Но дело не только в Мартине. Дело и в Минерве, которая тоже занималась узником, и, конечно, в загадочном письме Давида. Корона и Церковь жаждут сведений об узнике Уэймара – Великий Дом Ориджин не может стоять в стороне.
– И последнее: сопроводите меня в темницу.
* * *
Любопытное дело: в Уэймарской темнице практически не было тюремщиков. За общий порядок в подземелье отвечал похоронных дел мастер Сайрус. Помогали ему двое парней – один стряпал для заключенных, другой разносил стряпню и убирал в караулках. Имелся также палач-экзекутор, но он появлялся в замке лишь по вызову, то есть – изредка. А регулярную охрану узников осуществляли обычные солдаты из гарнизона замка, причем сменяясь согласно очереди дежурств. На взгляд леди Ионы, то было довольно странно.
Мрачная романтика подземелий с детства привлекала Иону. Она нередко бывала в темницах Первой Зимы и хорошо изучила тамошние порядки. Ни кайры, ни даже греи никогда не стерегли узников – на то имелся ряд причин. Воины считали это дело унизительным. Их понятия о чести создавали риск: в темницах попадались и женщины, и юноши, и старики; благородство могло толкнуть дежурного кайра на глупость. Чередование вахтенных солдат – тоже опасность: попадись среди всех многочисленных дежурных хоть один падкий на деньги… Гораздо надежней (хотя и дороже) – содержать отдельную бригаду тюремщиков, которая занималась бы только узниками, и ничем иным.
Виттор решил сэкономить, – поняла Иона. Из бережливости разогнал тюремщиков, заменив их регулярными солдатами. Тем лучше для Ионы: легче будет узнать о знаменитом узнике. Если вахты постоянно чередуются, то, значит, все старые солдаты гарнизона в свое время стерегли эту мрачную личность. Кто-нибудь да расскажет что-то ценное.
Леди Иона поручила опрос Ирвингу. Тот справедливо рассудил, что простые солдаты побоятся откровенничать с офицером кайров, и перепоручил дело нескольким греям из числа самых болтливых и добродушных, потому располагающих к себе. Греи пропустили молодняк и принялись расспрашивать тех солдат графа Виттора, кто служил в гарнизоне больше четырех лет. Дело пошло как по маслу. Чтоб развязались языки шейландских воинов, хватало кружки эля, а то и просто северной военной байки. «Да что ты говоришь – у вас в Ориджине! У нас и покруче бывало. Вот послушай: сидел в темнице один узник…» Каждый второй ветеран гарнизона охоч был поболтать про идова слугу, а каждый первый если и молчал, то лишь от суеверия: не поминай Темного Идо – беду накличешь. Случалось даже такое: кого-нибудь пропускали в опросе, но он сам подсаживался к северянам и заводил: «Вы про чертова узника любопытствуете? Так вам никто не расскажет верней, чем я. Поставьте кружку – такое услышите!»
Но радость Ионы была преждевременной. Все россказни ветеранов оказались до смешного противоречивы. Узник сбежал при старом графе – нет, уже при молодом. Стену выломал голыми руками – нет, прочел заклинание, и стена рухнула. Вышел из замка через главные ворота, ставши невидимым, – нет, прошел прямо сквозь толщу земли и вынырнул далече за городом. Был тот узник старым дворянином – нет, молодым мужиком – да нет, говорят вам, то была девица! А корень всех противоречий оказался прост: никто из ветеранов лично не видал узника. Никто, ни один! Все знали о нем только понаслышке, да не из первых рук.
Кое-в-чем, правда, рассказы сходились. Посадили узника в темницу еще при старом графе, спустя год после Дара. Сбежал он в шестьдесят девятом году (не зря девятка – дурное число). Или до смерти графа, или после – неясно, но точно в шестьдесят девятом. Камера узника была замурована камнем, однако он разрушил стену. Выйдя в коридор, убил двоих стражников, а затем исчез. Да, исчез. Кроме тех двоих, никто его в замке больше не видел.
Эти сведения отнюдь не утолили, а лишь разожгли любопытство Ионы. Она знала о секретном лазе из подземелья, потому понимала путь побега. Но как он выломал стену из камеры, как убил стражников? Голыми руками? После двенадцати лет в темнице он был, поди, слабее кошки! Оружием? Откуда взял? Затем, куда он делся после побега? Графская погоня легко настигла бы узника, ведь граф знал схему тайного хода. Но этого не случилось. И почему столь разноречивы все показания? Да, последние свидетели убиты, но до них другие дежурные должны были стоять на страже. Отчего ж никто ничего не знает точно?
– Я вижу еще одну странность, – отметил кайр Ирвинг. – Он убил двоих при побеге. Но что там делали два стражника? Они дежурят в караулке у выхода, а камера того узника – в самом глубоком и дальнем коридоре.
– Возможно, принесли пищу?
– А зачем ему бежать как раз во время кормежки? Правильно исчезнуть уже после нее – тогда долго не хватятся.
– Быть может, прибежали на звук, когда узник выломал стену?
– Возможно, миледи, – ответил Ирвинг с явным сомнением.
В секретере леди Ионы с прошлой осени хранилась пачка листов, исписанных аккуратным девичьим почерком, – дневник Минервы Стагфорт. На пару с Ирвингом леди Иона внимательно перечла листы, посвященные визиту в подземелье. Минерва узнала ровно то же, что теперь было известно Ионе: разрушенная стена, убийство голыми руками, бегство через тайный ход. Еще какая-то дверь, отделяющая камеру от некоего коридора…
– Миледи, – сказал Ирвинг, – ее величество весьма смутно описала взаимное расположение объектов. Позвольте мне самому провести разведку в темнице.
– Я пойду с вами, кайр.
Иона дождалась, пока Виттор уедет в управление банка. Тогда отперла его кабинет и вместе с Ирвингом спустилась в подземелье по секретной лестнице. Открыв потайную дверь, они попали как раз в ту часть темницы, где содержался узник. Едва ступив на грунтовый пол темницы, Иона содрогнулась всем телом.
Было темно и сыро. Но в любом подземелье так; ни тьма, ни сырость не стоят упоминания. Пахло плесенью и влажным грунтом – но в какой темнице пахнет иначе? Потолок, казалось, давил на макушку. Тоже невелика невидаль: в Первой Зиме Иона встречала каменные мешки, рассчитанные на лежачего пленника; встречала даже такие, в какие она – девушка – помещалась с трудом. А здесь – коридор; пригнув голову, можно шагать…
– Мне стало не по себе, – призналась Иона.
– Позвольте, я выведу вас.
– Не тревожьтесь, вытерплю. Но это странная темница, здесь есть нечто особенное… скверное.
Ирвинг осветил коридор. Увидел вбитый в стену крюк, повесил фонарь. Усмехнулся, снял фонарь, подналег всем телом – и выдернул крюк из стены. Обратный конец его, естественно, был заострен.
– Загадка с оружием решена, миледи. Никаких голых рук.
Иона не была столь уверена. Она взяла у Ирвинга фонарь и прошла вдоль коридора – в одну, в другую сторону. Коридор имел пять ярдов в длину. Справа он кончался тупиком – точнее, замаскированным входом в туннель, ведущий к логову Мартина. Слева упирался в железную дверь, непонятно зачем установленную. Как и писала Минерва, на двери имелся засов, с помощью которого можно отгородиться от всей остальной темницы. За шаг до двери в левой стене коридора зияла черная дыра – бывшая камера идова узника. Мороз пошел по спине, Иона с трудом заставила себя заглянуть туда. Из дыры шел противоестественный холод – тот самый, от которого Иона дрожала всем телом.
В свете фонаря предстала камера: угрюмая нора с каменными стенами и грунтовым полом. Лежанкой служила земляная ступень вдоль стены, отхожим местом – яма в глубине камеры. Больше ничего тут не было, лишь груда камней от передней, разрушенной стены. Иона видела подобные норы и с живыми узниками, и со скелетами. Здесь же не было, в сущности, ничего устрашающего: пустая нора, да и только. Но Иона дрожала все сильнее, фонарь плясал в руке, свет шарахался по стенам.
– Позвольте, миледи.
Кайр отнял фонарь. Вступив в камеру, внимательно осмотрел лежанку и пол, заглянул в отхожую яму.
– Здесь действительно был узник, притом давненько.
Ионе казалось: узник был здесь минуту назад. Обернись – увидишь его за собою. Она сделала шаг назад, вжалась спиной в безопасную стену.
Ирвинг поднял несколько камней, оценил их размер, поднес близко к фонарю. Затем сложил полдюжины камней один к другому, стараясь, чтобы они идеально совпали. С исключительным вниманием осмотрел обращенные в камеру грани.
– Странное дело, миледи: вся стена разрушена до основания, можно свободно войти и выйти. Если пленник ломал стену голыми руками, почему не выцарапал только четыре камня? Этого хватит, чтобы вылезти. Кроме того, на камнях нет следов крови. Хоть бей их, хоть ногтями царапай – останется кровь. А ее нет.
Иона не сумела говорить ровно:
– Ч-чем это об-бъяснить? Стену ломали м-магией?
– Либо чем-то тяжелым, миледи. Если узник сумел извлечь один камень, то мог им выбить остальные. Но не понимаю, зачем крушить всю стену, а не пробить узкий лаз. И еще одно…
Ирвинг подошел к железной двери – той, что перегораживала коридор. Закрыл ее, задвинул засов. Ударил плечом что было силы – обшитые железом доски даже не пошатнулись.
– Отличная крепкая дверь.
Иона не поняла, на что намекал воин. Она мучительно хотела выйти, но стыдилась своего малодушия.
– А теперь проверим кое-что, – сказал Ирвинг, поднял большой камень и размаху бросил на груду.
Громкий, но глухой звук угас в сырой темени норы. Воин вновь поднял камень – и швырнул в железную дверь.
Тьма холодная! От ржавого грохота Ионе перехватило дух. Она впилась пальцами в ворот платья, силясь ослабить, вдохнуть. То не был страх, а именно – холодная тьма. Ворвалась в легкие и заморозила дыхание.
Ирвинг, увлеченный своею догадкой, не заметил страданий госпожи. Он распахнул дверь и ждал, вглядываясь в темень коридора. На отдалении послышались шаги, мелькнул отблеск огня – лишь тогда Ионе стало чуть легче.
– Видите, миледи, – усмехнулся Ирвинг.
Показался солдат с факелом, следом за ним – мастер Сайрус. Солдат не выказал ни капли удивления:
– Здравия желаю, миледи, здравия и вам, кайр. Как вы стали интересоваться узником, так я и ждал: придете поглядеть.
Похоронный мастер, однако, был бледен. Излишне громкий его голос выдавал только что пережитый испуг.
– Счастье, что это вы, миледи. А то слышу гвалт и думаю себе: неужто он самый вернулся? Я бы вовсе не шел сюда, но надо ж проверить. Непорядочек же…
– Я удовлетворила любопытство, – выдавила Иона. – Судари, выйдемте во двор.
С каждым шагом прочь от камеры ей становилось спокойней. Наверху полуденное солнце ударило в глаза. Иона зажмурилась, подставив лицо лучам. Полной грудью вдохнула свежесть и свет, и весну. Тьма стала медленно таять в ее груди.
