Лабиринт

– Карр! – вновь прокричал кладбищенский сторож, и Смит и Эдвард вздрогнули.

Поднявшись с холодного пола, они несколько минут простояли молча, напряженно оглядываясь и не веря еще в чудесное спасение. Удостоверившись в том, что жизни их ничего уже не угрожает, они радостно посмотрели друг на друга. Да, они были живы!

Облегченно выдохнув, Эдвард закрыл лицо руками и нервно засмеялся. Мистер Смит стоял неподвижно, опустив плечи, и по каменному лицу его текли слезы. Увидев беззвучный плач старика, Эдвард подошел к нему и обнял. Смит затрясся в рыданиях, а юноша, пытаясь его успокоить, принялся гладить старика по косматой голове, ласково шепча:

– Ну что вы, что вы, мистер Смит. Все уже позади. Мы живы.

Он вдруг остро почувствовал, как тяжело пришлось несчастному старику, и ему стало невыносимо жалко беднягу. Эдвард вспомнил, как некоторое время назад все вокруг судачили о том, что Смит потерял рассудок, обезумев от горя после исчезновения дочери. Эдвард и сам поверил этим сплетням, но теперь все изменилось. Теперь он безоговорочно верил старику Смиту и готов был поддерживать и помогать ему во всем.

– Я буду с вами, мистер Смит, можете на меня положиться, – продолжил он, похлопывая его по плечу. – Я буду с вами до самого конца, каким бы он не оказался.

Мистер Смит, вытирая слезы и стыдясь такого не мужского, как ему виделось, поведения, отстранился от успокаивающего его Эдварда и, гордо расправив плечи, уверенно посмотрел ему в глаза.

– Я обещаю вам, мистер Эдвард, что больше вы не увидите ни одной моей слезы. Я заплачу лишь тогда, когда увижу свою дочь живой и здоровой, стоящей у алтаря рядом с вами. Я благодарю вас за то, что поверили мне, и за вашу любовь к моей девочке. Вы достойный и прекрасный человек, мистер Эдвард, и я буду горд отдать свою дочь за такого джентльмена, как вы.

Слова эти, произнесенные искренне и с таким достоинством, тронули Эдварда, и он, переполненный радостью и уважением, протянул руку, которую мистер Смит пожал уверенно и дружелюбно.

– Благодарю вас, мистер Смит, – улыбаясь, произнес Эдвард. – Как я понимаю, у нас с вами не так много времени, так что давайте не будем его терять. Думаю, вам есть что рассказать мне. Я хочу узнать все, что вам известно, и мы попробуем придумать, как нам спасти Элизу. И да, вот еще что, – Эдвард сделал паузу, – зовите меня по имени, мистер Смит, мне это будет приятно.

– О, мистер!.. Ах, простите, Эдвард. Это большая честь для меня. Я рад и горд вашим расположением. Спасибо! – старик заулыбался по-детски радостно. – Пойдемте же ко мне домой, я расскажу вам обо всем. Мы одолеем эту нечисть, будь она не ладна!

В зябкой рассветной тишине мужчины, оглядываясь по сторонам и все еще боясь увидеть хоть что-то, что могло бы вернуть их к пережитым страхам ночи, поспешили прочь с кладбища. К счастью, никто не встретился им по пути, и они спокойно добрались до дома Смита, никем не замеченные. Дома же, умывшись и приведя себя в порядок, они сели за скромной трапезой и, выпив вина и отогревшись у камина, вернулись к разговору.

–

Глядя на юного собеседника, Смит испытывал смешанные чувства. За ночь, пережитую ими вместе, молодой человек стал для старика гораздо ближе и понятнее. Он уже не воспринимал его как манерного, холодного джентльмена, выдрессированного правилами приличия и воспитания.

Щеголь, привыкший к роскошной жизни, никогда не знавший нужду и болезни – именно таким Смит узнал его во время их первой встречи. Теперь же Эдвард раскрылся для него совсем с другой стороны. Смит увидел в нем то, что видела, как сейчас он понимал, Элиза – его доброе сердце, искренность и преданность любимым людям.

Все эти черты были и у его дочери. Именно поэтому Смит чувствовал вину перед этим мальчиком, ведь, доверившись ему и пообещав помогать во всем, Эдвард подвергал себя смертельной опасности. А если он погибнет? Сможет ли Смит оправдать себя за эту принесенную чутким сердцем жертву?

Они сидели за столом друг напротив друга: старик, проживший долгую жизнь, и юноша, только начинающий свой путь. Каким-то непостижимым образом эти разные и далекие друг от друга мужчины теперь были связаны одной целью. Каждый из них полон решимости и готов на любое преступление и безрассудство, жертвуя всем во имя их общей, но единственной для каждого любви.

– Эдвард, мальчик мой, перед тем как я расскажу тебе свою историю, я хочу поблагодарить тебя, – волнуясь, начал мистер Смит. – Я понимаю, почему Элиза выбрала именно тебя, и я совершенно одобряю ее выбор. Но так же я хочу сказать, что в любой момент, когда ты решишь, что не сможешь больше помогать мне, ты можешь уйти, и я ни в чем не обвиню тебя.

– Но, мистер Смит!

– Прошу, не перебивай, мне нужно сказать тебе это.

Смит смотрел на Эдварда, как любящий отец смотрит на сына, и Эдвард, подчиняясь этому взгляду, замолчал в знак уважения.

– Я подвергаю тебя смертельному риску, и только теперь я так ясно начал осознавать это. Я не хочу, чтобы ты погиб. Подумай еще, мой дорогой, может…

Смит замолчал. Эдвард гордо выпрямил спину и в упор посмотрел на старика.

– Мистер Смит, ваши слова очень тронули меня, но в то же время и оскорбили! – Эдвард стал холоден.

– О, мистер Эдвард! – извинительно залепетал Смит, но Эдвард взглядом остановил его.

– Я выслушал вас, и теперь, смею надеяться, вы сделаете то же самое.

Смело глядя в глаза смущенного старика, он продолжил:

– Если вы забыли, мистер Смит, я дал вам слово, что буду с вами до конца, – мужчина говорил четко и уверенно. – Для меня, как для человека чести, сама мысль о том, что я не сдержу данного обещания, звучит как оскорбление, которого я, как мне кажется, не заслужил.

Я еще раз заявляю, что не намерен сдаваться и буду вам верным помощником, как бы тяжело нам не пришлось. Я готов, – Эдвард смотрел на своего собеседника не мигая, – пожертвовать своей жизнью ради спасения Элизы! Надеюсь, никогда больше не услышу от вас подобных предложений и призываю вас не терять даром времени, перейдя непосредственно к делу.

Смит, опешивший от этой строгой отповеди, чувствуя себя мальчишкой, получающим нагоняй от отца, глядел на Эдварда с всевозрастающим удивлением и переполняющей его необъяснимой гордостью.

«Как же я мог так обидеть его? – думал Смит. – Я просто идиот!»

Не зная, как оправдаться, Смит решил последовать примеру Эдварда и, выпрямив свою спину в точности как Эдвард, расправив демонстративно плечи и сложив на столе руки – копируя, опять же, жест собеседника – он гордо посмотрел на него, готовясь произнести извинительную речь.

Серьезное и сосредоточенное лицо старика, неестественно насупленные брови, застывшее в гордом напряжении тело – все это не оставило Эдварду шанса, и он, как не старался сдержать подступающий смех, не смог этого сделать.

Смит, не сообразив сначала, что же, собственно, вызвало в его собеседнике эту реакцию, изобразил на своем лице такую гамму эмоций, что Эдвард хохоча повалился на стол.

Сообразив, наконец, что выглядит как последний дурак, пытаясь изображать из себя благородного, Смит, выдохнув и расслабившись, засмеялся вместе с Эдвардом весело и беззлобно.

–

Они были знакомы не так давно. Около года назад Элиза представила их друг другу, и, честно говоря, ничего, кроме подозрения и скрытого презрения к этому представителю богатого семейства мистер Смит тогда не испытал.

Он, как заботливый отец, растивший в одиночку свою единственную и горячо любимую дочь, конечно же, не мог не переживать, гадая, что же может связывать такого высокородного джентльмена и его Элизу – девушку из простой и совсем незнатной семьи.

Вряд ли стоило ожидать от этого юнца серьезных намерений, поэтому, как мог, Смит пытался объяснить дочери, что она должна быть крайне осторожной и не доверять безоглядно человеку, о котором мало что знает.

Но было совершенно очевидно, что Элиза влюблена в Эдварда, и все предостережения отца забывались ею, как только она видела своего избранника. Это была ее первая, а потому такая чистая и невинная любовь, что все подозрения отца в нечестности и корысти Эдварда казались ее просто абсурдными.

К чести для Эдварда, как бы не пытался Смит выявить в молодом человеке хоть какие-то признаки недостойного его дочери поведения, сделать это ему не удавалось – Эдвард был безупречен: учтив, благороден, вежлив и дружелюбен. Отношение же его к Элизе было столь трепетным и уважительным, что упрекнуть его хоть в каком-то неблаговидном проявлении не представлялось никакой возможности.

Именно это и пугало Смита больше всего. Вся эта чопорность и отточенные великосветским воспитанием манеры виделись Смиту непроницаемой стеной, за которой невозможно было угадать истинного характера человека. Для Смита Эдвард был неестественно идеален, а потому представлял угрозу.

«Если бы только Клара была жива! – часто думал тогда мистер Смит. – Уж она бы сразу поняла, что за человек этот Эдвард».

Кто-кто, а Клара хорошо знала все законы и правила высшего света, по которым живут эти странные люди. Ей достаточно было лишь взглянуть на человека, чтобы увидеть всю его суть, за какой бы благородной маской она не пряталась.

«Клара, моя любимая Клара, как же мне не хватает тебя!»

Мать Элизы была англичанкой из благородной семьи, но случайное знакомство со Смитом разом поменяло жизнь юной аристократки.

Их любовь была невозможна, но она случилась. Понимая, что семья никогда не даст разрешения на брак с простолюдином, Клара обвенчалась со Смитом втайне ото всех.

Узнав об этом, семья Клары отреклась от нее, и молодая женщина лишилась неплохого наследства и своего имени.

Смит же – чистокровный ирландец, родился и вырос среди простых людей, что добывали свой хлеб нелегким трудом. В юности он был настоящим красавцем с буйным и неукротимым темпераментом. Высокий и крепкий, с яркой белозубой улыбкой – Смит пользовался большим успехом у местных жительниц своей деревушки на севере Ирландии и был их грозой и мечтой одновременно.

Юные и не очень девы влюблялись в веселого, взбалмошного парня мгновенно и готовы были на многое, дабы добиться от него взаимности, но Смит просто наслаждался молодостью и свободой, не спеша связывать себя семейными узами.

Да, сейчас это могло показаться неправдой, но так оно и было на самом деле.

Ко всему прочему, у Смита был совершенно потрясающий талант, который лишь добавлял ему популярности. Рассказы о его даре ходили по всей округе и далеко за ее пределами.

С того самого дня, когда маленький Смит впервые взял в руки отцовский револьвер и по сей день, он ни разу не промахнулся мимо цели.

Это было невероятно! Во что бы, когда и где бы он не стрелял, результат был один – точное попадание. Сколько же споров он выиграл у незнакомых с его способностью людей! Сколько денег заработал, демонстрируя свой не поддающийся никаким объяснениям дар!

Он мог быть в стельку пьян или находиться в полной темноте, он мог стоять спиной к мишени или даже стрелять через ширму, но ничто и никогда не мешало ему поражать цель.

Никто, даже сам Смит, не понимал, как раз за разом у него получается выполнять этот трюк. Он просто представлял себе предмет, в который должен был попасть, негромко называл его, спускал курок, и пуля, как заговоренная, летела прямо в цель.

Со временем люди стали поговаривать, что этот необъяснимый с человеческой точки зрения навык – дар дьявола, за который Смиту придется расплачиваться рано или поздно. Они начали сторониться его и через какое-то время от него отвернулись все его друзья и товарищи, с которыми он так весело проводил время на выигранные им в спорах деньги.

– Не вздумай спутаться с этим приспешником сатаны – молодым Смитом! – говорили отцы дочерям. – Даже смотреть не смей в его сторону, а то не избежать тебе кары небесной за связь с любимцем дьявола.

И вскоре беззаботный гуляка остался совсем один. К тому времени родители молодого повесы уже покинули этот мир, у братьев и сестер давно уже были свои семьи, и Смит, решив круто изменить жизнь, уехал в Англию в поисках лучшей доли.

Остановившись в большом городе, в течение долгого времени он пытался найти хоть какую-то работу. Но все его знания о том, как нужно вести хозяйство, разводить и пасти скот, никому не были нужны в красивом, богатом городе с его чистыми, ухоженными улицами, белоснежными особняками и уютными парками, куда Смит иногда захаживал поглазеть на местных красавиц, что прогуливались вдоль благоухающих кустов роз, закрывая свои сияющие белизной ангельские лица кружевными зонтиками.

«Да! – думал тогда Смит. – Эти юные леди совсем не похожи на наших девушек. Вот взять, к примеру, веселушку Агну. Когда она смеется – слышно на две мили вокруг. А Нэнси? Она так и пышет здоровьем и любовным пылом. А местные барышни больше похожи на привидения: бледные и худые, говорят еле слышно и ходят, как будто не ступают по земле, а парят над ней. Тронь их, а они возьмут да и рассыпятся!»

Но, несмотря на эти опасения, Смит все же приходил в чудесный парк и с любопытством наблюдал за неземными красавицами, мечтая приблизиться хоть к одной из них.

К его большому сожалению, девушек всегда сопровождали слуги, зорко следящие за соблюдением всех правил приличия по отношению к их подопечным, и Смиту оставалось лишь любоваться этими нимфами издалека.

Именно в таком парке, не надеясь уже ни на какое общение с местными красавицами, Смит и встретил свою суженую.

В тот день он просто прогуливался по одной из дальних тропинок цветущего парка, задумавшись о своей невезучей судьбе и размышляя над предложением случайного дружка из трактира переехать на юг Англии, где было много больших фермерских угодий и куда постоянно требовались работники.

Он шел, низко опустив голову и рассматривая красивые камешки, которыми была вымощена дорожка. Погрузившись в мысли, он неожиданно столкнулся со стоящей на его пути девушкой. Она, очевидно, тоже задумавшись, стояла к Смиту спиной, глядя куда-то вверх на плывущие по небу облака. Оба вскрикнули, девушка повернулась к Смиту, и взгляды их впервые встретились.

– О, простите меня! – одновременно произнесли они смущенно и улыбнулись друг другу.

Именно та случайная встреча изменила судьбы молодых людей. Они мгновенно поняли, что родились на свет, чтобы встретиться и полюбить друг друга, и никто и ничто не разлучило бы их.

Только этой нежной и хрупкой девушке, что появилась в жизни молодого Смита по воле провидения, удалось укротить его вулкан страстей и эмоций. Только она – скромная и набожная, с тихим, звенящим как колокольчик голосом, прекрасными синими глазами и золотистыми локонами, она – ангелоподобное создание с тонкой, почти прозрачной мраморной кожей – смогла заполнить собой сердце и разум молодого повесы.

И только он – своим напором и искренностью, энергией и открытостью – смог покорить неприступное сердце молодой аристократки и всю их недолгую, но очень счастливую жизнь, обожал и носил на руках свое сокровище, стараясь изо всех сил заработать на безбедное и достойное ее существование.

Конечно, Смит понимал, что его любимая пошла на большую жертву ради него, и поклялся сделать все, чтобы Клара была счастлива. Небольшого капитала Смита хватило на то, чтобы уехать и поселиться в небольшом городке на юге Англии, где они купили уютный домик с яблоневым садом.

Они так любили и так заботились друг о друге. А когда Клара сообщила мужу, что у них будет ребенок, радости его не было предела.

– Боже, как я счастлив, Клара! – радостно скакал по дому Смит, обнимая и целуя жену. – Как же хорошо заживем мы теперь, дорогая. У нас будет много-много детей! Думаю, что первым родится мальчик!

Они жили в ожидании своего малыша, наслаждаясь каждой минутой. Но, как это часто бывает, счастье их не продлилось долго. Клара умерла во время родов, оставив любимого мужа с ребенком на руках.

– Поклянись мне, дорогой, что всегда будешь рядом с нашей девочкой. Поклянись, что убережешь и защитишь ее в трудную минуту! – теряя последние силы, прошептала, уходя, Клара.

Рыдающий Смит, не выпуская руку умирающей жены, целовал ее, повторяя:

– Я клянусь! Я клянусь тебе своей жизнью, Клара. Я буду беречь и защищать ее! Буду беречь и защищать!

– Назови ее Элизой! – улыбаясь сквозь слезы, попросила Клара и навсегда закрыла глаза.

Преданный и любящий, он растил свою единственную радость, оставшуюся от большой и чистой любви, один. Смит даже не думал найти новую возлюбленную – так сильно было его чувство к усопшей жене. Он не мог себе представить, что кто-то, кроме его Клары, когда-нибудь переступит порог их дома и станет тут полноправной хозяйкой и матерью его девочки. Нет, это было невозможно.

Горе подкосило некогда веселого и бесшабашного весельчака. Ему пришлось нелегко, но он с достоинством и без тени жалости к себе нес свою ношу. А тоску по ушедшей возлюбленной он – втайне от дочери – заглушал выпивкой в любимом трактире или дома, осушая бутылку – другую из тайника.

Смит растил свою девочку, окружая заботой и нежностью. Стараясь обеспечить Элизе достойную жизнь, он не гнушался никакой работой. Он отказывал себе во всем, лишь бы у его красавицы было все необходимое.

А Элиза, растущая под бесконечными лучами отцовской любви, платила ему ответной, не менее сильной любовью. Нежная и светлая, так похожая на покойную мать, она как могла старалась помогать отцу. Образование, которое она получила благодаря усилиям отца, экономившем и отказывающим себе во всем, позволило ей устроиться гувернанткой в хорошую и уважаемую в их городе семью.

Дети любили ее, да и она получала огромное удовольствие, воспитывая маленьких непосед. Своим кротким и покладистым нравом Элиза завоевала сердца не только маленьких подопечных, но и их родителей, которые относились к ней более чем хорошо.

Жалованье ее было достойным, и она радовалась тому, что может, наконец, помогать отцу, который всю жизнь старался обеспечивать ее всем, что должно было быть по его разумению у такой прекрасной девушки, как она.

Они любили друг друга бесконечно, чем вызывали уважение у всех, кто знал их.

–

Так и жили эти двое, радуясь тихому счастью, но у судьбы на каждого свои планы. Не бывает жизни без движения, не терпит бытие застоя и постоянства. Вот и в устоявшуюся жизнь отца и дочери пришли нежданные перемены.

А началось все с того, что барон Эрнтон, у которого Элиза служила, решил переехать в родовое имение на севере Англии. Элизе было предложено остаться в семье и продолжить работу, но для этого ей пришлось бы покинуть отца и последовать за хозяином и его семьей, а это было невозможно.

Даже мысль о том, что они могут разлучиться, была невыносимо болезненной для них обоих, не говоря уже о решении переехать на другой край страны.

Старик Смит, готовый на все ради дочери, не мог бы сделать для нее лишь одного – покинуть свой дом, который был символом его любви, и могилу любимой, к которой приходил он чуть ли не ежедневно все эти годы. Для него отъезд из родного, пропитанного воспоминаниями места, так же как и переезд Элизы, был равносилен смерти.

Что уж говорить об Элизе! Она тоже не хотела этой разлуки, и как бы ей не было жалко прощаться со своими воспитанниками, оставить отца одного она не могла ни за какие деньги.

Сообщив о решении остаться в родном городе, отказавшись от солидного денежного вознаграждения и перспективы устроиться в большом городе, Элиза сделала отца одновременно самым счастливым и самым несчастным человеком на свете.

– Девочка моя, как же я благодарен тебе, – плакал старик Смит, целуя руки своей красавицы. – Я не смог бы прожить без тебя и дня.

Но в то же самое время он чувствовал себя до крайней степени виноватым в том, что таким выбором лишил дочь возможности устроить свою судьбу.

– Ну что ты, что ты, папа, – говорила ему Элиза, гладя его седую голову, склоненную перед ней. – Все обязательно устроится, поверь мне. Я обязательно буду счастлива, не сомневайся. Разлука с тобой стала бы для меня настоящей пыткой, так что я не жалею о своем выборе.

Мистер Смит, чувствуя все же тяжесть ответственности за принятое дочерью решение, поклялся во что бы то ни стало найти для нее хорошую работу и каждый день, встречаясь в городе со всевозможными знакомыми, интересовался, не появилось ли у кого-то из местных знатных семей достойное место с приличным жалованием.

–

– Прости глупого старика, мой мальчик! – добродушно произнес мистер Смит, глядя на улыбающегося Эдварда. – Больше я не усомнюсь в тебе ни на секунду. Знаешь, сто раз уже проклял я тот день, когда судьба свела меня с тем человеком. Именно тогда и начались все наши несчастья. – Смит загрустил. – Я помню все, как будто это произошло вчера.

Это был обычный весенний вечер. Смит сидел в любимом трактире за кружкой эля. Слегка захмелевший, он на какое-то время позволил себе расслабиться и забыть о неудачных попытках найти для дочери хорошую работу. Он просто сидел, бессмысленно глядя в окно, периодически откликаясь на приветствия заходивших знакомых. Разговаривать ни с кем не хотелось, и Смит, погрузившись в поток бесполезных, но умиротворяющих его мыслей, равнодушно плыл в нем.

Незнакомый голос со странным, не характерным для этих мест акцентом, нарушил спокойное течение мыслей старика Смита, и он, поддавшись приступу любопытства, начал искать глазами того, кому он принадлежал.

Зал трактира к тому моменту уже заполнился любителями дешевого эля, и лишь за столом Смита оставалось свободное местечко. Не обнаружив никого, чье лицо не было бы ему знакомо, Смит вновь погрузился в мысли, но тут над своей головой он услышал тот самый голос, что привлек его внимание. Смит поднял глаза и увидел стоящего перед ним незнакомца.

– Простите, сэр, могу я присесть? – учтиво спросил он.

– О, конечно, – не желая показаться невежливым, ответил Смит.

Незнакомец сел и снял шляпу. Положив ее на стол справа от себя, он аккуратно пригладил густые седые волосы.

Лет пятидесяти, невысокого роста, с большой круглой головой на плотном теле и крючковатым, как у совы, носом. Глаза то ли серого, то ли голубого цвета прикрыты были полуопущенными веками, отчего казалось, что человек этот находится в какой-то полудреме.

Лишь когда он начинал говорить, веки его поднимались, и взгляд цепких, пронзительных глаз устремлялся на собеседника. Ни усов, ни бороды незнакомец не носил, был гладко выбрит и пах хорошим одеколоном.

Голос его, похожий на мяуканье кота, протяжный и немного гнусавый, казалось, создан был для убаюкивания собеседника. Одет он был хорошо, недорого, но достойно. Добротный костюм сидел на нем как влитой, выглаженная свежая сорочка поражала белизной.

Казалось, человек этот по ошибке оказался в злачном месте, где коротали вечера простые жители городка, за кружкой дешевого эля и разговорами о тяжелой жизни.

– Разрешите представиться, – начал разговор незнакомец. – Джордж Уилсон.

Мужчина привстал, слегка поклонившись.

– Смит. Томас Смит, – подпрыгнув и неуклюже поклонившись в ответ, сказал мистер Смит.

– Очень рад нашему знакомству, – улыбаясь, продолжил Уилсон. – А не выпить ли нам в честь нашего знакомства, мистер Смит?

Повелительным жестом он подозвал хозяина трактира и попросил принести себе и своему новому другу по кружке лучшего эля, чем сразу же расположил к себе старика Смита, который, не понимая еще, что ожидать от неизвестного ему господина, немного напрягся, досадуя на нежелательное вторжение на его территорию.

Но новый знакомый быстро расположил Смита к себе непринужденной беседой и смешными шутками.

Спустя несколько кружек хорошего эля, расслабленный парами алкоголя и гипнотическим голосом собеседника, Смит, отбросив всякое стеснение, решил узнать, кто его новый знакомый и что он делает в их городе.

– О, дорогой мой мистер Смит, – доверительно начал Уилсон, – я, как вы уже, наверное, поняли, человек неместный. В город ваш я приехал вместе со своей хозяйкой. Она недавно купила себе заброшенное имение у реки и решила перебраться в него на какое-то время.

Лицо Смита вытянулось от удивления. Дело в том, что старинное имение, о котором говорил новый знакомец, было известно каждому местному жителю. Молва давно окрестила его жилищем дьявола, в котором его потомки на протяжении многих столетий творили свои темные дела.

Ходили слухи, что последнего хозяина замка, что стоит в самом центре этого имения, местные жители лет сто назад намеревались убить и развеять прах по ветру, дабы избавить местный люд от несчастий и страданий, ответственность за которые они возлагали на этого отпрыска темных сил.

Но осуществить свое грозное отмщение жителям не удалось, потому как в один из дней обнаружено было, что все проживавшие на тот момент в замке люди – от хозяина до последнего конюха – таинственным образом исчезли. Никого не нашли они в страшном месте, и это странное исчезновение лишь укрепило людей в их правоте относительно темного происхождения живших тут.