Был день осенний
– Конечно. Я был в Испании. По приезде познакомился с тобой и на какое-то время пропал, как ты изволила заметить. Так вот, я писал подробный рапорт, составленный из моих заметок и наблюдений, и излагал свои мысли по поводу происходящего.
– И?
– В этом рапорте я изложил, что фюрер натаскивает своих военных и готовится к реваншу. Как я сказал ранее твоему отцу, Германия оправляется, приходит в себя, восстанавливает свои силы после унижения в Компьенском лесу и жаждет возрождения рейха. Я предполагаю, что в скором времени, а именно в ближайшие три-четыре года, грянет война. Сначала Гитлер подчинит себе Европу, потом двинет свои легионы на восток.
– Почему именно в такой последовательности?
– Drang nach Osten. Ему сначала будет необходима промышленная база, а уже после – необъятные просторы России.
– Тебе-то что до этого? Ведь ты гражданин Франции.
– Я уже говорил, что я казак и любовь к своей Родине, своей Отчизне впитал с молоком матери. Пусть сейчас я вдали от дома, но я верю, что когда-нибудь смогу вернуться! Я прошу тебя меня понять. Тогда, в семнадцатом году, Россию вывели из войны специально, дабы избежать полного поражения, разложив армию изнутри и организовав Октябрьский переворот. В Генштабе кайзера прекрасно понимали происходящее. Сейчас в Генштабе Гитлера бывшие кайзеровские генералы, которые следуют лозунгу «Drang nach Osten!». А в этом случае войны с Советским Союзом не избежать. Но это будет другая война – война машин.
– Мишель, ты сегодня несносен. Всё время нашей прогулки только и говоришь о грядущей войне. Неужели нет другой темы для разговора? Я ведь рядом, восхищайся мной, моей красотой. И вообще, это неприлично.
– Понимаю твоё негодование, но то, что я видел в Испании, меня омрачило. Прошу простить меня. Сейчас любой здравомыслящий человек прекрасно осознаёт грядущую угрозу войны.
Их встреча была вконец испорчена гнетущими душу Мишеля мыслями. Погуляв ещё немного в парке, он проводил Дашу до дома и ушёл, не сказав на прощание ничего, а она ждала. Его тревога передалась и ей. Этим Даша поделилась с отцом.
– Подумаешь, предчувствие. Что за вздор! Сколько таких поводов было – и что?
– Да, я согласна с тобой, но есть одно «но». Он не просто офицер, он служит в Генштабе французской армии.
– Извини, но, насколько я понял, он ведь из «бывших», белогвардеец.
– Казак, родился в станице Манычевской. Сюда его занёс ветер Гражданской войны.
– Вот как, интересно. Могу я тебя попросить?
– Да.
– Познакомь нас поближе, думаю, нам с ним есть о чём поговорить.
– Не обещаю, но попробую.
Дашу удивило это «нам с ним».
Олег Вадимович тем временем продолжал:
– Если всё то, что он нам рассказал, правда, то он, как патриот, обязан нам помочь.
– И опять это «нам».
– Ты понимаешь, о чём я?
– Нет, вернее не совсем.
– Я сейчас поговорю с друзьями. Думаю, твой капитан будет очень полезен.
Пожелав приятных сновидений дочери, Олег Вадимович набрал номер:
– Добрый вечер, необходимо срочно увидеться, есть разговор.
Встреча проходила возле Лувра.
– Что случилось? Почему такая неосмотрительная спешка?
– У моей дочери появился кавалер…
– Поздравляю, я тут при чём?
– Дайте договорить. Он офицер французского Генштаба и к тому же недавно вернулся из Испании.
– Так-так-так, с этого места поподробнее.
Собеседником Олега Вадимовича был Филипп – так звали куратора НКВД, который вёл консульство. Помимо этого, ему было поручено выявить в среде бывших соотечественников сочувствующих и полезных делу охраны интересов своей хоть и бывшей, но Родины.
– К тому же, – продолжал Олег Вадимович, – он наш с вами соотечественник.
– Совсем интересно. Что ещё?
– Казак.
Филипп недоверчиво посмотрел на собеседника.
– Да-да, именно так. Я бы и сам не поверил в это, если бы не слышал, как он разговаривал с дочерью. Дарья после прогулки рассказала мне, кто он.
– Вот это удача! Хотя, может, это здешняя разведка ведёт игру.
– Нет, не думаю.
– Я лучше проверю. Откуда, вы говорите, он родом?
– Станица Манычевская. Его отец ещё в империалистическую в составе экспедиционного корпуса попал сюда. Да так и остался.
– Ясно, но не совсем. Будем думать. Пока никаких шагов не предпринимать без моего ведома.
– Уже.
– Не понял.
– Я попросил Дарью нас познакомить.
Филипп почесал затылок.
– Я обязан присутствовать.
– Хорошо, представлю вас как коллегу, а Дарью предупрежу, чтобы не болтала лишнего.
– Мы давно ищем подходы к французскому Генштабу, и всё никак. А тут такая удача.
– Я сегодня отправлю шифровку в Москву, посмотрим, что они ответят.
Поздно вечером состоялась передача полученной информации. Ответ пришёл утром:
– Встречу фиксировать на фотокамеру. Узнайте, какие цели преследует объект, в чём его интерес.
Вот так Мишель попал в поле зрения советской разведки. Завербовав его, Москва могла получать бесценную информацию.
Через три дня они встретились. Олег Вадимович представил Филиппа как сотрудника консульства. Даша молчала и старалась не упустить ничего. Разговор начал её отец:
– Итак, дочь рассказала мне, кто вы.
– И?
– Не буду скрывать своего интереса.
Филипп молчал, пил кофе, курил.
Олег Вадимович продолжал:
– Для вас, капитан, надеюсь, не секрет, что среди эмигрантов есть сочувствующие своей бывшей Родине, которым далеко не безразлична её судьба.
– Да, знаком с некоторыми. Чем заинтересовал вас я? Вернее, не столько вас, сколько Москву.
– Мишель, служа Франции, вы остались в душе русским.
– Увы, на данный момент я идейный враг. Казак.
– В таком случае говорят: враг моего врага – мой друг. Тем более вам симпатизирует моя дочь. Если всё то, что вы рассказали, правда, а я думаю, что это так, то давайте сотрудничать.
– А ваш коллега? Он вам не навредит? – Мишель пристально посмотрел на Филиппа.
– Тут я целиком и полностью поддерживаю Олега Вадимовича. Скажу больше: я являюсь сотрудником иностранного отдела НКВД, и в мои обязанности входит вербовка таких, как вы, сочувствующих, – ответил тот.
Мишель посмотрел на Дарью и улыбнулся ей.
– Я так понимаю, здесь собрались единомышленники. Слава богу, не будем ходить вокруг да около. Как вам известно, я вернулся недавно из Испании. То, что я там увидел, повергло меня в шок. Не буду скрывать, я в двадцатом году уходил из Крыма вместе с казаками Барабовича… – Мишель снова посмотрел на Филиппа, но у того на лице не дрогнул ни один мускул.
– Продолжайте, Мишель, ваше прошлое не является для нас тайной. Или вы предпочитаете имя Константин?
– Так вот, то, что я видел в Испании, напомнило мне годы моей юности. Но тогда авиация боевая только зарождалась. А сейчас это уже сила. Гитлер натаскивает своих псов, дабы разжечь пожар мировой войны. России этого не избежать. Drang nach Osten. Я согласен сотрудничать, но при одном условии.
– Слушаю.
Теперь разговаривали только Филипп и Мишель.
– Моим куратором и связным будет Дарья Олеговна. Наши встречи не вызовут подозрений. Тем более что через неё вы сможете передавать и получать информацию, как правдивую от меня, так и дезу от вас.
– Вот как…
– Даю слово офицера и дворянина, что мои сведения правдивы.
– Это, конечно, если Олег Вадимович не будет против.
– А вы не так просты.
– Премного благодарен.
В разговор вновь вмешался Олег Вадимович:
– Что ж, раз дело во мне, то ради нашего общего дела я даю своё согласие. Но что скажет Даша?
И трое мужчин уставились вопрошающе на девушку.
– Скажу так: за то время, что я знаю Мишеля, в искренности его помыслов не было повода сомневаться. Я согласна.
Филипп громко выдохнул. Олег Вадимович улыбнулся. А Мишель был просто счастлив.
Вечером в Москву ушло донесение, что вербовка агента Казака прошла успешно и без особых затруднений. О роли Дарьи Олеговны также было доложено. Теперь Мишеля и Дашу связывали не только чувства, но и общее дело.
Ade, Polenland!
(Прощай, Польша!)
1 сентября 1939 года. Гитлер напал на Польшу. Этот день стал отправной точкой в истории Европы. Вермахт, люфтваффе и вундерваффе обрушились вероломно на эту страну. Англия и Франция, вопреки всем заключённым договорам, повели себя крайне странно: вместо того чтобы обрушиться на Германию, они сначала не замечали того, как громят Польшу, и лишь 3 сентября 1939 года французская армия начала «Странную войну».
Мишель – к тому времени он уже был майором – ещё в начале года неоднократно докладывал своему командованию о готовящемся вторжении.
Филипп, получив эти сведения, известил Москву. Итогом стало подписание 23 августа 1939 года пакта Молотова – Риббентропа. Мир, как и предсказывал Мишель, стоял на пороге войны.
Ещё до вторжения Гитлера в Польшу Москве было интересно, как поведут себя Англия и Франция. Казак лаконично ответил, что особо они этому противиться не будут. Так и вышло. Размявшись на Польше, а до этого подчинив себе Австрию (аншлюс) и Чехословакию, Гитлер вторгся во Францию в июне 1940 года.
Мишель находился в этот момент в отпуске. Он возил Дарью в Марсель на Средиземное море. На обратном пути их поезд подвергся атаке люфтваффе. Взрывной волной вагон, в котором они ехали, сбросило с рельс, и Мишель с Дарьей оказались под обломками. Спустя час Мишель пришёл в сознание и начал искать Дашу, а она с окровавленной головой и в изодранном платье лежала на железнодорожной насыпи – настолько сильной была ударная волна, последовавшая после взрыва авиабомбы. Случилось это в Орлеане. Вокруг были раненые и окровавленные люди.
«Ну, вот и началось», – пронеслось в голове у Мишеля.
Он бережно взял Дашу на руки и отнёс в здание вокзала, которое было изрешечено осколками. Здесь организовали временный лазарет и сюда же, только отдельно, сносили тела погибших.
Среди людей, оказавшихся в здании вокзала, нашлись несколько врачей. Они действиями и советами помогали раненым.
К одному из них Мишель принёс и Дарью:
– Простите, месье доктор, я понимаю, что у вас и без меня много работы…
– Слушаю вас, месье майор.
– Эта девушка – моя невеста, и мне крайне важно знать степень тяжести её ранения. Насколько это возможно.
– Мне ещё надо помогать другим пострадавшим…
– Я понимаю. Одну минуту.
Доктор взял руку Даши и нащупал её пульс, затем приоткрыл её веки и посмотрел реакцию зрачков на свет.
– Что я могу сказать? Контузия, голова разбита. Вашей невесте необходима госпитализация и покой. Месяца три её нельзя будет беспокоить в том плане, что переезд ей противопоказан. Да, и позвольте вопрос…
– Конечно, но я, пожалуй, его предугадаю.
– Интересно.
Доктору, с которым Мишель разговаривал, было на вид лет пятьдесят – пятьдесят пять. Седой, с клиновидной бородкой и усами а-ля Д’Артаньян, полноватого телосложения. Годы брали своё. Карие глаза излучали меланхолию, и казалось, что его уже ничем не удивить.
– Анри Мате, – представился он.
– Мишель Контане.
Они пожали друг другу руки.
– Судя по всему, Анри, вы гасконец. Так вот, «боши» пришли надолго, по крайней мере им так хочется и кажется. Моя же задача – их в этом разубедить. Как это сделать, вопрос другой. Главное сейчас – оказать первую помощь пострадавшим и госпитализировать их.
– Вы меня удивили. Да, я гасконец. Как вы это определили?
– Продолговатое смуглое лицо; выдающиеся скулы – признак хитрости; челюстные мышцы чрезмерно развиты – неотъемлемый признак, по которому можно сразу определить вас и ваших соотечественников. Взгляд открытый и умный; нос крючковатый, но тонко очерченный; рост слишком высокий для юноши и недостаточный для зрелого мужчины.
– Ба, да вы физиономист, как я погляжу.
– И к тому же ваш акцент…
– Всё, хватит, дальше можете не продолжать. Идите и помогайте другим. Я сообщу вам, в какую больницу увезли вашу невесту. Я забыл спросить её имя и фамилию.
– Дарья Никонова.
– О, мадемуазель из России?
– Да, а откуда такие познания?
– Во время Великой войны мне довелось сражаться бок о бок с казаками экспедиционного корпуса. Они научили меня вполне сносно говорить по-русски.
– А вы, случайно, не встречали Матвея Дмитриевича Самойлова?
Гасконец с удивлением воззрился на Мишеля:
– Этот казак спас мне жизнь и при этом сам был ранен. Удар, предназначавшийся мне, он принял на себя.
– Это мой отец.
Доктор Мате ещё более удивлённо посмотрел на него.
– Сейчас не время и не место, мы с вами после договорим.
И Мишель ушёл помогать другим раненым.
Налёт немецкой авиации наделал много разрушений в городе. Отовсюду слышались сирены пожарных машин и карет скорой помощи. Больницы и госпитали были переполнены ранеными. Телефонное и телеграфное сообщение прервалось. Упросив доктора Мате присмотреть за Дашей и отправить на парижский адрес записку для Филиппа, а в случае, если того не окажется дома, оставить её в Люксембургском саду в кустах между пятой и шестой лавочкой, Мишель, найдя на одной из улочек города кем-то брошенный «ситроен», отправился в столицу. Он сменил свою форму на гражданскую, при этом оставив при себе табельное оружие. Это было рискованно, ведь передовые части вермахта наряду с панцерваффе Клейста уже находились на территории Франции. Попади Мишель в руки немецким военным, его могли бы тотчас без суда и следствия расстрелять.
То, что он увидел в пути, сильно его удручало. Французские войска после падения Нидерландов и Бельгии хаотично отступали по всему фронту.
Для них нападение германских войск явилось неожиданностью, хотя ещё в феврале 1940 года Контане в своей докладной записке на имя военного министра предупреждал о нападении. Но, увы, тогда к его словам остались глухи. Теперь же было поздно. Хорошо вооружённые, по последнему слову техники, немецкие войска входили во Францию. К слову, на осуществление плана «Рот» немцам понадобилось шесть недель…
Уже на третьи сутки ему встретились передовые части вермахта. Мишеля остановил мотоциклетный отряд:
– Halt. Ihre Dokumente[1].
Мишель в совершенстве владел немецким, а требование вооружённого человека – это закон.
– Bitte, Herr Offizier[2], – ответил он и предъявил паспорт.
Хорошо, что наряду с военным документом у Мишеля имелся гражданский. Его-то он и показал.
На ломаном французском мотоциклист с удивлением в голосе спросил:
– Говорить на немецкий?
– Да, не утруждайте себя.
– Хорошо.
Офицеру – он оказался лейтенантом – было на вид лет двадцать пять – двадцать семь. Эталон арийца – голубоглазый блондин с ослепительной белоснежной улыбкой.
– Итак, Мишель Контане, куда путь держим?
– Простите за мою наглость, с кем имею честь?..
– Командир мотоциклетного отряда четвёртой танковой армии.
– О, так мне выпала честь быть пленённым командиром этого подразделения…
От этих слов офицер расцвёл в улыбке:
– Дитрих Шроде. Ну что вы, вы ведь не военный с оружием в руках, действующий против победоносных сил вермахта.
– Даже если бы я им и был, то для меня всё равно было бы честью сдаться вам.
Эти слова ещё больше расположили немецкого офицера к Мишелю.
– Вы хорошо говорите по-немецки…
– Скажу больше, я владею ещё несколькими европейскими языками так же хорошо и, вдобавок, русским.
– Русским? Я думаю, нет, знаю, что в скором времени он пригодится, ведь, я уверен, фюрер не остановится на Европе.
– Вы думаете, это не конец?
– Всё только начинается, и было бы лучше для вас, – при этом немец двусмысленно улыбнулся, – если бы вы были с нами.
– Но ведь я гражданский человек!
– Это неправильно. Так куда же вы путь держите?
– В Париж, у меня там служба.
– Какого рода?
– Я служу секретарём в одной газете.
– Вы журналист?
– Можно и так сказать.
– Тогда нам с вами по пути.
– Вот как…
– Вы напишете, точнее, у вас есть возможность написать статью о победоносном шествии доблестных германских воинов четвёртой танковой дивизии генерала Эриха Гёпнера. До Парижа пока далеко, но я уверен, что вы туда с нами попадёте. Я предлагаю вам послужить нам.
– А что на это скажет ваше командование?
– Пусть это вас не тревожит. Эй, Курт, неси сюда трофейный фотоаппарат и найди блокнот с карандашом. Наш боевой путь теперь будет освещать корреспондент! – И немец задорно рассмеялся.
Мишелю пришлось присоединиться к наступавшим немецким танковым частям. С ними он дошёл до берегов Ла-Манша и наблюдал за расположившимся на пляже британским экспедиционным корпусом. Это был позор и унижение, по-другому нельзя было назвать происходившее. Только чудо могло спасти людей, находившихся на побережье, и оно случилось…
Когда Гейнц Гудериан сообщил Гитлеру о том, что французские войска и британский экспедиционный корпус попадают в зону досягаемости пушек немецких танков, фюрер снисходительно улыбнулся и сказал:
– Мой милый Гейнц, оставим их в покое и дадим им спокойно уйти. Явите им снисхождение победителя к побеждённому. Они (британцы) могут пригодиться в качестве союзников в грядущей войне (Крестовом походе) против большевизма.
С высоких берегов немецкие танкисты наблюдали за эвакуацией союзных войск на корабли, присланные за ними. Дело было в начале июня 1940 года. А уже 22 июня того же года в Компьенском лесу близ Парижа, в том самом вагоне, в котором в 1918 году тогдашняя кайзеровская Германия подписывала унизительный для себя мир, нынешняя Франция капитулировала перед гением фюрера. Это был реванш за годы унижений…
Так хотел Гитлер, и это произошло. К моменту подписания униженная и раздавленная кованым немецким сапогом Европа замерла в ожидании бури, и она была неизбежна. На юге Франции образовалось лояльное Гитлеру правительство Виши. Но тем не менее не всех это устраивало и не все французские войска сложили оружие и прекратили сопротивление. В Лондоне, в эмиграции, образовалось «правительство в изгнании», главой которого стал бригадный генерал Шарль де Голль. Он и возглавил армию, которая вела боевые действия в Северной Африке против Гитлера и его союзника – итальянского диктатора Бенито Муссолини.
С генералом де Голлем Мишель был знаком и не раз встречался.
После падения Парижа под натиском гитлеровских войск СССР перевёл своё представительство в столицу коллаборационистского режима в Южной Франции – город Виши, курортный город.
Олегу Вадимовичу, с той поры как Гитлер напал на Францию и оккупировал её, о судьбе Дарьи и Мишеля ничего не было известно. Его тревожила их дальнейшая судьба. Внутренне он надеялся, что Всевышний их уберёг. В Париже на нелегальном положении остался Филипп.
Под звуки торжественного марша Мишель в составе 16‐го моторизованного корпуса 4‐й танковой дивизии генерала Гёпнера въехал в столицу республики. Его сердце разрывалось на части, когда, проезжая на броне немецкого танка, он видел на фасадах домов флаги со свастикой. Париж пал. Горе побеждённых и радость победителей…
Во время остановки в Дюнкерке Мишеля представили лично генералу Гёпнеру:
– Господин генерал, позвольте представить вам летописца нашей доблестной дивизии, он из местных…
Эрих Гёпнер удивлённо воззрился на стоявшего перед ним Мишеля:
– Интересно, господин шпион, и как же вас угораздило к нам попасть?
Окружавшие генерала загалдели:
– На дыбу, в гестапо его! Смерть мерзавцу!
Мишеля стали окружать. А он, с присущим ему хладнокровием, и глазом не вёл, глядя в лицо неминуемой гибели.
– Позвольте, генерал, последнее слово.
– Слушаю вас.
– Вы, видно, по моей выправке определили, что я военный.
– Да.
– И это правда, не буду этого скрывать. Вернее, я им был и даже успел повоевать. Но это было давно и далеко отсюда.
– Даже так…
– В далёком двадцатом году я уходил из Крыма в составе казаков барона Врангеля.
Настала очередь генерала Гёпнера удивляться:
– Вы белогвардеец?
– Казак Всевеликого войска Донского. Мой отец, есаул в составе экспедиционного корпуса, в далёком тысяча девятьсот пятнадцатом году попал во Францию, а после февраля и октября семнадцатого наотрез отказался возвращаться в Россию. Я же после мыканий на Галлиполи тоже оказался в Франции и чудом его нашёл. Тогда мне было шестнадцать. С тех пор Франция стала для меня второй родиной.
– И вы с тех пор…
– Ненавижу большевиков, они отняли у меня всё, к тому же я дворянин. Моему прадеду пожаловали дворянскую грамоту за беспримерное мужество.
– Я отменяю свой приказ, но вы состоите при мне адъютантом. От меня ни на шаг. Разве что по девкам или в бой, и то может быть. С кем в Париже водили знакомства?
– С генералом Деникиным, был ему представлен, и со множеством других белых офицеров.
– Как вас звали в России?
– Константин Матвеевич Самойлов, – уже перейдя на русский, ответил Мишель.
– Я, с вашего позволения, – с иронией в голосе и взгляде сказал Гёпнер, – буду звать вас Мишель.
– Почту за честь, – щёлкнув каблуками сапог и вытянувшись во фрунт, отвечал казак.
Это понравилось Гёпнеру.
С тех пор и до вхождения в Париж Мишель был в подчинении генерала.
Несмотря на это, он доказал на поле брани своё геройство, так сказать выказал личную храбрость, чем заслужил Железный крест, который лично для него выхлопотал Гёпнер у Гудериана:
– Этот молодец спас мои танки от губительного огня артиллерии противника и повёл машины на уничтожение замаскированной батареи.
Во время торжественного приёма на Елисейских полях, устроенного в честь фюрера, Мишеля представили Гитлеру. Тот, взглянув Мишелю в глаза, задал один-единственный вопрос и ушёл, не дождавшись ответа:
– Значит, вы и есть тот самый казак? Интересно…
Мишель от растерянности не нашёлся, что и ответить.
С тех пор его передвижение по оккупированной Франции было неограниченным. Немецкие солдаты и офицеры отдавали ему воинское приветствие, даже если он был в штатском. А Мишелю это и надо было. Перво-наперво он нашёл адрес, где располагались служащие советского посольства. Но, увы, там никого не оказалось. Он стал искать Филиппа и спустя неделю всё-таки встретил его в Люксембургском саду.
Филипп сидел с отсутствующим видом и пил коньяк, когда к нему на лавочку подсел Мишель.
– Простите, у вас свободно?
– Впрочем, как и везде. – Таков был отзыв на пароль.
– Я уже думал, вас нет в Париже.
– И не надейтесь.
– Слава богу.
– Что с мадемуазель?
– Последний раз я её видел в Орлеане после налёта люфтваффе, она была без сознания.
– Твою мать!
– Тише, за мной могут ходить.
– Ещё бы, вы ведь знаменитость. Лично Гитлер удостоил вас своим вниманием.
– Осуждаете?
– Наоборот, вы теперь легализовались в среде немецкого офицерства.
– Есть интерес?
– Да. Я сам наведу справки о Дарье. Ваша задача – обзавестись знакомыми среди немецкого генералитета и местных коллаборационистов. Добудьте рацию или передатчик.
– Анри Мате, гасконец, доктор. Ему на попечение я оставил Дашу.
– Что ещё?
– Она нужна мне здесь.
– Не обещаю.
– Я буду искать выходы на Сопротивление.
– Это опасно.
– Знаю.
– Встретимся через пять дней.
– Нет, давайте каждого нечётного числа здесь же.
– Хорошо. А мне импонирует живость вашего ума. Рад, что не ошибся в вас.
– До встречи! Дашу следует беречь. Она – моё всё!
* * *Итак, Орлеан. С момента оккупации Франции жизнь в некоторых её городах замерла. В них появились комендатура и гестапо (тайная полиция, политическая).
Гестапо выискивало евреев и боролось с несогласными, а также с «маки» (Сопротивлением).
По улицам Орлеана курсировали патрули, которые задерживали всех подозрительных.
Мишель предусмотрительно сделал для Филиппа документы и пропуск, позволявшие тому без особых трудностей передвигаться по оккупированной территории.
По прибытии в город Филипп отметился в местной комендатуре и обозначил цель приезда. В документах, выданных ему Мишелем, значилось, что он сотрудник парижской «Фигаро» и пишет новости провинции.
Для Филиппа, как опытного агента-нелегала, эта поездка могла принести хороший результат, и он не преминул воспользоваться этим шансом. Ведь ни для кого не секрет, что в каждой стране есть патриоты, которые, несмотря ни на что, не сложили руки и не пали духом. На полях ещё недавних сражений оставалось много оружия, и попади оно в надёжные руки, могло послужить правому делу.
Это Филипп знал из опыта Гражданской войны. Правда, тогда в руки большевиков попали арсеналы и склады царской армии. Молодая Красная армия добыла себе форму и вооружалась тем, что там имелось. А имелось немало, но хватило ненадолго, потом пришлось отвоёвывать. Так и тут. Главное сейчас – нащупать нить, ведущую к деятелям Сопротивления. А там дело техники… И ещё один немаловажный аспект: в буржуазной Франции вряд ли кто-нибудь захочет сотрудничать с агентом из коммунистического лагеря. Ведь слили же они Польшу…