– Сапыга? И чего тебя леший в такую пору принес.
Хозяин был не рад такому гостю.
– Отвори, – жалобно проскулил тот же голос.
Хозяин отложил кистень на лавку в сенях и открыл большой деревянный запор. В дверном проеме тут же появилась фигура взъерошенного Сапыги.
– Мне бы спрятаться, Прокофий Федорович, – начал он прямо с порога.
– Чего это вдруг? – возразил недовольный хозяин.
– Стрельцы меня по слободам ищут. Ей-богу, на дыбу отправят, – Сапыга сел на скамейку в сенях и облокотился на бревенчатую поверхность стены.
– Натворил чего? – спросил хозяин.
– Дай водицы напиться, – неожиданно попросил Сапы-га. – Опосля расскажу.
Прокофий вынес ковш с водой:
– Ну и на кой ляд ты сюда явился, коли тебя стрельцы ищут. Себя не уберег, и меня под монастырь подвел?
– Ей-богу, не хотел, Прокофий Федорович, – начал оправдываться Сапыга. – Не к кому мне в Москве пойти. Помоги мне, Христом Богом прошу.
– Сколько же ты хорониться будешь? – недовольно спросил хозяин.
– А как утихнет в слободках, так ты мне весточку и дашь.
Сапыга отложил ковш.
– Тьфу ты, принесла нечистая, – выругался хозяин. – Ну, пойдем, коли так.
Сапыга, перекрестившись, осторожно вошел в избу.
– Может, накормить тебя? – предложил хозяин.
– Да, не откажусь, – кивнул Сапыга.
Он еще раз перекрестился и сел за стол. Прокофий Федорович поковылял к печи. При помощи ухвата он вытащил на стол чугунок с еще теплой кашей и отломил гостю краюху черного хлеба. Усевшись напротив Сапыги, он смотрел, как тот ловко орудует деревянной ложкой в чугунке с кашей. Наконец Прокофий Федорович не выдержал и спросил:
– Чего стрельцы взгоношились, утихло же все?
– Все, да не все, – Сапыга отложил ложку. – Емельян Федотыч, старшина из Стрелецкого приказа, лютует.
– А чего ему лютовать? – спросил хозяин.
– Ересь раскольничью старшина на Москве увидел, – опустив голову, ответил Сапыга.
– Так вроде извели всю. И в церкву к их попам ходим причащаться. Смирился уж народ православный. Жить хочет, а не по лесам да скитам бродяжничать.
– Это верно, – заметил Сапыга. – Только знается старшина с думным боярином Шакловитым и подручным его боярином Широковатым. А тем везде измена супротив царевны Софьи мерещится. Были мы на днях в трактире, сиживали, о вере говорили. Затесался в наши ряды бешеный какой-то парень. Ну и поспорили, как водится. Семка водовоз его на место хотел поставить, а тот его ножом и порезал. Ну, а дальше стрелецкий караул налетел, всех скрутили, допрос, как положено, учинили. Трактирщик, что ли, сдал, не пойму. – Сапыга замолчал. – Просижу три дня и уйду в дальний скит.
– Уйдешь ли? – усомнился в его словах хозяин дома. – Если Шакловитый в этом деле интерес имеет, то стрельцы все слободки перепашут, а найдут. Опасно мне тебя у себя держать. Да и семья у меня.
– Что же делать, батюшка? – Сапыга уставился на хозяина.
– Медлить не будем, – хмуро изрек Прокофий Федорович. – Был у меня тут рупь в заначке на черный день. Так, видимо, пришел этот день вместе с тобой. Полезай сегодня на сеновал. А завтра я подводу с сеном найму, там спрячешься поглубже, да так и вывезем тебя из Москвы, а там сам решай, куда тебе податься – на Вятку, на Дон али далее в Сибирь. Кончилось былое. Нужно думать, как дальше жить, али ты в корабль огненный хочешь? – Прокофий Федорович осуждающим взглядом окинул своего собеседника так, что мурашки пробежали по спине Сапыги, а в душе похолодело, словно в лютый мороз.
– Да, видать, по-другому никак, Прокофий Федорович.
Утром к дому Прокофия Федоровича подкатила телега, груженная сеном.
– Хозяин, куда сено выгружать? – крикнул мужичок с подводы.
– Никуда не выгружай, – откликнулся хозяин. – Иди пока в дом чаю попей, позову тебя потом.
– Благодарствую, хозяин, – мужичок ловко спрыгнул с телеги и направился в сторону избы.
Сапыга тем временем юркнул в стог сена и затаился. Убедившись, что ночной незваный гость уже спрятался в копне сена, Прокофий Федорович перекрестился и крикнул кучеру:
– Чего расселся, али чаю не пил давно?
Мужик выскочил из дома и направился к телеге.
– Поезжай, родимый, вот тебе полтина за работу.
Прокофий Федорович смотрел, как кобыла ковыляет по грязной мостовой, удаляясь от его дома. Вместе с ней исчезали ночные страхи, пережитые накануне.
* * *
Стрелецкий старшина Емельян Федотович Басаргин сидел за столом в своем доме в благостном расположении духа. Царевна добавила к жалованью еще пять рублев. Можно подумать, как расширить двор и пристроить еще один сруб. Конюшня али подклет – про то потом подумать можно. Сейчас можно скопить деньжат и откупить у Андрюшки Косого левый угол огорода, в половину десятины, выходящий к Яузе.
Настасья, жена стрелецкого старшины Емельяна, сняла с огня самовар и налила по чашкам ароматный липовый чай. При виде связки баранок с маком к горлу у Емельяна Федотовича подступила слюна.
– Подожди, оглашенный, – укорила его жена, – горячее ведь.
– Чего ждать? – огрызнулся старшина. – Сейчас набегут с делами казенными, опять, почитай, голодным останусь. Придется пирогами с лотков «Прости Господи», питаться.
– Чем тебе опять пироги с лотков не угодили? – откликнулась жена, продолжая возиться у печи.
– А то, что не могу я всухомятину питаться, – жалобливо буркнул Емельян. – Подавай скорей на стол.
За оградой раздались ржание лошадей и громкие крики. Емельян Федотович в сердцах отложил блюдо с пирогом на стол и крикнул жене:
– Иди, глянь-ка, кого леший опять принес.
Настасья выскочила во двор. Через некоторое время она вернулась.
– Ну, чего там?
