Кормил вкусностями, поил лучшими винами – Низа ела не ради вкуса, а про запас, на случай голода, и пила очень мало, чтобы никогда, ни в коем случае не утратить контроль.
Развлекал беседами – безнадежная затея. Говорил о себе – «Спасибо, славный». Спрашивал о ней – «Да, славный», «Нет, славный».
Показывал сад и поместье, невольно говорил то, что думал: «Здесь поменяем драпировку, сделаем зеленую с золотом… Фонтан починим… Павлина поселим, пускай себе ходит…» И, тьма сожри, сам себе становился противен. Чувствовал себя даже не свиньей, а слепым кротом в норе. Свинья лежит в грязи, но хотя бы видит небо! «Спасибо за рассказы, славный», – говорила Низа, и Хармону хотелось выть. Он не мог абсолютно ничего. Леди Иона смогла бы, и граф Виттор, и отец Давид, и Джоакин, и даже Молчаливый Джек! Хармон – нет. В поместье и городке и во всей долине имелась единственная живая душа, с которой Хармону хотелось быть рядом, и эта душа была безнадежно несчастна.
Однажды он спросил:
– Хочешь, я отпущу тебя на свободу?
То был абсурдный вопрос. Низе было некуда деться. Уйдя от Хармона, она погибла бы или снова была поймана и продана. Но от отчаянья он спросил, и Низа ответила очень зрело:
– Это не будет разумно, славный. Ваши деньги пропадут, а я умру. Если вы недовольны мною – скажите, и я буду работать больше.
То была весьма длинная речь. Растроганный, Хармон чуть не обнял Низу. Сдержался. Не нашел слов для ответа.
Приняв его молчание за упрек, Низа взяла щетку и принялась вычищать паутину по углам. Хармон остановил ее:
– Перестань, не нужно этого. Ты – не служанка. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
– Зачем, славный?
Он не смог объяснить. Низа вернулась к паутине.
Хорошо ли тебе живется, Хармон Паула? Скажи честно.
Однажды они вместе ужинали на балконе. Солнце садилось, домики по-особому розовели, журчала река. Хармону вспомнилось, как вместе с Полли гуляли в Лабелине, и как она пела «Балладу о Терезе».
– Мне одиноко, – сказал Хармон.
Тут же усомнился: имею ли я право жаловаться Низе? Ответил себе: конечно, еще бы! Я ее от смерти спас, кормлю и пою, а ей только и нужно, что жалобу послушать. И в следующий миг понял: нет, тьма меня сожри, как раз потому и не имею права! У Низы ведь нет выбора – слушать меня или к черту послать.
– Прости, – буркнул он, а Низа сказала:
– Мне тоже одиноко, славный. Но это пройдет. Любую пыль уносит ветер.
– Это у вас в Степи так говорят?
– Да.
– И что это значит?
– Что все плохое пройдет.
В порыве уничижения Хармон мотнул головой:
– Мое – не пройдет. Я поступил очень плохо!
– Не смотри на свои следы, славный.
– А это что значит? Не имеет значения, что я сделал? Но оно имеет! Я… я – чудовище!
Низа повернулась к нему, округлив глаза от изумления. Потом усмехнулась пугающе снисходительно. Нет, не был он чудовищем, не дорос. Просто крот в норе.
Тем вечером Хармон сделал то, чего не делал очень давно.
Спустился в погреб, вынул неприметный камень из стены, из черной ниши наощупь достал сундучок. Отпер замок, откинул крышку. Внутри лежал старый камзол с вышитым гербом – когтистым нетопырем Ориджинов. Говорят, такой герб теперь маячит на флаге над императорским дворцом. Но сейчас важен не он, а то, что завернуто в камзол.
Даже не пытаясь унять дрожь в руках, Хармон извлек на свет Сферу.
Хармон стал убийцей и вором, сменил имя, переехал на другой край света, разлюбил простых людей. На Севере вспыхнул мятеж, Южный Путь перешел в руки Ориджинов, столица пала, шаваны восстали против Адриана. Вся свита Хармона стала другой, а прежняя почти поголовно мертва. За год в мире изменилось все – кроме Светлой Сферы.
Хармон не смотрел на нее уже четыре месяца, наказывал себя за преступление, или ее – за соблазн. Светлая Сфера осталась в точности такой, какой он ее помнил. Потрясающе – даже чувство не изменилось! Обычно, когда видишь что-нибудь красивое в пятый, десятый раз – чувство притупляется, восторг заменяется привычкой. Но не здесь! Благоговейный трепет пронизал все тело Хармона, руки наполнились неземным теплом, сердце жарко забилось.
Он взял ее за внешний обод, затаил дыхание – и щелкнул. Внутреннее кольцо обратилось в мерцающий шар. Хармон смотрел на него, и смотрел, и смотрел, забыв про все на свете.
Спустя полчаса – а может, час – он решился остановить Предмет. Чувство одиночества пропало, как рукой снятое. С Хармоном была Светлая Сфера – значит, и сами боги. Он подумал: ради этого Предмета я убил двух человек, обманул двух великих лордов, рискнул собой и всею свитой. Я не продал Сферу, никому не показал, не получил выгоды. Я совершил злодеяние не ради денег, а по зову сердца.
Я тоже умею летать.
Монета – 2
Конец декабря 1774 г. – начало марта 1775 г. от Сошествия
Мелисон (королевство Шиммери)
Однажды Низа пропала. Утром ее не оказалось в поместье – вот и все.
Хармон пришел в ужас. Он видел два объяснения событию – одно хуже другого. Либо Низа захотела свободы и сбежала на Запад, либо ее выкрали. В первом случае ей конец: дорога в Рейс – пятьсот миль через горы, одинокой девушке не одолеть такой путь. Но во втором случае конец не только ей, а и Хармону! Он-то верил, что ни герцогу Лабелину, ни тайному ордену отца Давида больше нет до него дела. А если и есть, то не смогут они найти Хармона под чужим именем на другом конце материка. Но Низа исчезла, а кому нужно ее похищать? Сама она – не ценность, по здешним меркам. Значит, если выкрали, то – на зло Хармону!
Что делать? Как спасаться?! Хармон бегал по поместью, мысли метались в голове.
Спасти Низу? Заплатить похитителям выкуп? Ах, если бы так просто! Не ради денег же ее украли! Если чего-нибудь потребует в обмен – то голову Хармона и Светлую Сферу!
Спастись самому? Но как? Сбежать из Мелисона? А может, только этого злодеи и ждут?! Не хотят учинять резню в городке, на глазах у всех, вот и сделали засаду в горах, на единственной подъездной дороге. А Низу украли лишь затем, чтобы всполошить Хармона. Испугается, бросится наутек – прямо в засаду и угодит!
Можно, конечно, сбежать не по дороге, а прямо через горы, козьими тропами… нет, нельзя.
Тогда, может быть, звать на помощь? Но кого? Конечно, бургомистр Корнелий и его верный констебль числятся в друзьях Хармона, да много ли от них проку? Два недотепы против тайного ордена!..
Ну, а может, Низа все-таки сбежала сама? Тогда надо нанять людей – мальчишек каких-нибудь, пастухов – чтобы выследили и вернули. Но Хармон не сделал и этого. Во-первых, проснулся он поздно, а ночь была лунная, так что Низа вполне могла сбежать еще в полночь и получить десять часов форы. Как теперь догонишь!.. Во-вторых, козьих тропинок в горах много, надо слать людей россыпью, по одному на каждую тропу. А чем кончится для преследователя встреча с Низой один на один – вопрос тревожный. Она – дочь шаванов, познала множество бед и доведена до отчаянья. Ясно, что будет драться.
Вот и выходило: нужно что-то делать, а нечего. Хармон приказал слугам запереть все двери и ставни, собраться в холле, вооружиться кто чем может. Заперли, собрались, вооружились. Ну и армия! Садовник с лопатой, два лакея с кочергой и топором, кухарка с ножом для мяса. А Онорико вовсе нету – он уехал в Лаэм за новыми веществами для шара, а мастер Гортензий… Стоп, где мастер Гортензий?
Не зная о переполохе, изобретатель вместе с помощником-студентом трудился в мастерской. Хармон прибежал к ним, чтобы призвать к оружию, но тут его осенило.
– Друг Гортензий, в каком состоянии наш небесный корабль? Можем сейчас поднять его в воздух?!
Сперва Гортензий даже не понял сути просьбы. Шар находился в состоянии… супа. Он варился в котле с тем особым составом, который должен сделать материю непроницаемой для водорода.
