Был день осенний

© Владимир Минайлов, текст, 2023

© Издательство «Четыре», 2023

Они встретились в городе любви и грёз.

Он – офицер французской армии и в недалёком прошлом казак-эмигрант, она – дочь секретаря посольства СССР. Любовь их соединила, а долг перед Родиной сделал единомышленниками…

Москва, 1980 год. По Красной площади не спеша прогуливался в экскурсионной группе статный пожилой буржуа.

Несмотря на убелённую сединой голову, выглядел этот господин прекрасно, по его выправке можно было определить, что он бывший военный.

Иностранный гость смотрел по сторонам и удивлялся тому, как изменилась Москва с тех пор, когда он был тут в последний раз.

Вдруг в толпе людей, шедших навстречу, он увидел троицу – пожилую даму в сопровождении офицера и девушки. Лишь скользнув по ним взглядом, иностранец осознал, что голубо-серые очи дамы до боли ему знакомы, и в тот же миг память перенесла его в прошлое…

Париж, осень 1938 года. Офицер брёл по улицам города, и, хотя был среди людей, по взгляду было видно, что он далеко.

Перед глазами то разрушенные дома Севильи, то бесконечные барханы. В ушах то взрывы снарядов, то грохот разрывов, и, хоть к этому он привык давно, всё же отучить себя бояться глупой смерти так и не смог.

К своим тридцати четырём офицер прошёл Гражданскую в России, и вот теперь Испания. Когда же этот хаос войн закончится?

Он родился на Дону в семье есаула Всевеликого войска Донского. Отец, Матвей Дмитриевич Самойлов, участник Русско-японской, вернулся в родную станицу, что на Маныче, оттого так и называется – Манычевская, с двумя Георгиями на груди и печалью в сердце. Есаул был верен своему Отечеству, но после поражения в войне приуныл. Столько товарищей потерял на маньчжурских сопках под Ляояном! Однако веру в силу русского оружия сохранил.

Возвратившись, он женился на Елене Александровне Гринёвой, первой красавице станицы. Ух, сколько было соперников, и всё же Елена отдала предпочтение Матвею! В его осанке, манере держаться и обращении с окружающими, неважно, млад ты иль стар, – уважение. Мог Матвей шашкой махнуть, а мог и словом: знал нужные, оттого и понимали его. Играл он на гитаре и тальянке. Во время войны есаул разучил много романсов и пел их на удовольствие своё и товарищей. Голос у него был мягкий баритон. Если к этому при исполнении очередного романса присовокупить ещё и томный взгляд – это как казачья лава в бою, быстрая и безжалостная. Многие слабохарактерные падали в обморок.

Самойловы завсегда славились своими сыновьями. Бывало, что и с окрестных станиц приезжали невесты, дабы покорить отставного есаула. А тот как мальчишка робел и порой при исполнении вдруг замолкал, замечая лишь её глаза, видя в них себя. До других девушек ему не было дела. Сердце охватывала тоска. Женским вниманием Матвей не был обделён. Но… надо было уже обзаводиться семьёй. Пора, как говорится.

Елену он знал ещё с детства, и в юности они бегали друг к другу на свидания. Их отношения прервала война. Хотя Матвея официально не призвали, он сам вызвался воевать. Так и стал участником и свидетелем поражения России в этой войне…

Службу проходил в артиллерии 4‐й Донской казачьей дивизии, которая входила в состав Западного отряда 2‐й Маньчжурской армии, и вместе с ней принял боевое крещение у деревни Лидиутунь в 1904 году. Среди прочих был награждён Георгием IV степени за это дело.

Участвовал в рейдах и налётах на селения Хунхэ, Нючжуан, Инкоу. За последнее получил Георгия III степени. После наступления на Сандепу, в ходе которого казаки храбро дрались и отбили все атаки противника, его дивизия была отведена в тыл, а затем её отправили в Монголию бороться с японо-хунхузскими бандами.

Оттуда по ранению был уволен с действительной службы.

После женитьбы и рождения сына, казалось бы, вот оно, счастье…

Но после родов Елена Александровна начала понемногу чахнуть и угасать, после пяти лет совместной жизни совсем слегла и, несмотря на лечение, прописанное вызванными из Новочеркасска докторами, оставив Матвея с маленьким сыном Костей на руках, отошла в мир иной. Так Матвей овдовел. И хоть был вдовцом, но примерным слыл отцом.

Матвей занимался коневодством: всего их в конюшне было двадцать. Также была отара овец, пятнадцать голов. Кони самойловские славились на всю округу, занимали призовые места на различных ярмарках и соревнованиях! Жеребят покупал он у своих собратьев по коневодству.

Несмотря на столь богатое хозяйство, у Матвея Дмитриевича было время для воспитания сына. Нанятые экономы вели дела исправно.

Сызмальства Матвей приучал Костю к верховой езде и джигитовке, умению владеть шашкой. Нанятые учителя преподавали грамматику, чистописание и иностранные языки (французский, немецкий и английский), Божье слово. Таким образом, мальчик воспитывался разносторонне развитым. В дальнейшем именно знание языков помогло ему в эмиграции.

Впереди у Константина было кадетское, затем юнкерское училище: вот уже пять поколений Самойловых служили России верой и правдой, не щадя живота своего, и он не хотел быть исключением.

Матвей вместо сказок на ночь рассказывал сыну о героических подвигах донцов-удальцов и об их предках, которые славно били Наполеона. За это их фамилия была занесена в реестр войсковых старшин Всевеликого войска Донского и они имели право на поступление в военные училища Российской империи. За ревностное служение Родине и исключительную храбрость, проявленную во время Крымской кампании 1853–1856 годов, Самойловых возвели в дворянское сословие. Они и так не пасли задних, а тут ещё и это…

Также они участвовали во всех эпизодах Русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

В таком духе воспитывался сам Матвей, а затем и Костя. Благо было кому сохранять традиции служения Отечеству. Дома хранились летописи воинской славы рода, да и деды с материнской и отцовской стороны вносили свою лепту в процесс.

Брат Матвея Василий служил в казачьем полку в самой Москве, там же женился, туда же звал и его самого.

Матвей ссылался на занятость в связи с воспитанием сына и хозяйством, а на самом деле попросту пытался забыться. Утрата любви всей его жизни подкосила есаула, и в просторах Дона его душила тоска по Елене, чьей ласки более не было. Порой, просыпаясь среди ночи в холодном поту, он слышал дыхание жены рядом. Её образ виделся во всём. Даже в ликах икон в церкви он видел её – ту, что была на сердце и душе.

Но надо было жить настоящим. Этим настоящим был сын Костя.

Летом 1914 года Матвей всё-таки поехал вместе с сыном в Москву к брату. Они гуляли по первопрестольной, Костя впервые после Новочеркасска был в большом городе. Для него всё оказалось в диковинку. Магазины, кондитерские, большое скопление народа, красиво одетые дамы в сопровождении господ – всё вызывало у него восторг.

А больше всего поразил дядя, статный и лихой, как отец, и тётя Вера, добрая и нежная. В их доме царило радушие и спокойствие. Казалось, они не покидали родной станицы Манычевской.

Иногда, когда все были уверены, что Костя спит, Матвей вместе с братом Василием напивался. Это случалось крайне редко, ибо негоже было вдовцу и хорошему родителю, да ещё казаку пить вино.

У есаула вырывались стоны души, он клял бездарность генералов, которые, позабыв про честь и верность присяге, предавали своих же.

Сколько ещё такого будет?

– Василий, пойми же, нас посылали на убой вслепую, дело не в их императорской фамилии, а в бездарных генералах. Сколько по их глупости полегло в угоду непонятно чему! Прах моих товарищей развеян по сопкам Маньчжурии. Это измена.

– Ты не прав!

– Да что ты понимаешь! Ты видел, сколько крестов на могилах героев? Я верю в своё Отечество. Кому, как не мне, верному сыну Дона и Отечества, проливавшему свою кровь на полях сражений, об этом говорить? Когда же они, эти паркетные, поймут, что не массой людской, а умением надо побеждать?! На хрена рожает мать? Ведь не для того, чтобы её сын сгинул где-то бесславно. Я люблю свою Отчизну, но я не хочу, чтобы меня, как слепого и бездумного теля, вели на убой.

Он пил и крестился перед образами.

– Костями наших предков усеян путь воинской славы. Где мы только не гибли! От Бородина до Шипки. Никто не может бросить мне в лицо, что я предал или струсил. Моя грудь в крестах, а голова не в кустах, и ты это знаешь не хуже меня. Многие потеряли веру в себя и наше Отечество. Я впал в уныние, которое, как ты сам знаешь, смертный грех. А эти революционеры только расшатывают веками устоявшееся: заграница нам поможет! А на кой чёрт мне она, когда меня моё устраивает?

Матвей говорил, и Василий его не перебивал: понимал, что у брата накипело. Кому, как не ему, он мог излить свою душевную горечь?

– Если сейчас мы не осознаем, то погубим то, что создавалось веками. Кому, если не нам, казакам, ревностным хранителям веры православной, поручено охранять Русь святую? Помяни моё слово, либерализация к хорошему не приведёт.

И вот они в Петербурге. Дворцовая площадь, с балкона Зимнего дворца помазанник Божий возвещает о походе в защиту братьев-славян. Если бы он знал, что это приведёт к катастрофе, что недовольные затяжной войной массы низвергнут его, помазанника, а затем в Ипатьевском доме уничтожат всю императорскую семью, что предавшие его генералы развяжут одну из самых кровавых войн – Гражданскую, а Ленин со Свердловым проведут, по сути, геноцид казачества… Сколько верных сынов сложат головы от Восточной Пруссии и до Крыма! Но всё это будет потом, а пока интеллигенция и офицерство готовились к Первой мировой войне. В угоду Антанте император Николай Второй слал полки на помощь Сербии. Эти самые братушки и союзники будут предавать и плевать в спину русскому солдату. Так было в 1914‐м, так случится и в 1945‐м, но это будет позже. А сейчас воодушевлённые массы шли с плакатами «Живе Сербия».

Тогда ни Матвей, ни Костя не предполагали, что разлучатся на целых десять лет, что Костя пройдёт Гражданскую, избежит резни казаков в 1919‐м, переживёт Новороссийскую катастрофу и исход Белой армии из Крыма. Его, пятнадцатилетнего, выбросит волна на Лемнос, а через год он окажется во Франции. И даже там, в эмиграции, ему ещё долго будут сниться товарищи, погибшие на поле боя, те, с кем он был в одном строю…

Матвей в 1916 году в составе русского экспедиционного корпуса попадёт на Западный фронт, будет драться, и к его наградам прибавятся ещё два Георгия. После того как в феврале 1917 года свергнут монархию, он не вернётся в Россию и не будет участвовать в драматическом эпизоде русской истории – Гражданской войне, где брат на брата, сын на отца, всё против веры православной…

…Отец, перекрестив сына, отправил его на Дон, а сам ушёл на войну. Годы спустя они встретились случайно: полуголодный юноша на одной из улиц Парижа вдруг увидел мужчину, походившего на отца.

На чистом французском он спросил:

– Пардон, месье, вы, случайно, не с Дона?

Матвей, а теперь он звался Кристоф Робери, с удивлением и трудом узнал собственного сына:

– Костя?!

– Да, так меня звали в России.

– Сынок, мальчик мой! Какими судьбами ты здесь?

Не сдерживая слёз и не обращая внимания на окружающих, они обнялись и разрыдались.

Костя принял французское подданство благодаря протекции отца, сменил имя на Мишель Контане и устроился помощником слесаря в один из таксопарков Парижа, понемногу начал осваивать вождение и уже в 1927 году стал самостоятельно водить таксомотор. Любил он также ходить на ипподром и смотреть на скачки, но не столько на наездников, сколько на лошадей.

Его приметил один из посетителей с военной выправкой, и они разговорились. Звали нового знакомого Франсуа Вилье.

– Видите лошадь под номером девять?

– Не лошадь, то есть кобылу, а коня. У него сбита подкова на заднем копыте, и до финиша он не дойдёт.

Франсуа не поверил и после пожалел, ведь на этого коня он поставил десять франков.

Они разговаривали о мастях лошадей, их обучении и выносливости. Франсуа был удивлён глубокими познаниями Мишеля в этом.

– Ты так говоришь, будто всю жизнь имел дело с этими благородными животными!

– Я вырос в седле, у моего отца была своя конюшня.

– Даже так! А откуда ты?

Мишель на мгновение замолчал, а потом выдал такое, чего не ожидал услышать его новый знакомый:

– Я родом из станицы Манычевской, что на реке Маныч.

– Это где?

– В России.

– Ты русский?

– Я казак.

– А по тебе и не скажешь, у тебя говор, присущий жителю Марселя или Шербура.

– У меня был учитель французского, он-то и был уроженцем Марселя.

– Что ты ещё умеешь?

Ответ Мишеля сразил наповал:

– Владею немецким и английским, шашкой и карабином, а ещё знаком с пулемётами систем «Максим», «Льюис» и «Гочкис».

– И какой же лучше?

– «Максим».

– Напомни, есть ли у тебя гражданство Французской республики?

– Да, я тут уже пять лет живу.

– Скажи, а ты, часом, не воевал?

– Увы, мне пришлось быть участником Гражданской войны, итог которой – исход Белой армии из Крыма.

– Но тебе же двадцать один сейчас, а тогда было пятнадцать. Значит, азы воинского дела ты знаешь?

– Да, я происхожу из казачьего дворянского рода, но кому сейчас до этого есть дело?

– Мне. Я майор Иностранного легиона, и у меня есть знакомые в Сен-Сире.

– Это же высшее военное учебное заведение!

– Ого, какие познания! Хотя чему я удивляюсь? Вот что, Мишель, приходи завтра на это же место в это же время.

Вилье познакомил Мишеля с Жаком Брисе, который преподавал фехтование в Сен-Сире.

Так Мишель стал слушателем военной академии, из стен которой вышло немало блестящих офицеров.

Сдав вступительные экзамены на отлично, он обеспечил себе будущую военную карьеру. В академии встретил пару отпрысков российских аристократических фамилий. Сначала на него смотрели косо, а потом, когда выяснилось, что Мишель их земляк, да ещё и ровня, приняли в свой круг.

Если Михаилу Хвощинскому и Павлу Лисневскому обучение оплачивали родители, то Мишель сам на него зарабатывал в такси, где, к слову, шоферами были сплошь белогвардейские офицеры, которые знали, что Мишель – отпрыск одной из именитых казачьих фамилий, прославивших себя на службе Отечеству, ныне потерянному. Некоторые помнили парня ещё с Гражданской.

Тайком они скидывались понемногу и помогали своему молодому товарищу:

– Ничего, потом отдашь, а с нас не убудет…

Мишель оканчивал училище. На предпоследнем курсе его отправили стажироваться в Иностранный легион. Майор Вилье взял его к себе. Так Контане попал в Алжир, где отличился умом и храбростью. Его взвод всегда входил первым в занятые селения.

А в Германии поднимал голову фашизм. Гитлер перенял идею от Муссолини и переиначил её на свой лад. Так национал-социализм стал его основной идеологией. Несмотря на запреты, будущий фюрер принялся понемногу восстанавливать армию и флот. На его стороне оказались герои Людендорф и Геринг, да и сам Гинденбург был к нему благосклонен.

После 1933 года Германия окрасилась в коричневый цвет, и нацизм стал её программой:

– Церковь, дети, кухня – для женщин.

– Германия превыше всего.

В Советской России безраздельно правил Иосиф Сталин, под его руководством коммунизм заменил религию.

Вся либеральная оппозиция была или изгнана из СССР, или сослана на Соловки и в другие лагеря ГУЛАГ. Либерализм привёл к кровавым последствиям Гражданской войны, и Сталин не мог допустить брожения умов. Вся интеллигенция была поставлена перед фактом: либо вы с нами, либо против нас.

Гитлер лелеял мечту о возрождении империи, но для этого ему нужны были сильная армия, флот и авиация. Реваншизм витал в воздухе. Подчинив себе, благодаря верным соратникам, власть, Адольф Гитлер стал единоличным правителем Германии.

В 1936 году разгорелась гражданская война в Испании. Туда в качестве военного специалиста был отправлен Мишель Контане, на тот момент в чине капитана. Мишель принимал активное участие в боевых действиях. Его командование решило, что для молодого офицера это будет прекрасной подготовкой. В Париж он вернулся осенью 1938 года.

И вот, прогуливаясь по городу в парке, он услышал Лещенко. Пластинка играла на патефоне, который стоял на лавочке, а рядом сидела очаровательная брюнетка с голубо-серыми очами. Вдруг порыв ветра обрушил на её голову жёлтую листву, которая как бы приняла форму короны. На миг капитан остановился, и их глаза встретились.

Подойдя к лавочке, Мишель собрал листья в букет и преподнёс незнакомке:

– Мадемуазель, этот букет по праву ваш, примите его в знак моего восхищения!

Очарованная и немного смущённая девушка молча взяла букет.

– Это ведь Лещенко?

– Да, он самый, а вы что, понимаете, о чём поётся?

– Конечно, я ещё не успел забыть родной язык.

Изумлённая, она не мигая смотрела на незнакомца в форме.

– Позвольте представиться: капитан французской армии Мишель Контане.

– Очень приятно, Мишель, меня зовут Дарья.

– Вы русская! – удивлённо проговорил Мишель.

– Да, а вы?

– Я тоже.

– Тогда почему вас так зовут?

– Это долгая история. А если в двух словах, я вынужден был покинуть Россию в двадцатом году.

– Белогвардеец?

– Казак, причём потомственный. Мне было тогда пятнадцать.

– А я дочь секретаря советского посольства в Париже! – с вызовом сказала Даша. – Как теперь будем?

– Даша, я готов забыть былое ради ваших очаровательных очей, – по-русски сказал офицер. – Ради того, чтобы любоваться вами, готов пройти свой путь ещё раз.

– Как же вас звали родители?

– Костя. Но вот уже пятнадцать лет я Мишель.

Дарья прониклась к Мишелю-Косте доверием:

– Знаете, Мишель, я согласна забыть все распри.

– Тогда позвольте мне составить вам компанию.

– С удовольствием.

Так начался их роман. Мишелю-Косте нравилось общение с Дарьей. Она была прогрессивной девушкой, имела своё мнение, к тому же водила автомобиль и прекрасно держалась в седле, в совершенстве владела тремя языками и могла спорить о литературе и обсуждать то или иное произведение.

– Вот Ремарк, о чём его книги, какой в них заложен смысл?

– На мой взгляд, его творения грустны и отдают безнадёжностью. А ты как считаешь и что думаешь по этому поводу?

– Его можно понять. Возьми «На Западном фронте без перемен» или же «Три товарища». Согласен с тобой, оба романа грустны, ведь в первом он описывает молодых парней, которых увлекла идея войны, и она же их и сгубила. Они люди войны и, по сути, ничего другого не умеют, кроме как воевать. Та идея, за которую они сражались, привела Германию и, следовательно, их самих к поражению. В «Трёх товарищах» Ремарк описывает любовь молодых людей, причём у девушки туберкулёз и она медленно умирает. Роберт, главный герой, был не в силах помочь своей Патриции, она была обречена. В итоге он отвозит девушку в санаторий. При всём трагизме Роберт настолько влюблён в неё, что с тех пор как встретил, жизнь приобрела смысл, а с уходом Патриции он перестал быть самим собой.

– А русская литература, поэзия?

– Ты знаешь, у отца была в станице прекрасная библиотека: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Некрасов, Достоевский.

– А Бунин?

– Это на любителя. А знаешь ли ты, Даша, что Лермонтов был отчаянный и лихой рубака и у него была шашка с георгиевским темляком?

– Увы, папа об этом не рассказывал.

– А мой рассказывал, что поэт, сосланный на Кавказ вторично, командовал отрядом «охотников» и собирался пленить самого Шамиля.

– Врёшь?!

– Вот тебе крест.

Влюблённые, они порой не замечали ничего и никого. Дарье нравилось общество Мишеля, его рассуждения и взгляды на жизнь, которые он не скрывал. Мишель был в буквальном смысле очарован и околдован Дарьей, её каштановые кудри, её улыбка и голубо-серые, как осеннее небо, глаза вызывали в нём восхищение. Она часто снилась ему, а днём, если девушка не была занята, они проводили всё время вместе.

Однажды под окном квартиры, где Дарья жила с отцом, зазвучала гитара и хорошо поставленный мужской голос запел о любви. Услышав, люди сбежались к окнам, а некоторые даже открыли их, дабы насладиться красотой исполнения. Мишель – конечно же, это был именно он – унаследовал от своего отца умение музицировать, причём так, что это не оставляло равнодушным никого.

Даша, взволнованная беспричинным отсутствием любимого в течение нескольких дней, тоже направилась к окну.

– Мне кажется или это всё для тебя? – спросил дочь Олег Вадимович.

– Не знаю, что тебе и ответить. Для того чтобы узнать, так ли это, нужно посмотреть на исполнителя.

– А по голосу?

– Увы, этому я ещё не научилась. Пойду взгляну.

– Да и мне знакома музыка, точнее её мотив…

Мелодия была романса «Гори, гори, моя звезда», а слова незнакомые. Мишель перевёл на французский романс, который Самойлов-старший любил исполнять на гитаре. Тогда Косте он врезался в память навсегда. И вот, влюблённо-окрылённый, он спел его для Дарьи. У неё под окнами.

Девушка выглянула в окно и увидела Мишеля в форме и с гитарой. У его ног стояла корзинка фиалок. Увидев возлюбленную в окне дома, в котором жили сотрудники посольства СССР, он помахал Дарье рукой. Румянец украсил её милое лицо от смущения и чувств, которые вызывал образ Мишеля.

– А он ничего, и форма ладно сидит. Иди, ты, слава богу, не дитя, сама знаешь, что делаешь.

Дарья спустилась к Мишелю.

– Ma belle, я целиком и полностью ваш…

– Добрый вечер. Это что же вы, господин военный, тревожите покой жильцов этого дома в столь поздний час?

– Моё желание видеть вас затмило рассудок. Разве я плохо пел?

– Нет, но слова…

– Это романс, который любил играть на гитаре мой отец по вечерам. Он научил меня играть на рояле.

– Ты не сказал название.

– «Гори, гори, моя звезда».

– Точно! Тебя слышала не только я, но и мой отец.

– И он тебя отпустил?

– Как видишь. Ну и где ты пропадал?

– Видишь ли, о делах службы я предпочитаю не говорить. Но скажу одно: если Гитлера не остановить сейчас, быть беде. Понимаешь, я специалист в своей области, делаю анализ и прогнозирую возможный ход событий. Так вот, аппетит у фюрера растёт. Я не исключаю, что Гитлер в один прекрасный, как ему кажется, момент двинет свои войска на восток. Drang nach Osten. И это будет вопреки всем фактам.

От услышанного у Олега Вадимовича, который до сих пор стоял у открытого окна, на миг потемнело в глазах. Придя в себя, он постарался уловить каждое слово.

– Зачем тебе это?

– Тебе могут показаться странными мои слова. Но я люблю свою родину, родину моих предков. Я – патриот России. Свою любовь я пронёс через пламя Гражданской и воды Босфора.

«Вот тебе раз, да он же русский! Но как и почему?..» – подумал он и всё же обратился к Мишелю:

– Прошу прощения, господин капитан…

– Мишель, Мишель Контане к вашим услугам, месье.

– А вы можете ручаться за сказанное?

– Увы, да, мой прогноз к тому ведёт. Униженная в Компьенском вагоне Германия возрождается в Третий рейх. Подумайте над этим.

Взяв под левую свою руку правую руку Дарьи, перевесив, как ружьё, через плечо гитару, Мишель поднял с земли корзину цветов.

Молодые люди гуляли по парку, любовались падающей листвой.

– Даша…

– Мишель, я прошу…

Их влекло друг к другу.

В её обществе он словно перерождался, становился другим. Он пел для неё, смешил её. Ему хотелось утонуть в её голубо-серых, как море, глазах.

– Ты произвёл впечатление на отца.

– Интересно чем?

– Форма ладно сидит, пение.

– Если мне доведётся побывать ещё в России, я тебе такие романсы спою – удивишься.

Поначалу беседа шла неспешно и радостно. Но постепенно Мишель углублялся в свои мысли и мрачнел. Это не могло укрыться от Даши.

– Что с тобой? – спросила она.

– Я уже говорил, что обычно придерживаюсь правила: о своей службе не разговаривать, когда отдыхаю. Но сейчас происходят такие события, которые могут изменить ближайшее будущее мира.

– Интересно.

– Боюсь, то, что я тебе скажу, не очень обрадует, но и молчать не имею права.

– Право, Мишель или Костя, как тебе больше нравится, ты меня интригуешь.

– Мишель, с этим именем я живу уже пятнадцать лет. Так вот, то, что я сказал тебе и твоему отцу, истинная правда. Помнишь, во время нашего знакомства я упомянул, что приехал из командировки?

– Да. Это и есть причина твоего скверного настроения?