Когда теург оказывается в состоянии стоять на твердом основании, данном земными богами, далее переходит к почитанию Солнца и выполнению практик photogogia, проведения света, и наполнению себя божественным огнем. Он просит знаний у Солнца и общается со своим личным духом-помощником, ныне называемым святым ангелом-хранителем, которого демиург предоставил ему в момент его сотворения и который ведет его по теургическому пути. Теург пробуждает одного бога за другим до тех пор, пока не позна́ет их всех и до пробуждения в себе их logoi, соединяющие его с космосом и ведущие к союзу с Единым, henosis.
По мере продвижения по этому пути жертвоприношения становятся все менее материальными. Теург постепенно освобождается от «тел» или материальных подношений и переходит к символам, словесным образам и действиям. Повышение epitedeiotes, «пригодности», теурга к приему богов приводит к освобождению и от символов тоже и совершению только нематериальных подношений.
По мере того как божественный союз становится чище и стабильнее, воля теурга все более объединяется с волей богов, а его действия становятся подражанием демиургу, имитирующими Создателя, и он исполняет свое предназначение, продолжая творение, чтобы исполнилось обещание «Тимея» (41b-c) о том, что космос должен быть завершенным, иначе он будет неидеальным.
Примечательно, что в описании подготовки не упоминаются voces magicae (магические слова), так называемые варварские языки. Нет тайных практик, странных символов и тому подобного. В теургии есть примеры их использования, и если теург обучен использованию таких инструментов или если имеет посвящение в такие мистерии и может проводить их, то через них получит наделенный божественностью доступ или действие. Однако, несмотря на их возможную пользу, в них нет необходимости.
По сути, теургия в основном исполняется в виде простого участия в обычных культовых действиях. Но эти действия следует выполнять, исходя из осознанного намерения продвигаться по пути с помощью активированных sunthemata навстречу к более близким отношениям с богами. Принимая так называемую «теургическую точку зрения», теург делает свое участие в любой религиозной деятельности, даже выходящей за рамки его собственной культуры, полезным своему теургическому успеху и достижениям. В этом ключ к пониманию практик оккультной философии Агриппы и, позднее, практик Ордена Золотой Зари[18].
Средневековье
Принято считать, что с падением Западной Римской империи около 500 года зародился рассвет новой эры. Это были времена полного доминирования Церкви и христианства. Никогда прежде Запад не видел более воинственной и агрессивной религии, целенаправленно устраняющей из своих владений любые иные проявления духовности.
По мере распространения христианства на земли франков, германцев и бриттов Церковь в первую очередь нацеливалась на обращение местной власти. Однако еще требовалось разобраться с традиционными религиозными обрядами местного населения. Эти обычаи были «языческими», то есть нехристианскими, поэтому церковные власти не могли допустить их дальнейшего существования, однако они были настолько жизнестойкими и необходимыми для жизни, что их уничтожение оказалось невозможным. Чтобы облегчить процесс обращения, Церковь пошла на уступки.
Несмотря на порицание со стороны Церкви, магия по-прежнему была широко распространена и использовалась во всех слоях общества.[19] Это было время ограниченных медицинских знаний и жизнеобеспечивающих технологий, так что магия в части использования духовных ресурсов в материальных целях была одним из немногих доступных способов получить необходимую помощь. В каждой европейской культуре развивалась собственная коллекция заклинаний и рецептов для смягчения проблемных ситуаций. После распространения христианства эти коллекции по-прежнему развивались и использовались, однако там, где раньше призывали местных богов и духов, теперь чаще обращались к святым, ангелам и Святой Троице – ко всем сразу или по отдельности.[20]
Для помощи нуждающимся и сокрушения врагов, как и раньше, применялись заговоры, амулеты и действия, наполненные намерением или силой.[21] В предсказаниях или определении диагноза по-прежнему использовалось прорицание.[22] Но все чаще добавлялся христианский «слой краски», чтобы население перенаправляло свои молитвы на христианского бога, а свою преданность – церковным властям. Всего через несколько поколений о «языческом» происхождении практик уже мало кто помнил, и всех покрестили в христианство.
Из текста «Киранид», где имеются фрагменты из греческих магических папирусов, видно, что древние заклинания выдержали испытание христианством.[23] Широко использовались формализованная речь, физические объекты с «оккультными» свойствами или освященные словесными формулировками, изображения пострадавших или проклятых, наполняемые силой в результате призыва христианских духовных сущностей.[24] Церковь попеременно то поддерживала, то осуждала эти практики, полагая, что призываются силы не христианской Троицы или святых, а нехристианских демонов[25]. Допускалось совершение крестного знамения или произнесение «Отче наш», но поскольку их можно было использовать и в бесчестных целях, то они не особо поощрялись. А вот благословение рукоположенным священником считалось полезным в любой магии, и можно было обратиться за таким благословением, чтобы наполнить силой заклинания и амулеты. Священники применяли священные евхаристии как талисманы для защиты и благословения городов, деревень, полей и стад плодородием и удачей.[26]
Люди образованные обращались к магическим знаниям, почерпнутым из книг, в том числе при вызове духов и демонов, что ошибочно называли некромантией.[27] Однако отсутствовал типичный отличительный признак теургии: использование таких практик для духовного роста. Ученые выделили несколько текстов и практик, которые можно считать теургическими, причем какие-то из них, вероятно, появились под влиянием Ямвлиха. Клэр Фэнджер в сборнике «Призыв ангелов» перечисляет основные формы теургии, выявленные за период с XIII по XVI век.[28] В нем представлено несколько христианских текстов, содержащих некоторые признаки теургии, имеющиеся в парадигме Ямвлиха. Эти тексты явно использовались для призыва существ, а именно ангелов, в целях получения знаний и виде́ний.[29] Однако в отсутствие политеизма эта практика ограничивалась призыванием только одного бога.
К началу высокого (классического) Средневековья (1000–1250) и моменту зарождения эпохи Возрождения, которая, согласно различным мнениям, началась в XIV–XV веках, почти полностью исчезли тщательно подавляемые Церковью религии. Что же касается их магии, то, несмотря на то что серийные номера были сбиты и нанесено новое покрытие новыми красками, сохранилось большинство базовых методов, однако теперь божественный призыв направлялся к новому Богу и его ангелам и святым.
Майкл Скотт: Северный чародейМайкл Скотт (1175 – прим. 1232 г.) – многоязычный путешествующий шотландец, изучавший астрологию в Толедо, преподавал математику Леонардо Фибоначчи в Болонье.[30] На протяжении нескольких лет служил придворным астрологом и научным советником великого императора Священной Римской империи Фредерика II, короля Иерусалима, Германии, Италии, Сицилии и Бургундии. Фредерик был прекрасным зоологом, и вполне вероятно, что его внимание привлек выполненный Скоттом перевод аристотелевской девятитомной «Истории животных». Состоявший в знаменитой Толедской школе переводчиков, Скотт был коллегой Иегуды бен Моше, переводчика скандально известного арабского гримуара «Пикатрикс» – исчерпывающего справочника по талисманной магии. Скотт рассказывал, что изучал в Толедо книгу с духами внутри, которые, стоило открыть книгу, кричали: «Скажи, чего ты хочешь, и это будет исполнено!»[31] Скотту приписывается, возможно ошибочно, авторство книги о демонической магии, принадлежавшей аббату Тритемию, учителю Корнелия Агриппы. Точно известно, что он написал несколько трудов по алхимии, астрономии, физиогномии и хиромантии, многие из которых сохранились до наших дней, но успеха при жизни он добился благодаря тяге к познанию, хваткому уму и способности творить очевидные чудеса. Возможно, наши представления о классическом средневековом чародее основаны преимущественно на его образе. К моменту своего эффектного появления при многонациональном дворе Фредерика на Сицилии – в остроконечной шляпе и развевающейся мантии, подвязанной на поясе, – он уже обладал солидной репутацией мага. Говорят, что Фредерик всячески старался обличить чародея, а когда хитроумный Скотт отразил все его попытки, предложил ему положение при своем дворе.
Скотт обрел зловещую репутацию самого опасного колдуна и алхимика в Европе. Данте даже выделил ему место в своем «Аду», в частности, в четвертой щели восьмого круга Ада, предназначенного для чародеев, астрологов и лжепророков.
Несмотря на репутацию, он был высокообразованным церковником, и папа римский Гонорий III предложил ему архиепископство в Ирландии, от которого тот отказался ввиду слабого знания ирландского гэльского языка.
В истории Скотт известен под многими титулами: Северный чародей, Белый маг, Потерянный гений. Современные историки науки отмечают его вклад в область медицины, анатомии, репродукции, а также упомянутый им редкий феномен явления множества радуг, наблюдаемый в Сахаре в компании туарегов.[32] Некоторые сценические маги почитают его как великолепного иллюзиониста и гипнотизера, применявшего свои знания физиогномии для «холодного чтения» зрителей.
В этот период сузились шансы еврейской общины. В 1400-х годах евреев преследовали в Австрии и изгоняли из Кельна, Аугсбурга и многих других городов и районов Германии.[33] В 1492 году евреев изгоняли из Испании, а в 1497-м – из Португалии. В 1536 году в Португалии появилась постоянно действующая инквизиция, в чью задачу входило разоблачение евреев. Талмуд сожгли в Италии в 1553 году, а в 1554 году Церковь запретила книги на иврите. В 1555 году папа римский Павел IV приказал изгнать евреев из Рима в гетто.[34]
В этот же период в качестве ответа на усилившиеся преследования евреев развивалась иудейская мистическая традиция под названием каббала[35], впервые упоминающаяся в XIII веке в таких классических произведениях, как «Бахир» и «Зоар», а в XVI веке появившаяся в новой интерпретации Ицхака Лурии и других представителей галилейской общины Сафеда.
Каббала опиралась на предшествующие мистические традиции, среди которых такие школы мистицизма, как Меркаба (колесница) и Хейхалот (чертоги), мистицизм «Сефер Йецира», основанный на буквах ивритского алфавита, и неоплатонизм, с его иерархией космических миров.
Фэнджер цитирует Моше Иделя и Гершома Шолема в качестве аргументов, подтверждающих, что различные аспекты иудейской практики представляют собой некоторого рода теургию – как в попытках достижения unio mystica, божественного ви́дения, так и в желании получить практические результаты.[36] Идель считает, что простое следование заповедям, даже в отсутствие каких-либо ритуальных действий, тоже является эффективной формой теургии.[37]
Эпоха Возрождения
Средневековье неспроста часто называют Темными веками. С падением Римской империи и возвышением христианства так много знаний и писаний было забыто и утрачено, что осталось очень мало данных и представлений о Древнем мире, за исключением тех, которые устраивали Церковь. Из классических философов более-менее полностью сохранились труды лишь Аристотеля, и то в основном потому, что Фома Аквинский увидел в его трудах пользу для Церкви.
Из множественных письменных трудов Платона на Западе сохранился только один диалог – «Тимей» и еще несколько небольших отрывков из его других работ. Остальные немногие обрывки информации о Платоне нам известны в основном из популярной в Средние века книги «Утешение философии». В 634 году сводный обзор по философии написал римский сенатор и философ Боэций, коротая время в ожидании казни за измену.
Остальные работы Платона, а также труды Плотина, Ямвлиха и многих других, сохранили византийские греки, а также арабы, которые перевели их на арабский язык. Однако большую часть Средневековья Римская католическая церковь находилась в состоянии войны с исламским миром, а греческая и латинская ветви Церкви прочно разделились после Великого раскола в 1054 году.
Если бы эти труды времен древнего мира по-прежнему были утрачены для Запада, западная магическая традиция могла закончиться еще в Средние века. Традиция возродилась, когда эти тексты были заново открыты на Западе. Начало возрождения традиции можно отследить до состоявшейся в 1438 году встречи между Козимо Медичи и греческим ученым. По крайней мере, такова популярная версия этой истории. Историки спорят по поводу того, состоялась ли такая встреча на самом деле. Как бы то ни было, влияние, оказанное греческим ученым на Козимо, вполне очевидно.
Этот ученый по имени Георгий Гемист во времена христианства первым назвал себя эллином – греческим эквивалентом язычника. В своих записях и учениях Гемист снова представил Западу Платона. Из-за его глубоких знаний о Платоне его прозвали Плифоном, что означает «подобный Платону».[38]
Многие наслышаны о Медичи, в частности о Козимо, богатом торговце и банкире, покровителе искусства и стипендий, а также успешном правителе Флоренции в Италии. О Плифоне, явившемся с греческого Пелопоннеса, мало кому известно. В 1438 году Плифон прибыл в Италию вместе с делегацией Восточной православной церкви, чтобы посетить Феррарский собор, который был одной из нескольких попыток поиска перемирия между Восточной православной и Римско-католической церквями. (Как и все другие попытки, собор не имел успеха; православная и католическая церкви не сумели урегулировать свои разногласия и сохранили раздельное существование.)
Именно в Ферраре Плифон мог повстречаться с Козимо.[39] Ни один из них не был делегатом собора, но оба находились среди великих людей, присутствовавших и наблюдающих со стороны. Козимо к тому же оплачивал мероприятие.
Невозможно сказать наверняка, встречались ли Козимо с Плифоном в Ферраре или во Флоренции, куда спустя год переместился собор, чтобы избежать вспышки чумы. Но в истории популярна версия о том, что Плифон вдохновил Козимо на поиски крайне важных платоновских и неоплатонических текстов, «Герметического корпуса», «Орфических гимнов» и прочих греческих писаний. Вполне возможно, что от Плифона Козимо досталась укороченная версия «Халдейских оракулов». Позднее Козимо профинансировал обучение Марсилио Фичино, осуществившего первый перевод этих текстов на латынь.
Марсилио Фичино
Козимо Медичи поручил своим агентам найти и купить труды Платона и других греческих философов. Однако к тому времени греческий язык уже не был распространен на Западе и тексты требовалось перевести на латынь.
Нужного переводчика Козимо нашел в лице Марсилио Фичино, младшего сына своего личного врача, и организовал ему уроки греческого языка у ссыльного православного священника. В период с 1462 по 1484 год Фичино перевел все диалоги Платона на латынь. Кроме того, он перевел труды многих неоплатонистов, в том числе Плотина, Порфирия, Ямвлиха и Прокла.
Уже на смертном одре Козимо получил рукопись, ныне известную как «Герметический корпус». Фичино отложил переводы Платона, чтобы как можно быстрее перевести «Герметический корпус» и успеть зачитать его Козимо.
Под видом комментария к Плотину в третьей книге из написанных Фичино «Трех книг о жизни» содержится функционально ориентированное представление теургии, которым позднее пользовались и на которое опирались многие писатели.[40] В целом в трудах Фичино очень много теории, практическим аспектам теургии он уделил лишь немного внимания.
И тем не менее до нас дошли рассказы о том, как он пел «Орфические гимны» под звуки лиры. Эти инвокации, а также инструкции в третьей книге, благоприятствуют небесной терапии, которая не осмеливалась называть себя магией – по крайней мере в то время. Это придет с его учениками и, более мощно, с Агриппой – несколькими поколениями позже.
Каббала эпохи Возрождения
Каббала вошла в мир Ренессанса через ученика Фичино – молодого графа Джованни Пико делла Мирандола. Некоторые считали каббалу тайным учением Моисея, но, по мнению Пико, каббала обосновывала божественность Христа и другие христианские теологические позиции, то есть она давала христианское обоснование магии. Мы не будем здесь подробно рассматривать историю о Пико и каббале, так как она уже прекрасно освещена другими авторами.[41]
Двое учеников Пико в своих трудах существенно добавили понимания этим учениям. Иоганн Рейхлин опубликовал De Vervo Mirifico (1494) и De arte Cabalistica (1517), а Франциск Григорий – De harmonia mundi totius cantica tria (1525).
Для понимания каббалы можно обратиться к отцу ее современного исследования Гершому Шолему и его ученику Моше Иделю. Согласно Шолему, каббала – традиционный и наиболее широко используемый термин для эзотерических учений иудаизма и иудейского мистицизма, «особенно таких его форм, которые он принимал в Средние века, начиная с XII века и далее».[42] Исследуя богатства этого вида иудейского мистицизма, Шолем, Идель и множество других ученых обнаружили его прекрасную и животрепещущую глубину.
Неоплатонизм – это неотъемлемое измерение каббалы. Как писал Шолем: «На раннюю каббалу, нуждающуюся в теоретической основе, существенно повлиял неоплатонизм».[43] Ее можно даже рассматривать как вариант теургии. В книге «Каббала: новые перспективы» Моше Идель выделил главу для представления практики devekut – «склеенности» с Яхве (YHVH), главным божеством еврейского народа[44]. Идель отметил, что в исходных текстах по теме используется аристотелевская, неоплатоническая и герметическая терминология в качестве «одеяний, используемых мистиками, для того чтобы выразить свой опыт».[45] Также Идель писал, что у неоплатонического и герметического влияния имеются «серьезные магические интересы, широко известные как теургия». Такое слияние цели и номенклатуры между неоплатонической теургией и каббалой простирается до идеи трансформации души через использование практики devekut в обычном поклонении божественному.
Агриппа и Новое время
Наконец мы подошли к эпохе Нового времени, начавшейся, можно сказать, 31 октября 1517 года, в тот самый момент, когда Мартин Лютер молотком прибил свои «95 тезисов» к двери собора в Виттенберге.
Главной фигурой в западной магии раннего Нового времени был Генрих Корнелий Агриппа Неттесгеймский (1486–1535), считавшийся гуманистом. Он был современником Эразма (1466–1536), с которым переписывался, и Мартина Лютера (1483–1546), которого поначалу поддерживал, а потом осудил.[46] В истории интеллектуальной традиции он больше всего известен своим трудом по раннему современному скептицизму De vanitate.
Известность ему принесли письменные труды по оккультизму, и особенно «Три книги по оккультной философии». Наверное, следовало бы сказать печальную известность, так как его слава была настолько велика, что, как считается, существенно повлияла на популярную легенду о Фаусте, продавшем свою душу Дьяволу, особенно в пьесах Кристофера Марло и Иоганна Вольфганга фон Гете.[47]
Агриппа считал себя сыном г. Кельна в Германии, однако мало что известно о нем до 1507 года, которым датировано самое раннее сохранившееся его письмо.[48] В 1499 году он поступил в университет Кельна, а в 1502-м получил диплом в области искусств. Позднее он заявлял о наличии у него докторской степени в области церковного и гражданского права, а иногда называл себя доктором медицины.[49]
Помимо интеллектуальной карьеры Агриппа, будучи человеком активным, состоял на военной службе в Испании и Италии. Вероятно, именно поэтому на титульной странице «Трех книг по оккультной философии» он упомянул о своем рыцарском статусе.[50] Есть также свидетельства его служения императору Священной Римской империи и папе римскому. Ради этой службы Агриппа оставался в Италии с 1511 по 1518 год, где познакомился с итальянскими гуманистами и трудами Фичино, Пико и Рейхлина. Он женился на итальянке из города Павия и попробовал вести спокойный образ жизни, читая в университете Павии лекции о герметическом «Поймандре».[51]
Оккультные знания Агриппы не были исключительно теоретическими. Он заявлял, что в состоянии изготовить золото алхимическим путем, но процесс этот слишком дорогой, чтобы стать прибыльным.[52] Возможно, более важно существование в его письмах явных доказательств того, что в своих путешествиях он организовывал оккультные группы, вероятно, связанные клятвой таинства.[53] Об их влиянии можно лишь догадываться.
«Три книги по оккультной философии»
В 1510 году Агриппа завершил первую версию «Трех книг по оккультной философии». Первый том был опубликован спустя двадцать лет, в течение которых Агриппа сначала служил городу Мец[54], а затем дворянству Европы.[55] В то же время он изучал каббалу и герметизм и перед изданием первого тома в 1530 году добавил в него рассуждения на обе темы. Первая книга подняла такую шумиху среди цензоров, что издание следующих двух томов отложилось на три года.[56]
В своих «Трех книгах по оккультной философии» Агриппа опирается на труды Пико, Рейхлина и Франциска Григория, а также на другие источники каббалистических знаний.[57] Главными его соавторами были братья Паоло и Агостино Риччи; возможно, что Агриппа был лично знаком с ними.[58] Паоло Риччи известен своим переводом Sha’arei Orah, написанного Иосифом бен-Авраамом Гикатиллой, а Агостино Риччи, написавший несколько работ, вероятно, был источником знаний Агриппы о важном каббалистическом тексте «Зоар».[59] Другим источником информации был Opus de arcanis Catholicae veritalis, написанный Пьетро Калатино и опубликованный в 1518 году. В 1532 году у Агриппы находилась копия этого латинского текста о каббале и он процитировал его в своем сочинении.[60]
Каббала, на которую повлияли неоплатонизм и теургия, хорошо вписалась в контекст «Трех книг…». Агриппа не мог знать, что каббала (и это исторический факт) основывалась на неоплатонизме, но он явно заметил параллели и понимал, что каббала может послужить инструментом для демонстрации теургии Ямвлиха в подходящей, «лишенной языческих признаков», форме, приемлемой для использования христианами.
Второй и третий тома «Трех книг…» были опубликованы в 1533 году, а спустя два года Агриппа умер. С тех пор его сочинение публиковали много раз, причем часто без указания авторства. В какой-то момент увидел свет сфабрикованный четвертый том; в него вошли труды Агриппы по геомантии, а также были добавлены ритуалы для вызова определенных демонов, что не входило в изначальную идею Агриппы.[61] В 1651 году «Три книги по оккультной философии» были переведены на английский язык. Из этого издания были незаконно заимствованы материалы для книги Френсиса Барретта «Маг» и публикации в издательстве DeLaurence сочинения Агриппы «Философия естественной магии».[62] Исследователь истории гримуаров Оуэн Дэйвис обратил внимание на присутствие «Трех книг…» Агриппы (зачастую вместе со сфабрикованным четвертым томом) во всех временны́х периодах и почти на всех исследованных им территориях.[63]
Влияние «Трех книг по оккультной философии» вряд ли можно переоценить.[64] Они стали источником информации для целителей и легли в основу множества гримуаров, появившихся позднее. Они повлияли на Джордано Бруно (1548–1600), Джона Ди (1527–1608), письменные материалы розенкрейцеров (1614–1617) и вольных каменщиков (1717). К 1850-м годам вольные каменщики переросли в «маргинальное масонство» с орденами и ложами, новой социальной иерархией и погружением в эзотерическую духовность.[65] В этих условиях возродился французский оккультизм, который был средой распространения герметической системы и прочих древних систем мышления среди населения, обладающего навыками, необходимыми для создания магических и теургических сообществ, таких как Избранные Коэны, или мартинисты (прим. 1766 г.) и герметический Орден Золотой Зари (1888).[66] Орден Золотой Зари неоднократно использовал концепции и язык «Трех книг по оккультной философии» для структурирования своих учений, ритуалов и прочих практик.[67]
Это можно расценивать как успешный результат задуманного Агриппой назначения «Трех книг по оккультной философии»: реформация и спасение оккультной философии – магии – ради современного использования. Агриппа добился этого путем реорганизации гримуарной магии своего времени с опорой на теургию Ямвлиха. Теургия дала Агриппе упорядоченную теорию, объясняющую природу магической практики и возможность ее применения для духовного продвижения. Путем перевода теургических концепций – в частности, неоплатоническую космологию и божественную иерархию, а также теургическое понимание души, ее частей и ее «транспорта» – в их каббалистические эквиваленты Агриппа сделал «языческую» духовность в достаточной мере христианской, чтобы ею можно было воспользоваться.