
Это мировая сенсация. Это Тафти. Встречайте. Если вы действуете по своей воле, почему тогда все выходит не по-вашему? Вы думаете, что не получается, потому что не получается, и все. На самом деле не получается потому, что вы все-таки действуете не по своей воле, а ведет вас сценарий. А еще у вас не получается потому, что вы не умеете действовать так, чтобы получалось. Вместо того чтобы задавать реальность на грядущей киноленте, вы воюете с действительностью в текущем кадре. Действительность – это то, чего никогда не было и никогда не будет, а только есть – единожды и сейчас. Действительность – она есть лишь постольку, поскольку уже произошла. Вы не можете изменить то, что уже свершилось. Но именно этим вы и занимаетесь, поскольку все, что вас окружает, – это и есть то, что свершилось. Чтобы изменить кинокартину, нужно проснуться и ожить в ней.
Действие разворачивается в метафорической реальности, напоминающей гигантскую кинокартину, где люди существуют как актёры, не подозревая об искусственности своего мира. Главная героиня, Тафти, занимает особое положение Жрицы — хранительницы знаний о природе реальности. Её способность видеть за кулисами киноэкрана жизни делает её одновременно могущественной и одинокой. Внешне она играет роль обычной женщины, работающей в киностудии монтажёром, но внутренне осознаёт механику «сценариев», управляющих поведением окружающих.
Переломный момент наступает, когда Тафти обнаруживает в архивах киноплёнку со своим точным двойником, совершающим действия, которых она не помнит. Расследование приводит её к заброшенному павильону, где старый проектор воспроизводит альтернативные версии её жизни. Здесь героиня впервые сталкивается с Контролёрами — теневые фигурами в чёрных костюмах, стирающими плёнки с «неудобными» сценариями. Их мотивация кроется в страхе перед пробуждением масс: если люди осознают себя зрителями в кинотеатре иллюзий, система управления реальностью рухнет.
Через диалоги с антиподом — техником-осветителем по имени Марк, убеждённым материалистом, — раскрывается противостояние между свободой воли и предопределённостью. Марк, сам того не зная, становится инструментом Контролёров: его работа над «световыми сценариями» буквально формирует настроение и поступки жителей города. Тафти постепенно открывает ему истину, демонстрируя, как цветовые фильтры и ракурсы камер влияют на эмоции людей. Сцена, где герои меняют плёнку в проекторе во время сеанса, вызывая массовое прозрение зрителей, становится ключевой точкой конфликта.
Центральным антагонистом оказывается фигура Режиссёра — создателя системы, давно утратившего контроль над своим творением. Его монолог в заброшенной монтажной раскрывает трагедию творца: когда-то он мечтал дать людям совершенный мир, но страх перед хаосом свободного выбора заставил его заменить реальность безопасной имитацией. Теперь он существует как призрак в лабиринтах киноплёнок, пытаясь уничтожить Тафти, чьё пробуждение угрожает стабильности иллюзии.
Кульминация наступает, когда Тафти и Марк проникают в Центральный проекционный зал. Здесь героиня сталкивается с зеркальным коридором бесконечных экранов, каждый из которых показывает варианты её возможных судеб. Выбор «пустого экрана» становится актом творения новой реальности: вместо следования готовым сценариям, Тафти разрывает плёнку, вызывая цепную реакцию разрушения декораций. В этот момент Контролёры трансформируются в свинцовых ворон — символы страха, теряющих силу при прямом взгляде на них.
Финал оставляет двойственное ощущение. Город не исчезает, но меняется: люди начинают замечать швы на краях «декораций», камеры и микрофоны, спрятанные в воздухе. Марк, принявший свою роль со-автора, экспериментирует со светом, создавая вместо жёстких сценарий импровизированные цветовые паттерны. Тафти же уходит за пределы студии в пространство «белого шума» — чистого потенциала непроявленной реальности. Её последняя реплика, обращённая к зрителю: «Ваш билет в кино действует вечно. Но кто мешает вам встать с кресла?» — закольцовывает метафору, стирая грань между книгой и реальностью читателя.
Особое внимание уделяется артефактам-символам. Платье Тафти, сшитое из киноплёнки, рвётся в кульминационный момент, освобождая её от роли жрицы. Сломанный хронометр в кармане Режиссёра показывает всегда одно время — метафора застывшего момента страха. Ключевым становится образ «гуляния живьём» — ритуала, когда герои выходят за рамки экрана, физически взаимодействуя с зрительным залом. Эта сцена, наполненная сюрреалистичным юмором (зрители пытаются угостить персонажей попкорном), подчёркивает абсурдность пассивного потребления реальности.
Через призму кинометафоры Зеланд исследует идеи трансёрфинга: реальность как поле бесконечных вариантов, важность выхода из «маятников» навязанных сценариев. Диалоги о «монтаже судьбы» напрямую отсылают к практике осознанного формирования событий. Особенно показательна сцена, где Тафти, меняя скорость прокрутки плёнки, демонстрирует Марку, как «ускорение» и «замедление» времени субъективны, а катастрофа в одной версии сценария становится смешным эпизодом в другой.