Стал обнимать её, не думая о том ни мало,
Ей нравятся иль нет его объятия и ласки,
Его влекла к красавице неведомая сила,
Он в тот момент, решающий, не думал об огласке,
Настолько страсть душу его и разум охватила.
– «Ах, ты злодей лысый, – красавица тут рассмеялась,
Когда срывал одежду он, на ней что находилась, -
Невежда, грубиян, видно тебе не приходилось
С порядочной быть женщиной»! Но всё ж она сдавалась,
Когда он повалил её на ложе, раздевая,
И в тот момент, когда почти он своего добился,
Её к себе, раздетую, в объятьях прижимая,
Вдруг на пороге с топором детина появился.
Он закричал ему: «Осёл, плешивый, как ты смеешь
Поганить деву, честную, злодей, погрязший в лени,
Поганец, ни стыда не совести ты не имеешь».
Монах затрясся в страхе и упал тут на колени,
Воскликнув: «Виноват! Прошу, меня вы не губите,
Я больше не коснусь дев, что б меня не побудило,
К Будде, к моей собачьей жизни жалость проявите,
Молить я буду, чтобы всем вам долголетье было».
Его верзила слушать не хотел, топор поднявший,
И обух на его макушку опустил с размахом,
И тут, проснувшись, отошёл от сна Чжи-хуй со страхом,
От пота мокрый был он весь в келье, с постели вставши.
Его сон, странный, всё ещё стоял перед глазами,
– «Блуд до добра не доведёт, – подумал он, вставая, -
Уж лучше жить мирскою жизнью, чем сидеть с мольбами
В монастыре, со стороны людей жизнь созерцая».
Он так и сделал и, отрастив волосы, женился,
Ни разу в жизни не жалел, приняв это решенье,
Так как в согласье с совестью своею находился,
Когда покинул монастырь, сложил стихотворенье:
«Учёным стать не захотел я в годы, молодые,
И, став священникам, к святым запретам обратился,
Компанию мне составляли мудрецы, седые.
Один в убогой келье я ночами находился.
Под одеялом мёрз, вставал, шёл на молитву рано,
На девушек, которые влекли неодолимо
Взглянуть на нежные их лица в пудре и румянах
Не смел и, потупивши взор свой, проходил их мимо.
И думал, скоро я умру, и будет дух, бесплотный,
Снедать тоска от чувств моих, неразделённых,
А кто-то радоваться будет в мире, беззаботный,
И девушек любить моих, любовью упоённый».
Монах Чжи-хуй от монастырской жизни отказался,
В своём призвании – не быть монахом, убедившись,
Запретов не нарушил, незапятнанным остался
Обрёл своё он счастье, к мирской жизни возвратившись.
Ученики у Будды и другие в храмах были,