– Ой! Проходьте, проходьте. Милости просим, – засуетилась та.
– Присядьте пока… Щас шаньги подойдуть, – заглянула она в пышущий жаром зев печи.
– Ты шибко-то не суетись – не голодные мы, только из-за стола – у Евсея отобедали, – махнул рукой Антип.
– Вот куды ж Мирона определим? – вопросительно взглянул он на хозяйку.
– А ты ему возле печки постельку помягче сгоноши. Пущай отдыхат, пока совсем не обыгается.
– Да чего ж я отдыхать-то буду? – возмутился Мирон, – Ты мне укажи – али чего по хозяйству подсобить нужно? Надоело уже без дела проживаться.
– Чево, чужой хлеб в горле петухом поёть? – засмеялся Антип. – Вот погодь чуток – и тебе дело найдётся.
– Верно говорит Антип, вскорости мужики орешничать поедуть – там на всех работы хватит, – добавила Авдотья.
– А покуда ляжь отдохни да поспи часок, другой. Авдотья щас тебе постель сгоношит[21 - Сгоношит – постелет.], – тоном, не терпящим возражений, произнёс Антип.
– Мирон уж было открыл рот, чтобы возразить хозяину, но тот, опередив его, заботливо, по– отечески, повторил своё предложение…
От вынужденного безделия, время тянулось медленно. Мирон не знал куда себя деть, каждый день открывая всё новые районы окрестностей, он не забывал дорогу к озеру, в надежде увидеть Марьяну. Вот и в этот день, проснувшись, он поспешил к кристально чистой воде лесной купели.
Тайга, ещё не пробудившись ото сна, дышала ночной прохладой. Легкая дымка тумана повисла над озером.
Мирон пробежал по мокрой траве елани, на ходу сбросил с себя одежду и с разбегу нырнул в обжигающую холодную воду. Тысячи иголочек, приятно покалывая, покрыли всё его тело.
– Фу-у! – вынырнув, потряс головой Мирон и, с силой рассекая прозрачную толщу воды, поплыл на другой берег. Выглянувшее из-за горы солнце вмиг разогнало пелену тумана и яркими бликами засверкало на зеркальной глади озера.
«Какая первозданная, нетронутая красота!» – не спеша рассуждал Мирон, наслаждаясь прохладой воды и окружающей тишиной. Щурясь от яркого солнца, он окинул взглядом подступающую к озеру тайгу и поднимающиеся вдалеке высокие горы со светящимися в солнечных лучах белыми шапками снега. – «Как я попал в эти дивные края?» – в который раз спрашивал он самого себя, так и не находя ответа. – «Прямо наваждение какое-то. Может быть, я умер и это картины рая?» – Лёгкий ветерок, принёсший аромат хвои, покрыл пупырышками озноба кожу Мирона. – «Нет, не похоже это всё на небытие» – слегка поёжился он. – «Пора на берег…»
С чувством разочарования от несбывшихся ожиданий увидеть Марьяну, Мирон направился к небольшой песчаной отмели, выходящей полоской светло-серого песка на елань. Не успел он доплыть до неё, как из тайги послышался хруст веток и на поляну выбежал огромный бурый медведь, за ним, рыча, поспешал ещё один. Остановившись и оглядевшись вокруг, оба зверя прямиком направились к озеру. Передний замедлил шаг и потянул носом. Мирон спешно стал пробираться к месту, где из воды торчали высокие травяные стебли.
Он забрался в зелёную гущу, еле сдерживая охвативший его холодный озноб, и стал наблюдать за непрошеными гостями. Идущий впереди, продолжая принюхиваться, набрёл на одежду, сброшенную Мироном. Остановившись, он коротко рыкнул и потрогал лапой лежавшие на траве вещи. Видимо, так и не поняв, откуда здесь взялось пахнущее человеком одеяние, медведь вышел на песчаную косу и похлюпал лапой по воде. Второй прямиком зашёл в озеро и, присевши, погрузился в воду. То погружаясь, то вставая на задние лапы и отряхивая с себя тучи брызг, медведи не обращали внимания на притаившегося в зарослях озёрной травы человека. Между тем Мирон, зная, чем сулит встреча с нежданными гостями, затаил дыхание и погрузился до подбородка в воду, наблюдая за купающимися зверями.
«Вот тебе и тихое озеро! – подумал он про себя. – Неужели Марьяна, прожившая в этих местах не один год, не ведает, что эту кристально чистую купель облюбовали медведи? Может, они случайно забрели на эту поляну? Вряд ли…»
Медведи же, вволю накупавшись, вылезли на берег, ещё раз обнюхали одежду и, недовольно рыча, удалились в лес.
Мирон продрог насквозь от сидения в холодной воде. Стуча зубами, он выбежал на берег, подставил тело горячим лучам солнца и второпях натянул на себя одежду. Бегом, не оглядываясь по сторонам, кинулся он к дому…
– Ты чево такой запыханый? Словно кто гонится за тобой… – встретил его Антип.
Мирон торопливо поведал ему о встрече с медведями.
– И не боятся, что скит недалече, – закончил он свой рассказ.
– Хе! Чудной ты человек, – с улыбкой посмотрел Антип на Мирона, поглаживая густую, припорошенную сединой бороду. – Чево им опасаться? Зверь здесь непуганый – ходить, где хотит. Бывалочи днём, как собаки зальются, так уж знамо, медведь али волк поблизости бродит, – поднял он палец вверх.
– Странно, что Марьяна без опаски ходит, – взглянул Мирон на Антипа.
– Погодь, не нарвалася ещё девка на голодного зверя. Молода ишшо – молоко от воды не отличит. Ужо сколь Евсей долдонил про енто… Бывало, глянет: а Марьянки тютиньки – на озеро убёгла.
Мирон тяжело вздохнул: «Уж если он, мужик, от страха обомлел, то что же с ней, девкой, случится, встреть она вот таких медведей! Вскрикнет с испугу – и всё, конец».
– Чево так вздыхашь? – поинтересовался Антип.
– Да боязно как-то за Марьяну стало, – признался Мирон. – Теперь и по лесу без опаски не пойдёшь.
– Хм! – лукаво прищурясь, хмыкнул Антип. – Я тебе вот как обскажу: зверь он чуить, какой человек страх к ему имеить, на того и напасть магёт.
– Ну, так тут поневоле испугаешься, когда на тебя такая зверюга выскочит, – округлив глаза, пожал плечами Мирон.
– Э-э… Спугаться-то спугаешься, да вот страху сваво не показывай, – наклонив голову, улыбнулся Антип.
– А вот хотя бы случай тебе обскажу, – немного задумавшись, серьёзным тоном продолжил он. – Так вот. В позапрошлом годе енто было. Собралси я, значить, белковать. Иду по тайге, ружжо за плечами висить. Слышу сзади зашабаршало – ветки захрустели, и сопить ктой-то. Оглядываюсь – медведь! Встал он на задни лапы, дёргат носом, нюхтить. Сердце у меня так и ёкнуло. Ну, думаю, всё – пропал, хоть молитву перед смертию успеть бы прочесть. Про ружжо-то даже и забыл, да и разве успешь с им? Пока сымешь, он тебя заломать успет. А тут у меня на ум пало: ежели суждено от зубов зверя сгинуть – хоть бойси, хоть не бойси, а конец один. Ну, значить, замахал он лапищами, да как рявкнул – и я, вытарашшил на него батарашки[22 - Батарашки – глаза.] и того громче гаркнул, да ишшо как зарычу! Тут и ружжо успел снять. Опешил медведко-то, смотрить на меня – не шевелится. Рыкнул он ишшо, но ужо тихо, да и убралси в чащу. О как!
– Ну, это ты приукрасил, дядь Антип, – недоверчиво усмехнувшись, покачал головой Мирон.
– А ты поди, спроси медведку-то, коли не веришь мне. Там акромя его да меня – никого не было.
– Да уж, чудно как-то всё получилось. Чтобы медведь, испугавшись человека, восвояси убрался… – пожал плечами Мирон. – А хотя – кто его знает…
– Вот-вот, молод ты ишшо старших судить, – назидательно произнёс Антип. – Мало чего на своём веку повидал, – похлопал он по плечу Мирона.
– Ну, ладныть, разговоры разговорами – да скотину надоть идтить кормить, – поднялся Антип и направился к двери.
– Давай, помогу! – вскочил Мирон.
– Ну а чо, пошли, пока не ободняло[23 - Ободняло – время ближе к полудню.]! У меня для тебя работа найдётся – сено надо бы перевернуть. Зарод-то большушший – запрет от жары.
– Вот тебе подавашки, – протянул Антип вилы с тремя рожками. – А вон зарод, – махнул он в сторону огромного стога сена рядом с сараем.
Мирон взял вилы, скинул рубашку и с усердием стал переворачивать сено, укладывая просохшее вниз, а пышущую жаром середину – сверху. Работа доставляла ему удовольствие: намаявшись от вынужденного безделья, он с радостью взялся за порученное ему дело. Да и на душе как-то полегчало – отступила тоска, временами закрадывающаяся в его сердце…
– Ну чо, пошли обедать? – услышал он сзади себя голос Антипа. – Вон сколь перелопатил, добра половина будет.
Мирон воткнул вилы в землю, поднял сброшенную рубашку и вытер сбегающий струйками по лицу пот.
– Погоди, ещё немного поработаю, – тяжело дыша, ответил он.
– Да куды ты так в чистяки махашь-то? Смотрю – только подавашки мелькають. Успешь ишшо наработашси, – Антип выдернул вилы и кинул к стене сарая. – Пошли! – категорично повторил он.
– Давайте, проходьте, – засуетилась Авдотья. – Щас я шарбы[24 - Шарба – уха.] налью, а там и каша подоспет.
– Постный день сегодни, – пояснил хозяин. – Шшарбу похлебам.
Прочитав Отче Наш и поклонившись, Антип дал знак к трапезе.
– Ну, давайте, чем Бог послал, – произнёс он, опускаясь на грубо сколоченный стул, и все трое молча стали хлебать рыбный суп.
