женщиной, вот и сейчас вспомнил. Ему даже стало неловко. Он даже подумал, что это первый признак наступающей старости, когда неловко от пошлых шуточек. Подумал так и взгрустнул.

Глория же почти не слышала Ронни: эти стены, аудитории, эти молодые студенты напомнили ей себя. Она ненавидела колледж. Все парни, что нравились ей тогда, смотрели на других девчонок, а Глория была совсем не формат. Её огромные рыжие волосы вечно лежали не так, как она их укладывала. Казалось, её ударило током, и причёска приняла весь удар. Её веснушки осыпали всё лицо, а под большими очками они казались ещё больше. Тогда она была совсем не в тренде, да и сейчас не вписалась бы. Глория услышала голос Мориса, он звал её с другого конца коридора, да и Ронни был уже там.

Кафедра физики располагалась в самом углу. Морис постучал в дверь и приоткрыл её.

– Оставь курсовую на столе, я проверю, как освобожусь, – донеслось откуда-то из-за стеллажей.

– Мы из полиции, сэр!

– Ой, – пара книг упала на пол, человек за стеллажами поднял их и поставил на место.

– Извините, если помешали вам, сэр. Вы не подскажете, где нам найти Анри Шатца?

– Чем обязан? – Показался невысокого роста человек. – Здравствуйте, – он пожал всем вошедшим руки, – здравствуйте, сэр, мадам.

– Вы – мистер Шатц?

– Так точно, я он и есть.

– Мы бы хотели поговорить об исчезнувшем профессоре из Принстона.

– О, так уже приходили полицейские.

– Они были из Нью-Джерси, сэр.

– Правильно-правильно, – сказал преподаватель, почёсывая бороду. – А вы, стало быть…

– А мы – местные. Полиция Бронкса, – Морис показал значок.

– Всё понятно, – учёный похлопал себя по карманам пиджака.

– Что-то потеряли?

– Очки.

– Они у вас на цепочке.

– О, точно, – засмеялся учёный, – дочь, знаете ли, подарила, чтобы я не терял, а всё равно теряю.

– Так вы знали, – Глория хотела сказать умершего, потому как уже представляла профессора Ланье на дне Гудзона, – вы знали пропавшего, мистер Шатц?

– Знал, знал, – вздохнул он, – мы познакомились несколько лет назад на одном семинаре. Часто переписывались, долго дружили, и вот с неделю назад господин Ланье любезно согласился провести со мной лекцию по физике на очень интересную тему. Вы знаете, колледж спонсируется католической церковью, и ребята здесь очень религиозные.

«Ничего себе, религиозные», – подумал Морис.

– Ну, не все, конечно. Но какая-то часть точно, – будто прочитал его мысли Шатц.

– Так.

– Вообще это в большей степени гуманитарный колледж, но несколько лет назад здесь открылся наш факультет, к которому мы пытаемся привлечь хоть какое-то внимание студентов.

– Понимаю.

– А господин Ланье занимается интереснейшими вещами в науке. Он знает так много. Например, вы знали, – учёный подошёл близко к Морису, чуть не задев его шариковой ручкой, которой он постоянно жестикулировал, – вы знали, – подходил он к каждому из троих, – что вскоре физика, а не какая-то там церковь, докажет существование Бога?

«О, приплыли, – подумал Ронни, – псих».

– Да-да, физика, понимаете. Профессор говорил на очень интересные темы.

– Значит, лекция прошла хорошо?

– Очень, очень хорошо, – всплеснул руками Шатц.

– Это вы посадили его в такси?

– Да, я.

– А номер?

– Не запомнил, – он как-то повинно склонил голову, – что могло произойти, я не понимаю.

– Пока вы были с профессором, ему никто не звонил?

– Нет, – покачал он головой, – ни ему не звонили, ни он не звонил. Всё так хорошо закончилось, такая лекция…

– Скажите, – спросила Глория, – у вашего профессора могли быть какие-то недоброжелатели? Может, кто-то завидовал ему, хотел перейти дорогу?

– Или он кому-то перешёл? – спросил Морис.

– Нет, что вы, что вы, – замахал руками профессор, – он был такой хороший человек.

– Вопрос денег тоже не стоял? Учёным же много платят? Премии, открытия, – влез Ронни, – он не должен был получить какую-нибудь там премию, ну я не знаю, за какое-нибудь там открытие?

Анри Шатц смотрел на полицейского как на идиота, снисходительно и с любовью, как и на всех своих учеников.

– Нет, ни на какую премию в этом году профессора Ланье не выдвигали, – уточнил Шатц, – и, если мне не изменяет память, после этого ещё никто не пропадал. Вы об этом хотели спросить?

– Об этом, об этом, – пробурчал Ронни.

– Так вы не предполагаете даже, что могло произойти? – спросил Морис.

– Любовница, – выкрикнул Ронни, – была у него любовница или нет?

Мистер Шатц как-то тяжело и обречённо вздохнул.

– Его любовницей была физика, господа. Наука, понимаете?

– Понимаем, – сказал Морис, – вы можете нам дать его домашний адрес?

– И адрес университета, в котором он работал, – сказал Ронни.

– Но он работал в Принстоне, – удивился Шатц.

– Вот-вот, адрес этого самого Прин… как там его? – уточнил Ронни.

– Хорошо, наверное будет лучше, если я всё же запишу, – сказал учёный и, вздохнув ещё раз, пошёл к письменному столу.

– Странный какой-то этот учёный, да, Морис? – спросила Глория, когда они уже вышли из кабинета и прошли достаточно, чтобы никто их не услышал, – и всё-то у него хорошо, и Ланье хороший, и лекция его хорошая. И Бога у него уже не церковь, а физика открыла.

– А Бога открыли? – удивился Морис.

– А как это называется?

– Не знаю.

– Официальный представитель – церковь же?

– Кого представитель, Бога?

– А как ещё сказать?

– Не знаю, – задумался Морис.

– Ну не физика же.

– Не физика, – согласился он.

– И всё у него хорошо, подозрительный тип, – не унималась Глория.

– Так если лекция и правда была хорошей.

– Ты не зришь в корень, Бенджи.

– Не-а, он никогда не зрит, – согласился Ронни, – а какой корень?

– Такой, что, когда у кого-то всё хорошо, на самом деле всё плохо.

– Да, подозрительно, когда всё хорошо, – кивал Ронни.

– Ага.

– Когда человек всем доволен.

– Да.

Они замолчали.

– И всё-таки у него была любовница, – не выдержал Ронни.

– А мне кажется, его убили. И он уже давно в реке, под каким-нибудь мостом рыб кормит.

– Между прочим, трупы – отличный корм, Глория.

– Фу, чёрт тебя дери, Ронни, я аж есть расхотела.

– И зря, здесь отличная столовая. Я это носом чую.

– Может, мы перекусим, а?

Столовая находилась этажом ниже. Морис не хотел ничего есть. Он взял лишь содовую и ждал за столом, пока эти двое заставляли свои подносы. Морис посмотрел на часы. Полдесятого. Когда он уходил из дома, Саманта ещё спала. Он надеялся вернуться к вечеру. Странным было то, что никаких предпосылок к повторному покушению на Саманту не было. Никто не следил за ними, не проникал в её дом. Морис поставил сигнализацию на её особняк и переадресацию на телефонный номер. Любой звонок, поступивший к ней, автоматически перешёл бы ему на сотовый. Но никаких подозрительных звонков или сообщений за все эти дни не приходило. Морис как-то подумал, что можно было поместить Саманту в гостиницу, и вчера даже предложил ей это. Из самых лучших побуждений. Но она не приняла предложение, а кажется, даже обиделась. Она думала, её выгоняют, она думала, что мешает ему.

Но Морису никто не мешал, он и не думал её выгонять, он даже привык уже спать на полу, на синем надувном матрасе. Морису было неудобно держать человека в столь стеснённых условиях, ему было стыдно, что у него, у взрослого мужчины, не то что квартиры нормальной нет, у него даже дивана для гостей не имеется. «Нужно будет купить диван», – решил он, когда Глория и Ронни с полными подносами подошли к столу.

– А я всё же думаю – любовница! – не унимался Ронни, разрезая бифштекс. – Всё летит к чертям, когда заводятся любовницы, скажи же, Бенджи.

– Чего я тебе скажу? У меня любовницы-то никогда и не было.

– У тебя нет, а у жены твоей был, любовник, в смысле, и всё полетело к чертям.

– Но не у неё же полетело, а у меня. У неё всё хорошо.

– А это не важно, у кого хорошо, важно, что у кого-то плохо.

– Точно, – сказала, Глория, разрезая стейк, – он тут прав, во всём виноваты любовницы и любовники, в общем те, кто не к месту. Каждый должен быть на своём месте, как в шахматной партии, да, Ронни?

– Именно.

– А если не на своём, то всё – пиши пропало.

Тут Глория замолчала и перестала жевать, ей вдруг открылось, почему всё в её жизни было не так: она постоянно была не на своём месте, каждый раз, и каждый раз её сбрасывали с доски. Она была той самой фигурой, что лежит рядом с жизнью, но уже не играет в неё.

– Вот я и говорю, слышишь, Глория?

– Слышу, да.

– Была у меня одна любовница, ну не у меня, а в деле моём, я тогда в Колорадо работал. Так вот, там один мужик, ну, назовём его везунчик, ноутбук дома забыл, а там отчёт, понимаешь. И домой не поедешь, совещание уже вот-вот. И звонит он тогда жене. Милая, так мол и так, зайди на мой компьютер, найди отчёт в папке такой-то… какое жилистое мясо, они его недожарили, что ли…

– Ну!

– А, ну и вот, в папке такой-то и пришли мне его по почте.

– А в компьютере что? Фото?

– Хуже.

– Ну!

– Пароль.

– Какой?

– Сладкая Николь.

– А жену не Николь зовут?

– Тогда не было бы истории, Глория!

– А, ну да.

– Так жена ему говорит: «Пароль-то давай». А он ей: «Забыл, – говорит, – забыл тут, и всё». А начальник отчёт требует, и работу потерять ему никак нельзя.

– Ну и? Сказал?

– А то! Сказал! И отчёт она ему не прислала, и работу потерял, и тарелкой по голове получил. Вот тебе и любовница.

– Да, – протянула Глория.

– Да не было у этого профессора никакой любовницы, – встрял Морис.

– По себе людей не судят, – встала из-за стола Глория.

– Это точно, – проглотил недожёванный кусок стейка Ронни.

На выходе из кампуса Ронни спросил у охранника, не нужно ли ему предъявить удостоверение ещё раз, но охранник покачал головой. Тогда Ронни попросил его показать своё удостоверение, на самом ли деле он охранник или только прикидывается. На что коренастый господин в форме сказал, что он дипломированный стоматолог, и если тот, в смысле Ронни, не прекратит загораживать проход, он ему все зубы вырвет и в одно место засунет.

– Тоже мне, дипломированный стоматолог, – ворчал Ронни, выйдя из университета, – ты видел, чтобы стоматологи охранниками работали?

– Может, он из Мексики? – предположил Морис.

– Да, похож…

– Не приставай к людям, Ронни, – сказала Глория.

– Да, я помню, у него синдром.

– У тебя, похоже, тот же синдром.

– Так, хватит раздавать всем диагнозы, Глория. Сели в машину!

Морис терял терпение, ему казалось, он работает с детьми или стажёрами, на напарников эти двое никак не походили.

– Эту колымагу и машиной-то сложно назвать, – сказал Ронни, когда они завелись с третьего раза.

– Ты можешь ехать на своей, – ответил Морис.

– Ты же знаешь, я разбил её на задании…

– Ты врезался в столб, когда поднимал упавший бургер, Ронни…

– Я ехал тогда на задание! И вообще, ты злой какой-то, Морис. Знаешь почему? Потому что голодный.

– Я злой, потому что у меня полно дел.

– Ты про то убийство?

– Ты сказал ему? – влезла Глория.

– Сказал.

– Это я нашла свидетеля.

– Какого свидетеля? – спросил Ронни.

– Ту тупую актрису.

– Какую актрису?

– Так ты не сказал, Бенджи?

– Так. – «Форд» заскрипел тормозами и встал посреди проезжей части. – Если вы не замолчите, я вообще никуда не поеду! Понятно?

– Понятно, – обиделась Глория.

– Сначала профессор, потом всё остальное.