Грешник

Для решения этой проблемы Маркус отправился в самый дорогой в Грейсхилле магазин готового платья, где и приобрёл богатый и вычурный дорожный костюм—тройку. Переодевшись, Маркус направился в таверну. Плащ он предусмотрительно оставил в своей комнатке у вдовы.

В таверне Маркус снял комнату на самом верхнем этаже. Максимально тихую и уединённую. С большой кроватью на четырёх прочных дубовых ножках. Их прочность он проверил с особым тщанием. К каждой ножке Маркус примотал кусок прочной верёвки, вымоченной в святой воде и усиленной заклинанием. Под кроватью начертил знак ловушки. Не столько для надёжности, сколько по профессиональной привычке.

После того, как с приготовлениями было покончено, он разделся до пояса, активировал Печать и сел в позе лотоса в центре комнаты. Через пятнадцать минут изменение произошло. Тело приобрело способность противостоять любым ядам. Маркус не любил это свойство Печати, ведь оно лишало его возможности пить алкоголь и расслабляться курением трав с Востока. Так что пользовался им крайне редко.

Дождавшись вечера, Маркус спустился в таверну и занял столик у окна, таким образом, чтобы зал просматривался полностью. Через пару минут услужливая официантка поставила перед ним кувшин с элем и сытный ужин, состоящий из жареного мяса и неизменной в этих краях квашеной капусты.

Таверна представляла собой довольно жалкое зрелище. Грубо сколоченные столы и лавки, грязная стойка, за которой стоял кельнер в засаленном фартуке. Да и посетители были подстать: нищие, оборванные, с печатью упадка на худых измождённых лицах.

За время своих странствий Маркус перевидал тысячи таких вот таверн и трактиров. И везде его глазам представала подобная картина. Депрессия и упадок. Да и чего ожидать от мира, раздираемого в клочья бесконечными войнами, истязаемого грязной промышленностью, чьей основной задачей ставится производство оружия и солдатской униформы?

Единственными, кто выбивался из этой атмосферы упадка, были гулящие девки, стригущие глазами зал в поисках очередного клиента. Кстати, одна такая благополучно разместилась за столиком напротив и изучала Маркуса профессиональным внимательным взглядом.

Он тоже заметил девку и внутренне возликовал. Жевать жирное мясо с капустой и пить тошнотворно-горький эль его явно не прельщало. Девка была именно такой, как ему и хотелось: молодая, стройная, с огненно-рыжими волосами до плеч. Округлое лицо с аккуратным ртом, глубокими карими глазами и правильным носом. Щёки слегка тронуты румянами. Декольтированное платье открывало его взору большую, упругую грудь. Вот только взгляд у девки был особый – короткий, скользящий, оценивающий, как у профессионального вора или убийцы. Человек менее опытный принял бы такой взгляд за типичное женское любопытство, к которому примешивалась доля стеснения.

Маркус встал и слегка шатающейся пьяной походкой подошёл к девушке. За годы использования Печатей имитировать алкогольное опьянение он умел безукоризненно.

– Милашка, ик, вы скучаете? Могу я составить вам компанию? – произнёс он с пьяной галантностью.

– Я весьма не против. Три талера, и я в вашем распоряжении, – ответила она, оценив богатую одежду и простоватое выражение на лице Маркуса.

– Как тебя зовут, ик, фиалка?

– Ивонна.

– А я, это, Шоу – старший управляющий конторы «Стивенс и сыновья». Приехал в ваши края купить, ик, шерсть для мануфактуры. Ну и познакомиться с другими достопримечательностями, – Маркус выразительно глянул в её декольте.

– Тогда не будем тратить время и пойдём наверх, в твою комнату. Там я покажу тебе все свои достопримечательности. Тут как раз у кельнера завалялась бутылка хорошего вина. Возьмём её с собой, – ответила Ивонна.

Маркус понимающе кивнул. Бутылка. Наверняка уже заряжена какой-нибудь сложной дрянью, от которой, в лучшем случае, проснёшься на следующе утро с больной головой, а в худшем… Куда там трактирщики девают трупы усопших постояльцев?

Уже в комнате Ивонна одним резким движением сбросила с себя платье, оставшись совершенно голой. Маркус испытал приятное возбуждение глядя на отлично сложенное женское тело – крутые высокие бедра, поджарый живот и высокую округлую грудь с призывно торчащими маленькими сосками.

– Раздевайся, – сказала она.

Маркус практически неразличимым шёпотом произнёс заклинание формы, и, пьяно путаясь в одежде, начал разоблачаться. Когда он снял с себя все предметы гардероба, перед Ивонной предстал не мускулистый татуированный воин, а средних лет мужчина, с дряблым телом, не знавший не только тяжёлых изнурительных тренировок, но и физической работы вообще.

Вообще-то смена формы – вещь длительная и болезненная, недаром маги-ассасины древнего Востока практиковали её только после предварительных медитаций. В случае Маркуса, разогнанная Печатью физиология подчинялась командам его разума с поразительной быстротой. Чем за это придётся платить, Маркус предпочёл не думать.

Уже, будучи голым, Маркус лёг на кровать. Ивонна вскрыла бутылку, сделала глоток (вернее, притворилась, что сделала) и передала ее своему любовнику. Обострённое обоняние Маркуса уловило слабый химический запах. Так и есть – это не сонное зелье, а самый настоящий яд. Серьёзная особа. Со спокойным сердцем Маркус сделал большой глоток.

– А теперь, девочка, развлеки меня, – произнёс он развязно.

Ивонна легла животом и грудью ему на ноги и взяла в рот его вялый член. Двигаясь головой и руками, она постепенно приводила его в рабочее положение. Каждый раз, ощущая влажное тепло, Маркус боролся с искушением дать волю своему возбуждению. Но нет. Пьяные мужики не приходят в готовность сразу, как только почувствуют на себе жадные женские губы. Надо сохранять легенду.

Ивонна ласкала его примерно пять минут. После этого, Маркус был уже готов к продолжению. Убедившись в этом, Ивонна легла на него сверху, погрузив его твёрдый член в своё женское естество. Её красивая грудь оказалась напротив лица Охотника. Девушка начала двигаться, сопровождая каждое движение сокращением внутренних мышц. Глаза Маркуса закатились.

Ивонна двигалась ни о чем не подозревая. «Наверное, яд действует не сразу или привязан к оргазму. Чтоб в случае чего можно было сказать, мол, я ни при чем – сердце не выдержало», – думал Маркус.

– О да, дорогая! А теперь покажи мне свою главную достопримечательность! Я слышал, что здесь в Грейсхилле доступные девки умеют ещё кое-что, – развязно произнёс Охотник.

Ивонна поняла его. Слегка привстав на коленях, помогая себе рукой, она ввела член себе в другое отверстие. Резким движением она опустилась вниз. Она начала двигаться, издавая при этом сладострастные стоны.

Через пару минут Маркус позволил себе закончить. Шумно выдохнув, он резко поднял корпус и нанёс ничего не подозревающей девушке удар двумя пальцами в подключичную впадину, сопровождая его формулой сонного заклятия. Тело Ивонны моментально обмякло, став ватным и тяжёлым.

Аккуратно переложив её на кровать, Маркус встал и надел брюки. Что-что, а творить высшую магию голышом ему не хотелось. Одевшись, он привязал руки и ноги девушки к кровати.

После того, как с верёвками было покончено, он произнёс заклятье формы и вернул своему телу прежний облик. Затем достал из прикроватной тумбочки ту самую тряпичную куклу.

Вытащив из неё иглу, он точным движением вогнал её в сонную артерию Ивонны и начал зачитывать формулу перехода. Синий ручеёк энергии потёк из тряпичного тела куклы в иглу. Кристалл на кончике иглы засиял ярким белым светом.

Когда переход закончился, Охотник пододвинул к кровати стул, сел на него и стал ждать. Через пару минут веки девушки дрогнули.

– Где я? – произнесла она надтреснутым голосом.

– В теле. Я же сказал, что мы с тобой поговорим, ведьма, – ответил Охотник спокойно.

– Ублюдок! Грёбаный больной ублюдок! – закричала ведьма, как только до неё дошло, что случилось.

– Успокойся. От того, как ты себя будешь вести, будет зависеть целость твоей новой тушки. Я ведь и её могу укоротить. А потом повторить. До полного, так сказать, взаимопонимания, – голос Охотника звучал спокойно и на удивление миролюбиво.

– Кто она? И что ты с ней сделал?

– Гулящая девка, которая хотела меня отравить. А что я с ней сделал? Хм… Сейчас ты полностью освоишься с телом и поймёшь.

– Ты её… меня… трахал. В…

– Да-да. У Грейсхилльских шлюх есть фирменный способ доставить удовольствие клиенту. Приятная экзотика для тех, кто бывает в этих местах. Говорят, они специально разрабатывают эти мышцы…

– Прекрати! Больной ублюдок! Ты, твою мать, совсем умом тронулся?

– Постой, а что ты хотела? Чтоб я нашёл приличную девушку и переселил тебя в её тело? А что будет с её душой, ты не подумала? Переход ее сотрёт. И не жалко тебе бедную девочку? А тут… Шикарные формы и ноль совести. Аж жалко будет портить такую красоту.

– Ты. Трахал. Меня. В задницу.

– Ну, технически, не совсем тебя. С тобой у нас разговор серьёзный.

– Тыыы! – тело девушки выгнулось дугой, верёвки натянулись и затрещали. Глаза ведьмы вдруг стали чёрными, как ночь.

Конвульсии продолжались ещё минуту. Затем ведьма обессиленно рухнула на кровать.

– Видишь, я все предусмотрел. Верёвки с наложенными чарами, ловушка под кроватью. Я догадывался, что ты не просто носитель Скверны, а ещё и владеешь Изначальной Тьмой.

– Но я… Это же новое тело… Как это? – голос ведьмы звучал растерянно.

– Изначальный Свет, как и Изначальная Тьма, являются свойствами души человека и не зависят от тела. Поэтому в мире так мало волшебников и колдунов. Ребёнок, зачатый магами, не обязательно обладает Силой. Это лотерея. А теперь ответь, как твоё настоящее имя?

– Аннабэль. Аннабэль Смит.

– Хорошо, Анна. Теперь расскажи мне, кто дал тебе Сосуд, и зачем он тебе понадобился.

Глубоко вздохнув, Аннабэль начала свой рассказ.

****

Матушка моя, господин Охотник, выросла в Грейсхилле. На редкость благочестивой она была, в церковь ходила каждое воскресенье, и молитвы Спасителю возносила по каждому поводу. При этом собой была дивно хороша. Все местные юноши на неё заглядывались, да вот без толку всё. Блюла себя матушка в чистоте да невинности, ждала своего единственного. Дождалась.

На её беду, в город приехал сын местного купца, владевшего шерстяной мануфактурой. Стройный такой, чернявый юноша. Благородный и богобоязненный. Учился он в семинарии и хотел стать священником. Умный был, все ему карьеру большую прочили. Увидел он матушку мою и без памяти влюбился. Все с ней поговорить норовил, благо, темы для разговора были общие. Сядут, бывало, на берегу реки и обсуждают, что в книгах святых написано. Да только вот разговорами одними дело не ограничилось. Влюбилась матушка моя в семинариста заезжего, да и отдала ему честь свою девичью. Так меня и зачали.

Да только вот не обрадовался мой будущий отец, когда матушка про беременность свою сказала. Ему же нельзя плотским грехам предаваться: как-никак, священник будущий. А пуще того отец юноши осерчал. Вызвал к себе матушку, да и сказал, чтоб к ведунье шла – ребёнка извести. Деньги сулил большие, карами страшными грозился. Да вот матушке всё нипочем. Глупая она была, молодая ещё. И по глупости своей исповедалась она старому священнику в церкви Грейсхилла. Тот же разгневался, что она юношу во грех ввела, да от церкви её и отлучил. А что самое паскудное, ещё и горожанам про её позор рассказал.

Вот и пришлось матушке, на сносях будучи, из города бежать. От хулы и от позора подальше. Да только беда ещё и в том была, что отца моего из семинарии с позором выгнали, и накрылась его карьера котлом медным. Осерчал тогда купец пуще прежнего и выслал за матушкой погоню. Денег посулил, чтоб убили её. Да вот от погони матушка ушла. Добрый человек помог. Спрятал её в лесу, а потом в горы увёл, в деревеньку Богом забытую.

Там я на свет и появилась. Но и тут матушка моя горя хлебнула, ибо родилась я уродливой, с горбом на спине и «заячьей губой». Дитя греха, не иначе. Матушка меня, само собой, возненавидела за то, что я ей жизнь своим появлением испоганила, но не бросила. Растить стала, потому что грех на душу брать не захотела.

Как я росла, господин Охотник? Да так и росла, ровно как сорняк – никто меня не любил, сторонились все. Ни друзей, ни близких. Матушка моя в деревенском трактире работала посудомойкой. Там она к вину и пристрастилась. Выпьет, бывало, и начинает меня метлой по дому гонять. «Уйди», – кричит – «отродье греховное, с глаз моих долой!». Я и убегала, куда глаза глядят. Так и жили мы, пока мне лет семь не исполнилось.

Вечером как-то сидели мы с матушкой дома, она вино пила, я горницу подметала. Как вдруг дверь с петель слетела, и ворвались в комнату три мужика здоровых. «Нашли тебя, сука!» – орут. – «Думаешь, вечно сможешь прятаться!». Один матушке руки заломил за спину, второй нож достал и к ней пошёл, а третий на меня с дубиной кинулся. Тут бы истории и конец, да только Спаситель по-другому рассудил.

Я как увидела того мужика с дубиной, так внутри меня все страхом сковало. Как жить ни тошно было, но умирать не хотелось. А что я могла? Ни дёрнуться, ни убежать. Страшно было. Но, вдруг, посреди страха почувствовала я, как все нутро моё чем-то тёмным заполняется. Тёмным, ровно небо безлунной ночью. А потом эта чернота из меня хлынула, как вода в половодье и всю горницу затопила. Убийцы заорали истошно и на пол повалились, глаза у них полопались, и кровь из носа и ушей хлынула. А матушка моя цела- целёхонька стояла. Глаза по медному талеру, но живая.

Как в себя пришла, вещи собрала, взяла меня в охапку – и бежать из дома прочь. Хату только подпалила, чтоб в огне тела схоронить. Несколько дней мы через горы шли, пока до другой деревни не добрались. Там опять жизнь потекла по-старому. Хотя бить меня матушка с тех пор остерегалась, но в деревню не пускала. Жили мы тогда на отшибе совсем. К нам никто по доброй воле не совался.

Вот ещё что. Матушка-то, после случая с убийцами, стала ко мне ровно лучше относиться: книги начала в дом носить, грамоте учить. Я тогда у нё спрашивала, что случилось. Она же отмалчивалась, говорила лишь про то, что сила во мне живёт тёмная, и что никто про неё знать не должен. А больше мне никто ничего не говорил. Вы вот, господин Охотник, мне, по сути, правду и раскрыли, что владею я Истинной Тьмой.

– Странно, что на тебя ни обратил внимание никто из Коллегии и не прислал письмо. Поступи ты в школу магии, все могло быть иначе, – прервал Маркус.

– Хотя, – произнёс он после некоторого раздумья. – Вигиляторы в такую глушь не суются.

– Кто? – недоуменно переспросила Аннабэль.

– Вигиляторы. Это маги, которые следят за порядком, а по совместительству ищут одарённых детей, которых приглашают в школу. Неважно, Анна, продолжай.

– Вот, господни Охотник, так я и жила, пока мне восемнадцать не исполнилось. В день моего рождения проезжал через деревню господин важный – весь в чёрном, с посохом. Постоял он возле нашей хаты, посмотрел на неё, а потом и уехал. Я его через окно видела. Мне бы и забыть об этой встрече полагалось, да только вот через три дня приехали к нашему с матушкой дому трое таких же господ. Все, как один в чёрном, с посохами и в мантиях.

Тот, который среди них был самый важный, к матушке подошёл, свиток достал и стал читать, что, дескать, нелицензированная колдунья восемнадцати лет подлежит немедленной ликвидации, а её мать, скрывшая от государства способности дочери, подлежит смертной казни, кою указанные господа и приведут в исполнение немедленно. Матушка ровно возразить ничего не успела, схватилась за сердце и рухнула бездыханной. Потом все трое на меня свои посохи направили. Я сразу почуяла, что жить мне осталось недолго.

Да только вот сделать они ничего не успели. Как будто из ниоткуда возникла девушка в серой одежде и с мечом, как у вас, господин Охотник. Она-то чёрных господ и изрубила, те даже пикнуть не успели. А потом ко мне подошла. К ней потом ещё двое присоединились. Странная пара. Один – высокий мужчина в плаще с капюшоном. Лицо все такое в морщинах, а над глазами татуировка – два глаза, только, почему-то закрытые. Двигался мужчина странно, ровно как кот за мышью крадётся – текуче так и почти бесшумно. Второй мужчина – в костюме купеческом, дородный такой. Волосы чёрные, длинные, на затылке в хвост забраны, а на лбу – обруч золотой. Лицо холеное, благородное, лоб высокий и глаза серые. Холодные такие, колючие. В руках он держал палочку такую, как у волшебников из детских книжек. Я сразу поняла, что это маг.

Девушка ко мне совсем близко подошла. Красивая такая. Волосы светлые, прямые, почти до самых бёдер. Лицо благородное, нос аккуратный, губы цвета спелой малины, а глаза… Чистые такие, голубые, как небо. Красавица в общем, как в сказках рисуют. Она со мной и заговорила.

– У тебя проблемы, девица. Ты – нелицензированная колдунья. За тобой теперь маги по всему свету охотиться будут. Этих я убила, а когда остальные придут – вопрос времени. Так, что у тебя два варианта: либо сделать так, как я скажу, либо бегать до конца жизни. Только вот бегать не советую – все равно поймают и убьют, – сказала девушка.

– Я всё сделаю, – ответила я, потому что сообразила, что мне эти трое ничего плохого не хотят.

– Хорошо, девица. Вот возьми это и проглоти, – красавица протянула мне чёрный гладкий шар размером с голубиное яйцо.

– Что это? – спросила я, когда взяла шар в руку.

На ощупь он был тёплым.

– Твоя новая сила. С ней ты можешь делать всё, что захочешь, просто прими её.

Я не слова ни сказала и проглотила шар. Почувствовала, что внутри меня огонь разгорелся. Ноги подкосились, и я упала. Почувствовала, что сознание теряю. Последнее, что я услышала, были слова: «Ты поймёшь, что делать дальше».

Очнулась я ночью. Первое, что помню – это ощущение нереальной лёгкости во всем теле. И силу. Не ту, что убила тех бандитов. Иную. Древнюю, страшную. Я сразу поняла, что теперь могу многое. Мне захотелось убивать. Много, долго и болезненно. Сразу на ум пришли мои отец, дед и священник из Грейсхилла. Те, кто обрёк мою мать и меня на скитания и постоянный страх. Удивительно, господин Охотник, но я знала, где их найти. Что с ними делать, я тоже поняла сразу.

Первыми были мой отец и дед. Я настигла их в богатом доме, в пригороде Грейсхилла. Из отца, ставшего к тому моменту, грузным обрюзгшим мужчиной, я выпила всю жизнь. Как же он корчился и орал! Затем я подняла его труп и натравила на деда и всех домочадцев. Как же было приятно наблюдать, как труп своими руками и зубами терзает живых. Как они кричали, плакали, умоляли. Я подняла их всех и повела за собой. Так мы вошли в город.

– Спасибо, Анна. Дальнейшее я уже знаю, – Маркус нехорошо ухмыльнулся, глядя на связанную девушку.

– Что вы со мной сделаете, господин Охотник? – в глазах Аннабэль застыл страх.

Маркус замолчал и пристально посмотрел на неё. В его глазах явно читалось сомнение. Внезапно голова взорвалась приступом острой боли.

– Воспользуйся ей! Перережь ей вены и трахай, пока не истечёт кровью, – раздался в голове Охотника тихий навязчивый шёпот.

– Мы помогли тебе, теперь дай нам крови и похоти, – к одному голосу присоединился другой.

– Она же ведьма, тварь, недостойная жалости. Дай нам её. Дай, дай, дай, дай, – голоса слились в хор.

Глаза Маркуса нехорошо заблестели, и он потянулся к висящему на спинке стула сюртуку, во внутреннем кармане которого был спрятан короткий кинжал. На лице Аннабэль отобразился ужас, она забилась в приступе паники и истошно завопила.

– Да-а-а. Страх. То, что нужно. Пусть кричит громче, никто ведь не услышит. Режь, давай, – вкрадчивый шёпот, казалось, вторгался в самые потаённые уголки сознания Охотника.

– Нет! – яростно произнёс он на выдохе.

Внезапно Маркус достал кинжал и, чертыхаясь, разрезал верёвки, привязывающие тело девушки к кровати. Та выпрямилась и посмотрела на Охотника с явным недоумением.

– Одевайся. Ты пойдёшь со мной, – произнёс он коротко. – Только молча. Скажешь хоть одно лишнее слово – убью. Попытаешься воспользоваться Силой – умрёшь ещё быстрее.

Девушка встала и подошла к зеркалу, растирая запястья. У зеркала она несколько раз повернулась вокруг себя.

– Ни черта, себе, а я, оказывается, красотка! – произнесла Анна ошарашенно.

Маркус ничего не сказал, только бросил в её сторону испепеляющий взгляд. Поникнув головой, девушка подобрала с пола свою нехитрую одежду и начала одеваться. Маркус тоже натянул рубашку, жилет и сюртук. Через несколько минут Охотник и Анна были готовы к выходу. На редкость вовремя, потому что дверь в комнату слетела с петель от мощного удара снаружи.