– Завязывала бы ты со всей этой химией.
Девушка кинула капсулы в рот таким решительным движением, как будто пыталась забросить прямо в кишечник. Запила водой:
– Раньше ты поддерживал мои методы. До сих пор для центра тоннами пищевые добавки закупаем. Дефицит элементов в организме простой диетой не поправишь.
– А я и сейчас поддерживаю. Для тёток, что к тебе на прием ходят, другого пути уже нет. Они курят, пьют, едят трупы животных, дышат выхлопными газами. Оттого и дефициты разные. К природе нужно быть ближе, – Андрей отхлебнул из кружки ароматного отвара, и продолжил, – я о тебе лично говорю. Я заинтересовался нутрициологией с самого начала нашего знакомства. Увидел действенность методов этой науки, – врач встал и зашагал по комнате, – понимаешь, у меня возникла мысль: а почему дефициты мы компенсируем искусственно созданными добавками? Ведь нас создала природа. Должно же быть здесь, под руками, все, что нужно организму. Я создал ферму лекарственных трав. Минералы разные изучаю. Ботаников привлек, даже химика одного толкового, Серёгу. Представляешь, он в детстве у себя на балконе напалм сварил! Почти все необходимые организму элементы мы получили селекцией. Мощные растения. Я их в лечении применяю.
– Да про твоё лечение легенды ходят. Не зная тебя, я бы подумала, что ты больных только для антуража заставляешь пешком по десять километров до твоей общины идти. В соседней деревне целый бизнес появился, за оставленными машинами приглядывать. А ведь некоторые и коляски инвалидные катят. Каково им? Хоть бы на телегах разрешил. Или на стоянку перед деревней машины ставить, где моя Теслочка стоит. Словно указывая место, про которое говорят люди, со стороны деревни послышался звук подъехавшей грузовой машины.
Дом представлял собой классическую избу–пятистенок. В ней было две комнаты, объединенные печью, маленький совмещенный санузел, гордо поименованный «ванная», сделанный по настоянию Ирины с душем и унитазом. В душе даже была горячая вода из той же геотермальной системы, что отапливала теплицу. Напор воды создавался водонапорной башней, стоявшей у реки. Сам Андрей круглый год купался в реке, да и туалет, во дворе построенный, посещал. Два окна по обеим внешним стенам большой комнаты, объединявшей функции спальни, кухни и столовой, выходили в лес и на реку. Деревню можно было видеть только в окно маленькой комнаты, которая была кабинетом хозяина. Что за машина подъехала, видно не было. Андрей встал:
– Большинство колясок здесь и остается. Я их как плату за лечение принимаю. Целый музей создал. Кстати, пойдем, я тебе деревню покажу, ты здесь давно не была. До первого приема уйма времени. Да и посмотреть надо, что привезли.
– Мне хотя бы основные линии лица нанести надо. Нам девочкам нужно быть всегда красивыми. Тем более, взрослым девочкам. На меня ведь не только ты смотришь, но и другие мужики, – девушка кокетливо повела бровью, – я хочу, чтобы все завидовали, какая у тебя подруга.
– Возраст определяется износом организма. А организм изнашивается от гадости всякой, которую мы едим, мажем на себя, вдыхаем и по телевизору смотрим. А другие мужики пусть на своих женщин смотрят. А то потом завидовать не чем будет. Я же колдуном здесь всё-таки числюсь, – Андрей усмехнулся, обул башмаки из войлока, похожие на обрезанные валенки и, как был в льняных штанах и длинной рубахе того же материала, подпоясанной пеньковой веревкой, пошел во двор. На пороге обернулся, – я в деревне буду. Найдёшь или спросишь.
Ирина проводила мужчину взглядом: «Совсем крестьянином стал. Хорошо, бороду не отпустил, Лев Толстой. А какой был блестящий щёголь!». Она вздохнула и пошла в ванную. Косметика уже с вечера, когда она приехала, была разложена по полочкам.
Женщина, если она ощущает себя женщиной и не имеет явного уродства, красива в любом возрасте. В детстве все девочки милые. Немного повзрослев, девочка превращается в девушку. Само обаяние молодости и половые отличия во внешности действуют на мужчин магически. Это заложено природой, без этого не было бы продолжения рода. Есть, конечно, общепринятые каноны красоты. На некоторых девушек засматривается больше парней. Другие считают себя уродинами, потому что не встретили свою половину. Но это происходит не из-за, их внешности. Мужчина, чувство прекрасного которого резонирует с внешностью конкретной девушки, просто ещё не встретился. Со временем каждая представительница прекрасного пола учится подчёркивать сильные стороны внешности и скрывать не очень выгодные. Арсенал боеприпасов в войне за мужское внимание велик. Тут и косметика, и одежда, спортивные залы и фитнес центры, правильное питание и пищевые добавки, а некоторые, наиболее яростные бойцы женского спецназа, применяют тяжелую реактивную артиллерию хирургического вмешательства. Постепенно складывается образ, силуэт, безотказно действующий на окружающих. На этом этапе многие находят свою вторую половину. Некоторые заключают перемирие в борьбе с недостатками, некоторые капитулируют вредным соблазнам: «Муж меня и такой любит!». Но есть большая часть женщин, которые не хотят становиться женщинами. Они – вечные девушки. Война уже идет не за место в жизни рядом с самцом. Они – королевы, которыми нужно восхищаться. Им нужно нравиться себе. Энергия борьбы постоянно должна питаться подтверждением достигнутых успехов. «Ты сейчас выглядишь лучше, чем на выпускной фотографии». «Ты в зал записалась, такая фигура спортивная?». «Вас с дочкой за сестер принять можно». Важна и классическая самооценка: «Я ль на свете всех милее?».
В детстве Ирочка о своей красоте была однозначного мнения – принцесса. Так говорили все вокруг, а она не возражала. Степень «принцессности» определялась пышностью платьица, заколочками, бантиками, туфельками. Когда же в организме начали происходить возрастные изменения, они затронули и самооценку. Это только мужчины свободны от сомнений в собственной красоте. Не в том дело, что не заботятся о своем внешнем виде, многие заботятся, но почти никто не сомневается. Лысеющий (это от тестостерона) мачо с куцей бородёнкой и пивным брюшком (комок нервов) повязывает на голову бандану, надевает на голое тело кожаную жилетку, и становится воплощением брутальности. Женщины же подвержены сомнениям. Села на стул, мышцы на бёдрах расплющились, все, «Я толстая!». Это и происходило с Ирой в старших классах средней школы. Нос стал казаться слишком большим, уши оттопыренными, немного приподнятый край верхней губы создавал впечатление усиков, бедра раздались и казались девочке непомерно широкими. Короче, кошмар какой-то.
Внешности Ира своей стеснялась, но при этом замечала, что довольно большое количество мальчиков набивается ей в друзья. Так она и думала – в друзья. Были и влюбленности и «первый парень». Вот только этот опыт оставил неоднозначные воспоминания. Глухая стена спального корпуса трудового лагеря, куда привезли старшеклассников отдохнуть и карманных денег заработать, колющаяся трава под брошенной на нее ветровкой, суетливое нетерпеливое пыхтение, а потом все мысли только о том, как привести в порядок порванные и испачканные предметы туалета. Отношения же с Игорем, так звали мальчика, почему-то после этого как-то испортились и постепенно сошли на нет. Были и ещё отношения, но ничего серьезного.
Серьезное началось, когда на четвертом курсе медицинского института общие знакомые представили Ирине Валентина. Валентин Трофимович Игнатов был музыкантом. Он недавно закончил консерваторию и довольно удачно устроился в оркестр русских народных инструментов при каком-то крутом военном хоре, где играл партию второй балалайки, чем очень гордился. Валентин ухаживал очень красиво. Дарил цветы и конфеты, говорил комплименты, водил на концерты (не народные, а классической музыки). После концерта долго объяснял, что композитор хотел сказать в музыкальных фразах. Когда они поженились, огонь постепенно угасал, как будто всё интересное уже произошло до свадьбы, а теперь можно только жить долго и счастливо. Ирине, знавшей эту фразу по многим сказкам, не было понятно, почему «счастливо» получается так серо и скучно. Хорошо, что додумалась не менять фамилию и не стала Игнатовой. Свою девичью фамилию скандинавского происхождения она любила, хотя у некоторых эта фамилия вызывала ассоциации с исполнителем роли детектива в старом американском сериале, и они считали ее итальянской.
К моменту развода Ирина уже научилась создавать свою внешность. Волосы, если их туго не приглаживать к голове, скрывают верхний край ушей и подчеркивают правильный овал лица. Нос был основой благородного профиля, выгодно отличающегося от мелких курносеньких носиков, делающих лицо шире. Бедра, девушка перестала прятать под балахонистыми платьями, делающими ее похожими на самоварную бабу. Убрав в зале жировую прослойку, она добилась их идеальной линии. Подчеркнутая осиная тренированная талия при высоком росте делала эту часть тела особенно женственной. Да и мода на такой силуэт набирала в последнее время силу. Профессионально правильное питание, уход за кожей и волосами довершали образ. Принцесса вернулась!
Через некоторое время из избы на гравийную дорожку, ведущую в деревню, вышла вполне столичная девушка в короткой фиолетовой дубленке, ярко синих скинни и изящных ботиночках в тон дубленке на низком каблуке. Черные волосы собраны в длинный хвост, на глазах – солнцезащитные очки в пол лица, в которых отражалось поселение здорового образа жизни новых людей.
Сначала Андрей Львович жил в лесу один. Построил избу, развел огород. Да и словом «жил» это назвать было нельзя, так, приезжал на выходные и в отпуск. Все думали, стресс снимает. Блажь современного олигарха. Андрей и вправду к тому времени стал весьма обеспеченным человеком. Умел он деньги вкладывать. Ещё никто ничего не подозревает, а Андрей уже всё знает, какие акции взлетят, какие – рухнут. И ведь никто не замечал, чтобы котировками интересовался. Просто чуйка какая-то сверхъестественная, не иначе.
Друзья, или те, кто считал себя друзьями Пиковского, сначала наведывались в уединенное жилище, устраивали пикники, хвалили за удачное вложение денег в землю Подмосковья. Вот только Андрей дал понять, что шашлыков не ест, спиртного не признает, да и выбирается сюда, чтобы одному побыть.
Отсутствием компании Андрей не тяготился. Занимаясь в клинике вопросами административно-организаторскими, прием некоторых больных он перенес сюда, в лес. Методы лечения традиционными назвать было трудно. Одним из обязательных условий выздоровления целитель считал твердое намерение выздороветь и упорство в достижении этой цели. Первым шагом был путь к врачу. Кроме нескольких часов на транспорте, нужно было еще пройти пешком от соседней деревни, независимо от состояния больного. Некоторые не выдерживали, возвращались. Таких долечивали в городе, в медицинском центре.
Те же, кто добирался, лечились особым образом. Обязательно – гимнастика, массаж особых точек. В зависимости от заболевания предлагались настои и отвары различных растений, баня или, наоборот, холодные обливания. Эффект от лечения превзошел все ожидания. Страждущие шли вереницей. Некоторым требовалось многодневное лечение.
Деревня построена была сравнительно недавно, лет шесть-семь назад. Оформил Андрей её как дачный посёлок, сам стал председателем общего собрания. Сюда переехали несколько учеников Андрея Львовича. Были наёмные работники, но немного. Самый большой прирост составляли выздоровевшие, особенно после тяжёлых болезней. Они физически чувствовали себя здесь лучше. Некоторые возвращались в город, жили там некоторое время, но это было уже не то. Тот прилив сил, который ощущался в деревне, нельзя было заменить ни чем. Приезжали целыми семьями, строили дома, обучались новым профессиям. Дачный поселок превратился в общину со своими традициями и правилами.
Главным правилом жизни в деревне была максимальная близость к природе. Для постройки домов выбирались в лесу уже поваленные, либо неживые деревья. После пожаров на торфяниках, в таких недостатка не было. Брёвна пилились и обрабатывались на месте вручную, без применения бензопил и привозились на подводах. Крыши крыли тёсом. В избах электричества не было. Отопление было печным.
Некоторые блага цивилизации здесь всё же имелись. Отдельно, на краю деревни, был построен дом для вольнонаёмных работников, на крыше которого обосновалась огромная панель солнечных батарей. Из окон можно было услышать и шум работающих телевизоров, тарахтение стиральных машин и холодильников. Даже газ в баллонах привозили для плит на кухнях.
Деревня занимала открытую местность, бывшую некогда колхозным лугом, захватывая две опушки соседних лесов. Край поселения круто спускался к неширокой речке, перегороженной запрудой. На запруде работало деревянное колесо размером с дом. От него через сеть размыкающихся трансмиссий приводилось в действие большинство механизмов в деревни, таких как насос водонапорной башни, мельница или меха кузни. Эта запруда в свое время принесла много головной боли юристам Пиковского, когда они ее оформляли как гидротехническое сооружение. Пришлось обучить мельника и назначить его ответственным за безопасную эксплуатацию. Вообще в деревне жители овладевали сразу несколькими профессиями, обеспечивающими приемлемый уровень жизни. За рекой на пологом берегу раскинулся общий фруктовый сад, проход в который осуществлялся по запруде.
В кузне не было одного хозяина, работало несколько человек по необходимости, с разной степенью мастерства. Иногда работал и сам Андрей. Он верил, что человек, в идеале естественной жизни, не должен зависеть от других и может обеспечивать себя всем необходимым. Не считал для себя зазорным строить совместно со всем поселением новые дома, чинить водопровод, столярным и кузнечным делом заняться. Ирина же думала, что в современном мире пришло время профессионалов:
– Есть люди, которые умеют делать работу и быстрее и качественней. А ты в это время будешь помогать больным. Так от всех пользы больше.
Пиковский возражал:
– Почему человек должен заниматься только чем-то одним? Барсук, например, не нанимает бригаду, чтобы нору выкопать. Случается, конечно, такое и у животных, как у львов. Львицы охотятся, львы продолжением рода занимаются.
Кроме кузни и мельницы в деревне имелся огород с теплицей, спортивный зал для занятий в непогоду, несколько больших домов, назначение которых Ирине было неизвестно.
Возле одного из таких домов Ирина догнала Андрея. Тот руководил разгрузкой каких-то громоздких фанерных ящиков из длинного полуприцепа. Заметил подошедшую девушку, жестом показал: «Подожди, я скоро». На разгрузке было занято полтора десятка человек из жителей деревни. Ящики носились сразу в большую избу с величайшей осторожностью. Ирина бродила бездельно неподалеку, стараясь не мешать. Обойдя дом по дуге, она заметила отличие его от других строений: на крыше, как на общежитии вольнонаемных красовался длинный ряд солнечных батарей, а к стене пристроился мощный дизельный генератор. Раньше этого не было.
«Ещё что-то задумал, неугомонная душа, – подумала Ирина, – что-то грандиозное. Надо расспросить».
Не грандиозными вещами Андрей Львович заниматься не умел физически. Самое малое дело доводил до совершенства. А ещё у него была интересная особенность в поведении – он вообще не врал. Пошутить любил, но в серьёзных вещах не врал никогда. Считал, что ложь забирает энергию у человека. Сначала, при ведении бизнеса казалось, что с такими принципами будут крупные проблемы. Партнёры опасались, нервничали, служба безопасности призывала к разуму, напоминала о коммерческой тайне, конкуренты пытались сыграть в свою пользу. Было сложно, но Андрей справился. В конце концов, оказалось, что это не слабость, а сила Пиковского: ему не надо было бояться, что правда раскроется, он её не скрывал. Его уважали, но повторять никто не решался.
Через некоторое время разгрузка была завершена, Андрей подошел к девушке.
– А что это за предприятие у тебя, энергозависимое? – спросила она.
– Родильный дом здесь организую. Ты же сравниваешь меня с Львом Толстым, а про него много что в этом плане рассказывают. По деревенским бабам ночами шастать буду, демографию повышать, – Андрей притянул к себе Ирину, крепко обнял, – напложу целый город Пиковских. Назову его Пиковск. И ты тут родишь.
Девушка сначала улыбалась шутки любимого, но при последних словах лицо её помрачнело:
– Зачем ты опять про это?!
– А кто тебе сказал, что ты не можешь иметь детей? Коновалы из нашей клиники?
– Ты сам этих коновалов набирал.
– Все они лучшие профессионалы. Вот только наша медицина уже дошла до своего физического предела. Не все болезни можно вылечить традиционными методами, с помощью лекарств и операций. В средние века очень популярным было кровопускание, – голос Андрея приобретал громкость и силу, руки пришли в движение, – многих, кто практиковал более прогрессивные методы, просто уничтожали. Причём физически. На костре. Сейчас происходит нечто подобное. Светила от медицины не желают признавать, что всё, чему они учили или учились, уже в прошлом. Хватит работать с химией и излучениями! Нужно с энергией работать! Сначала загоняют человека в полудохлое состояние, потом подпитывают таблетками, чтобы не сдох. Или отрезают вместо того, чтобы спасти. А ведь воспаления, опухоли, это крик организма о помощи! А мы ему просто рот затыкаем! Всех, кто пытается лечить по-другому, изгоняют из уютного, сложившегося мирка, приравнивая к шарлатанам из популярных телепередач или сказочным персонажам с бубнами.
Ирина в первый раз увидела Пиковского в таком возбуждении. Стало интересно, но немного жутко:
– Так ты что, в экстрасенсы подался? Или – в шаманы?
– А, что? И среди тех, и среди других попадаются уникальные специалисты! Я их по всей стране ищу и за рубежом. У меня несколько уже работают.
– Где, здесь?
– Нет, не здесь. Я в Сибири центр новый строю. Поселок Дея, Лопатинского района. Красивое название, правда? Как у Гюго. Там детский дом будет, детишек по всей стране собирать буду, которые не пристроены. Ко мне люди потянутся, чтобы в гармонии с природой жить захотят. Ведь человек, на самом деле, долго жить может, почти вечно, если организму не мешать. Никакого пластика, никакого электричества, электромагнитных излучений тоже нет. Только природа и человек, – Пиковский порывисто схватил Ирину за руку, – детишек там нарожаешь. Жить будем счастливо. Сначала отпуск там проведем, тебе понравится. Потом бросишь свою работу. Я здесь тоже все сверну, и переедем туда навсегда.
Девушка медленно, но настойчиво высвободила руку:
– Как-то я еще не готова к таким скорым переменам. Сначала слетаю с тобой, посмотрю. Но ненадолго: в отпуск мы с девчонками на острова собрались. Ты же ехать отказался. К родителям тоже съездить надо. Не могу я так сразу отказаться от столицы в пользу тайги. Я городской житель, мне нужны прелести цивилизации. Дай мне немного времени переварить информацию.
– Переваривай. Только цивилизации твоей скоро совсем не останется. Во всяком случае, в нынешнем виде.
– Пойдем лучше посмотрим, что ты там, внутри затеял, – она потянула Андрея к входу в дом, где только что скрылся последний заносимый ящик.
Внутри было интересно. Сама планировка здания сразу выводила из состояния деревенской пасторали. Длинный коридор с дверьми по обе стороны, огнетушитель в углу, доска с ячейками для документов, всё указывало на офисное, если не производственное назначение строения. Ирина увидела, что на левой стороне коридора всего три двери. Две в конце коридора прижались друг к другу намекая на маленькие хозяйственные помещения, и ещё одна, двустворчатая, посередине. Девушка направилась к ней. Предполагая увидеть зал совещаний:
– А я и вправду подумала, что ты на пенсию уходишь. А ты тут новый офис обустраиваешь, хитрец, – она лукаво посмотрела на Андрея, и распахнула дверь. Андрей вошел за ней.
За дверью находилось действительно большое помещение. По периметру стояли столы по виду из нержавеющей стали. Над столами уже были смонтированы вытяжки. Несколько молодых людей распаковывали ящики, ставили на столы какое-то оборудование с дисплеями, лампочками и кнопками.
– И ты ещё что-то смеешь говорить про машинерию! – Ирина аж захлебнулась возмущением.
– Это необходимое временное отступление. Для того, чтобы переменить человеческое сознание, нужны годы, а их нет. Скоро цивилизация убьёт и землю и себя, тогда будет поздно. Нужна шоковая терапия. Я придумал…, – начал говорить Пиковский, но заметил, что Ирина его уже не слушает.
Девушка медленно подошла к молодому человеку лет около тридцати:
–Николаев, это, Вы? – пробормотала она.
– Я, Ирина Евгеньевна, – весело отозвался парень.
– Так у Вас же четвёртую стадию рака диагностировали.
– А Вы что, не знали, что Андрей Львович – волшебник. Нет, это не то. Он – Бог.
Сказано это было так серьёзно, что Ирина второй раз за день посмотрела на Андрея со страхом и стала оседать на пол. На пол не получилось, потому что Пиковский ловко пододвинул под опускающееся тело освободившийся от оборудования ящик. Девушка села на него:
– Ну, рассказывай.
– Давай, ты успокоишься, придём домой, чайку заварим и поговорим.
– Я теперь, наверное, долго не успокоюсь.
Глава 3
Как-то, ещё в советские времена, попал я в делегацию врачей, направленную в одну из африканских стран, как сейчас принято говорить, с гуманитарной миссией. Работали в госпитале в небольшом даже по африканским меркам городке Джембулу. Расположение госпиталя определилось расположенным неподалеку от города аэродромом, куда удобно было доставлять оборудование. Город располагался на горном плато, на высоте шестисот метров над уровнем моря. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралось зеленое море тропических джунглей. Центр города состоял в основном из четырех и пятиэтажных домов, над которыми гордо возвышалось восьмиэтажное административное здание. Была площадь с памятником местному вождю, то ли умершему, то ли ныне здравствующему, а может, так там представляли Ленина. Рядом с площадью разбит большой сквер с аллейками, проходящими между экзотическими на взгляд европейца растениями и небольшим прудом. Островок современных зданий омывался одноэтажными окраинами. Дома сложенные из необожжённого кирпича, покрыты, чем придется: кто побогаче, у того – железом, у остальных – какой-то жёсткой травой с длинными стеблями. Стёкол в окнах домов бедных районов не было: тропический климат позволял без них обходиться. Среди домов попадались хижины, построенные из палок и тряпок, остовы старых автобусов, да и просто навесы. В отличие от чистого центра, то здесь, то там взгляд натыкался на кучи мусора. Запах стоял соответствующий, но к этому быстро привыкаешь.
Для советского врача такая командировка была подарком судьбы. Платили очень неплохо и по возвращении талон на Волгу давали, чтобы знали, куда деньги потратить. Какой талон? Ну, понимаешь, автомобили в СССР в дефиците были. На Жигули в очереди стояли от трех до пяти лет, на Москвич – года два. Волга же была самой престижной машиной отечественного автопрома, если не считать правительственные Зилы и Чайки, но их простым смертным вообще не продавали. Да и Волги расходились, как правило, по властным структурам – обкомам, райисполкомам, прокуратурам всяким. Купить Волгу по очереди было нереально, можно было либо выиграть в лотерею, либо заработать за границей. По талону машину выдавали не бесплатно, надо было еще восемь с половиной тысяч рублей заплатить, а это примерно шестьдесят зарплат простого работяги. И, всё равно такой талон можно было продать за цену самой машины. А лотерейный билетик и на две цены тянул. Почему? Да потому что люди научились зарабатывать деньги в обход советских законов, что подрывало устои социалистической плановой экономики и порочило её в глазах общественности. Наказания за экономические преступления были суровые, вплоть до смертной казни. А так: где взял деньги? Выиграл, вот и билетик есть. Повезло!
Так вот, наш госпиталь располагался во вполне привычных панельных корпусах, построенных нашими же строителями. Клинику оборудовали современным оборудованием: рентген-кабинет, реанимация, аппарат МРТ, УЗИ, ФГДС. Была даже небольшая станция по производству медицинского кислорода. Жили рядом, в общежитии, в такой же панельной пятиэтажке. Было несколько семей, которым на третьем этаже предоставили квартиры. В комнатах работали кондиционеры, на окнах – москитные сетки, вода фильтровалась и хлорировалась прямо в госпитале. Жить можно. Территория была ограждена и охранялась сотрудниками в штатском, но с автоматами. В гараже покоился бронетранспортёр.
Госпиталь рассчитан был на оказание помощи нашим командированным соотечественникам: строителям электростанции, лётчикам и другим советникам в штатском, но принимали и аборигенов. Больные к нам попадали и из местных лечебных учреждений, в том случае, если не справлялись местные эскулапы. Вернее, когда местные полуврачи-полушаманы залечивали больного настолько, что дальше – либо в наш госпиталь, либо вернуть родственникам для устроения погребального обряда. Были, конечно, в стране и квалифицированные врачи, обучавшиеся, а некоторые и проходившие интернатуру, в СССР, но они работали в больницах крупных городов. Местные специалисты работали и в нашем госпитале. Несколько фельдшеров и почти весь младший медицинский персонал. Командовала этим самым персоналом сестра-хозяйка, наша незаменимая Маринэ Ашотовна. Общалась она на русском языке, щедро сдобренном яркими армянскими выражениями, но её одинаково хорошо понимала и русская часть медперсонала и аборигенская. Когда же царица халатов и уток гордо несла свое обширное тело строго посредине коридора, щуплые африканцы вжимались в стены, пытаясь превратиться в наскальные рисунки.