Это упражнение, несомненно, требует храбрости. Нашему человеку не хватает храбрости, но обойдемся тем, что есть. Сначала нужно отбросить все мысли. Сесть на циновку и достичь благословенной тишины. Проплыть по космосу пустоты. Отвязать балласт. Тишина. Тишина.
Тишина.
Тишина.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Тишина.
Тишина.
Тишина.
Тишина.
Выдох.
…
Теперь можно погружаться в болото. Не бойтесь утонуть. Вы уже в этом болоте, просто пока еще не осознали этого. Болото начало засасывать в тот момент, когда вы вылезли из матки. Воздух перестал поступать, когда любящая мамочка заставила надеть шапку, когда пошел снег. Вы задохнулись, но не заметили это. Так что, свобода – это иллюзия, господа. Как и реальность.
Сну довериться легче, чем этой промозглой реальности. А помните тот момент, когда вы собрались за праздничным столом (любимые сатурналии), и мамочка ударила вас по маленьким ручкам, когда вы полезли к поджаристому гусю?
Куда ты впереди взрослых, пакля?
Болото засасывает все сильнее, и уже нет никаких шансов выбраться.
Ну ничего, ничего. Все так живут. Но если хотите открыть глаза, чтобы мерзкая вода залила зрачок.
Дышите. Размеренно и спокойно. К чему все это, спросите вы. Да ни к чему. Просто так. Мы с вами все равно уже ничего не можем исправить. Мы – паразиты. Недостойные существа. Единственные существа. Сон властвует над пространством, заплывает внутрь гигантского небесного корабля. Есть ли во всем этом хоть какой-то смысл? Время ковчега еще не пришло. Хотя, с другой стороны, давно прошло. Все зависит от точки зрения.
Дорогой сын. Мой единственный сын. Ты даже не представляешь, сколько было с тобой забот. Бессонные ночи похожи на фальшивые монеты. Смешались в кошельке с настоящими, так что теперь не отличишь. Помнишь Вергилия, своего старого друга? Писал свои патриотические стишки. Пытался любить сельское хозяйство. Помнишь, как он бродил с тобой по железному кораблю? Сколько кругов вы прошли, прежде чем добрались до центра всего? Туда, где сходятся все ветви великого уравнения.
Что это такое? сказал Марк Туллий.
Что такое? сказала матушка.
Что? сказал слуга.
Голос его грубый и тяжелый. Бьет по ушам. Тит Пулион говорит, что все, в конечном итоге, сойдется в одной точке. Все уже пережито, пройдено. Титаническая буханка содержит в себе все свойства и все обстоятельства.
Однажды Марк Туллий присутствовал на космическом представлении. Солнце потухло, зажглись факелы.
На полуживом форде я еду на запад, в прерии шестнадцатого штата. Говорят, там есть реки, где все еще можно поймать рыбу. Я сейчас имею в виду настоящую рыбу, которая вырастает из икры, отложенной другой рыбой. Ну, в общем, очень интересно.
Так и пришлось бросить своего друга в отключке, но тут уже ничего не поделаешь, цель есть цель. И еще какие-то умные и поучительные слова.
Кондиционер в машине сломан, а поэтому все окна нараспашку, и моя левая рука свисает с двери. Другая рука на руле. Моя судьба отправила меня очень далеко. В плеере играла космическая музыка прилива, и мне хотелось плакать. И даже не то, чтобы плакать, а рыдать. В старом месте я чувствовал себя хорошо. Я привык к своей цели, и она не слишком мешала жить. А теперь, что это за цель такая. Мне что теперь, нужно сидеть на каждом матче и глазеть на то, как мячик прыгает туда-сюда. Какую это пользу может принести? Я даже совсем не люблю теннис. Ни большой, ни маленький. Единственное, что я люблю, это хоккей, вот почему меня не послали смотреть матчи НХЛ, не понимаю.
Меня с самого детства раздражало то, что какая-то околопотоковая хрень решает, как мне жить. А что мне делать, если я не хочу так. Совершать самоубийство? Уходить в прерии, как некоторые отщепенцы? Тоже нет. Говорят, что у них там процветает каннибализм. Хотя, может, все это и чушь собачья. Сраная пропаганда. Никогда по телесвязи ничего конкретного, одни общие фразы. Когда-то они набрались сил и храбрости, и напали на аванпост. Аванпост есть одно из главных прибежищ силы.
А вы думали, что все эти вещи держаться на благой воле граждан? Как такая ерунда может держаться на порядочности? Ну и, в общем, напали они на аванпост, как в каком-нибудь модном боевике, и как давай разносить гвардейцев. Раз, раз, и готово, раз, раз, и готово! Гвардейцы лучше вооружены, конечно же, они лучше вооружены, и могут себе позволить выжигать напалмом все, что движется и несёт угрозу, но повстанцев больше, и поэтому они с радостными визгами пробуривали трехмиллиметровые дырочки в их черепушках. Хотелось бы мне посмотреть на эту заварушку!
После того, как последний гвардеец был убит, его голову отделили от тела и посадили на кол перед центральным входом на аванпост. Выпученные глаза мертвеца смотрели на пустую дорогу, упирающуюся в толстокожую пустыню. И делать им было больше нечего, кроме как сложить свою голову, в прямом смысле, за какую-то бессмыслицу. Это как с богом. Защита веры, как по мне, абсолютно абсурдна. Если веру надо защищать, значит, ее нет. Ну или как-то так. Не знаю. Я не философ.
Ну, в общем, сами понимаете, какая тут ситуация. Но стоит человеку совершить антигосударственные действия, против этого общеконтинентального уклада целенаправленности, у этого человека тут же начинались проблемы. Одно слово – ужаснейшая бюрократия. Помните, как в романе Процесс? Или как там его…
Читать я не слишком-то и люблю, но вот эту книгу я перечитал несколько раз. Серьезно. Дело все в том, насколько человек может быть раздавлен строго установленной и построенной бессмыслицей. Кажется, был такой эксперимент с бананом и обезьянами. Первое поколение обезьян нещадно получало от электрического тока, когда тянулось к банану, и потом все остальные тоже получали по мощному электрическому удару, ну, короче, трах, бабах, и потом, когда появилось новое поколение, оно тоже, ведь, хотело съесть банан, и первое поколение стало мутузить потянувшуюся за бананом обезьяну. А потом, да, звучит это довольно скучно, но для общего развития очень полезно, так вот, потом третье поколение появилось, а первое поколение давно уже подохло, и, короче, обезьяна из третьего поколения только тянулась к банану, обезьяны из второго поколения тут же на нее накидывались. Представьте себе. Второе поколение даже не знало, что можно получить разряд тока. Они просто научились не трогать бананы. И передавали эту информацию следующего поколению. Ну, в общем так.
Не знаю, если честно, зачем я все это рассказал, я уже и мысль потерял. Короче, я ехал до того самого штата целых четырнадцать часов без остановки. По маленькому ходил в стеклянную бутылку из-под колы. Веселого в этом мало, но останавливать машину я не хотел. В нашей прекрасной стране слишком много людей, в небе которых светится цель красть у богатых и раздавать бедным.
Четырнадцать часов спустя, глубокой, глубокой ночью, я остановил автомобиль перед главным входом в теннисную школу. Ночь, ночь, глубокая ночь. Глубокая ночь похожа на излишнюю суету. В какой-то момент может показаться, что суета всегда излишне, но это не так. Далеко не так. Иногда суета может иметь полноценный смысл. Как хождение движение по кругу, по кругу, по кругу. И сейчас воздух пах исчезнувшим жаром, спавшим жаром, то есть, он спадал, медленно, нелепо, глухо. А теперь самая настоящая глухая одноэтажная ночь. Где-то там, вдалеке, натянута тетива кортов, многочисленных кортов, каждый из которых помнит пот маленьких мальчиков и девочек, и не очень маленьких парней и девчонок, которые уже узнали, что такое половое созревание. С этих моментов их разделяют. На лобке начинают расти курчавые волосы, мелкие завитушки, и мальчики с девочками начинают засматриваться друг на друга. Внутри разгорается странный жар. Хочется чего-то нового. Странно. Странно, что так быстро все превращается в обыденность. Нет ничего более непостоянного, чем постоянство. Нет, нет. Ничего такого. И гораздо легче отпустить ситуацию и просто наслаждаться моментом.
Я, вот, не слишком-то и наслаждался моментом. Точнее, наслаждался, но не так, как надо. Потому что думал, что вся эта синекура будет продолжаться вечно. Я всегда буду просто так ходить на работу, ничего не делать, ничего не делать, два раза, а после этого приходить домой и заниматься непотребными вещами.
Я курю с пятнадцати лет. Однажды отец нашел в кармане моей модной кожаной куртки огромный косяк. Он сказал, что такой только в мультиках видел. А после этого закрыл меня в комнате на неделю. Я много играл и спал. В общем, было неплохо. Ломка, конечно, немного мешала, но, в целом, я хорошо провел время. В какой-то момент мне нужно было сделать выбор – либо отказаться от употребления наркотиков и потерпеть неприятные последствия, либо вернуться в родные пенаты.
Я бычкую сигарету, кладу ее обратно в бардачок, откидываюсь в сидении и закрываю глаза. Вот так и меняется жизнь, резко и непрошенно. Не-прошенно. Есть такое слово? Жизнь меняется, и это самое главное. Достаточно сказать, что человек не слишком-то и властен над тем, что происходит в его жизни. Да и зачем ему быть властным? Какая же глупость! Все мы делаем хорошую мину при плохой игре. И все равно не выходим из-за стола. Потому что, если выйти, куда дальше идти? Вот и я о том же. За пространством стола – холодная бездна, свобода, свобода, существование которой не берется в расчет, целая вселенная самого черного цвета, или что-то наподобие крипты, или как там ее, ну это самое, короче, типа, короче, длинной глубокой ямы. Свобода – это вектор, который ведет в пустоту. Как-то так.
Я лечу в самую что ни на есть бездну. Глаза мои закрыты, и я вижу черноту. Чернота обступает, обнимает, обрамляет, поглощает. Да, именно поглощает. Становится единой со мной. Теперь я думаю то же самое, что и бездна. Оказывается, что у бездны много мыслей. Первая мысль, самая глубокая, представление о широте, пульсирующей где-то внутри, о том, насколько суть ее вещей одиноко-печальна, и которая стоит сама себя. Самоосознанная, прекрасная, сама на себе зацикленная, парит над пространством времени, вот что именно она осознает. И все человеки все существа все травушки вся землица которая кормит чубатых казачков все это она вмещает в себя, и чувствует, и радуется этому, и заходится смехом, потому что ей надо как-то высвобождать зацикленную энергию. Все кипит все млеет хочет высказаться. И еще у нее много других мыслей. Например, о том, как хорошо проснуться утром и выйти на лужайку перед домом, прямо так, босиком, вдохнуть свежий холодной воздух, летнее утро, хорошо, хорошо, и легкий ветер бороздит волны длинных волос, расправляет крылья, и летит, летит над крышами, над прямыми стрелами улиц, над макушками сосен, вечных зеленых сосен, и летит, и летит, прямо как сама бездна, бездна это женщина, которая ничего не хочет, просто живет и наслаждается текущим моментом, и ветром, и холодной росой, и небольшим домом за спиной. Глубокий вдох. Тишина. Перед началом самого длинного дня во вселенной. И ничего больше нет. Вся правда лежит перед ней.
Я засыпаю. И слышу, как мои мысли пересекаются с мыслями бездны. Плеск уходящей волны. Я океан, я океан, первичный бульон, первичный самец и первичная женщина, которые делают дело и все такое, космическое дело.
Я почти уснул, и сны мои были полны одиночества. Есть такие места, в глубинах леса, куда не заходят даже самые отважные путники. Они слышали истории, далеко, в детстве, зарывшись под одеяло, замкнув от страха, от липкого непонимания, где я, что я, зачем я, маленькое тело хочет просто хочет покоя хочет уснуть хотя куда ему еще засыпать если оно уже спит… спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спи мой мальчик спи мой хороший маленький организм
он видит видит ли он сны в пересечении иступленном возгласе по-отечески вскинутой голове глаза которой горят красным видит ли он глубокий лес в котором еще глубже запрятан склеп запрятан глубоко глубоко в котором сокровища позабыты потеряны похоронены под толстым пластом времени лет столетий тысячелетий сокровища несметны но нереальны да и зачем они в реальности если до них никому не добраться а кто добирается до них тот уже изменен на атомном уровне совсем не тот кто собирался в путь не тот кого обнимали дворовые девки прежде чем отпустить его на волю в это ужасное путешествие в один конец он уже другой и знает это он никогда не вернется никогда никогда не вернется и память о нем мгновенно выпарится из умов всех ныне живущих да и из его памяти все ныне живущие тоже будут выпарены как и встарь как только его костлявые пальцы касаются проклятого золота и сопли слюни стекают исподлобья и глаза ничего больше не видят кроме экспансии золотого пространства в котором много света много броского удовольствия много того чего так хочется от жизни не жить а наслаждаться жизнью никогда не наслаждаться жизнью всегда ею наслаждаться и стоять перед огромным дубом под огромным небом под чистым небом отсутствие суеты нет никакой шерсти во рту и нет ничего более размашистого чем это чувство неведомой свободы свободы от свободы от самой свободы потому что пальцы жаждут сжимать тягучей кровью эту золотую тетиву на которую наложена золотая стрела золотые жилы я сделаю себе золотые жилы чтобы навсегда запечатлеть в себе это яркое всепоглощающее чувство невероятной свободы я силен да сейчас я силен это я придумал поток это я его создал рассчитал опосредовал подчинил константы нового времени это я великий человек но почему я теперь должен прятаться в этой антарктике почему великие открытия не дают первооткрывателям счастья почему они заставляют его убегать убегать почему так почему так и даже здесь теперь меня могут достать но как я могу убежать как я могу убежать если здесь я уже обустроился хотя то же самое было и в москве да знаю знаю я все это но мне так страшно так неприятно понимание того что опять скоро придется бежать американцы и китайцы опять вышли на мой след опять хотят узнать последнюю тайну потока но я ее никому не скажу я ее никому не скажу это очень страшно настолько страшно что я лучше умру чем открою ее всему миру нет этого никак нельзя теперь я сижу в закрытой лаборатории не могу ни с кем поговорить ни с кем связаться я просто изгой на столе лежит старинный револьвер шесть патронов в барабане и в голове какое-то странное чувство как будто я должен сделать что-то но что именно я не пойму.
И сейчас, сказал этот очкастый ушлепок, сейчас мы покажем кое-что. Именно кое-то. Здесь я напрягся. Что-то не так. Чутье меня никогда не подводило. Но я не стал ничего делать. Подумал, как какое-то уравнение может нанести хоть какой-то вред.
Сейчас мы кое-что покажем. На основании расчетов уравнений уровня ядра, мы построили вот такую штучку. Маленькую штучку, у которой всего одна функция. На крохотную долю герца, или что-то такое, понижать пространственные колебания. Или как-то так. Точно не помню. Это должно было привести к тому, что мы смогли бы заглянуть в замочную скважину и убедиться, что параллельный мир, действительно, существует.
Ты даже не представляешь, как я напрягся в этот момент. Прям аж очко сжалось. Но я уже ничего не мог сделать. Знаешь, бывают такие обстоятельства, когда уже ничего нельзя сделать. Вроде бы, все в твоих руках. Возьми да и разбей эту штуковину. Отдали катастрофу хоть ненадолго. Ты чувствуешь, что она скоро произойдет. Но ты ничего не можешь поделать. Ты просто стоишь и лупишься на манипуляции этого улыбающегося очкарика. Ну, короче, запустил он свою чудо-машину. Но замочная скважина не сработала.
Что-то не так, сказал тогда этот очкарик. Система функционирует, но посмотреть на другой мир не получается. Он есть, но помехи не дают посмотреть.
Ну я подумал, что все это хрень собачья, конечно. После этой клоунады доложил начальству о том, что ничего интересного не увидел, и покатил себе домой. Покатил, покатил. По дороге заскочил в бар, пропустил пару рюмок индонезийской водки. Нет, больше. Пять рюмок. Все хорошо. Дома жена, детишки.
Через неделю я уж и забыл про этот случай. Про этих ученых. А потом прилетает от сельхоз департамента одна странная депеша. Мол, агрокультуры странно себя ведут. Растут в обратную сторону. Из ростка – семечко. Помнишь? Ну, вот.
Господа. Что-то странное происходит в этом мире. Электроны протоны нейтроны взбунтовались! Нужно срочно отключать коллайдер. Иначе нам всем придет…
