– На вот, выпей кваску, успокойся и дослушай. Коли женишься, Петруша, то по закону вступишь в совершеннолетие. Ну и править уже сам сможешь, коли не отрок уже. Хватит Софье при живых государях заправлять. Пора бы и честь знать.
Петр хитро прищурился:
– Обещать, маменька, не буду, но обязательно подумаю.
– Подумай, Петруша, – матушка открыла ставни окна и посмотрела на зеленеющие поля поместья. – Куда сейчас-то торопишься, сынок? – тихо спросила она.
– На Плещеево озеро! – твердо ответил царевич. – Корабли строить будем с голландцем.
– Ой ли уж корабли? – Наталья Кирилловна недоверчиво посмотрела на сына. Опять фантазирует Петруша, как со своими потешными солдатиками.
Тем временем к Плещееву озеру тянулись обозы с мастеровыми и челядью. Бревна для распиловки на брус и доски доставляли из Ярославля, а иную сосну прямую без веток – с самой Камы. Мастеровые ставили большие деревянные стойки из тесаных стволов и скрепляли их между собой такими же деревянными перемычинами. Далее в получившийся каркас затягивали длинный прямой киль, к которому нагелями крепили форштевень и шпангоуты. Топоры бойко стучали на всю округу. Челядь из соседней деревни была занята прокормом большого количества ртов. Из соседних лесов и перелесков доносились звонкие ребячьи голоса юных грибников.
– Неужели построит? – удивленно спрашивали бояре у Меншикова, что днем и ночью дежурил подле Петра и новой верфи.
Алексашка поднимал кверху указательный палец и, дождавшись, пока бояре откроют рты от нетерпения, величественно изрекал:
– Всё непременно построит, а вы матросами при царских кораблях будете, паруса ставить, якоря поднимать.
Бояре охали, глядя на свои жирные фигуры, и, перекрестившись, причитали:
– Свят, свят, свят, куда ж нам, Александр Данилыч, в матросы-то. Ты прикажи только, мы тебе из дворовых ребят отыщем, кого надо.
Алексашка смеялся во все горло и добавлял:
– Да шучу я, бояре, с вашими формами только по реям и лазать. Деньги на корабли готовьте, да не скупитесь.
Бояре, так же вздыхая, протягивали руку к поясу, щупая кошелек, и качали головами.
– Ирод Алексашка Меншиков, мало того что царь с казны все деньги сгреб, так денщик его исподнее готов снять.
– Чего бурчите, аки пни гнилые, – усмехнулся он, глядя на боярские причитания. – Али дело царево вам не любо?
Бояре дружно кивали головами:
– Любо-любо, Лександр свет Данилыч.
– Алексашка, поди-ка сюда, – Петр воткнул топор в бревно. – Ты смолы да пакли сколько возов купил?
Царевич ухватил Меншикова за правое ухо и потянул кверху.
– Восемь, отец родной, – запричитал Меншиков.
– А денег на сколько возов взял? – не унимался Петр, пытаясь дознаться от денщика все, что тот мог утаить.
– Так на десять, – скулил Алексашка. – Собрали только восемь, на остальные деньги пеньку да десять ведер гвоздей привезли. Все сходится по счету, государь.
Петр отпустил его ухо и погрозил пальцем:
– Ты смотри мне, Алексашка, воровать будешь, шкуру спущу.
– Мин херц, – запричитал Меншиков, – ни рубля в карман не положил, ни к чему мне деньги. Потребуется, у тебя попрошу.
Петр ослабил хватку, слова Алексашки несколько успокоили его.
Мастеровые, вставив шкворень в прорезь бревна, на который садился руль, пытались вогнать в бревно деревянный нагель, но эта затея никак не выходила, то ли нагель напитался водой, то ли мастеровые высверлили отверстие не по размеру.
– Кто ж так бьет? – воскликнул Петр, выхватив из рук мастерового деревянный молот. Плюнув на руки, он широко размахнулся: – Берегись.
Мастеровые отпрянули в сторону, опасаясь попасть под размашистое движение царевича. Петр с первого удара загнал деревянный нагель в отверстие, а мужики лишь с удивлением качали головами, поражаясь невероятной силе молодого царевича.
– Мин херц! – потешно приплясывая и что-то насвистывая себе под нос, приближался Меншиков.
Петр откинул молот в сторонку, ожидая, что же хочет поведать ему Алексашка.
– Ну, чего как стрекоза по полю летаешь, дел мало?
– Дел много, мин херц, – с некоторой таинственностью в голосе произнес Меншиков. – Вели наградить меня за заслуги перед Отечеством.
– За какие же заслуги награду просишь? За то, что ты по всему селу скачешь да девиц дворовых портишь? – с иронией в голосе допытывался Петр.
– Не угадал, мин херц, – ответил Меншиков, раскланявшись в плавном реверансе.
– Ну, говори, ирод, не томи, ей-богу, выпорю, – в сердцах выкрикнул Петр.
– А нашел я, Петр Лексеевич, для нашей флотилии еще одного лоцмана, – Меншиков с гордостью склонил голову.
– Врешь, прохвост, – усмехнулся Петр. – Откуда в нашей дыре еще один лоцман, кроме тех, что я из Голландии выписал?
– А вот и не вру, – не унимался Алексашка. – Эй, Федот! – он окликнул сухопарого мужика, сидевшего на телеге, наполненной пенькой. – Веди хромого из села Пересвягино.
Мужик соскочил с телеги и направился в сторону изб. Через некоторое время он появился с идущим позади мужиком, прихрамывающим на левую ногу.
Подойдя к Петру и Меншикову, мужик отвесил земной поклон и устремил взгляд в землю, ожидая распросов от важных персон.
– Кто ты таков? Не вор, не раскольник, случаем? Много вас в лесах кроются, выдают себя за нужных людей, – сурово начал выпытывать мужика Петр.
– Никак нет, мой государь, – заикаясь, прошепелявил мужик.
– Алексашка, – царевич злобно посмотрел на Меншикова. – Какой же он лоцман, гляди, как шепелявит!
– Это он от страха перед тобой, мин херц, – поспешил успокоить царя Меншиков. – Ты говори, мужик, кто ты, где службу вел, как в плен к шведам попал? Говори, царь ждет, иначе не сносить тебе головы.
– Дело мое простое, – начал хромой. – С малых лет у шведов палубу мыл. Затем стал помощником шкипера на торговом судне. Ходил и в военные экспедиции.
– И как тебе, русскому мужику, шведы доверяли? – с недоверием спросил царевич.
– Так с малолетства я у них, язык наш стал забывать, – хромой опустил голову, затем поднял ее и посмотрел в небо. – А представился случай у берегов Беловодья, так враз убег.
